Глава 10
17 апреля 2014 г. в 00:26
Это было предсказуемо. Один не поверил.
Обхватив саму себя руками, Сиф сидела на оттоманке в Малом зале и раскачивалась вперёд-назад, глядя на яркий огонь, пылающий в очаге. Напротив неё, рядом с Фригг, болтал ногами в воздухе Альрик, который, казалось, не понимал серьёзности всей ситуации, а с детским любопытством к жизни рассматривал золочёные стены помещения.
- Ну, хоть ты веришь? – бесцветным голосом прошептала Сиф.
Фригг пальцами массировала шрам на виске. В отличие от мужа, она поверила: было не так много вещей, которые бы заставили её сыновей сунуться в самое пекло, имея мизерные шансы выжить. И Тор, и Локи, оба жаждали быть героями, но царица никак не могла взять в толк, чем им могла помочь Бездна. Слепая вера, что время можно обратить вспять?
- Разумеется, – ответила царица. – Альрик, полагаю, тебе лучше сообщить обо всём Хеймдалю… Если кто и сможет убедить осла, то только его цепной пёс, раз уж здравый смысл ушёл в Валгаллу.
- Они сражаются! – воскликнул мальчик. – Воины сражаются с туманом!
- Скажи это Хеймдалю, – строго повторила Фригг, разворачивая ребёнка лицом к себе. Альрик моргнул, и взгляд ярко-жёлтых глаз с тонкой голубой каймой вокруг вновь стал осмысленным. – Иди к Стражу и доложи ему! Мой приказ. Ясно?
Ребёнок ошарашенно кивнул и, спрыгнув с дивана, помчался к выходу из Малого зала. От резкого хлопка двери обе асиньи вздрогнули. Некоторое время стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием огня в очаге. Сиф колотила мелкая дрожь, живот сводило от страха за мужа.
- Почему ты не остановила Тора? – спросила она у задумчивой Фригг. – Когда он решил жениться на мне? Почему?
- Что бы ты ни думала, я власти, как таковой, над решениями Тора не имею. Он просто поставил нас в известность. Разрешения ему не требовалось. Ты была согласна, Тор был согласен – почему мы должны были возражать? Это ваши жизни, я свою прожила сама.
Получить отповедь от женщины, которая заменила ей мать, было стыдно. Но утренняя сцена никак не желала покидать мысли Сиф. За окнами Малого зала ярко светило полуденное солнце, но воительницу, невзирая на жаркое пламя в очаге, трясло, как от холода. Она переживала за друзей, не знала, сумели ли те выбраться из Асгарда невредимыми, да и смысла в бегстве не было никакого: Рагнарёк настигнет в любой точке Вселенной.
- Ты плохо выглядишь. Позвать Раннвейг? – обеспокоенно спросила Фригг. Сиф отрицательно покачала головой: ныне не лекарь нужен, а зодчий погребальных лодок для Иггдрасиля – Хэла.
Пламя резко взметнулось вверх, едва не опалив брови моментально отпрянувшей воительницы, но Фригг даже не изменилась в лице, будто подобное было самым обычным делом. Сиф только открыла рот, чтобы задать вопрос, но царица подняла ладонь, наказывая умолкнуть. Аудиенция с родителями Тора на рассвете живо напомнила, чем заканчивалось нарушение иерархии в этой семье.
Огонь принял очертания женской фигуры. Сиф резко закрыла себе рот ладонью, чтобы не вскрикнуть от ужаса. Она ничего не понимала, и лишь хладнокровие Фригг успокаивало её. Огненная фигура обретала цвет, сквозь языки пламени проступали знакомые черты.
- Фрейя? – сдавленно прошелестела асинья.
Ванка стояла на коленях, её руки были протянуты в сторону, словно она удерживала нечто, но очертания смазывались бушующими языками пламени. На бледном лице в обрамлении светлых волос застыла маска ужаса. Она не смотрела на Фригг, а куда-то в бок, но её дрожащий голос звучал так чётко, будто Фрейя сидела рядом с Сиф в Малом зале Золотого чертога.
