Верни меня домой

      Судя по всему, Эродвин поделился с Руфтой и Эорлой новостью о моём прорезавшемся голосе, так как за ужином они активно пытались меня разговорить. Но мне было не до них. Осознание того, что меня каким-то образом перебросило в другой мир и другое тело, все никак не хотело приходить. Хотелось плакать, кричать, биться головой об стену, но вместо этого я медленно жевала хлеб, запивая его молоком, и старательно игнорировала суетящихся вокруг женщин.       – С ней что-то не так, - тихонько шепнула Руфта сестре, когда они вечером рукодельничали в маленькой горнице, за стенкой от комнаты больной. – Мне кажется, наши молитвы не были услышаны, или она всегда такой была?       – Нет, не была, - удрученно покачала головой Эорла. – Этель не была особо бойкой, но и в себе не замыкалась. Любила ленточки всякие, косички себе плела, с братом на лошадях соревнования устраивала – как и все дети, ничего особенного. Нет, такой она не была.       – Бедная девочка, - вздохнула Руфта, распуская неудавшийся ряд на вязаном носке. – Какие горести свалила на нас эта война. Эродвин сказал, она спросила его, не умерла ли она. Видать, сама осознавала, что уже одной ногой в могиле.       – Как тут не осознавать, - горько хмыкнула ее сестра. – Она ведь всю семью в том пожарище потеряла. Орки совсем распоясались, никакого спасу от них нет. Вот уже больше месяца прошло с тех пор, как нашу деревню сожгли, а король все медлит. Приграничные деревни полыхают одна за другой, беженцы идут в столицу, его собственный сын погиб, а он… Эх, - она уткнулась лицом в рукоделие и заплакала.       – Ну-ну, дорогая, не плачь, - Руфта отложила вязание и крепко прижала сестру к груди. – Слезами горю не поможешь. Вряд ли орки осмелятся напасть на столицу, а там уж видно будет, на короля роптать – беду кликать. Он ведь тоже человек, говорят сейчас хворает дюже. Да и сын у него погиб, единственный, наследник. Не будем худое говорить, лучше порадуемся, что сами живы, да девочку выходили. Еще недельки две, и она у нас с тобой забегает.       Руфта продолжала что-то говорить о светлом будущем, о женихе для девочки, о славных победах рохерримцев и их храбром короле.       А за стенкой я оплакивала свою семью. Нет, не ту, которая сгинула в пожарище на границе Рохана и Изенгарда, а ту, что осталась где-то на просторах вселенной. Я плакала и мысленно прощалась с ней, так как в эту минуту отчаяния мне казалось, что я больше никогда ее не увижу, ведь попасть обратно в свой мир и в свое тело не представлялось мне возможным.       Я проплакала всю ночь, и на утро выглядела хуже, чем когда меня привезли. Об этом мне сообщил сынишка Эорлы, Кеорнвир, кстати, но мать называла его просто Кор.       Некоторое время собираясь с духом, я наконец заговорила:       – Простите, у вас нет зеркала?       От моих слов Эорла, а я обратилась именно к ней, вздрогнула и развернулась ко мне, словно не веря своим ушам. Потом она тряхнула головой, кивнула и ушла в дальнюю горницу, откуда вернулась с небольшим ручным зеркалом в резной деревянной оправе.       – Вот, держи, - она протерла его краем передника и протянула мне. – Никак прихорашиваться удумала, - она добро улыбнулась и вернулась к своим делам.       Я выдавила из себя слова благодарности, сконфужено улыбнулась и, прижав зеркало к груди, спряталась за углом дома. Решимость меня покинула. Еще минут пять любопытство боролось со страхом, но все же женская натура пересилила, и я вытянула перед собой зеркало.       «Ну что ж, могло быть и хуже», - подумала я, разглядывая худощавое бледное лицо в обрамлении светлых густых волос, стянутых в сложную тугую косу. Не красавица, но сойдет. В конце концов, я только соскочила со смертного одра, мне не положено слыть непревзойденной красотой. Хотя, насколько я поняла, здесь ценились сильные и уверенные женщины, способные и мужа приструнить, и детей в дом загнать, и мечом по надобности помахать, и коня на скаку остановить. Кстати, о конях. Их тут подозрительно много. Где-то я читала, что раньше ездового коня иметь было роскошью, в основном на них пахали, да телеги возили. А тут, куда ни плюнь – лошади. И все, от мала до велика, умеют сидеть в седле.       «Что-то мне это напоминает», - мелькнуло у меня в голове. «Эдорас, кони, дурацкие имена, средневековье, мечи, платья на корсетах. Где-то я это уже видела», - размышляла я, ловя зеркальцем солнечных зайчиков. Чем привлекла внимание любопытной лошадиной морды, выглянувшей на меня из стоила. Не заметив этого, я продолжала пускать зайчиков, а любознательная лошадка, пофыркивая приблизилась ко мне и ткнулась лбом в плечо, явно в поисках чего-то вкусного.       – Ой, - от неожиданности я отскочила и уставилась на коня, а он на меня. Честное слово, я впервые в жизни смотрела в глаза лошади и читала в них искреннее недоумение. – Ну, либо я схожу с ума, либо ты у нас хорошая и не кусаешься, - я медленно протянула руку и коснулась лошадиной морды. Та доверчиво подставила холку под мои руки и довольно фыркнула. – Какая же ты хорошая, интересно, как тебя зовут? - я с удовольствием перебирала темную гриву и почесывала гладкую шерстку.       – Его зовут А́руф, это конь твоего отца, - услышала я за своей спиной.       Развернувшись, я увидела Эорлу, внимательно вглядывавшуюся в мое лицо.       – Неужели, ты его не узнала? – серьезно спросила она, сдвинув свои широкие брови. Я лишь покачала головой. – Зачем тебе было нужно зеркало?       – Я хотела посмотреть на себя, - мне вдруг стало совестно, непонятно почему.       – Что ты имеешь в виду? – лицо женщины мрачнело на глазах.       – Я… не помню, - нашлась я.       – Совсем ничего?       – Совсем, - кивнула я.       – Ни отца, ни мать? – Эорла не верила своим ушам.       – Никого и ничего, - я скованно пожала плечами. – Я даже не знала, что такое Эдорас, пока Эродвин мне не показал.       Эорла стояла передо мной с таким лицом, будто ее обухом по голове ударили. Вдруг по ее щекам хлынули слезы, она порывисто обняла меня и крепко прижала к груди.       – Ничего, девочка, ничего, - она плакала, и одновременно целовала и гладила меня. – Прорвемся, я все-все тебе расскажу, и про маму, и про папу, и про брата твоего. Он ведь жив, наверное, только давно от него нет вестей. Ну ничего, я все-все тебе расскажу, покажу и научу, ты главное не отчаивайся.       Тут она разрыдалась, и я уже мало понимала, что она говорит. В этот момент мне стало очень жаль эту женщину. В конце концов, все, что у нее осталось от семьи и от той деревни, в которой она жила – это ее маленький сынишка, да я. Условно чужая, родная не по крови, но своя.       Знатно проревевшись, мы вернулись в дом, где Эорла рассказала домочадцам о моей проблеме. Надо сказать, восприняли они довольно спокойно. Что, у них так много сумасшедших? Или все поголовно теряют память? Ладно, Руфта всплакнула. А Кор и Эродвин мужчины, по местным законам им не положено плакать. Зато уже через несколько дней в городе на меня перестали коситься, слухи расползлись быстро. Вот и алиби мне, почему никого не узнаю, ничего не умею и вообще дичусь всех и вся.