Let it Linger

1999 – Бен У них было два совместных урока. Это в равной мере и ужасало, и вызывало неконтролируемый восторг. На уроке новейшей истории она сидела на противоположной стороне класса. А вот на химии ее причудливые хвостики маячили прямо у него перед носом, равно как и до боли соблазнительный вид на изящную шейку. Порой, когда омега наклонялась вперед, ворот ее рубашки неким особенным образом оголял шею, и Бен мог без всяких преград рассмотреть брачную железу. Ее аромат творил с ним то же самое. Он определённо был приглушён действием подавителей и блокаторов, применение которых было обязательным для каждого учащегося. И даже несмотря на это, исходящий от Рей аромат оставался самой изумительной вещью, которую ему когда-либо приходилось испытывать. Иногда его обуревали фантазии о похищении ее свитера, что обычно висел на спинке стула. Особенно Бену нравилась та, в которой он с маниакальной одержимостью трётся об этот самый свитер каждой доступной частью своего тела. А иногда фантазия предоставляла более… изощрённые образы. Поэтому Бену стало так сложно вникать в суть занятий. И он быстро начал отставать. Бен всегда был хорошим учеником — одним из самых лучших — хотя всегда предпочитал делать вид, что ему по большому счету насрать на своё образование. Но, конечно же, это было не так. Возможно, ему бы даже с легкостью удалось заполучить орденскую хрен-получишь-стипендию, если бы он, конечно же, позарез нуждался в ней. А он как раз и не нуждался. Учитывая свое богатое семейное наследие. Амидала. Скайуокер. Органа. Соло. Интересно, сколько у Рей сейчас денег, если брать в расчет, что она отныне носила фамилию Палпатин. Бен заключил, что, должно быть, много. Шив и его загребущие ручонки никогда не упускали шанс лишний раз набить карман. Возможно, Рей заполучила статус самого богатого ученика школы. Бен с уверенностью мог сказать, что у нее было больше денег, чем у всей его семьи. Даже Хакс и рядом не стоял с ее нынешним состоянием, и этот факт приводил рыжего в неописуемую ярость. Бен знал об этом, потому что начиная с того момента, как Рей прибыла в школу, он ни на секунду не затыкал свой поганый рот. Каждый раз, когда омега проходила мимо, Хакс неизменно прикапывался к ее одежде или же причёске. Называл Рей отбросом. Шлюшкой-омегой. Бен пару раз даже пытался заступиться за нее, но рыжий лишь насмешливо замечал: «Ну да, другого я от тебя не ожидал». Хрен поймёшь, что он этим хотел сказать. Этот говнюк пошел еще дальше и распустил слухи о том, что она притворщица. Хакс не поленился и придумал целую теорию заговора, в которой Рей убила настоящую внучку Палпатина и заняла ее место, дабы прибрать к рукам все богатство. Бену приходилось сдерживать в узде собственные инстинкты, дабы нахрен не придушить наглого альфу. После всего того, что произошло между ними, он по-прежнему хотел защищать ее. Но у Хакса была кишка тонка, чтобы подойти к омеге и сказать ей все эти гадости в лицо. Именно поэтому Бен знал, что Хакс боялся ее. И он всецело понимал рыжего, ведь тоже опасался ярости этой маленькой омеги. Рей оказалась самым устрашающим человеком, которого ему когда-либо приходилось встречать. Самим своим существованием она ставила под сомнение каждый глупый стереотип об омегах, что на протяжении долгих лет продуцировала культура и общество. Она заставляла его сомневаться в собственном статусе альфы. Ситуация действительно изменилась. Рей больше не была нищей официанткой, она внучка одного из самых влиятельных людей во всей Британии. Поэтому в школе омега была на вершине социальной пирамиды, хотя, кажется, она об этом не очень-то была осведомлена. Или же ей было просто по барабану. И как бы Хакс ни старался дискредитировать ее этими гаденькими, низкими комментариями или грязными сплетнями, ему все равно не удавалось добиться желаемого эффекта. Отныне Рей неприкосновенна. И она определенно неприкосновенна для Бена. В буквальном