И я влюбился заново в твои черты лица, Хочу тебя окутать лишь любовью и заботой, Чтобы не только на словах согреть сердца, Чтоб зазвучали в унисон они единой нотой.
🤲🏻
— Молодой человек, — зовёт женщина средних лет, что уже добрые пять минут стоит возле фруктово-овощной лавки. — Молодой человек! Вы ещё долго будете в облаках витать?! — А?.. — Хёнджин, только услышав обращение, встряхивает головой. — Да, да… Простите. Я задумался. — Задумался он… — ворчит покупательница. — Расскажу твоему начальству — быстро уволят! Взвесь мне два килограмма лука! — Конечно. Хёнджин шуршит бумажным пакетом, складывает в него отборные луковицы, взвешивает и отдаёт женщине. Она, расплачиваясь, фыркает, после чего удаляется, высоко задрав голову. Таких неприятных покупателей всегда хватает, они имеют особую негативную ауру, и Хван это знает, а потому уже не обращает внимания. Да и голова сегодня забита другим — на работу почему-то не вышел Феликс. Договорившись с вечера, Хёнджин был уверен, что Ликс придёт на рынок, он всегда приходит, но, видимо, что-то ему помешало, и Хван сильно переживает, не зная, что с его другом, а потому совсем не может сосредоточиться на работе. Он уже проворонил несколько гранатов, которые стащил какой-то жадный турист, а теперь и вовсе не слышал, как его звали. — Чёрт бы побрал эту работу, — бормочет себе под нос Хёнджин, фасуя по пакетам картошку нового урожая. — Закрою всё сейчас и уйду! Сделать этого он, конечно же, не может. У продавца точки сегодня выходной, мама всё ещё в командировке, потому Хван — ответственное лицо. — Хах, а чего это мы сегодня без второй половинки? — раздаётся противный голос, и Хёнджин уже понимает, кому он принадлежит. — Что же так? Где потерял своего пидорюгу?! — Заткнись, Чонсон, — не поднимая глаз, отвечает Хван. Он с большим удовольствием бы врезал сейчас этому ублюдку, останавливает лишь работа, ведь ввязавшись в драку — неизвестно, чем она может закончиться. — Чё ты сказал? — тут же начинает быковать нежданный гость. — Слышь, я тебе нос, блять, сломаю щас! — Чонс, отвали от него. — Сонхун, что стоит рядом, тянет парня за руку. — Он просто занимается своей работой, какое тебе дело до него? — А ты что, в защитники заделался? — Чонсон мечет молнии во взгляде в сторону друга. — Может, ты тоже по этим, по гомосекам? — Ебанулся? — гаркает Пак. — Совсем крыша поехала? Сонхун разворачивается на пятках и уходит, а Чонсон, зыркнув ещё раз на Хёнджина, пускается его догонять. Хван качает головой и выдыхает — сегодня обошлось без неприятностей. Вымотав самоистязанием все нервы и дождавшись наконец вечера, Хван спешно закрывает лавку, припрятав все овощи и фрукты, но набрав целую корзину для Ликса, а потом спешит к его дому. Он переходит на бег, сердце его колотится, ведь такое впервые, чтобы Феликс не появлялся целый день, и Хёнджин понимает — что-то произошло. — Откройте! Феликс! Госпожа Ли! — Хван, проскользнув через мандариновый сад, стучит в дверь домика, но никто не открывает. Он уже практически пинает ненавистную дверь ногой, но ответа так и не следует. — Ликс! Ты дома??? Чертыхнувшись, Хёнджин оставляет корзину с фруктами в саду, и идёт на отчаянные меры. Он обходит весь дом по периметру и обнаруживает одно открытое окно, что как раз ведёт в комнату Феликса. Хван кряхтит, пока пытается забраться внутрь, и ему это удаётся. Друга в комнате он не обнаруживает, но зато слышит звон посуды на кухне. — Госпожа Ли? — Хёнджин, оказавшись на кухне, застаёт там лишь мать Феликса. — Простите, мне… Я… — Ты как пробрался в дом? — гаркает она, чуть