Верни меня домой

      Звезды над головой были чужими.       Шелест леса, писк ночной птицы, уханье совы где-то в глуши. Ветер шелестел где-то в кустах, лаская листья и траву своими мягкими руками. Ни намека не было на весь тот ужас, что я пережила вчера. Вчера? Или позавчера?       Я не запомнила. Я лишь помнила, что бежала-бежала-бежала. И наконец, когда рухнула в овраг и силы оставили меня, когда ноги отказались нести меня дальше, я будто окаменела, замерев в ночной тиши.       Ни одной мысли не было в голове, лишь подсознание что-то невнятно бурчало где-то в пустой черепушке. Так я просидела до рассвета. Утренний ночной туман затянул маревом овраг, на дне которого я лежала. Вконец продрогнув, я разжала сведенные судорогой руки и как можно тише, припав грудью к мокрому песку, снова поползла.       Что же мне делать, Господи?       Смахнув грязной рукой с лица мокрые пряди, я поползла дальше.       Что делать, что делать. Уж явно не валяться в грязи, захлебываясь слезами, в ожидании, что кто-то придет и прирежет. Ну или пообедает тобой. Так себе варианты, да?       Я не хотела даже думать, что делать при встрече с диким зверем. Голодным диким зверем. Или диким человеком. Как тот, которому вскрыл глотку Ламгват.       При воспоминании я на секунду остановилась, прикрыв глаза, тяжело вздохнула, и снова поползла. Сколько таких смертей я видела в Хельмовой Пади? Нечего раскисать, живее давай, шевели окорочками.       Мысли ползли в голове медленнее, чем я ползла по оврагу. Туман постепенно рассеивался, открывая моему безрадостному взгляду плотную гущу деревьев, явно скрывающих в своей густоте черте-что.       «Лес тебе не враг», – напомнил мозг голосом Халдира.       «Лес может и нет, а вот живность, что в нем водится – точно», – мрачно усмехнулась я про себя и таки решилась выбраться наверх. – Нужно обсохнуть и что-нибудь съесть, – едва слышным шепотом велела я сама себе. – И попить! – мне только обезвоживания не хватало!       В небольшом бурдюке, что чудом сохранился вместе с моей котомкой, воды было на две трети. Неплохо, но надо искать источник.       Сделав пару глотков, запихнув в себя кусочек лембаса, я аккуратно снова запихала все в котомку. Запасы были более чем скромные, основную часть поклажи несли мужчины. Никто и подумать не мог, что кто-то отделиться от отряда. Тем более, я – его центр.       Запасы можно было проверить чуть позже. А пока на небе светило солнце, нужно было обсохнуть. Простудиться и умереть – тоже перспектива неплохая, наряду с быть убитой или сожранной. И унесть весь Свет всея Средиземья с собой в могилу.       Я хихикнула. Истерически, естественно.       Надо упомянуть, что в эльфийских сапогах на дерево карабкаться в разы удобней, чем в роханских. Отвечаю, проверено.       Этот раскидистый граб я выбрала тем же методом, что и когда-то на постое: он был не против. Собственно, прислушавшись к своим ощущениям, я поняла, что весь этот лес был в принципе не против моего присутствия. Возможно, даже «за». Давненько сюда эльфы не захаживали, и заскучавшие деревья с любопытством изучали молоденькую фэа, что к ним случайно забрела.       Стоп, что?       Я аж села, чуть не промахнувшись мимо ветки.       Эти знания, эти мысли явно принадлежали не мне. Точнее, не мне «человеческой». Неужели я уже настолько «обэльфилась», что начала даже думать, как они?       Сплюнув на всякий случай, я отбросила все философствования и мысли о тончайших материях. Этот дурдом можно отложить до лучших времен, которые, дай Бог, настанут. Ведь лучше думать о своей фэа в красивом платье, у камина, нежели в мокрых портках, сидя на дереве. Еще скажите, что я не права.       