Ненависть

Сумрак. Бархатная тьма, заполонившая своей пеленой квартиру, не собиралась отступать с наступлением утра. Из-за глухо задернутых штор виднелось распахнутое окно, запускающее в помещение порывы промозглого сквозняка. Гин поежилась, и, привстав на локтях, огляделась. Уже знакомые ей очертания навевали противоречивые чувства: снова она просыпается здесь. Снова она ничего не понимает. С стороны кухни доносятся тихие голоса. Акутагава пытается вслушиваться, но слов не разобрать: то ли сидящие там боятся ее разбудить, то ли сама она ещё не до конца проснулась.

***

— Почему она снова тут? — Дзёно, раздраженно ударяя чайной ложкой о стенки кружки с кофе, покосился на Тачихару. Холодный, колючий воздух, пронизывающий полумрак кухни, будто проникал под кожу, заставляя неуютно поежиться. Тем не менее, окно закрывать никто не спешил. — Не знаю. Сама пришла. — ответил он уклончиво, дрожащими пальцами пытаясь застегнуть так и не выглаженную рубашку. Повисла тишина. Даже Дзёно не всегда понимал, о чем думает его друг. Ритмичное тиканье настенных часов ничуть не разбавляло вязкого молчания, наоборот, усугубляя безмолвие. — Ты пустил ее. Подумай головой: она — преступница. — заключил Сайгику, недовольно постукивая пальцами по столу. Тачихара, тяжело вздохнув, прильнул спиной к стене. Все мысли отпечатываться в голове пятнами, не имеющими никакого смысла, а рассудок снова будто бы покидал изнуренное сознание. — И так знаю, что я идиот, можешь не напоминать об этом. — проговорил Мичидзо, закрывая глаза и бессильно откидывая голову. Дзёно отодвинул от себя кружку, и, повернувшись к другу, сложил руки на груди. Его лицо не выражало ничего, кроме искреннего непонимания. — Я и не собирался… — он прервался на полуслове. Между ними вновь повисла пауза, выдающая всю изученность и разбитость Тачихары. Заметив это, Сайгику продолжил: — Прости. Я понимаю. Мичидзо, не поднимая взгляда, потер переносицу, поморщившись, после чего все же покосился на Дзёно, отвечая: — Ничего ты не понимаешь. — его голос звучал непривычно хрипло и тихо. Сайгику, вновь изменившись в лице, встал. — Иди сюда. Поднимаясь и делая шаг вперед, беловолосый положил руки на безвольно опущенные плечи, покрытые тонкой тканью рубашки. — Плечи. — проговорил Тачихара, старательно отводя взгляд и пытаясь сбросить с себя теплые ладони. Дзёно лишь проигнорировал это действие и заключил рыжего в объятья. Он чувствовал, как друг дрожит всем телом: от холода, проникшего через открытые окна, или же от страха перед самим собой — не знал и сам Мичидзо. Он прижался ближе, выдыхая, чувствуя, как пальцы Дзёно осторожно перебирают его волосы. — Всё хорошо. Тебе сейчас надо поспать. — получив в ответ сдержанный кивок, Сайгику отстранился, отпуская от себя друга и провожая его взглядом. *** Дверь распахнулась, и Гин, до этого старательно вслушивающаяся в разговор за стеной, дернулась, отпрянув: в комнату вошел незнакомый ей ранее парень довольно угрожающего вида. — Здравствуй, Гин Акутагава. — поприветствовал ее он, приближаясь. Та, поежившись, в ответ лишь смерила его испуганным взглядом. Едва проникший в комнату, режущий сумерки первый рассветный луч солнца на мгновенье озарил своим бледным мерцанием лицо Сайгику, тут же пропадая из виду. — Могу я кое-что у тебя спросить? — со стороны Дзёно это звучало совсем не как вопрос. Он будто приказывал ей, своей интонацией озадачивая ещё больше. Гин удрученно кивнула, не проронив ни слова. — Замечательно. — констатировал довольно Сайгику, хлопнув в ладоши. — Почему ты здесь? — на его лице промелькнула пугающая ухмылка, тут же сменившаяся несокрушимой серьёзностью. Гин стало ясно: с этим человеком ей лучше не шутить. — Пришла увидеться. — Дзёно тут же перебил ее: — Что между вами? — Акутагава смущенно отвела глаза в противоположную от собеседника