ID работы: 10427942

Верни меня домой

Джен
R
В процессе
231
Размер:
планируется Макси, написано 190 страниц, 39 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
231 Нравится 336 Отзывы 69 В сборник Скачать

Глава 2. В которой Эдорас оказывается городом, а окружающий мир - совсем не загробным

Настройки текста
      Проснулась я от того, что меня кто-то куда-то потащил. Приоткрыв глаза, я увидела… броню? Я бы их протерла, но сил поднять руки не было, так что пришлось поверить собственным глазам. Кто-то в жесткой броне, обтянутой кожей, меня куда-то нес. Вокруг было темно, рядом кто-то торопливо перебирал ногами и освещал дорогу факелом. Ей Богу, я будто в средневековье попала. Броня, телеги, лошади, факелы, что дальше, мозг?       – Куда заносить? – приглушенный голос раздался сверху.       Приглядевшись, в скудном свете факела, я разглядела немолодое лицо мужчины, на треть скрытое бородой, а на другую треть – шлемом. Средневековье в чистом виде! Я такого даже в музеях не видела. Ничего такой шлем. Хотя в потемках разглядеть что-то сложно.       – Сюда, господин, - скрипнула дверь, кто-то ахнул, засуетился.       – Кладите сюда, - голос новый, его еще ни разу не слышала. А с факелом, видимо, шла та женщина, которая меня дочкой называла.       Меня уложили на что-то мягкое, не чета соломенной подстилке! И хотя спать хотелось ужасно, любопытство пересилило, и я старательно держала глаза хоть немножко открытыми. В каморке горела свеча, а факел, как я поняла, оставили на улице. Правильно, чего потолки коптить.       – Спасибо вам за помощь, рохеррим, - проговорил знакомый женский голос. – Не знаю, как бы мы справились без вас и вашего отряда.       – Время нынче неспокойное, - отозвался «рохеррим». – Эти окаянные все не уймутся, нападения участились. Вы не первые беженцы, что стремятся в столицу за спасением. Мы теперь чаще патрулируем подножие холма, чтобы помочь таким, как вы. Ваша деревня сильно пострадала?       – Сгорела дотла, - в голосе женщины зазвенели слезы. – Почти никого не осталось, только мы втроем, да еще старик Кадормер успел сбежать, но не выдержал долгой дороги – умер от ожогов и ран.       Другая женщина охнула и, судя по звуку, осела на пол. Только сейчас я заметила, что мужчин было двое – рохеррим и еще один. Вот он и подхватил оседающую мадам под руки.       Что-то я не пойму. Какие-то нападения, какая-то столица, пожары, патрули. Война что ли началась? Тогда это объясняет мое резкое впадение в кому.       – Я доложу об этом командиру. Слишком эта орда осмелела, пора бы приструнить, - решительно заявил рохеррим. – Девчонке сильно досталось?       – Мы нашли ее у кузницы с пробитой головой. Едва живая была, когда мы ее на телегу втащили. Думали помрет, не довезем. А она крепкой оказалась, в беспамятстве дней десять провалялась, а потом вдруг заметалась и очнулась. Правда снова отключилась, но с тех пор часто приходит в себя, вот молимся, чтобы не околела, да с ума не сошла. Удар ей сильный достался, вся голова в крови была, едва отмыли.       – Дочка ваша?       – Племянница по мужу, - моментально отозвалась женщина. – Родных у нее не осталось, так что теперь за дочку мне.       Ага, это кое-что проясняет. Она мне не мать, а тетка, и тем более, даже не кровная. У какой-такой кузницы я валялась с пробитой головой еще придется выяснить.       – Я дам знать нашему знахарю, что хворых у него прибавилось, - произнес рохеррим, глядя на меня. – Не стану вас больше задерживать, доброй ночи.       Женщины его еще раз вразнобой поблагодарили и выпроводили за дверь.       – Бдишь? – я даже не сразу поняла, что этот низкий грубый голос обращается ко мне. – Ну-ну, какая бледная и тощая, как в тебе только дух держится, - оставшийся мужчина, мрачно сдвинув брови, склонился надо мной и внимательно начал разглядывать мое лицо. Стало немного жутко.       – Эродвин, перестань, - одернула его за плечо незнакомая женщина. – Сестра почти двадцать дней ее с того света доставала чтобы ты ее до смерти напугал? Здравствуй, дочка, - о, это она уже мне. – Пить хочешь?       Каким мягким стал ее голос, когда она обратилась ко мне. Так разговаривают только со своими собственными детьми, или с умирающими. Ее ребенком я не была, а подыхать не особенно стремилась, так что стоило еще разобраться, что к чему. Пить хотелось, так что я моргнула. Она тут же налила что-то в глиняный стакан, и приподняв меня за плечи, прислонила его к моим губам. Пахло чем-то кислым, отдаленно напоминая молоко. На вкус не напоминало ничего, из всего, что я когда-либо пробовала.       – Ну-ну, так скуксилась, будто кумыса никогда не пробовала, - усмехнулась женщина. Так это кумыс. Если не ошибаюсь, это что-то связанное с лошадиным молоком.       – Так может она не от него скуксилась, а болит чего, - предположила моя попутчица-тетка. – Надо бы ей корсет ослабить. В дороге я этого делать не стала, мало ли что у нее со спиной, а так хоть солома в синяки не жала.       Корсет?! На мне корсет? Нифига себе, мозг, ты совсем того? Я же никогда не носила корсетов, а ребра ныли – так я думала, мне и по ним досталось. Хотя одно другого не исключает.       