пошатываясь. От женщины разит спиртным, а в её руках стакан с алкоголем. — Простите. Вы не открывали. Где Феликс? — на духу выпаливает Хван. — Управы на тебя нет! — цедит Ли. — Полицию бы вызвать! Жаль, они уже заняты моим муженьком… — Где Феликс? — упёрто повторяет Хёнджин, пока в его душе нарастает страх… — В больнице твой Феликс, — ядовито бросает женщина. — А должен быть в тюрьме вместо моего мужа, там ему самое место! Хван бледнеет, а в его жилах стынет кровь, он пошатывается назад, хватается рукой за угол стола, на котором крошки и разлито дешёвое вино. В нос вдруг резко ударяет запах спирта, а голова становится квадратной. Больница, тюрьма, там и место… — В какой? — хрипло проговаривает Хёнджин. — В какой он больнице? — В общей городской, — отвечает женщина, желая поскорее отмахнуться от незваного гостя. — Всё! Уходи! Хван плетётся назад, не чувствуя ног, он выходит через главную дверь, подхватывает корзину с фруктами и шагает по мандариновому саду, пока в голове кружит рой мыслей и опасений… Выйдя за ворота, он будто просыпается, встряхивает головой, осматривается, словно только что вышел из комы и пока не совсем понимает, что происходит, а потом бежит. Бежит в ту самую общую городскую больницу, где, как сказала мать друга, сейчас лежит Феликс. У Хёнджина по щеке стекает одинокая слеза, пока он перепрыгивает через все препятствия, пока несколько раз спотыкается, чуть не падает, хлюпает носом, ведь самое страшное, что может быть, — неведение. Что случилось с Ликсом? Что произошло за эти сутки? Почему гражданский муж госпожи Ли, а по совместительству отчим Феликса, сейчас в тюрьме? Хван терзает себя мыслями, а сознание вырисовывает самые страшные картинки… — Ли Феликс! — выкрикивает Хёнджин, ворвавшись в медицинское учреждение. — Ли Феликс! Он у вас? — Тише, молодой человек, спокойно, — просит худощавая женщина из регистратуры, у неё орлиный нос и сухая кожа, на которой ниточки глубоких морщин, — сейчас всё проверим. Она перебирает какие-то бумаги, пока Хван нетерпеливо постукивает пальцами по стойке, а потом отвечает, что у них действительно имеется такой пациент. Хёнджин просит о встрече, но работница отказывает, говорит, что посещения, увы, разрешены только родственникам. — Вы не можете меня не впустить! — переходит на крик Хван. — Скажите хотя бы, что с ним! Скажите же! Женщина, которую Хёнджин прозвал про себя «сухарина», даёт знак охране больницы и те тут же подходят, берут Хвана под руки, пока он роняет корзину, а часть фруктов катится под стойку… — Что с ним??? — кричит Хёнджин. — Вы не можете скрывать это от меня!!! — Уводите, — командует сухарина, пока Хван дёргается, пытаясь вырваться. — Уводите быстрее этого сумасшедшего! Женщина бормочет себе под нос о том, что молодёжь совсем обнаглела, что не понимают нынешние подростки слов человеческих, ведь сказано же — посещения дозволены лишь родственникам! Она, конечно же, не знает, что Хёнджин Ликсу гораздо ближе родни, которая и не подумает явиться к больному… — Собаки! — плюёт Хван, пока его ведут к выходу. Он и не думал, что в их больнице всё так серьёзно, не думал, что когда-то не сможет попасть в палату к Феликсу, не сможет узнать, что с ним произошло… Он в принципе никогда не думал, что Ли окажется в этом месте. — Я всё равно найду способ! Я залезу в окно, на крышу, куда угодно… Вы меня не останов… — Хёнджин??? Хван поворачивает голову на знакомый тёплый женский голос. Перед ним молодая девушка с карими глазами и каштановым, чуть взлохмаченным каре. Она смотрит удивлённо, взмахивает пушистыми ресницами, моргая, а