сторону. — Мы иногда общаемся. Ничего такого. — поймав на себе буквально повисшее в воздухе недоверие нового знакомого, она дополнила: — Что за вопросы? Сайгику фыркнул, не проронив ни слова в ответ. Может, он просто не успел сказать что-то ещё: тишину комнаты разрезала обычно еле ощутимая, но сейчас слишком уж слышная вибрация телефона. Акутагава тут же глянула на экран, и ее лицо приняло обеспокоенное выражение. На тускло мерцающем в сумерках комнаты экране высветилось имя: Рюноске. *** Ослепительно белый потолок — первое, что увидел Тачихара. Спустя мгновение, окружающий его мир сначала сжался до светящейся точки, а потом и вовсе пропал.   Первое чувство — боль, будто по темени методично стучит молоток. Он попытался открыть глаза снова, но невидимый молот стал бить чаще и сильнее. Он зажмурился, разглядывая разноцветные узоры перед закрытыми глазами. Не было сил даже повернуть голову, а от любых движений тело жутко ломило. К горлу подступила тошнота, и Мичидзо попытался принять сидячее положение: тут же все тело скрутило от боли, а руки затрясла крупная, противная дрожь. За окном был либо поздний вечер, либо все то же раннее утро, ведь в квартире вновь царил сумрак. Мичидзо не стал включать свет. На тумбочке стакан воды и таблетки, оставленные, по всей видимости, Сайгику. Через боль встав и пройдя мимо них, Тачихара медленно направился в ванную.  Подняв с пола неустойчиво стоящее зеркало, он зацепился за своё отражение: мертвенно бледная кожа, растрепанные волосы, сузившиеся от яркого света зрачки. Мичидзо зажмурился: его лицо будто и не выражало никаких эмоций. Он повесил зеркало на пустующую ранее стену, продолжая рассматривать того, кого видел в отражающей поверхности.  Это не он.  Тачихара посмотрел на свои руки, сомневаясь в том, кому они принадлежат: он много раз держал в них оружие, ещё больше тушил о запястья сигареты, но тревога от этих мыслей лишь росла в геометрической прогрессии. Всё вокруг вдруг стало чуждым, безжизненным. Он будто растворил свою душу в пучине реальности. Связь с миром и собственным умирающим телом с каждой секундой всё больше угасала, терялась. Вдруг, давящую, густую тишину разорвал резкий звук: в ушах зазвенело. Тачихара зажмурился, сползая по стене на кафельный пол. Обхватив голову руками, он видел и слышал лишь всепоглощающую черноту, будто обволакивавшую его со всех сторон.  *** Очнулся Мичидзо только когда щёлкнул выключатель, и в квартире загорелась лампочка, тускло осветившая узкий коридор. Снова пришел Дзёно, из раза в раз для себя отмечающий: здесь царит неизменность, лишь иногда приобретающая лёгкие, совсем незначительные детали. Пробирающий до костей, противный холод немного поубавился, ведь окна были услужливо закрыты, но горький запах лекарств, перемежающийся с въевшимся в стены запахам дешевых сигарет, даже не думал никуда пропадать. Шторы задернуты, на полу расстегнутый рюкзак. На этот раз, в комнате присутствовал легкий беспорядок. Мичидзо, резко поднявшись, на пару секунд потерял связь с миром: в глазах снова предательски потемнело, но он, шатаясь, вышел в коридор. — Как ты? — поинтересовался Сайгику, вешая легкую куртку на крючок. Капюшон мокрый — значит, на улице дождь. Но почему Тачихара не слышал постукивания капель осеннего дождя о крыши окрестных серых многоэтажек? — Сколько я проспал? — игнорируя вопрос, спросил Тачихара. — Может, день. — прикинул Дзено, сразу же повторяя вопрос, — Как твое самочувствие? — Мне очень плохо. — честно ответил рыжеволосый, — Зато поспал. Не помню, когда в последний раз такое было. — он усмехнулся, добавляя: — Душно. Дзёно, уходя, закрыл все вечно распахнутые окна, а теперь, спустя несколько часов, проходит тем же маршрутом, открывая их. Последний пункт назначения — кухня, и Сайгику, поставив чайник, засмотрелся в окно. Унылый вид: хоть