Стоянку я себе соорудила в самой кроне дерева, где листья плотно скрывали меня от всех, кто был на земле. Июнь только вступал в свои права, так что день был длинным, солнечным и теплым. Крепко привязав краешки к веткам, я развесила сушиться плащ, не решившись снять с себя на просушку что-то еще. Улепетывать нагишом, если меня таки найдут, мне совсем не хотелось. Тем более, что ноги у меня остались совсем сухими, хвала Талафу – обувных дел мастеру далекого Лотлориэна.       Примостившись на самой верхушке, крепко привязав себя поясом к ветке, чтобы не свалиться к чертовой матери, я наконец смогла перевести дух.       – И что теперь делать? – вслух спросила я.       Ответом мне был шелест листьев и чириканье любопытной пташки, что сидела у меня над головой, довольно раскачиваясь на тоненькой ветке.       – Нужно вернуться. Наверняка, они перебили всех горцев и ищут меня теперь.       Решила порассуждать сама с собой, браво. Говорят, это психика так адаптируется к стрессу. Последний год у меня сплошной стресс, психологи и психиатры могут нервно курить в сторонке, таких экземпляров у них еще не было.       И не будет, напомнила я себе.       – Нужно вернуться, – я повторила для собственного воодушевления.       И не сдвинулась с места.       Привалившись к стволу граба, я задремала, убаюканная покачиванием колыбели-ветки.       Решиться двигаться дальше я не могла долго. Посасывая сухарик, чтобы заглушить чувство голода, я с ужасом представляла себе, как спущусь вниз и куда-то пойду. Как выйду к броду, пересеку его и найду… найду следы побоища и трупы. Мне хотелось думать, что это будут трупы горцев. Не моих друзей. Как эти натренированные многовековые спецназовцы могли не справиться с кучкой дикарей? Я шмыгнула носом. Эльфийский курган в Хельмовой Пади, куда я помогала относить трупы, я помнила до сих пор. Здесь сталь несет смерть всем.       Шла я медленно, перебежками. Прислушивалась к каждому шороху, каждому писку, каждому звуку. И молилась. Молилась, глотая слезы. Молилась, чтобы добраться до друзей. Молилась, чтобы все они были живы.       Направление я выбрала примерно. Еще на пути в Гондор, в один из скучных постоев, когда отряд Халдира снова скрылся где-то в ночи, Сумларад показал мне, как по звездам определить сторону света. В Лотлориэн мы шли на запад, а значит сейчас дорога моя лежала на восток, до реки. А там… А там нужно было понять, как искать брод. Тот самый брод, никакой другой. Но это будет потом.       Дни я не считала. Потерявшись во времени с самого начала, я просто шла, вставая на рассвете, прикрываясь утренним туманом, отдыхала в жаркий полдень, укрываясь где-нибудь в тени или в ветках деревьев, а к закату искала укрытие. Жевала прямо на ходу, что под руки попадалось: ягоды были в дефиците – июнь на дворе, жевала молодые листья и съедобные цветы, кое-где удавалось содрать пару прошлогодних шишек, так удачно не опавших осенью, кору, посасывала остатки сухарей и лембаса из котомки, да бурдюк с водой, который я пополняла каждый удобный момент из тоненьких ниточек ручьев, луж и даже скапливающейся утренней росы в листьях деревьев.       Дорожила каждой каплей, все брала, чем делился со мной лес. Никого не тревожила, костров не разжигала, за зверьем не охотилась. Может потому я все же добралась до реки, незамеченная никем. Ни зверем, ни тварью колдовской, ни человеком.       – Река, – я не поверила своим ушам, когда, провалившись на эльфийский слух, я услышала плеск воды. – Господи, я почти пришла.       Ослепленная вдруг нахлынувшим воодушевлением, я рванула туда. И, споткнувшись, остановилась.       Там смерть.       Смерть – набатом застучало в голове.       Смерть… Смерть… Смерть…       В нос ударил запах крови.       Не орочья, это точно.       