смысле, потому что омега не подпускала его к себе ни на шаг. Не то чтобы он намеренно пытался побыть рядом с ней. На самом деле, Бен всеми силами старался избегать ее, и все же каким-то образом каждый божий день умудрялся оказываться вблизи этой маленькой омеги. И она всегда одаривала его колким, суровым взглядом, а затем незамедлительно отворачивалась и уводила с собой своего собеседника. Может, даже нашептывала на ухо всякие гадости о нем. Он идиот. Позор всех альф. Он не способен контролировать себя. Рей быстро нашла себе новых друзей — Роуз Тико, Кайдел Конникс, и недавний перебежчик чёртов По Дэмерон. Бен еще мог понять ее дружбу с Тико и Конникс, обе девушки были довольно-таки приятными. И они омеги. Но Дэмерон? Каждый раз, когда он видел По в компании Рей, желудок скручивало спазмом. И это совсем не зависть, нет. Он мог спокойно отдохнуть от всего этого дерьма лишь во время обеда. По ряду причин Бен перестал питаться в столовой. Все равно он привык сидеть один, потому что у его так называемых «друзей» было совсем другое время перерыва. Это было не самой большой потерей, ведь на самом деле они были не очень-то приятными собеседниками. А вот перерыв Рей как раз вписывался в его расписание, и он был уже по горло сыт ее взглядами и вездесущим ароматом. Поэтому, когда погода стала более-менее сносной, Бен начал обедать во внутреннем дворе школы. До него недавно дошло, что если и быть одному, то лучше всего проводить это одиночество на свежем воздухе. И всякий раз, когда наступала хорошая погода — да и плохая тоже — он брал с собой плеер, надевал пиджак и выходил на улицу, и если трава оказывалась не слишком влажной, с удовольствием валялся на ней. Сегодня погода была прохладной, но солнце согревало своими лучами, и Бен с удовольствием растянулся на зелёной траве. Достав наушники, начал подпевать вслед за песней и закидывать в рот шоколадные квадратики Дейри Милк. Oh, you creep up like the clouds  And you set my soul at ease  Then you let your love abound  And you bring me to my knees Бена начало клонить в сон, глаза слипались, но покой был нарушен раздавшимся вдали криком. Он лениво открыл глаза и хотел было привстать, как ему по лицу зарядило с такой силой, что даже слетели наушники, а сам Бен опрокинулся на траву. Схватившись за звенящие уши, он протяжно застонал. Он мог поклясться, что в тот момент увидел звезды, затем медленно приподнялся на локтях. Когда зрение пришло в норму, заметил других учащихся. Не он один решил воспользоваться столь редким в Англии солнечным деньком. Слева от него лежал футбольный мяч. А справа — стремительно приближалась маленькая фигурка. — О Боже! О Боже! Бен! Мне так жаль! Я говорила ей не бросать мяч в твою сторону, но она сказала, что он просто пролетит над тобой, но затем ты поднялся и я… — Все нормально, Роуз, — ответил Бен, потирая пострадавший нос и щеку. Но Роуз разразилась извинениями. К ним нехотя подошла Рей, стала за спиной у подруги, и ее жасминовый аромат словно отвесил ему вторую пощечину. Встретившись с ним взглядом, она сложила на груди руки и сжала в тонкую линию губы. Ее позиция ясна как божий день. Но глаза. Они полны раскаяния. — Рей! Извинись! — потребовала Роуз, с укором смотря на омегу. — Извини, Соло, — пробурчала она, отводя от него взгляд. Затем схватила мяч и убежала. — Мы перейдём в другое место, — заверила его Роуз. — Все в порядке. Я просто… доем в комнате. Роуз хотела было запротестовать, убеждая, что ему совсем необязательно уходить. И что они его больше не побеспокоят. Но Бен не мог. Он не мог расслабиться, зная, что поблизости была Рей и ее словно выпеченный под солнечными лучами аромат, проникающий в его ноздри с каждым дуновением ветра. Поэтому принялся собирать вещи, поднимаясь на ноги. — Увидимся завтра, — тихо сказал он. Маленькая девушка кивнула, в полной мере понимая смысл сказанного, но все еще испытывая неловкость за произошедшее. Он надел