- Фригг, мне нужна твоя помощь, – царица Ванахайма прикрыла глаза. Слова чуждого для неё языка уплывали сквозь марево костра, разожжённого в Норнхайме. Из-под её рук на землю лилась горячая, чересчур горячая кровь Вёлунда. Альва трясло, его веки были плотно сомкнуты, а на лице застыла маска боли.
Разорванный живот не оставлял ни единого шанса выжить. Изо рта вырвался нервный смешок: он всё же был прав. Ему не пережить Рагнарёк. С огромным трудом отбившись от отставшего от стаи демона, Вёлунд заполучил ранение и уже думал, что не сможет добраться назад. Добрался. Смерть приветствовала его кривой усмешкой.
Фрейя торопливо, постоянно сбиваясь, передавала царице Асгарда последние страшные вести. Вёлунд не смотрел на огонь, Фригг всё равно не сумела бы его увидеть и услышать слова прощания от старого друга. Взор умирающего был прикован к царице мёртвых. Не иллюзия, не проекция – живая она стояла перед ним, в ореоле тлеющей мантии, защиты, которую она создала себе из тумана Нифльхайма, чтобы не допустить полного разложения. Но Хэла погибала в реальном мире. Мантия медленно исчезала, словно норны схватились за несуществующую нить и ряд за рядом распускали ткань: трупные пятна медленно проявлялись на коже царицы. Но отчаяния и страха не было – лишь чистая радость. Она наклонилась и холодными губами коснулась лба альва. Ядовитый шёпот обжёг ухо: «Но я рада, что ты сдохнешь первым, Жрец».
Одним из преимуществ бытия мёртвым, которое выяснил Ормульв, была отсутствующая усталость. Около истока реки Гопул не держали лошадей, да и поселения находились на значительном удалении от перехода в Валгаллу, так что помощи ждать было неоткуда. Вдобавок сомневались два друга, что мёртвые способны взгромоздиться на скакунов, не шлёпнувшись оземь. На горизонте в тусклом мареве рассвета различались черты некогда родного города, но мысли Ормульва занимал иной вопрос: «Какого ётуна мёртвые сквозь землю не проваливаются, а сквозь лошадь – да?»
Позади, за горным хребтом, войско Валгаллы во главе с Фандралом готовилось к вечному бою, крайней точкой которого обязан стать Рагнарёк. На несколько тысяч асов – бесчисленная армия проклятых. На одно действующее оружие – хлыст Леа – мириады душ. Ингемар и Ормульв покидали пустыню с ощущением, что им на шею надели мельничьи жернова. А Нагльфар продолжал строить своё тело из туманов Нифльхайма.
Зато бежать мёртвые асы могли без устали, да и редкие встреченные существа не чурались их. Они не были «пыльными», какой была Леа, и с первого взгляда вполне могли сойти за живых. Тот путь, который на лошадях асы проделывали за пару часов, для Ингемара и Ормульва обернулся потерянным временем от рассвета до полудня. Но искомая цель уже была видна впереди.
- Один с ума сойдёт, когда нас увидит! – Ингемар хохотал, остановившись не отдохнуть, но просто вздохнуть, предавшись мимолётным воспоминаниям о своей юности. – Асгард стал больше, или я усох?
- Не видно, чтоб ты голодал, – Ормульв шутливо ударил друга в объёмный живот. – Асгард всё тот же.
- Ты сколько мёртв? А я – дольше. Асгард стал больше, говорю!
- Ой, не заводи сразу песнь про старших и мелких, бочка. Не то припомню драпы о красивых, – ткнул себе пальцем в грудь Ормульв, – и тебе.
- Тем часом Рагнарёк, а мы спорим, – нахмурился его друг и прищурился, всматриваясь вдаль.
Они стояли на развилке, одна из дорог которой вела в Асгард, а другая – к иным поселениям на равнине Иды. Уже издали был слышен шум широкой реки, что опоясывала город, отделяя его от остальной части царства. Но не блестящие на солнце шпили чертога привлекли внимание Ингемара, а трое всадников, что спешили прочь из столицы Высшего мира. Ормульв на миг отпрянул назад, не в силах поверить в собственную удачу, но зрение не обмануло его. Это старик мог не узнать собственного внука, но троица воинов для лекаря, что покинул сияющий град не так давно, ни капли не изменилась.