Эльфийская или человеческая.       Мир закружился перед глазами, сложившись в зеленый калейдоскоп.       – Соберись, – вслух приказала я себе. – Соберись, живо.       Глубоко задышав ртом, я закрыла и снова открыла глаза.       – Смерть – она и в Африке смерть. Все мы там будем, шевелись давай. Может это животное какое сдохло, чего испугалась.       Сглотнув вязкую слюну, я заставила себя сделать несколько шагов. Запах крови не желал сдаваться, забившись в нос, в рот, мерещился перед глазами. Но я ничего не видела страшного или пугающего. Лес все так же пестрел перед глазами юными летними красками, в кронах шумел ветер, а до уха доносилось шелестение воды.       – Давай, все нормально.       Для успокоения собственных нервов я обнажила кинжал. Это придало мне немножко сил, чтобы пройти еще пару сотен ярдов. Звук воды становился громче, а влажный воздух освежил кровавую вонь. Дышать стало легче. Успокаивая себя глубокими вздохами, я в добавок положила на язык пучок молоденьких сосновых иголок – жевательный рефлекс притуплял чувство страха и помогал двигаться дальше.       Лес вокруг был безмятежен и спокоен. Ничего вокруг даже не намекало на опасность. Но мой истощенный переживаниями и страхом мозг слишком хорошо понимал, что любая дрянь может выползти буквально из ниоткуда в любой момент.       С каждым ярдом надежда распирала сердце все сильнее. Сейчас я приду к реке, там мой отряд, все целы, все живы-здоровы, мы встретимся, обнимемся и пойдем дальше. Куда там мы шли, Господи? В Лотлориэн? В Лотлориэн, так в Лотлориэн. Хоть к черту на рога, лишь бы не одной в этом ужасе.       Вода, ну наконец-то.       Я снова ускорила шаг, быстрее к воде. Окунуть руки, ополоснуть лицо, смыть с себя всю грязь… Напиться, в конце концов. Но едва я достигла кромки, как тут же отступила. Вода была грязной. В нос снова забился запах крови и… разложений. Я зажала рот рукой, чтобы не выдать себя судорожным вздохом. Выше по течению, ярдах в двадцати в воде лежал труп горца. Здоровенного и очень грязного. Кое-где подранный зверьем, ощипанный птицами-падальщиками, он мертвым грузом лежал на отмели, отравляя питьевую воду.       – Надо валить отсюда, – сказала я сама себе, вняв здравому смыслу.       Но перед этим я решила его осмотреть.       Горца прирезал эльф, не человек. Края кишащей червями раны были ровными, не рваными. Сам разрез был точными, без лишних увечий – ему просто вспороли грудину. Ни один ятаган не оставлял такого ровного следа, уж поверьте, я такого много повидала в Пади.       Подавив рвотный позыв, я отыскала большую палку и попыталась вытолкнуть труп из реки. Нечего травить лесных жителей этой тварью. Силенок во мне было мало, горец способствовать не собирался, поэтому, я просто столкнула его в поток: пусть вода унесет его как можно дальше отсюда, где он сделал свой последний вздох. Может он сделал в жизни хоть что-то хорошее и Господь помилует его? Кто знает, но телу его здесь не место.       – Надо бы как-то пометить это место, – задумчиво скомандовала я сама себе.       Отыскав несколько крупных камней, я сложила под деревом горку. Внимания не привлечет, зато я запомню. И в случае чего, найду.       Надо было идти дальше. Вверх или вниз по течению? Вниз идти не хотелось совсем, мало ли куда вода прибьет труп? На языке все еще ощущался сладкий привкус мертвечины, живот крутило от спазмов, силы иссякали. Я решила пока подняться наверх на пару десятков ярдов и заночевать в кроне какого-нибудь дерева, а ночью попробовать определить направление по звездам.       – Теоретически, если этого рубанули здесь, значит место, где нас настигли где-то недалеко, – рассуждала я сама с собой. – Или, он рыскал по берегу, и кто-то из наших его настиг. Кому тут еще махать эльфийскими мечами. А значит, меня тут ищут.       