***
Что делают обычные люди на выходных? Наверное, проводят время с семьей или друзьями, а может и ещё что. Но ведь кто-нибудь да не был обычным человеком. Темнота, серость, тотальное уныние и всепоглощающее непонимание: Акутагава всегда молчала, но теперь возненавидела тишину. А безмолвие как раз в полной мере проявлялась в тёмных переулках, по которым шастала девушка по дороге домой. Скоро выходные. Вязкая тишина выбиралась из своего укрытия и незаметно преследовала, заставляя неуютно поёжиться. Только окончательно выйдя из тени под мягкий свет фонаря Гин смогла расслабиться: она почти в своей квартире. Осталось только подняться по лестнице и провернуть ключ в замке. Включить свет, поставить чайник и позже, с чувством выполненного долга, держать в руках тёплую чашку. Так проходило подавляющее большинство вечеров. Это так скучно. Наверняка должно быть хоть что-то, способное скрасить её однообразный досуг. Разбавить идентичные, заученные и практически никогда неизменяющиеся эмоции… — Где-то я записывала тот номер… Девушка взяла в руки телефон, набрала нужные цифры и спустя несколько мгновений гнетущей тишины выжидающе глянув на экран прислушалась: гудки. Долгие, пронзительные, и, казалось, бесконечные. Она уже начинала волноваться, собираясь сбросить вызов, как вдруг в трубке раздался по-чужому родной голос. — Да?***
Резкий звук на периферии сознания будто прорезал плотную пелену тишины. Только спустя минуту замерзшими руками Рыжий смог нащупать телефон. Ответить на звонок получилось не сразу: тремор и размытость зрения не позволяли. Неизвестный номер. — Да? — это прозвучало совершенно неуверенно, глухо. Звонок, казалось, сейчас был совершенно неуместным, неправильным, но в то же время и спасительно выводящим из тяжелого состояния. — Занят? — такой знакомый голос. — Опять ты? Не то чтобы занят… — женский голос перебил его: — Почему тогда так долго трубку не брал? Наверное, потому что слишком сильно погряз в разрушительном. Потому что больше не в силах бороться с самим собой, и готов падать в собственное отчаяние до тех пор, пока не достанет дна. Нельзя ведь так просто услышать сигнал телефона, когда в черепной коробке буквально умирающая сверхновая. Когда кровь со своих же покусанных губ ощущается как потерянная Надежда. Но он никогда и ни с кем не будет честен: — Нормальным людям свойственно спать по ночам. — голос надтреснутый. Он не знает, что такое сон. — Ты не похож на нормального. — и правда, разве может человек вроде него считаться нормальным? Тот, чья жизнь состоит из одних лишь предпосылок и последствий, не имея в себе ни капли смысла. Нет даже ни пресловутого счастья, ни мимолетной радости, или по крайней мере того, что «нормальные» называют этими словами. Он определённо не такой, каким должен быть обычный человек. — Так чем ты был занят? — Мичидзо выдал первое, что пришло в голову: — Я думал. — «как глупо» — тут же поймал себя на мысли он. — Интересно, над чем? В голове вертелась одна единственная фраза: «Если бы ты знала над чем, не задавала бы таких глупых вопросов…» Можно ли вообще было сказать что он «думал»? Или же это было просто очередной степенью тяжести мыслей потаенных уголков его сознания? Он не будет отвечать. — Ты зачем звонишь? Делать нечего? — это не звучало ни раздраженно, ни зло. Только усталость и мутная тоска прослеживались в его голосе. — Честно говоря, да. — Ну так приходи. Дорогу знаешь. — Тачихара усмехнулся. Фраза прозвучала слишком уж уверенно, необдуманно, опрометчиво… двусмысленно, в конце концов. И действительно, возможно это было просто глупой идеей, от которой следует как можно быстрее отказаться. Тем не менее, спустя несколько секунд он поспешно добавил: — И спичек купи. — Сам не можешь? Скоро буду. Короткие гудки ознаменовали конец разговора. Тачихара, отложив телефон, тяжело вздохнул и отвесил себе пощёчину. — Гений. И что делать теперь?***