наушники, сквозь которые до сих пор доносился страстный голос. But oh, it's so evil, my love, the way you've no Reverence to my concern So I'll be sure to stay wary of you, love To save the pain of once my flame and twice my burn 1997 В пятницу после их первого похода в Закусочную Ниимы Хакс решил, что хочет сходить еще разок. Он собрал очередную группку тупых подростков-альф, чтобы всей гурьбой отправиться в городок. Ведь на этот раз компания собралась куда больше, поскольку теперь все знали, что рыжий не трепался о той самой омеге, а говорил правду. Подростки заняли все три стола, что сразу же забило и так тесное заведение под завязку. Бен сказал себе, что пойдёт с ними только для того, чтобы держать ситуацию под контролем. Чтобы убедиться, что никто из них не позволит себе ничего лишнего. Чтобы защитить ее. Все это было ложью, потому что на самом деле он был слишком слабым, чтобы противостоять находящимся в самом расцвете сил альфа-инстинктам. Как будто в его постоянно мрачную страну наконец проник лучик света. И не важно, что она, блять, исходила пеной от их присутствия. Неожиданно, но к компании присоединился и По. С тех самых пор, как они все познакомились на первом году обучения, По всегда был моральным центром, а это уже говорило о многом. Но Бен до сих пор не понимал, чего тот здесь забыл, ведь все равно ничегошеньки от этого не выиграет. Ему приходилось оправдывать это тем, что По просто был большим любителем рыбы и картошки. А насчет Хакса… тут уже не шла речь о том, чтобы заполучить внимание омеги… Рей. Он хотел отомстить. Суть была в удержании власти, какой бы малой она ни была. Рей и ее друг унизили его, и теперь Хакс заставит их заплатить единственно-доступным ему способом: он станет хныкать подобно маленькому вонючему дерьму. На этот раз они быстро сориентировались с выбором еды, и Бен вызвался огласить заказ, подумав, что, возможно, это был его шанс, чтобы заговорить с омегой. Чтобы заранее извиниться за все то, что может учудить Хакс. Но омега быстро исчезла за дверью, и за кассу стал ее рыцарь в сияющих доспехах, Финн. Бен старался вести себя максимально учтиво, хотя сам Финн особо не скрывал своего презрения. Вернувшись с заказом, он буквально швырнул еду на стойку. Бен кинул в жестянку пятак. Финн ничего не сказал, наверное, предпочёл сделать вид, что не заметил, хотя Бен знал, что это было не так. Они провели в Закусочной целых два, блять, часа, и его уже начинало подташнивать. Толсто-порубленная, вывалянная в десятом масле картошка и рядом не стояла с отвратительным поведением Хакса. Сладкий, но слабый аромат омеги, что самым отвратительным образом переплетался с уксусом и треской, тоже не помогал ситуации. За все это время Рей появилась лишь пару раз, она, наверное, решила поработать на кухне, чтобы ее никто не трогал. Бен ее понимал. Каждый раз, когда омега выходила к ним в зал, эти животные сразу же начинали улюлюкать. Некоторые особо дерзкие сбрасывали на пол еду, приманивая, чтобы та убрала оставленный ими мусор. Но Рей не убирала. И вообще не обращала на них внимание. Но Бен видел, как сжималась ее челюсть, как пылали от ярости глаза. Ему казалось, что он мог даже учуять ее ярость, хотя это мог быть всего лишь кислый запах лимонов, что лежали в тарелке. Уходя, Хакс приказал всем оставить столы неубранными и во всеуслышание заявил, что это работа обслуживающего персонала. «Пускай сами убирают», — фыркнул он. Парни в ответ захихикали. По, надо отдать ему должное, все-таки убрал мусор. Но только за собой. Три грязнющих, покрытых разводами и остатками еды стола никуда не делись. Поэтому Бен принялся сгребать столько мусора, сколько смог унести за один заход, хотя ему все же пришлось бегать то к мусорке, то обратно бесчисленное количество раз. И он не смотрел на стойку, потому что знал — Рей была прямо там. Она перестала прятаться. Он ее чувствовал. Отправив последнюю размякшую картошку в мусорный