Хёнджин так и замирает, не зная, что сказать, ведь не ожидал увидеть здесь их с Феликсом подругу. — Джили, здесь Ликс, он, он… — бормочет, запинаясь в словах. — Я знаю, — кивает девушка, — а ты куда?! Ты уже был у него? — Какой там! — возмущённо и громко. — Меня эти не пустили! — Хёнджин указывает на двух охранников, что встали отчего-то как вкопанные. — Пошли! — командует девушка. — Со мной — пропустят. Юная особа злобно зыркает на охранников, пока те стоят, открыв рты, а потом берёт Хёнджина под ручку и вышагивает мимо стойки регистрации, высоко подняв голову. Хван, следуя примеру, тоже вздёргивает нос и задирает голову, замечая, как сухарина молчаливо негодует. Виджилия Дио — одноклассница Хёнджина и Феликса, их единственная подруга, а ещё дочь главного врача больницы. Её родители переехали в Южную Корею, когда Джили была совсем крошкой, отцу — коренному итальянцу по имени Дарио, предложили работу в этой стране, ведь тот уже тогда являлся высококвалифицированным кардиохирургом. Обосновавшись в Чеджу, он поднялся по карьерной лестнице, сумев стать главврачом. Маме — миссис Шерри, коренной американке, ничего не оставалось, она последовала за мужем, прихватив маленькую дочку, а здесь, на острове, открыла свою небольшую парикмахерскую, где трудится по сей день. Девочку не особо жаловали одноклассники, обзывали метиской, пытались издеваться, ведь чужаков не любят, но ещё маленькие Хёнджин и Феликс встали на её защиту, а потому противные дети со временем отстали, оставив странную троицу в покое. Друзья часто стали проводить время вместе, правда, в последнее время не получалось, ведь Джили сразу после выпускного уехала с мамой в отпуск. — Когда ты вернулась? — спрашивает Хван, пока они шагают по длинному коридору, в котором от белых, штукатуренных стен веет холодом. — Буквально вчера, — отвечает девушка, — а утром мне отец такую новость сказал! — Что с ним?! — Хёнджин останавливает подругу за руку. — Ты уже знаешь? — Я ещё не была у него, помогала маме в парикмахерской, — рассказывает Джили, — отец сказал, что у Феликса подозрение на сотрясение мозга, его привезли в больницу вчера вечером, забрав из лап отчима. На нём нет живого места, его крепко избили… Хёнджин останавливается. Он играет желваками, глаза его наливаются кровью, а кулаки непроизвольно сжимаются. Хван бы прямо сейчас сорвался, убежал, нагнал бы этого ублюдка, да только тот в полицейском участке, а сам Хёнджин уже стоит у больничной двери, за которой его любимый лучший друг. — Виджили! — девушку окликает её отец — мистер Дарио. — Я зайду с вами, Феликс уже пришёл в сознание. — Он был без сознания? — округляет глаза Хёнджин, совсем забыв поздороваться с врачом. — Простите, господин Дио, доброго вам дня! — Добрый день, Хёнджин, — приветствует Дарио, он Хвана хорошо знает, как и Ликса. — Проходите. Палата, в которой лежит Феликс, совсем простая, но чистая. Всё убранство здесь заключается в одиночной койке, возле которой капельница, рядом тумбочка, и два стула. Небольшое окно открыто нараспашку, а белая простенькая занавеска развевается на ветру. В палате прохладно, потому что в углу стоит старенький кондиционер. На постели лежит Феликс, он смотрит в одну точку, не реагируя на гостей, а Хван, увидев друга, до боли закусывает губу и чувствует, как начинают слезиться глаза: на Ли действительно нет живого места. Его лицо в ссадинах и кровоподтёках, на шее багряные следы от удушья, а голова перебинтована. Ничего другого Хёнджин рассмотреть не может, потому что Ликс в больничной рубашке и таких же штанах. — Добрый