Гин подходила к пункту назначения, слыша каждый шорох. Это слегка пугало, но не сильнее, чем слишком поздно нагрянувшие сомнения: «Что же я делаю…» Акутагава свернула за угол во двор, подходя ближе к подъезду. Вдруг, в тишине раздался насмешливый голос: — Надо же, явилась. Спички где? — он рассмеялся, но было в этом что-то неправильное, неестественное. Хотя, Гин уже и забыла, когда в последний раз слышала его смех. В какой-то момент она даже засомневалась: то ли его голос изменился, то ли просто теперь ощущался по другому... Но так или иначе, она не замечала этого иронического тона слишком давно, и тот уже стал непривычным. — Сам купишь. И вообще, что ты тут стоишь? Холодно на улице. — Мичидзо, проигнорировав вопрос, вздохнул, и, окинув девушку вновь серьезным взглядом, спросил: — Зачем ты звонила? — Я хотела поговорить с тобой. А зачем ты меня сюда позвал? — Рыжий удивлённо глянул на девушку, после чего, усмехнувшись, двинулся в сторону подъезда. — Телефон — это ненадежно. Акутагаву ввели в заблуждение. Она следовала за Тачихарой.***
С её последнего визита изменилось немногое: теперь квартире было холоднее и пахло медикаментами сильнее, а зеркало со сколами, раньше висевшее в ванной, стояло на полу, отражая поверхность стены. — Чем болеешь? — Тачихара обернулся, и недоумевающе посмотрел на Гин. Та настороженно пояснила: — Запах лекарств. — Не обращай внимания. — Девушка обеспокоено огляделась, и, ловя недоверчивый взгляд напарника, спросила: — Валокордин? — как бы ему хотелось, чтобы это был один лишь только Валокордин. — Гин, уймись. Не твоё дело. — Девушка фыркнула, и направилась вперёд по коридору. — Ну, прости что интересуюсь твоим здоровьем. — в ответ тишина. Гин вновь огляделась: в квартире напарника было всё также чисто, но если приглядеться можно было увидеть чуть заметный, только зарождающийся, но уже уверенно прогрессирующий беспорядок. Акутагава, обведя комнату цепким взглядом, отметила хаотично разложенные на тумбочке листы непонятного происхождения, кружку, оставленную одиноко стоять там же, висящую на стуле белым полотном мятую рубашку и оставшийся на столе блистер с половиной безымянных таблеток. — Прости за бардак. Я не ожидал, что ты действительно придёшь. — Тачихара торопливо смахнул блистер и бумажки в ящик комода. — Я тоже не ожидала, что ты позовёшь. Это было… слегка неожиданно. — Акутагава вдруг улыбнулась, и, окинув взглядом напарника, заискивающе спросила: — Ну и? Ты скажешь зачем позвал, или мне самой озвучить свои догадки? — она многозначительно посмотрела в сторону суетящегося с вешалкой и рубашкой напарника, ожидая ответа. Тот, в свою очередь, недоумевающе обернулся на неё: — Извини. Я понимаю, что это звучало как минимум довольно неоднозначно, но я не знал, что ещё могу тебе сказать. Тем более, понятно было что ты хочешь поговорить... — он вдруг замолчал, но через мгновенье, изменившись в лице, возмущённо продолжил: — А ты о чем подумала? — Акутагава фыркнула, объясняя: — В твоём исполнении предложение прийти звучало довольно... — Гин улыбнулась, прикрыв лицо рукой. Тачихара раздраженно выдохнул, и, нахмурившись, ответил: — Понятно теперь, какого ты обо мне мнения.***
Холодный ночной ветер заставлял поёжится. Мглу чёрного безоблачного неба разбавляли только редкие, и, казалось, особенно тусклые сегодня звёзды. Тачихара почти не выделялся из этой тьмы. — Чего молчишь? — девушка удивлённо покосилась на собеседника и ответила: — А что мне сказать? — повисло напряженное молчание. — У тебя, кстати, моя зажигалка. И ты хотела поговорить. Хотя, в последние пятнадцать минут я начал сомневаться в твоих намерениях. Гин нахмурилась, будто слова Мичидзо ее задели, и, вспоминая, как зажигалка могла к ней попасть, через мгновение действительно достала предмет из кармана. — Оставь себе. — Акутагава застыла в недоумении. — Ты решил бросить курить? — Нет. Я просто хочу, чтобы она осталась у тебя. Знаешь, вроде