- Остолопы, а ну, сюда давай! – заорал Ормульв, размахивая руками, чтобы привлечь внимание свиты Тора.
Лошади замедлили свой бег, но с расстояния выражения лиц воинов разобрать оказалось невозможным. Ормульв припустил вперёд, навстречу Вольштаггу, Огуну и Фандралу. Шок юнцов лучше наблюдать вблизи. Всё ж не каждый день встречаешь мёртвых.
- Добрый день, – лучезарно улыбнулся Ормульву Фандрал, абсолютно не узнавая рыжего наглеца, чей друг спешил следом. – Чем можем вам быть полезны?
- Прошу нас простить, но мы очень спешим, – покачал головой Вольштагг.
- Вольштагг, с дедом встретиться не желаешь? – развеселился бывший лекарь. Но воин отреагировал не так, как он ждал. Моментально оголив клинок, старший из троицы угрожающе обратил остриё на Ормульва. Тот возмутился: – Разум отбило?
- Это тебе разум отбило, раз считаешь, что можешь отправить меня к мёртвым, – жёстко ответил Вольштагг. – Я Тора не убивал, чтобы тебе не навесили на уши.
- Тор мёртв? – Ормульв не знал, что у мёртвых подкашиваются ноги. За спиной ахнул Ингемар. Казалось, даже солнце прекратило светить. – А Локи?
Вольштагг молчал, ошарашенно моргая. Хранил тишину и Фандрал. Возмущению их не было предела: наглец перешёл всяческие границы. Огун, по-птичьи склонив голову на бок, рассматривал лица бегунов, пытаясь понять, что столь знакомое чудится в них. Фандрал разъярённо замахнулся мечом и лезвием плашмя ударил рыжего вопрошающего по плечу, но едва не свалился с собственного коня, когда оружие прошло сквозь.
- В Асгард чума пришла и пожирает мозги? – рыжий насупился уж очень характерно и почесал своё бедро давно вошедшим в привычку жестом.
- Ормульв? – сердце Огуна на миг замерло, ожидая града хохота со всех сторон. Но его не последовало.
- Вижу, всё ж не чума, – скрестил рыжий руки на груди. – Добрый день, Огун. Мне вам тут сплясать, что ль, чтоб остальные узнали? Ингемар, боюсь, что тебе всё же придётся продемонстрировать родимое пятно на крестце, а то внук начнёт бодаться с тенью.
- Дед?! – Вольштагг вцепился в поводья лошади так, словно от них зависела его жизнь. В моложавом асе с трудом можно было узнать того седого старика, чьи рассказы у камина с малолетства слушал внук. Воин сглотнул и посмотрел на Ормульва: – А слухи не врали, ты вызывающе рыж.
- Я вызывающе прекрасен, – отскочило у бывшего лекаря от зубов. Эту фразу он, вероятно, повторял слишком много раз.
Огун помотал головой, пытаясь поверить в реальность происходящего. В голове всё никак не укладывалась, что мёртвый Ормульв и не менее мёртвый Ингемар вполне вольготно расположились перед ними. Они тоже умерли? Огун посмотрел на небо. Невероятный в своей паршивости день.
- А теперь, Вольштагг, объясни-ка мне, старику, – Ингемар упёр руки в бока, – почему ты сказал, что Тора ты не убивал, почему вы мчитесь из Асгарда, и что за… я не буду произносить таких слов при детях… здесь произошло.
Вольштагг опустил голову. Оказалось, все неприятные разговоры на сегодня не закончились. Щёки залила краска стыда: дед не обрадуется, когда узнает, что его внук подвёл Одина и не смог стать достойным славы своего предка. Тяжёлый взгляд Ингемара не сулил ничего хорошего. Даже мёртвые восстали, чтобы сказать воинам, какие они идиоты.