Трупу было уже несколько дней, не свежак. Так что шансов на первый вариант у меня было прилично. Хотя и за один день можно было утопать достаточно далеко.       Смеркалось. Скоро на водопой подтянуться ночные животные. Все-таки на ночь я решила отойти от реки на пару ярдов. Подальше от сырости, и чтобы потерявшись в шуме воды не проспать угрозу в случае чего.       Взобравшись на раскидистое дерево, я расположилась в его ветвях. Умыться и напиться я так и не решилась. Так что, скудно поужинав, я дождалась звезд, наслаждаясь ночной тишиной. Мне на восток. Понадеявшись на все еще чужие, но уже привычные звезды, я задремала, крепко привязавшись к ветке кушаком.       Я ковыляла дальше по берегу, потеряв счет времени, движимая единственной силой, что во мне осталась – волей. Причем волей к чему - надежде, жизни или победе над собственным страхом, - я не определилась. Все, что было у меня из еды – все закончилось. Теперь можно было надеяться только на находки. Поборов отвращение, я все-таки спустилась к воде наполнить бурдюк и поискать каких-нибудь съедобных корешков. Мне повезло, я наткнулась на целые заросли лапчатки – местные эльфы называли ее ванлот, что в переводе на всеобщий значило почти то же самое: гусиный цветок. Хорошо было бы приготовить отвар из листьев, а в золе запечь корни, но огонь развести я так и не решилась. Мало ли, кого он привлечет.       Есть сырьем было малоприятно, но спазмы в желудке были хуже.       Так я брела, жуя на ходу, отвлекаясь разглядыванием окружающей действительности. Средиземье не отличалось ласковым климатом, холода и заморозки продолжались до конца мая, поэтому сейчас лес был наполнен цветением и благоуханием. Это тоже придавало мне сил. Почему-то мне казалось, что именно это сейчас является самым искренним, самым честным прославлением самой Жизни. Капля этой силы давала мне возможность отвлечься от угнетающих мыслей, пусть и ненадолго.       Действительность ужасала, пускай и в такой цветущей обертке.       Через несколько дней моих брожений вдоль берега изможденная постоянным чувством подстерегающей опасности, уставшая от неизвестности, боли и переживаний, я сдалась. Никого здесь не было. Ни следов, ни даже поломанной ветки.       Ни-че-го. И ни-ко-го.       Ни брода, ни намека на битву, или маломальский поединок. Ни-че-го.       Сев на первый подвернувшийся камень, я опустила голову на колени и тихонько заплакала. Во мне не осталось сил ни для чего. Бороться не было смысла, я осталась абсолютно одна в этом страшном мире, полном опасностей, жутких существ и боли. Каждую секунду здесь кто-то мог меня найти, пытать, насиловать, жрать, убивать. Сломанная кукла, подчиненная чужой воле. Резко поднявшись на ноги, я вытерла нос рукой и сделала несколько шагов к воде. Умыться или утопиться?       Я усмехнулась.       Теперь я здесь не нужна никому.       Потерянная где-то на просторах Средиземья, эльфы могут хоть перевернуть Арду вверх ногами, прочесать каждый лес и заглянуть в глотку каждому орку. Им меня не найти.       Лес вокруг не был ни приветливым, ни уютным, ни дружелюбным. Он таил в себе множество зверей и существ, магических и обычных, которые были бы не против мной пообедать. Какова вероятность, что там в чаще не рыщет какой-нибудь голодный орк или оборотень? Или может этот лес уже прочесывают горцы? А может просто какой-нибудь голодный медведь ищет себе закуску?       Сбросив грязные ботинки, я опустила ноги в ледяную воду, отирая с них грязь и кровь. От рук пошли алые разводы. Чужая кровь покрывала меня с ног до головы.       Неплохо бы искупнуться, да?       