листья деревьев, растущих неподалеку и изредка ударяющих своими колючими ветвями в окна, стали красными, золотисто-желтыми, даже бордовым, но не могли скрасить хмурого октябрьского пейзажа. Дождь барабанил по стеклу с необыкновенной остервенелостью, попутно колотя по широким листьям, подоконникам, остывающей земле. Мичидзо вернулся в ванную, чтобы умыться. Для него, привыкшему к холоду в квартире, сейчас было слишком непривычно. На кафельном полу лежал осколок зеркала. Тачихара поднял предмет, и, покрутив в руках, хотел было выбросить, но в его голове появилась мысль, противиться которой он не стал, а может и попросту не мог. Сжав в все ещё подрагивающей руке острый предмет, он медленно провел им поперёк запястья, оставляя глубокий порез. Через смуту наваждения, чувствуя облегчение, возвращение в черепную коробку здравого рассудка, он выдохнул. По руке текла кровь, а на измятой рубашке расползались каплями красные пятна. Тачихара, зажав рану, направился на кухню, попутно снимая несчастную рубашку, вытирая ей кровь с рук. — Дзёно? — позвал Мичидзо, заходя на кухню и кладя рубашку на стол. Сайгику повернулся, начав разглядывать протянутую ему бледную руку: он был спокоен. Не впервые. — Зачем? — Дзёно вопрошающе наклонил голову вбок, и, подойдя к столу, подцепил край рубашки. Вернувшись к Мичидзо, облокотившемуся на дверной косяк, он сунул вещь в его руки. — Тебе обязательно надо это знать? — недовольно произнёс Тачихара, забирая рубашку у друга. — Кинь рубашку в стику. — Сайгику, переведя тему, изобразил полуулыбку, но через мгновение его лицо вновь приняло серьезное выражение. — Ее не спасти. — бросил рыжеволосый через плечо, уходя в ванную. Повесив предмет одежды на край раковины, Тачихара зацепился взглядом за свое отражение, тут же отворачиваясь. Ему не хотелось снова смотреть. Страшно было взглянуть в свои же глаза; до смерти пугающим казалось увидеть в зеркале того, кто в данный момент проживает его жизнь. Мичидзо был уверен: это не он. Кто-то иной, совершенно другой человек. Кто-то, допустивший столько ужасных ошибок.  Игра не стоит и огарка свечи, он это прекрасно понимает. Но продолжает делать то, о чем сразу же жалеет. — Ты есть будешь? — донесся с кухни голос, выдергивающий из раздумий. — Я не хочу. — раздраженно ответил Тачихара, выглянув в коридор. — А руку обработать тоже не хочешь? — из дверного проема показалась голова Дзёно, и через мгновенье сам он стоял в ванной. — Холодно? Тачихара в ответ пару раз мотнул головой, но Сайгику все же всучил ему кофту. Забрав одежду и перекись из рук друга и тут же накидывая на плечи тонкую ткань, рыжеволосый спросил: — Я сам в состоянии. О чем вы с Гин говорили? Дзёно, стоящий у него за спиной, аккуратно расстегивал замок цепочки. Услышав вопрос, он на секунду остановился, косясь на Тачихару: — Ты слышал? Спрашивал, что у вас с ней. — Дзёно пожал плечами, наблюдая за сменой выражения лица друга. — Ну что за замок такой… Сайгику, даже спустя несколько минут тщетных попыток не сумевший снять цепочку, услышал слабый щелчок. Чувствуя, как металл ускользает из рук, он поднял взгляд: подвеска, мгновение назад находившаяся в его руках, искусно спикировала на ладонь Тачихары, и тот, сжав ее, спрятал в карман. — Сам ведь понимаешь, что ничего. Мы с ней коллеги. — нахмурившись, ответил Мичидзо, вынимая из кармана руку и перекладывая в нее банку перекиси. — Да кто ж тебя знает. Кого угодно обольстишь. — усмехнулся Дзёно, отходя к двери и рассматривая друга. — Кроме тебя. — равнодушно парировал Тачихара, откручивая крышку и вытягивая перед собой руку. — Ты ещё не пытался. — наблюдая за попытками рыжеволосого качественно обработать порез, Сайгику ни раз порывался помочь, но все без толку: слишком уж гордым для принятия помощи был пострадавший. — А если попытаюсь? — наконец, залив рану раствором, Мичидзо скривился и закусил губу, шипя. Сайгику проигнорировал его слова, участливо интересуясь: — Ты это специально сделал? — встав в дверном проёме, он непрерывно следил за происходящим в ванной. Мичидзо в ответ лишь кивнул на разбитое зеркало, встречи взглядами с которым от избегал любыми способами. Рубашка, висящая на краю раковины, терпеливо принимала на себя стекающую с рук перекись, понемногу сползая к краю. На белой ткани расползались полупрозрачные кровавые розы, переплетаясь своими узорами с каплями уже засохшей, темно-бордовой жидкости.  