За дверьми кабинета послышался шум. Один оторвал взгляд от кипы бумаг и насторожился: в коридоре угрожающе рычал Гери, кто-то вопил так, что слов невозможно было разобрать, а иной голос успокаивал орущего. Всеотец обомлел. Слишком знакомыми чудились голоса, но подобного просто не могло быть!
- Ой, да заткни пасть, пока я тебя не отравил! И ты тоже!
В руке хрустнуло костяное стило, чернила потекли по пальцам, заливали важные расчёты, но Одину было всё равно. Волк тоненько завыл: тоже узнал этот командный тон. Дверь приоткрылась – в образовавшуюся щель протиснулся Гери и, прижимаясь к полу, шустро прополз по каменным плитам. Спрятавшись под столом, страж Одина приткнулся боком к ноге своего хозяина. Он дрожал, как новорождённый щенок, а густая шерсть на загривке стояла дыбом. Слух твердил волку, что по коридору шагал Ормульв, которого он не видел уже долгое время, но знакомый запах он не сумел учуять, находясь рядом с источником звука. Запахов не было вообще. Закрыв лапами морду, Гери смущённо затих: ему было страшно.
- Это верх глупости! – Один отбросил от себя разломанное стило и торопливо стирал чернильные пятна листом с расчётами, что пять минут назад были столь важны. Он старался убедить себя, что голос Ингемара и Ормульва просто мерещился ему, но мелко дрожащий волк около ног утверждал обратное.
- Верх глупости, Ингемар, – возразил некто голосом Ормульва около дверей кабинета, – это то, что меч прошёл меня насквозь, я не смог сесть на лошадь, так как она испугалась руки, торчащей из её морды, но сейчас мертвецы стоят спокойно на третьем этаже дворца вместо того, чтобы призрачным копчиком пересчитывать бочки с вином в погребе!
- Странные вещи смущают тебя, – был дан ответ.
- Странно, что тебя подобная глупость в посмертии не беспокоит! Смотри! – Один вздрогнул. Из двери торчала обычная, живая ладонь, которая шевелила пальцами. – Прошло! Но мы по-прежнему стоим на каменном полу, хотя… – Рука исчезла и вновь появилась, но уже на гобелене Иггдрасиля, висевшем на каменной стене.
- Ну, тебя! Зануда!
Одину чудилось, что он видел, как его уже много лет покойный друг закатил глаза и трогательно возложил ладони на объёмный живот. Слишком уж часто царь Асгарда наблюдал подобную реакцию Ингемара на то, что он полагал занудством со стороны Ормульва. Ладонь пропала из гобелена, и в коридоре воцарилось молчание. Один торопливо убрал руки под стол, не в силах успокоить их дрожь. Разыгравшееся воображение подбрасывало знакомую картину, как пышущий от гнева Ормульв играл в гляделки со своим товарищем, выражая одним взглядом всю палитру бушующих в нём чувств. Казалось, даже примостившийся на стопке просмотренных бумаг деревянный ворон счёл, что Всеотец слегка сошёл с ума.
- А шёл бы ты к демонам на пастбище! – выплюнул недовольный голос Ормульва за стеной. Один обомлело наблюдал, как в стене появился сапог, затем нога, а потом в кабинет ступил сам Ормульв Раудсон. За ним просочился не менее раздосадованный Ингемар. Ни рыжие волосы, ни молодость, ни общий вид живых асов так не шокировали царя, как сам факт того, что его друзья вновь находились в Асгарде.
- Один, дыши, не то разрыв сердца убьёт тебя быстрее, нежели это сделает наш оскорблённый до глубины души дед, – Ормульв кривился, как живой, говорил, как живой, и язвил, как живой. Но проход сквозь стену убеждал в ином. К Одину в гости заявились мертвецы.
Однако Ингемар не порывался убивать царя Асгарда, а просто молча смотрел на него, по-прежнему держа руки сложенными на животе. «Лучше бы кричал», – подумалось Всеотцу. Смиренный взор обиженной на весь мужской род, обесчещенной девицы на лице старого друга мгновенно возвращал если не в детство, то в юность. Ровно такой же скорбью веяло от Ингемара, когда на те времена ещё принц отсёк ему ухо, впервые взяв в руки на тренировке боевой, а не специально затупленный меч. Ухо пришили – даже шрама не осталось – но осадок в виде расстроенного товарища маячил перед глазами ещё несколько веков.