бак, наконец собрался с духом и кинул быстрый взгляд на стойку. На нее. Омега стояла одна. Она выглядела так напряжённо, так прекрасно и устало. Ореховые глаза смотрели на него с прищуром, бросая самый настоящий вызов, будто она надеялась, что он скажет какую-то хрень, и у нее появится отличный повод наброситься на него. Бен тяжело сглотнул, заставляя себя сказать хоть что-нибудь. Тело внезапно стало таким маленьким, горло сжало спазмом, а сердце отбивало в ушах настолько сумасшедший ритм, что играющая по радио крайне раздражающая песня Spice Girls звучала будто из-под воды. — Из-з-вини, — заикаясь, выдавил он. Ее мышцы слегка расслабились, а глаза стали похожими на блюдца. Из распахнутого рта вырвался тихий вздох. Он удивил ее. Смутил ее. Омега оторвала от него взгляд и посмотрела ему за спину — там, где как бы Бен ни старался, все еще оставалось немного мусора. Выражение ее лица снова приобрело сердитый вид, брови насупились, а ноздри яростно раздулись. И когда она снова встретилась с ним взглядом, в них плескалось лишь суровое осуждение. — Уходи, — холодно сказала она. Ее испуганный, но чертовски приятный голос послал по позвоночнику заряд электричества. Член дернулся, не улавливая в омежьем тоне ни гнева, ни яда. А он слушал музыку. И бежал. Бежал так быстро, выжимая из себя максимум. Он даже пробежал мимо Хакса и его приспешников, не обращая на них внимания. И когда наконец запер свою дверь изнутри, принял решение. Он не сможет сделать это еще раз. Если Хакс на следующий неделе поднимет эту тему, Бен скажет тому съебаться. Он не вернётся. Не вернётся, не вернётся, не вернётся. 1999 – Бен Бен сидел на поскрипывающей библиотечной деревянной лестничной клетке, ожидая прихода Роуз, в принципе, как и каждый субботний вечер. Он услышал, как позади него раздались легкие шаги, за чем незамедлительно последовал женственный ментоловый аромат. Напряжение покинуло его тело, испытавшее неописуемое облегчение от того факта, что она все-таки пришла. Что она еще не отвернулась от него. Омега присела на ступеньку выше и схватила его за челюсть, поворачивая к себе, чтобы получше рассмотреть подбитый глаз. — Иисусе, Мария, Иосиф! Выглядит просто ужасно, Бен. Мне очень стыдно из-за вчерашнего. Бен посмотрел на Роуз, чьё лицо было полно сожаления и волнения. Ему нравилась в Роуз эта черта. Ему нравилось, что кто-то беспокоился о нем, даже если этому суждено навсегда оставаться секретом. И он не был до конца уверен, почему их дружба должна оставаться для всех тайной. Возможно, это как-то связано с его компанией, которая ненавидела ее, а возможно, потому что все ее друзья ненавидели его. Факт взаимодействия друг с другом за пределами их маленького секрета казался несколько… проблематичным. Они не могли нарушить не ими установленные социальные нормы. Это глупо, но таков мир. Бен и Роуз сблизились примерно шесть месяцев назад. Они только прибыли в школу из США, и оба вернулись с похорон. Ее сестра умерла примерно в то же время, что и его отец, и ни у кого из них не было сил вернуться в школу после столь трагического случая. А когда все же вернулись, что-то в них кардинальным образом изменилось. Они стали совершенно другими людьми. Роуз, которая всегда была скромной и замкнутой, стала больше появляться в компаниях. Она старалась каждый день окружать себя людьми, чтобы у нее не оставалось времени на раздумья. Чтобы ей не приходилось вспоминать. А вот Бен стал чересчур замкнутым. Он избегал товарищей, хотя особых проблем с этим у него никогда не возникало. Он избегал директора школы. Старался не попадаться на глаза тем, кто мог бы завести разговор о его отце или чувствах. Так было до Роуз. Бен не плакал на похоронах. Не плакал, когда неделями пропадал в своей комнате. Не плакал даже тогда, когда вернулся в Англию. Но в первый же день в школе его так накрыло, что ему пришлось отпроситься с занятий. Он оказался на лестничной клетке старой