вечер, Феликс, — обращается врач к пациенту, — ну как ты, как самочувствие? — Нормально, — тихо проговаривает Ли, не поднимая глаз и никак не реагируя на посетителей. — Как голова? Сильно болит? — Доктор подходит к парню, чтобы измерять давление. — Болит, — коротко бросает Ликс. Врач делает нужные измерения, записывает всё в свой журнал, а после уступает место друзьям. — Он слаб, не тревожьте его сильно, пусть отдыхает, — даёт наставления Дарио, после чего удаляется. — Ликси… — Хёнджин присаживается на стул у койки, а Виджилия следует его примеру. — Ликси, я так переживал за тебя… Этот ублюдок, он… — К чёрту его, — буркает Феликс и отворачивает голову к окну. — Не смотри на меня, хён. Пожалуйста. — Да ты что? — поражается Хёнджин, с трудом сдерживая слёзы. — Почему же я не могу смотреть на тебя? Ты… Стесняешься своих ссадин? — Не смотри, — повторяет Ликс, сглатывая тугой ком в горле. Он действительно стесняется своего нынешнего внешнего вида, он боится смотреться в зеркало, но примерно представляет, как выглядит. — Ликс, это всё ерунда, — вступает в разговор Джили, — раны затянутся, синяки сойдут… Мы — твои лучшие друзья! Не стоит стесняться. Феликс шмыгает носом, смаргивает подступившие слёзы, а голову так и не разворачивает. Джили — всего лишь Джили, но ему почему-то совсем не хочется, чтобы его в таком виде рассматривал Хёнджин. Ликс даже, кажется, знает почему: никому не хочется выглядеть плохо перед тем, кто симпатичен, кто дорог сердцу… — Ублюдок в тюрьме, — продолжает разговор Хван, не настаивая на том, чтобы друг повернулся. — Я не знаю, что ему светит за избиение, но, надеюсь, он получит по заслугам. — Я тоже надеюсь, — проговаривает Ликс. — Папа сказал, что он хорошенько приложился, — говорит Джили. — Сказал, что скорая забрала тебя еле живого, что вызвал кто-то из соседей, а ещё… — она делает паузу. — А ещё сказал, что тот козёл пытался тебя изнасиловать. — Что?! — Хёнджин подрывается с места. Мало ему новости об избиении, а тут ещё такое. Он было порывается бежать, но Виджилия останавливает его за руку. — Блять! — ругается Хван. — Блять! Я убью его, убью! — Он меняется в лице, так, что даже Джили пугается, ведь никогда ранее не видела такого злого друга. — И сядешь в тюрьму, — буркает Феликс. — Быстрая смерть — честь для него. — Верно, — поддерживает Виджилия. — Пусть с ним разберётся полиция! Пусть он сгниёт в тюрьме за все свои злые поступки! — Я за самосуд для таких тварей, — высказывает своё мнение Хван. — Тюрьма для них — курорт. — В любом случае, это не нам решать, — пожимает плечами Джили. — А ты, Хван, не натвори дел! У тебя ещё вся жизнь впереди! — Да не натворю, — огрызается Хёнджин. — Ладно… Об этом позже. Я принёс фруктов, Ликси. — Он выдыхает и поднимает корзинку на тумбочку у кровати. — Ты должен хорошо кушать, чтобы быстрее поправиться, а ещё тебе необходимы витамины. — Папа позаботится о его питании, — говорит девушка, — можешь не переживать. — Спасибо, — отвечает Ликс, мельком бросая взгляд на Хёнджина, но тут же отворачиваясь обратно. — Спасибо вам. Обоим. Друзья проводят у Ликса ещё около часа, пока не возвращается отец Виджилии и не говорит, что пациенту пора отдохнуть, а ещё разрешает навестить друга завтра утром. Ли так и не позволяет полноценно на себя взглянуть, прячет глаза, а потом, когда друзья удаляются, смотрит им в спины, тихо шмыгая носом. Он соскучился. Прошли всего сутки, но он уже так сильно соскучился по своему хёну… Так хочется снова брести с ним вдоль берега моря, снова работать на рынке, снова заглядывать в такие красивые глаза… И в душе Ликса поселяется какое-то совершенно новое чувство тёплой тоски. Он понимает, что относительно скоро выйдет из больницы, ведь сотрясение мозга не подтвердилось, но нужно немного зализать раны. Понимает, что скоро снова будет проводить с Хёнджином всё свободное время. Понимает, что… Что, кажется, окончательно и беспощадно теряется в своём хёне без права на восстановление.🤲🏻