напоминания обо мне. — Тачихара, невесело улыбнувшись, окинул собеседницу взглядом. — Не пойми меня правильно, я так устал от всего этого… Надеюсь, скоро у меня получится наконец обрести умиротворение и покой. — он замолк, не собираясь продолжать. — О чем ты говоришь? Ты пьян? — Гин, повернувшись к нему, слегка наклонила голову: слова собеседника явно взволновали её. — Немного. — честно ответил Мичидзо. — Или много. Не могу сказать. Да, скорее много. Прилично. Акутагава закрыла лицо руками. — Да что с тобой не так… — чуть слышно проговорила она. — Что ты сейчас имел в виду? — он проигнорировал вопрос. Тачихара крутил в руках сигарету, изредка поглядывая на отчаявшуюся напарницу. В этот момент он настолько остро чувствовал всю ту мерзкую пустоту внутри, что готов был на что угодно, лишь бы перестать ощущать, осознавать, понимать. Хотя бы на мгновение. Гин, сидящая рядом, попыталась вывести его из раздумий, слегка прикоснувшись к плечу. В тот же момент он дёрнулся, поворачиваясь к ней. — Ты чего? — темноволосая обеспокоено смотрела в его глаза. — Ничего. Прикасайся к чему угодно, только не к плечам. Хорошо? — он попытался улыбнуться, и сопровождаемый удивлённым взглядом Акутагавы, протянул к ней сигарету, прося: — Можешь подпалить? — зажимая фильтр зубами, он перевёл тему, наклонившись ближе к девушке. Та, тяжело вздохнув, щелкнула зажигалкой перед его лицом и поднесла яркое пламя к сигарете, поджигая её. — Спасибо. — Мичидзо глубоко вдохнул, закрывая глаза. — Но если серьезно, на что ты рассчитывала, согласившись прийти ко мне ночью? — он повернулся к Гин. — Мне было скучно. Ты вроде как хороший собеседник, поэтому я рассчитывала на конструктивный диалог. — Тачихара поморщился, разочарованно отводя глаза. — И всё? Серьезно, диалог? — рыжий подошёл ближе к девушке, глядя на неё то ли раздраженно, то ли опечалено. — Чего ты хочешь добиться? Я понимаю, что все не просто так. — он со всей серьёзностью глядел прямо ей в глаза, не отводя взгляд ни на миг. — Честно говоря, я хотела узнать тебя поближе, как-то разобраться в происходящем. — она изобразила полуулыбку, а потом, указав взглядом на сигарету, зажатую в зубах напарника, стоящего в шаге от нее, спросила: — Почему ты это делаешь? — Мичидзо взял сигарету в руки, и, повертев, ответил: — Мне было… даже и не вспомню, сколько, и у меня напрочь отсутствовали радости жизни и здравый смысл. Один раз попробовал, а потом не смог перестать. Тоже хочешь? — он развернул тлеющую сигарету фильтром к Акутагаве. — Если Рюноске узнает, то мне конец. — она недоверчиво покосилась на напарника. — А если Рюноске узнает, что ты ночью пошла к какому-то парню, он тебя похвалит? Тебе ведь нечего терять. — он поднёс фильтр к ее губам, улыбнувшись. — Это несложно. Гин заправила выбивающиеся из хвоста волосы за уши и наклонилась к руке, держащей в пальцах фильтр. От кого-то она слышала, как правильно это делать. Возможно, в детстве от Дазая. — Ручная. — Мичидзо рассмеялся, ловя непонимающий взгляд напарницы, — Давай, действуй. Акутагава вдохнула едкий дым, и тут же ощутила расползающееся по всему телу успокоение. Голова закружилась, сердце забилось чаще, а ноги стали подкашиваться. Тачихара снова перевернул сигарету, зажимая фильтр зубами, и, затянувшись, потёр переносицу. Выдыхая, он спросил: — Ты как? — Гин опёрлась спиной о стену, пытаясь не терять равновесие. Тачихара, докурив, кинул окурок в пепельницу. — Нормально… вроде. — Мичидзо кивнул, и, простояв на месте ещё с минуту, сделал шаг назад. Чувства девушки были обострены до предела: она ясно ощущала уже ставший родным запах дешевых сигарет и мужского парфюма, ловила каждый взгляд напарника и пыталась понять, что же у него на уме. Он слишком разный, чтобы быть одним и тем же человеком. — Ты чего так смотришь? — с улыбкой спросил Мичидзо. — Я просто не понимаю, каким образом у тебя каждые десять минут настроение меняется.