библиотеки. И как только сел на ступени, из глаз покатились горькие слезы. Здесь и нашла его Роуз, прижимающегося к холодной каменной стене, абсолютно и бесповоротно сломленного. Сперва Бен испугался, увидев, что его застали в столь тяжёлый момент. Он думал, что она посмеется над ним. Что расскажет каждому и испортит его репутацию, хотя Бен и сам хорошо поработал над тем, чтобы испортить ее. До тех пор, пока Роуз не присела с ним рядом, он был готов сорваться, наорать на нее. И затем, к его превеликому удивлению, она тоже начала плакать. Так продолжалось пару недель. Возможно, даже месяц. А когда решили, что уже по горло насытились плачем, нашли себе новое занятие. Иногда они просто читали, ели или играли в игры. Обычно Роуз заставляла его слушать свою девчачью музыку «Ярмарки Лилит», которую он, притворяясь, ненавидел. Но в основном они просто сидели и болтали. И делились с друг другом всем. Он уже и не думал, что сможет кому-то открыться в такой же мере, как это выходило с Роуз. И он думал, что, возможно, она считала так же. Бен даже знал, что ей нравились девушки, и, кажется, об этом не были осведомлены ее друзья. Особенно Джанна, в которую Роуз была по уши влюблена. У них не было абсолютно ничего общего — ну, кроме мёртвых членов семьи и колоссальной упёртости — но она, возможно, стала ему самым родным человеком. И сейчас Роуз стала лучшей подругой человека, который всей душой его ненавидел. — Я же сказал, все в порядке, — пробормотал он, отворачивая от нее голову. Лишь бы она не смотрела на него своим всезнающим взглядом. Бен закрыл глаз отросшими волосами, надеясь хоть немного спрятать синяк. — Я же вижу, что нет. Она должна была сто раз подумать, прежде чем бросить мяч в твою сторону. Клянусь, такое ощущение, будто она сделала это намеренно. Бен прикусил губу и уткнулся взглядом в ступени. — Может, так и есть. — Она, типа, реально тебя не переваривает. Я просто не понимаю этого. — Знаю. — Почему? Бен сперва был немного шокирован, узнав, что Рей еще не прожужжала Роуз все уши о той самой ночи. Она ведь определенно могла, и тогда над ними бы в считанные минуты начала смеяться вся школа. Шок прошёл, и он устало вздохнул, неохотно отвечая: — Кое-что… случилось. С нами. Раньше. Его с головой поглотило смущение, и он даже не смог рассказать о той ситуации Роуз. Во многих случаях он никогда не стеснялся обнажать перед ней душу, но, если расскажет об этом… просто умрёт со стыда. — Она в Первом Ордене, типа, всего ничего. Знаю, что ты порой можешь вести себя как самый настоящий говнюк, но чего такого ты уже успел натворить? — Это случилось еще до школы. Мы встретились два года назад. От удивления глаза Роуз приобрели форму блюдец. — Она об этом ничего не говорила. Бен неопределённо замычал. — И? — Что, и? — И что случилось между вами двумя? Бен вздохнул, раздумывая, какой же дать ответ, чтоб удовлетворил ее любопытство, не вникая при этом в подробности. — Я выставил себя полным дураком. И я… ранил ее. После этого мы больше не разговаривали. У нее есть полное право, чтобы ненавидеть меня. — Больше ты не расскажешь, верно? — Ага. — Ладно. Я не буду давить, вижу, что тебя очень смущает эта тема, — ответила она и поднялась со ступеней. — Спа… Но Роуз не дала ему договорить, вскинув палец. — Но не думай, что я это так оставлю, Бенджамин Соло. Ах, забыла сказать. Сегодня мы играем в шахматы и слушаем Бьорк. Затем побежала вверх по ступеням прямиком в объятиях тёмной библиотеки, направляясь в комнату отдыха, где они обычно и зависали. Бен, ворча, отправился за ней. Он мог выдержать неразборчивые завывания Бьорк, но просто на дух не переносил шахматы. Или даже не так. Он не любил шахматы, потому что в них постоянно выигрывала Роуз. Но ему будет полезно заняться чем-то обычным, незатейливым. Последние полторы недели он чувствовал себя крайне встревоженно. В последний раз ему было так хреново целых два года назад. Причина осталась той же.