Феликса оставляют в больнице. Дела его идут на поправку, но не слишком быстро, а потому господин Дарио дал распоряжение о том, чтобы наблюдающий врач Ликса хорошо за ним присмотрел и не выписывал раньше времени. Ссадины постепенно сходят на нет, синяки рассасываются, а царапины затягиваются. Часто болит голова, но это так повлиял сильный ушиб, хорошо — не сотрясение. Каждый день парня навещает его лучший друг, а Виджилия — почти каждый, она сейчас занята подготовкой к поступлению в институт, а ещё часто помогает маме в парикмахерской, ведь летом всегда большой ажиотаж в сфере красоты. Она не умеет стричь, но с укладками справляется хорошо, потому мама периодически, в дни плотной записи, просит дочку о помощи. Иногда Хёнджин и Виджилия заранее договариваются о встрече, они закупаются вкусным, потом вместе готовят дома у Хвана, ведь мама его всё ещё в командировке, потому приходится справляться самому. А после, собрав пакеты с домашней едой, отправляются в больницу к другу. — Знаешь, Хёнджин, — говорит в один из дней Виджилия, пока нарезает на кухне Хвана помидоры для овощного салата. — Мы не дети. Уже не дети, а потому… Я давно хотела спросить. — Да, конечно, — бросает через плечо парень, пока стоит у плиты и перемешивает кусочки свинины, что жарятся на сковороде, — спрашивай. — Тебе нравится Ликс? — прямо в лоб выдаёт подруга, а Хёнджин от этого даже попёрхивается. — Не думай, я ведь без всяких мыслей! — тут же добавляет Виджилия. — Просто… Я давно, ещё в школе, замечала ваше особое отношение друг к другу. Понимаю, вы лучшие друзья детства, но… И мы с вами ведь тоже друзья! Друзья не смотрят друг на друга так. — Откуда тебе знать, как должны смотреть друг на друга друзья? — Хван хмурится и добавляет к мясу луковые кольца. — Ладно, я ведь не слепая, — хихикает Джили. — На самом деле, я буду очень рада, если у вас всё сложится! Честно! — Да? — Хёнджин поворачивается и смотрит на подругу пристально. — Да, дурачок, — кивает девушка и улыбается. — Ты признаешься ему? Мне кажется, эта ситуация с больницей, с твоей о нём заботой — вас сблизила. И это действительно так. Друг познаётся в беде, а Хёнджин повёл себя в этой беде самым лучшим образом, он бы сутками оставался у Ликса, оберегая его, но такое, увы, не предусмотрено. Однако Хван и правда ещё сильнее прикипел к Ликсу за эти дни. Хотя, казалось бы, куда сильнее. — Папа сказал, что его скоро выпишут, — делится Джили. — Нужно сдать анализы, провести итоговые обследования, а потом… Папа сказал, что здоровых в больнице никто держать не будет! — Я очень рад, — искренне отвечает Хван. — Рад, что он идёт на поправку. — А я буду рада, когда ты признаешься! — подначивает девушка друга. — Это не так просто, — вздыхает Хёнджин. — Мы друзья детства, понимаешь, и… — И ты боишься испортить ваши отношения, — верно подмечает Виджилия. — Так и есть. — Хёнджин перекладывает готовое мясо в контейнер. — Я не могу его потерять. Да и потом, есть некоторые обстоятельства… — Нет никаких обстоятельств, — перебивает подруга. — Есть отговорки. Не иди у них на поводу, Хван! Ты круче этого. — Спасибо. — На лице Хёнджина проскальзывает улыбка, ведь каждому приятно, когда в тебя