- Несчастный Асгард! – промолвил наконец Ингемар. – Седое, морщинистое, одноглазое и покрытое шрамами дитя воссело на твой престол!.. Один, ответь мне на единственный вопрос: ты когда во второе детство впал, когда я умер, аль когда швабра смылась?.. Хотя швабру можно исключить. Она скрипит и нудит, но пустышкой рты беззубым младенцам наловчилась затыкать.
- Бочка, – возвёл очи горе Ормульв. – Но мой оскорблённый старик прав. Какая-то тухлятина кроется в том, что ты изгнал из чертога воинов за чрезмерную преданность твоим сыновьям… Я прям чувствую привкус пыли со страниц истории о войне в Ётунхайме. А ты, Ингемар?
- И холод, и боль, и слышу крик младенца, которого мы, глупцы, столь слепо защищали пред Бором, – кивнул Ингемар, поддерживая любимую игру Валгаллы с придумыванием жизни живым. Только сейчас старый товарищ намеренно изменил правила: одно допущение – иная ветвь истории. – Нас стоило изгнать за чрезмерную преданность.
- Младенца бы, скорее всего, всучили мне. Я б толково взрастил его. И нервотрёпки было бы меньше у обоих…
- Фригг бы убили, но нас же нанял царь Асгарда, а не принц! Мы могли бы успокаивать себя этим, мы поступили по кодексу, а не по совести. А там и Нифльхайм не страшен. Да, Один? – спросил Ингемар. – Твой папенька прохлаждается в землях проклятых, а ты, вероятно, чрезмерно желаешь повторить его путь?
- Мой отец?! – изумлённо выдохнул Один.
- И это единственное, что заставило его говорить, – пробормотал себе под нос Ормульв, качая головой.
По совести говоря, сын Рауда считал, что царь ещё хорошо держится при весьма паршивых обстоятельств. А что касалось Бора… Да весь Асгард был уверен, что уж сын заложившего Валгаллу непременно будет там! В Высшем из миров всегда были крепки мифы о непреложности посмертия для правящей династии, но Бор очутился в Нифльхайме, а про Бури ходили только слухи. Факт был в том, что первого царя Асгарда в Валгалле никто не видел.
- Друзья! – Один поднял дрожащие руки вверх, словно признавая поражение. – Я всё прекрасно понимаю и при любом ином плетении нитей руна норн был бы счастлив, что у моего сына такие преданные товарищи, кои были у меня. Но вы забыли об одном. Вы помогали спасти невинную жизнь, а не поспособствовали её скорейшему умерщвлению. Последствия – вот в чём отличие.
Два мёртвых товарища царя переглянулись и синхронно скрестили руки на груди.
- Он туп, – Ингемар кивнул головой на Одина.
- Как пробка, – подтвердил Ормульв. Он приложил ко рту кулак, будто сдерживал рвущиеся слова из последних сил. – Я сейчас взорвусь! – Бывшего лекаря ощутимо трясло от гнева. – Один, дорогой ты мой болван, тебя ничего более не смущает?.. А?! О, великий всевидящий, ты всерьёз ни бельма не смыслишь?! Не понимаешь, что творится вокруг?! Второй глаз стал стеклянным?! Перед тобой стоят два мертвеца!.. Я никогда не думал, что скажу подобное, но даже твой сыночек с молотом вместо головы имеет поболей разума, чем ты, прославленный незнамо кем мудрец! Два мертвеца, которые должны быть в Валгалле, в Асгарде среди живых. Два сына, один из которых до смерти боялся Бездны, пошли в эту самую проклятую дырищу! У тебя два видящих, один из которых доложил, что к Валгалле приплыл Нагльфар, но ты даже не спросил Хеймдаля, чтобы проверить! Я был мёртв и не имел никакой связи с миром живых, но даже я за пару проклятых часов узнал больше, чем сиятельный Один, просиживающий свой плоский зад на троне!