Наклонившись над водой, я задумчиво рассматривала свое смазанное отражение. Впервые я смотрела на абсолютно бесполезное существо – себя. Серые клоки волос торчали во все стороны, срезанные пряди свалялись, набрав в себя пыль, листья, иголки и грязь. Лицо будто бы ссохлось, подурнело, кожа плотно обтянула череп, полностью отразив мое внутреннее состояние: полное опустошение. Глаза потухли и смотрели на мир озверевшим усталым взглядом. На щеке алой полоской вился след от ветки. А губы… Растрескавшиеся от обезвоживания и вечных нервных прикусываний, от одного моего вида расползлись в пугающей полубезумной улыбке.       – Прекрас-сна, – прошептало мое отражение. Я отпрянула от водной глади, но отражение мое не сдвинулось с места. – Прекрас-сна.       – Что это такое? – я хотела отскочить, дернула ноги из воды, но ледяные руки уже сомкнулись на моих щиколотках.       – Куда ты, останьс-ся, – засипело существо. – Ты такая крас-сивая. Lisse…       – Сладкая?! – на затылке у меня зашевелились волосы. – Ты меня съесть хочешь, что ли?       – Прекрас-сная знает с-синдарин? – засипело существо. Вода зарябила, неестественной волной поднимаясь над водной гладью и обретая форму. – Прекрас-сная интерес-сная… Давай поболтаем?       – Ну давай, – кто болтает с обедом?       – С-здес-сь совс-сем не с-с кем болтать. Одно зверье, да люди. Фи-с, такие невкус-сные. Они пьют вс-сякую гадос-сть, отвратительно-с…       – Какое свинство с их стороны, – крякнула я.       – А ты с-сладкая, – так странно было смотреть на собственное отражение, которое собиралось тебя сожрать. Быть сожранной водой, это даже странно.       – Что ты такое? – если меня сожрут, я хочу знать хотя бы кто.       – Прекрас-сная любопытная, – засипело существо, разглядывая меня. – Прекрас-сная не боится. Не вкус-сно, люблю вкус-с с-страха.       – По мне, он горчит, – ляпнула я, сглотнув.       Отражение рассмеялось.       Мать вашу, вода смеется. И разговаривает.       – Прекрас-сная с-смешная. Откуда ты пришла?       – Я пришла из Лотлориэна, – почему бы не соврать? Эта дрянь говорит на синдарине, может не сожрет эльфийского прикормыша.       – Вреш-шь. Ты пахнешь эльфами, но ты не э-эльф. Уши у тебя человечес-ские.       – Я была человеком, – я кивнула. – Теперь почти нет. Эльфы приютили меня, теперь я одна из них.       Теперь я одна за всех, если точнее.       Отражение задумалось.       – Пито-омец, – хохотнуло существо.       Ну, допустим. Обидно, но не смертельно.       – Что ты такое? – повторила я свой вопрос.       – Водяного не признала, пито-омец?       У меня глазки выпучились. Это водяной? Обалдеть. А где это странное существо, покрытое тиной, вылезающее из болота? И почему тут все так… не по-человечески! Нимфа – животное, водяной – вообще волна. Разговаривающая и голодная. Я аж насупилась.       – Ну, я вас немного другими представляла.       Водяной оскорбился и брызнул в меня водой. Я рассмеялась.       – Так питомец или прекрасная? Определитесь, дорогой водяной.       – Дерзиш-шь…       – Никак нет, дорогой водяной, – я вытерла воду с лица. Нервы трещали по швам, к горлу подступала истерика.       – Эльфийский питомец, пах-хнешь вкус-сно…       Он говорил что-то еще, пару раз булькнул, разбавив этим незнакомые мне слова. Но мне в эти секунды было не до этого. Взглядом я наткнулась на рыбку, что, к своему несчастью, оказалась в путах водяного. Невидимые руки выхватили ее из подводного потока. В общем, я получила ответ, как моя скромная туша будет переварена в этом прозрачном колдовском теле.       Надо было выбираться. Как? У меня был кинжал, но что может сталь против воды?       «Эльфийский кинжал», – подсказало подсознание.       Ну конечно, эльфийская сталь поди заговоренная против подобных тварей.       «В шею», – не умолкло подсознание.       Логично, не поспоришь.       Мое собственное лицо, искаженное каким-то животным голодом, смазанное водяной рябью, приблизилось ко мне слишком быстро. Инстинктивно отпрянув, я едва ли не легла спиной на камень, который так неудачно выбрала чтобы освежиться.       – Эльф-фийский питомец, – сипело оно, сильно напомнив мне Голума из фильма. Все темные твари такие? – Вкус-сный? Люди не вкус-сные, последний был мерз-ским, тух-хлым…, – вот что стало с тем горцем, его доел водяной. – А ты с-свеженькая-а, вкус-сненькая… Обож-жаю свеж-жатину-у…       Ну все, сейчас он меня живьем переварит.       Еще на сантиметр ближе и я, не выдержав напряжения, со всей мощью легких дунула прямо в ему в морду. Вода разлетелась в стороны. Воспользовавшись секундной форой, я со всей силы полоснула лезвием по тому месту, где у этой твари должна была быть шея. И дернула ногами, вырываясь из пут. Отдача была такой мощной, что я кувырнулась через плечо, ничком свалившись в воду, а сзади меня облило будто из ведра – водяной рухнул как фонтан, в котором резко перекрыли кран.       Быстрее, быстрее, быстрее. На четвереньках выползла на берег, путаясь в намокших ногах, поскальзываясь на размокшей грязи, я подхватила свои ботинки и плащ и как можно дальше ломанулась прочь от берега. Ярдов через десять, я все же обернулась.       Водяного я не убила. Колдовская оболочка, в которой я так лихо проделала дырку, вновь собралась в огромный силуэт. Еще больший и устрашающий, чем был до этого. Морда его теперь не походила на мою, больше напоминая страшную безликую маску. Он сипел, бранился и угрожал. Орал на всю округу, бросался волнами на берег, но был бессилен меня достичь.       – Только попадись мне! Сожру со всеми потрохами!       Стать обедом водяного? Дудки! Кое-как нацепив ботинки на мокрые ноги, я скрутила плащ и припустила что есть мочи, теряясь в зарослях, спотыкаясь и скользя мокрыми ногами. Не дамся! Убить меня еще куда ни шло, но сожрать?! Еще чего!       Давай-давай, шевели поршнями, девочка. Мало ли тут желающих пообедать.       Ветки хлестали меня по бокам не хуже розог, мокрые ноги без портянок болтались в сапогах, как маслом смазанные. Пару раз я-таки шлепнулась, но тут же вскакивала, и не обращая внимания на ноющие лодыжки, неслась дальше.       – Тиндае!       Давай-давай, живее. Уже глюки мерещатся. Надо спрятаться, мало ли что. На дерево? Где дерево?       Я остановилась и завертела головой. Вот хорошее! Крупное, с густой кроной и крупными ветками. Втянув воздух в легкие, я было уже подскочила к нему, но в плечо мне влетела шишка.       Я обернулась.       – Тиндае!       В нескольких ярдах от меня замер настороженно Ламгват.       – Тиндае, это я.       Я надрывисто дышала от долгого бега, легкие жгло изнутри, перед глазами плясали разноцветные круги.       Ну надо же, чего только не мерещится уже со страху, да с голодухи. Я снова отвернулась к дереву.       – Тиндае?       Может это снова томарь? Вот из огня, да в полымя. С эти я уже не справлюсь, мне сил не хватит. Втянув носом воздух, я ухватилась за нижнюю ветку. Заберусь наверх, а там будь что будет. В прошлый раз эту тварь распознала моя фэа, может и сейчас пронесет?       Я прислушалась к себе. Моя фэа не молчала.       Она пела. Пела, признав старшего сородича.       – Тиндае, что ты делаешь?       Я ошалело повернулась к мороку.       – Тиндае, опусти кинжал, – морок Ламгвата поднял руки в беззащитном жесте и отступил на шаг.       Я опустила взгляд на собственную руку, которая угрожающе тыкала лезвием в сторону оттара.       Фэа не боится, фэа рада ему. Не опасен.       – Тиндае?       Я всхлипнула и бросилась ему на шею.