верят. — Я подумаю. — Подумай-подумай… — Джили хрустит огурцом. — И давай уже, нам пора. Собрав все блюда и сложив их в пакет, друзья садятся на свои велосипеды и мчат в больницу. На дворе уже почти вечер, Хёнджин отработал смену на рынке, а Джили — в парикмахерской у мамы, но главное дело на сегодня ещё впереди. В коридоре больницы девушку перехватывает отец, говорит, что нужно срочно поговорить и уводит, потому Хван отправляется к Ли один. Его провожает взглядом сухарина, она всё ещё не одобряет посещения, считая, что всё должно быть по уставу: родственники, только родственники. Но пойти против воли главврача, конечно, не может. — Привет. — Хёнджин заглядывает в палату Феликса, тот читает какую-то книгу, но тут же её откладывает. — Ну, ты как? — Уже лучше, — улыбается Ли, он больше не стесняется смотреть другу в глаза, ведь следы побоев почти сошли — за это отдельное спасибо замечательной медсестре, которая каждый день обрабатывала раны и ссадины каким-то чудодейственным составом, больше похожим на землю. — Голова болит, бывает, но это ерунда. — Я принёс вкусняшки! — Хёнджин, светясь, присаживается на стул и выгружает многочисленные контейнеры на тумбочку. — Мы вместе с Джили готовили, она мне хорошо помогла. — Вместе с Джили? — Да, мы после работы закупились продуктами, а потом приготовили всё у меня дома. — М. — Что? — Хван поднимает на друга глаза, замечает, что тот поджал губы и смотрит в потолок, нахмурив брови. — Что такое? — Джили то, Джили это, — буркает Феликс. — Ты теперь всё время с ней. — Погоди… — Хёнджин встряхивает волосами. — Ты что, ты… Ревнуешь? Феликс ещё сильнее поджимает губы и не смотрит в глаза, продолжая рассматривать чуть облупившуюся штукатурку на потолке. Да, он ревнует. Ревнует. И что такого? Вообще-то, если уж разобраться, многие ревнуют своих лучших друзей, когда те сильно сближаются с кем-то. — Ты дурак? — прыскает Хван, всё поняв. — Джили же наша общая подруга! С детства! Почти как сестра! — Ага, — фыркает Ликс. — Сегодня — сестра, а завтра… — он осекается. — Что завтра? — щурится Хёнджин. — А ну, что ты там имел в виду? — Завтра поженитесь, и совсем забудешь своего бывшего лучшего друга! — на одном дыхании выпаливает Феликс. У него было время в больнице, чтобы обдумать всё. Все свои эмоции, чувства, а ещё напридумывать лишнего, конечно, как без этого. — Ой, дурааак… — тянет Хван, пока Ликс продолжает обижаться. — Как же я могу жениться на сестре? — Она не сестра, не придумывай, — тут же отвечает Феликс. — Так что всё возможно. — Поверь, нет, — качает головой Хёнджин. — Я очень хорошо отношусь к Виджилии и её семье, я люблю её, но как младшую сестрёнку, о которой нужно заботиться. Как и о тебе тоже, к слову. — Значит, для тебя я тоже как брат? — ловит момент Ликс и упирается взглядом в растерянного друга. — М, хён? — Ну… Кхм… — Хван прокашливается. — Не совсем. — Что значит «не совсем»? — Ли пытливо его рассматривает, пока тот бегает глазами по палате, не зная в какой угол забиться, ведь врать не хочется, а Хёнджин уже чувствует, как краснеют его щёки. — Да ну тебя! — решает перевести тему и вручает Феликсу контейнер с едой, а ещё палочки. — На! Ешь! — Спасибо, конечно. — Ли распаковывает палочки и пробует мясо. — Но ты так и не ответил на вопрос. — Я слышал, тебя скоро выпишут, — умело переводит тему Хёнджин. — Скоро будут готовы результаты последних обследований, и тебя отпустят домой. — Да, мне говорил об этом господин Дио, — подтверждает Ликс, уплетая мясо, рис и овощи. — Скоро вернусь в этот ад. — Я не могу. — Что? Хёнджин вздыхает. У