- Это называется «диалог», – издевательски протянул Ингемар. – Один всегда был силён исключительно в монологах.
Царь Асгарда тяжело облокотился на стол и закрыл лицо ладонями. Его друзья были правы, в своём желании наказать косвенных виновных он не обратил внимания на главную проблему: мотив сыновей. Волосы на руках и голове становились дыбом от ужаса. Один проморгал то, что его дети заметили сразу. Но почему Бездна? В этом нет никакого смысла! Он даже не заметил, как произнёс свои мысли вслух.
- Вот только ты забыл, что наш мальчик знает о твари поболей нас, поболей Тора и любого живущего на всём Иггдрасиле, – спокойно отозвался Ормульв. Казалось, недавняя отповедь лишь причудилась. Мёртвый ас был печален. – Возможно, только Танос знает столько же.
- Танос мёртв, – простонал Один. – Локи убил его в Мидгарде. Он теперь правит… правил им. Мидгарда больше нет.
На несколько минут воцарилось молчание, нарушаемое лишь шорохом крыльев воронов, да тихим рыком прячущегося под столом волка.
- Локи – царь, кто бы мог подумать! – задумчиво нахмурился Ингемар. – Но раз он сунулся туда, да ещё и Тора уговорил…
- Как будто Тора надо уговаривать, когда дело касается его брата! – возразил Один.
- Допустим, – согласился воин. – Но всё равно… Твой младший сын не сунулся бы никуда, не будучи уверенным в успехе. Почему ты ему не доверяешь?
- Он с матерью не попрощался, – медленно ответил Один. – Он абсолютно не был уверен в успехе, иначе бы хоть словом об этом обмолвился. – Царь откинулся на спинку кресла и посмотрел на своих товарищей. – Но вы пришли по другому поводу… Рагнарёк. Есть ли хоть что-то, что я могу сделать? Или вы просто решили провести последние часы в компании своего друга?
Рагнарёк не остановить, это понимал любой из асов, находящихся в кабинете, живой он был или мёртвый. Нагльфар не задержат надолго бравые воины Валгаллы. Слишком много проклятых, слишком велик их корабль, под чьим весом трещинами пойдёт земля живых. И сегодня никакой надежды не представлялось для жителей Иггдрасиля: тьма возьмёт своё. Но Один действительно мог сделать ещё кое-что – дать шанс для вчера.
Фригг уже ждала её. В компании с тремя юнцами и одной девой, царица Асгарда, мрачная и собранная, стояла на причале, пристально глядя на неё. Хэла прикрыла глаза. Впервые за вечность она вновь чувствовала ласковое прикосновение морского бриза к своему лицу, её пальцы беспрестанно скользили по гладкой, влажной древесине борта корабля, а солёные капли били по коже. Внутри вновь подымалась злость на Жрецов: они лишили её всего этого, навечно заперли в ловушке из тьмы, холода и одиночества. Им почти удалось превратить её в гнилую плоть, но царица мёртвых сама перехитрила собственную стихию. Созданная из туманов Хельхайма и Нифльхайма мантия обманывала само время в вотчине смерти. Но не в мире живых. Хэла покрепче запахнула слишком тонкую для существования материю, скрывая от собственного взора проявившиеся на руках признаки тления. С каждой секундой здесь мантия истончалась, расползалась бледным туманом за спиной. Так мало времени, так много труда.
- Я никогда не желала встречаться с тобою вновь, – произнесла Фригг вместо приветствия, едва Хэла ступила на трап корабля.
Знакомый юнец, один из свиты Тора, потупился, испуганно отступая на шаг назад.
- Огун, – вспомнила его имя царица мёртвых. Юнец вздрогнул. Но Хэла лишь обвела взглядом бледных асов и только после продолжила: – Навидались вы сегодня мертвецов. И вас пугаю я, когда вам в спины дышит Рагнарёк?.. Не печалься, юный полукровка, твоей вины в смерти Тора нет.