Поставив банку обратно на полку, рыжеволосый выудил из выдвижного ящика бинты, бросая их в руки другу, обеспокоено глядевшему на него. — Поздравляю, рубашке конец. — невесело заявил Дзёно, — Да и кофте, наверное, тоже. Почувствовав на губах металлических вкус, Мичидзо понял: кровь из носа пошла очень не вовремя, и выцветшая черная кофта впитала в себя несколько кровавых клякс. Здоровой рукой пытаясь стереть, но, на деле лишь размазав ее ещё больше, Тачихара невольно бросил взгляд на Сайгику, старательно орудующего бинтами. Тот, почувствовав это, оторвался от своего занятия. — Выглядишь пугающе. — отметил беловолосый, нахмурившись. И правда: на окровавленном лице проступила вовсе не веселая, будто бы фальшивая улыбка. Мимолетно пролетевшая, но успешно схваченная мысль навевала призрачную эйфорию, отражаюсь от стенок черепной коробки и обманчиво заполняя собой все пространство внутри и снаружи. Нервно усмехнувшись, Мичидзо спросил, не меняя выражения лица: — Почему же? — из груди вырвался тихий смешок, — Я рад. — Чему? — недоуменно склонив голову и выпуская руку Тачихары из своих, спросил Дзёно. — Не знаю. Знаешь, мне кажется, я сейчас счастлив. — уже истерически смеясь, он поднял упавшую на пол рубашку и кинул в раковину, — Отстираю и тебе отдам. Хочешь? — О чем ты? — тихо спросил Сайгику вслед вышедшему из ванной рыжеволосому, но тот либо не услышал, либо не захотел отвечать. По квартире туда-сюда сновали лучи света, проникающие в комнаты сквозь открытые окна. Остановившись у окна и подставив лицо солнцу, Тачихара закрыл глаза, оперевшись руками на подоконник. Сейчас мысли приносили не тяготы, а лишь покой и умиротворение. Осенний ветер, веявший своим прохладным потоком из распахнутой форточки, ерошил волосы, окутывал легкостью сознание и чувства. Спокойствие. Он ощущал это впервые за долгое время. Не было страха и боли, никакого привычного бардака в голове. Эфемерная безмятежность будто текла по венам и артериям, обгоняя пульс, дурманя голову. Только одна мысль. Идея. План. Он открыл глаза. Яркие, влажные после дождя листья, сияя под рассветными лучами, тихо шелестели, маня. Прохладный воздух, словно мерцая в розовом свете, попадая в легкие, пьянил не хуже привычных сигарет. — Пойдём погуляем. На улице так хорошо... — прохрипел Тачихара, закашлявшись. *** Пиная опавшие, разноцветные листья, друзья пробирались к набережной, встречающей их переливавшийся водной гладью. Эта хрупкая гармония казалась иллюзией. — Здесь хорошо. — мечтательно уставившись куда то вдаль, проговорил Тачихара. — Ты прав. — тем же тоном ответил ему Дзёно, замолкая и прислушиваясь, — Слышишь? — уже тревожно спросил он. — Что? Нет. — оглядевшись и вопрошающе склонив голову, Мичидзо глянул на друга. — Рядом кто-то ходит. — задумчиво ответил Сайгику, — Набережная все таки. Согласно кивнув, Тачихара направился к скамейке, и, смахнув с нее дождевые капли, сел, откидываясь к спинке. Дзёно, встав рядом и оперевшись локтем на нее же, тихо сказал, ловя последние миги уходящего, обманчивого рассвета: — Мне надо идти. — Я позвоню. — ответил Мичидзо, кивая и отводя взгляд обратно к горизонту. Зыбкий и прозрачный, он виделся Тачихаре нереальным. Легкокрылая, раняя заря покидала город с полным восходом солнца.