него тоже было время подумать. — Не могу отпустить тебя домой. Там твоя неадекватная мать, которая может в любой момент притащить нового мужика, а ещё отчим, которого могут освободить, ведь факта изнасилования не было, а за избиение его, увы, долго не продержат. — Скоро осень, — напоминает Ликс. — Я перееду в общагу. — Задолбал! — взрывается Хван. — Мне тебя силой к себе жить тащить? Закинуть на плечо и волочь через весь Чеджу? — Это, конечно, интересное развлечение, — смеётся в ответ Феликс. — Но я всё равно не останусь, хён. Ты и так слишком много для меня делаешь. — Это всё пустяки… — Вовсе нет! — спорит Ли. — Ты заботишься обо мне, каждый день приходишь, готовишь еду, приносишь фрукты и конфеты… Ты переживаешь за меня, а тебе, если ты забыл, противопоказаны любого рода волнения. — Не забыл. — Хёнджин растирает переносицу. — Когда следующее обследование? — Когда мама вернётся. — Хорошо. — Ничего хорошего. Феликс вздыхает и качает головой. Как только разговор заходит о Хёнджине — тот сразу надувается, как мыльный пузырь, совсем не хочет поддерживать тему, всячески пытается отмахнуться. А Ликс, между прочим, тоже переживает. Очень. — Мама когда приедет? — Обещала к выпускному из музыкалки, — отвечает Хван, почёсывая голову. — Значит, со дня на день. — Ладно, — кивает Ли, не продолжая тему. — Хорошо, что я попаду на твой выпускной. — Да, я очень рад. — Знаешь, о чём я подумал, когда пришёл в себя в больнице? — вполголоса проговаривает Ликс. — О чём? — тоже тихо. — О том, что загремел сюда надолго, и теперь не попаду на концерт в твоей школе, — признаётся младший. — Серьёзно? — удивляется Хван. — Да, это было буквально первым… Я даже думал сбежать, тут же хотел подорваться к открытому окну, но, во-первых, у меня закружилась голова, а во-вторых, в палату вошла медсестра, которая тут же доложила о моём состоянии лечащему врачу. Потом меня перевели в эту палату, а тут, как видишь, решётка на окне, так что… Вариант был упущен. — Сумасшедший, — цокает Хёнджин и хлопает себя ладонями по бёдрам. — Ты ведь был совсем слаб и избит… Как только додумался до такого! Сбежать! В голове не укладывается! — Я просто хотел на твой выпускной, хён… — Ли стряпает умилительное личико, которое всегда беспроигрышно срабатывает в случае с хёном. — Не ворчи… — Ладно, — успокаивается Хван и расплывается в улыбке, он действительно никогда не может устоять перед этой милой мордашкой. — Хорошо, что ты подлечился и на мой выпускной всё-таки попадёшь. Разговор прерывает Виджилия, которая врывается в палату. Она лезет к Феликсу обниматься — привычка, а потом неоднозначно посматривает на Хёнджина, пытаясь понять состоялся ли важный разговор между парнями. Хван делает страшные глаза, Джили фыркает и присаживается на второй стул. — У папы хорошие новости! — делится девушка. — Завтра утром придут ещё одни результаты обследования, и если всё хорошо, тебя выпишут завтра же, после обеда! — Правда? — Феликс даже порывается спрыгнуть с койки на радостях, но его останавливает Хёнджин, ведь официально тому ещё приписан постельный режим. — Правда, — кивает подруга, — все остальные показатели у тебя в норме. Ликс радуется, уже строит планы на грядущий вечер, предлагает собраться в кафе втроём, но Джили, глянув на Хвана, говорит, что завтрашний день у неё полностью занят работой в парикмахерской, потому вырваться не получится даже к ночи. Хёнджин мысленно благодарит подругу, ведь ему очень хочется побыть с Ли вдвоём. Он сильно соскучился. Так и случается. На следующий день, получив результаты обследований, лечащий врач