Девица от ужаса подскочила на месте. Хэла вздохнула. Её вечно понимали чрезвычайно превратно. Фригг протянула руку, и царица мёртвых вложила свою ладонь в её, ступая на землю асов. Бури в самых страшных кошмарах представить себе не мог, что обойти его запрет ей поможет царица Асгарда. Власть, даже номинальная, на договорных листах имеет вес. Договор нельзя нарушить, но его можно обойти.
- Это было давно, – пояснила Хэла, улыбаясь Фригг. – Когда ваша дражайшая царица в одиночку сражалась с Гулльвейг и её наветами.
Каждый шаг по земле асов был шагом по лезвию острого меча. Идти Хэла могла с трудом, лишь крепкая рука Фригг не давала ей упасть. Вторая асинья подбежала к ним, стремясь помочь. Царица мёртвых вцепилась в предложенную руку, как умирающий цепляется за жизнь. Сиф вздрогнула, завидев трупные пятна на ладони Хэлы, но, заметив предупреждающий взгляд матери Тора, промолчала. К горлу подступила желчь.
Троица воинов рассеянно взирала на женщин, не зная, чем они могут помочь.
- Лошади, приведите их прямо сюда! – приказала Фригг.
- Животные меня не подпустят, – возразила Хэла. – Они боятся запаха смерти, коим я пропитана насквозь.
- Им придётся, – сказала Сиф твёрдо, хотя внутри всё колотилось от ужаса. – Эта троица даже Ёрмунганда оседлает, если понадобится.
Дева тяжело привалилась к плечу воительницы и прикрыла глаза. Сиф осторожно покосилась на тёмную макушку Хэлы, в волосах которой на ярком солнце блестело золото, и мысленно поторопила своих друзей. Ради шанса на жизнь она была готова заключить пакт со смертью, условий которого не знал никто. Внезапно царица мёртвых подняла голову и коснулась губами уха асиньи.
- Не нервничай ты так, девочка, – прошептала Хэла. – Новая жизнь не любит суеты.
Она медленно отстранилась и улыбнулась Сиф, которая ошарашенно касалась собственного живота. Жизнь не бывает иллюзией. Фригг перевела непонимающий взгляд с Сиф на Хэлу и ничего не сказала. Но царица мёртвых впервые за всё время среди кромешной тьмы Бездны рассмотрела крошечную искру надежды для них всех. И даже тлеющая мантия за спиной больше не пугала её.
Лошадь предсказуемо взбеленилась, стоило Хэле подойти к ней, но юная асинья оказалась права: трое мужчин достаточно быстро усмирили животное и даже помогли взобраться на скакуна той, кто никогда не ездил верхом. Боль отступила. Теперь между землёй, где её не ждали, и ей самой была другая душа, которую Асгард не отторгал. Поводья ухватил Огун и пустил своего коня рядом, страхуя немного напуганную Хэлу. Впереди стелилась широкая дорога к Бифрёсту – последний путь для смерти.
Существовали тайные тропы Иггдрасиля в любой из миров. Некоторые были ровными и яркими, как Бифрёст, некоторые – незаметными, как путь из Ётунхайма в Асгард, некоторые прерывались и шли островками в безбрежном море Космоса, как тропинка в Норнхайм, а некоторых не существовало вовсе и их приходилось возводить самим, как в случае с Мидгардом. Кому нужно, тот всегда находил или строил свою дорогу. Но Бездна была исключением. Из неё шли многие выходы, но врата во тьму были одни – Асгард. И именно туда спешила Хэла.
Нагльфар отчалил, разрушил все мосты и пути. Царица мёртвых едва успела впереди него домчаться до Норнхайма, прыгая по разрушавшимся прямо под её ногами камням мироздания, и обрадовалась, увидев последний подарок погибавшей реальности – смерть последнего врага. Исходящая из живота альва кровь пролилась бальзамом на одинокую душу Хэлы, а хрипы умирающего стали музыкой для ушей. Забрав свою плату, царица мёртвых на корабле, построенном живыми, устремилась по морю Марморы в Асгард.