Эродвина и мальчишку выгнали спать, корсет мне расшнуровали, верхнее - верхнее! - платье стянули, оставив меня в одной видавшей виды рубахе, в красных пятнах от ворота до подола. Увидев это, женщины запричитали, завозились, затопили печь в соседней комнате, нагрели воды в лохани и раздев меня донага, обтерли сначала просто мокрой тряпкой, а затем натерли какой-то смесью трав, которая приятно пахла мятой, вереском и полынью. Потом они поохали над моей головой, кое-как прополоскали мои волосы и обсушили теплой льняной тканью.       Во время этих процедур я поняла, что на моем теле почти нет живого места. Почти везде, где меня касались, кожа то саднила, то болела, из чего я сделала вывод, что как минимум четыре крупные ссадины у меня на плече, на обоих коленях и на затылке, а еще ладони стерты в кровь, а тело усыпано синяками и гематомами, так и не зажившими за почти три недели. Вот это меня перемололо, конечно. Меня что, фура сбила? Или какой-нибудь лихач на тюнингованном паркетнике влетел? И это такой загробный мир? Они меня к испытаниям готовят, что ли? К прохождению всех кругов Ада? «Хотя я себя так чувствую, будто хотя бы половину уже из них прошла», - про себя хмыкнула я.       – Сейчас тебя оботрем, обсушим, глядишь полегче станет, - отозвалась на мой приглушенный стон тетка, старательно бинтуя мне голову. – А завтра утречком знахарь придет, посмотрит твою головушку, может чего даст, чтоб затянулось побыстрее.       Знахарь мне поможет, ага. Прямо, передовая медицина нашего времени. Мне все больше кажется, что я не в чертогах собственного рассудка, который под действием лекарств подсовывает мне какой-то абсурд, а я сама просто сошла с ума.       А знахарь пришел колоритный, прямо как в книжках рисуют – в длинном балахоне с множеством карманов и большой кожаной сумкой, в которой бряцали какие-то склянки. Как и женщины, он поохал надо мной, побрызгал какой-то водичкой мне на лоб, осмотрел рану, поводил надо мной раскуренными благовониями и выудил из своей сумы глиняный горшочек, заткнутый плоской пробкой, сунул его в руки тетке и сказал, что, если помру, хоронить меня будет гробовщик. И ушел. Настроил на лучшее, значит. Да он оптимист! Вот назло ему выживу, в конце концов, это моя фантазия. Или просто полоумный бред. Не важно, назло этому старикану выползу.       Женщины были со мной солидарны. Наконец, я разобралась, как их зовут. Женщину, которая называла себя моей теткой, звали Эорла. А ее сестру – Руфта. Обе энергичные и решительные, они явно поставили перед собой цель выходить меня. День за днем они поднимали меня, обтирали сначала водой, потом травами, втирали в синяки и ссадины мазь, меняли бинты, ворочали с боку на бок, кормили, поили и переодевали. Где-то на просторах всемирной сети я читала, что средневековье славилось своей нечистоплотностью, болезнями и грязью. Ха! Либо все это враки, либо я попала в какое-то неправильное средневековье.       Именно, что попала. За эти дни, а с тех пор, как я оказалась в этом доме прошло целых семнадцать, мне уже много раз приходило в голову, что мой мозг не способен на такие фантазии. Так натурально чувствовать перья в своем тоненьком матрасе, ощущать незнакомые, ни на что непохожие запахи и вкусы, испытывать боль и облегчение от холодных протираний, ощущать порывы теплого ветерка из открытого окна – мозг не может это все подделать. Ведь ничего подобного со мной никогда не происходило. Я могла видеть подобное на экране, разглядывать картинки в Интернете или фантазировать над увлекательной книжкой, но тактильной памяти не было, а значит… Мне не хотелось об этом думать, но эти мысли раз за разом возвращались в мою больную голову.       На двадцать второй день моего пребывания в этом странном доме, осмотрев утром мою голову, Руфта о чем-то пошушукавшись с Эорлой, скрылась где-то в глубине дома, а потом вернулась с какими-то тряпками в руках. Ими оказались льняная сорочка до пят и длинное коричневое платье, и снова, мать его, с корсетом. Женщины кое-как подняли меня, одели, благо на ногах я уже стояла, хоть и нетвердо, корсет туго затягивать не стали - побоялись потревожить уже пожелтевшие гематомы. Затем они позвали Эродвина, он подхватил меня на руки, вынес на улицу и усадил на приготовленный стул.       – Подыши воздухом, а то совсем уже как рыба вяленая, - беззлобно пошутил он и легонько потрепал за волосы. Но я его уже не слышала. Я смотрела на город, представший перед мной. В голове, как птица в клетке, забилась мысль, которой я так боялась.       – Это Эдорас? – едва ворочая языком, прохрипела я.       – Эдорас, - кивнул Эродвин, смерив меня нечитаемым взглядом.       – Я умерла? – я даже не поняла, что из моего рта вылетает не привычная мне речь. Я говорила на их языке.       – Скажешь тоже, хотя очень пыталась.       Больше я не сказала ни слова, и он ушел, но меня это не интересовало. Я видела перед глазами живой город, больше похожий на крупную деревню. Огромный холм покрывали разномастные дома, все украшенные резьбой, между ними проглядывали гранитные скалы и валуны, кое-где торчали частоколы и ограды. По широким улицам ходили люди, спешили по своим делам всадники, играли ребятишки. Но это были другие люди. Я таких нигде и никогда не видела. На них была другая одежда, они говорили на другом языке, они играли в незнакомые мне игры и занимались незнакомыми мне делами.       Это был не мой мир. Это были не мои люди. А в воде в рядом стоящей лошадиной поилке отражалось не мое лицо.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.