Её судьба никогда не была легка, а уж нести на плечах, помимо собственной, чужие оказалось тяжелее втройне. Хэла посмотрела на острые шпили гор, что отделяли мертвецов от живых. Страшные крики доносил до слуха ветер. Где-то там Леа храбро билась с проклятыми в Валгалле, не позволяя им сломать последнюю тропу для царицы мёртвых, но слишком много озлобленных душ прятал Нифльхайм. Обесчещенные жаждали мести и медленно, дюйм за дюймом, теснили павших воинов.
- Нужно ехать быстрее, – приказала Хэла Огуну.
- Я боюсь не удержать лошадей, – признался полукровка.
- А что страшного случится, если нет? – поинтересовалась она. – Я себе сломаю шею? Мой милый, я вправлю её одним движением и поеду дальше. Я мертва, не забывай.
Упрямое сердце билось в груди, возражая. Не жива и не мертва. Огун взглянул на Фригг и после её кивка припустил лошадей быстрее. У Хэлы закружилась голова: чем ближе был Золотой чертог, тем сильнее хотелось удрать подальше и забиться в самую глубокую нору Нифльхайма. Ужас сковывал почище любых пут. Царица мёртвых впервые обрадовалась, что обратный путь отсечён Нагльфаром. Только вперёд.
И словно холодный дождь обрушился на раскалённую пустыню. Хэла недоверчиво вскинула голову, прислушиваясь к гласу, и не верила собственному разуму, в котором звучали заветные, столь нужные сейчас слова: «Я, Один Всеотец, сын Бора, правитель Асгарда и властитель Гунгнира, разрываю договор, заключённый моим дедом, моим предшественником Бури. Кровью своей я подтверждаю, что нет болей запрета для смерти, царицы Хельхайма, правительницы Нифльхайма, Хэлы на посещение подвластных мне земель. Нет болей парии в Асгарде. Да будет так, как я сказал!»
Она видела! Она вновь видела так чётко, будто стояла рядом с царём Асгарда. Один дрожащими пальцами зажимал сочащуюся из пореза на ладони кровь. Жар огня в чаше, казалось, вот-вот опалит волосы, и двое мертвецов, взглянув друг на друга, приняли решение провести свои последние минуты рядом с другом, который пошёл вопреки заветам своим предков и нашёл в себе силы разорвать кабалу. Окровавленное лезвие кинжала попирал деревянный ворон. И Хэле чудилось, что игрушка хохотала вместе с ней. Асгард не казался ныне враждебным, и даже воздух не отдавал гарью.
- Скорее! – воскликнула Хэла запальчиво. – Скорей!
Испуганная лошадь вырвала поводья из рук Огуна, но царица, непрестанно смеясь, перехватила их и ударила животное по бокам, призывая мчаться скорее. Она склонилась к самому уху скакуна и пообещала не убивать его, если он быстро доставит её к себе домой. Вероятно, животные и боялись смерти, но её язык понимали как никто.
- Только подумай неположенное, Хеймдаль, и я перережу тебе глотку! – в голосе Фригг звучала свартальфахаймская калёная сталь. Ярнсакс был наставлен на Стража.
Внизу щерила тёмную пасть в жестоком оскале тварь. Но Хэла видела лишь полный оттенков тьмы клубок дорог, средь которых она искала нужный. Хеймдаль молчал и даже не двигался, спокойно взирая на остриё кинжала, а будущий Страж с интересом посматривал на новое ему лицо, не испытывая ни капельки страха. Подобное было внове для царицы мёртвых. Средь множества путей лишь на одном виднелся светлый росчерк. Улыбнувшись ребёнку и весело подмигнув, Хэла оттолкнулась от Бифрёста и нырнула в хитросплетение Бездны.
Изо рта Хеймдаля вырвался полный ужаса выдох. Фригг обернулась и, вскрикнув, прижала к себе перепуганную Сиф. В глазах троицы воинов и маленького мальчика отражалась непроницаемая темнота ночи.
- Ну, вот и всё, друзья мои, – произнёс во дворце Ингемар. Ормульв и Один стояли рядом с ним и молча смотрели в окно, не находя никаких слов.
Свой пир начал Рагнарёк – тьма поглотила Иггдрасиль.