Ликса выписывает его. Он хочет предупредить мать, но у семьи Ли нет домашнего телефона, потому доктор лишь пожимает плечами. Феликс уже совершеннолетний, значит, нет никакой нужды, чтобы его из больницы забирали родители или официальные опекуны. Зато его, конечно же, забирает Хёнджин. Он встречает Ликса на пороге больницы с большим букетом диких орхидей, которые нарвал по дороге, а ещё с уже знакомой корзинкой с фруктами. — Мы собирались в кафе, нет? — Довольный Феликс забирает букет и посматривает на корзинку. — Да, но это тебе с собой, на потом, — отвечает Хван. — Ты не думай, что раз выписали — полный порядок! Тебе ещё надо набираться сил, восстанавливать организм после больницы, так что витамины будут очень кстати! — Ты бы о себе подумал, — чеканит Ликс. — Кто о тебе позаботится? — Ты, конечно, — уверенно заявляет Хёнджин. — Когда мне будет лет сто, когда я буду лежать на смертном одре… Принеси мне корзинку с фруктами, ладно? Я не смогу жевать, да и ты тоже, но мы всегда сможем сделать из них пюре или коктейль! — Фантазёр, — улыбается Ли. — Когда нам будет по сто лет, я вряд ли смогу таскать ноги! — Сможешь, — перечит Хван. — У тебя будет мотивация. Я! — Если только ради тебя, — идёт на уступки Феликс. — Тогда я куплю себе вставную челюсть, чтобы пережёвывать твои любимые фрукты, а потом буду кормить тебя с ложечки. — Меня устраивает такой расклад! — хохочет друг. — А когда ты потеряешь свою вставную челюсть, мы вместе будем искать её, и отыщем где-нибудь под кроватью! — Подожди, — стопорит друга Ли. — Мы что, будем жить вместе? — Я давно тебе это предлагаю! — совершенно серьёзно отвечает Хван. — Эмм… Ну… — Ладно, выдохни. — Хёнджин хлопает друга по плечу. — Мы подумаем об этом чуточку позже, а пока — давай праздновать! В прибрежном кафе, куда отправляются друзья, уже всё готово для торжества. Хёнджин позаботился об этом заранее, у него есть денежные накопления, которые он решил пустить в ход, а потому заказал столик на двоих, а ещё украсил всё яркими воздушными шарами, что стремятся взмыть вверх на свежем воздухе, шелестят на ветру и привлекают внимание. — Оу… Хён… — Небольшой сюрприз! Парни проходят за украшенный столик, просят у официанта вазу для цветов, которую им приносят вместе с блюдами и напитками. Сегодня, в честь знаменательной выписки, Хёнджин заказал шампанское, предварительно проконсультировавшись у господина Дарио. Врач сказал, что алкоголь не противопоказан, но напиваться не стоит, потому Хван ограничился двумя бутылками на двоих. Приглушённую музыку в кафе разбавляет дуновение солёного ветра и плеск волн. Аромат моря приятно наполняет лёгкие, и Феликс дышит полной грудью, ведь соскучился по любимому берегу острова; по бризу, что чуть охлаждает лицо; по скрипу половиц в их любимом с другом кафе, в котором они уже были несколько раз; по мигающим лампочкам в заведении; по приятной музыке… По Хёнджину. — Даже не верится, что выписали, — признаётся Ликс, цепляя палочками лапшу. Блюда в этой кафешке простые, но вкусные. — Ощущение, что был там целую вечность. — Для меня тоже эти дни тянулись долго, — делится Хёнджин, разливая по второму бокалу шампанского. — Я привык, что ты всегда рядом. В школе, после школы, на работе, на выходных… Мы ведь практически все дни напролёт проводим вместе. — Если ты клонишь к тому, что нам нужно проводить вместе и ночи, то… — Имеешь что-то против? — усмехается Хван. — Хён! — Ликс выпучивает глаза и хлопает его ладошкой по руке. — Я не могу у тебя жить. Это неудобно, пойми. — Зато с матерью-алкоголичкой, которая даже не навестила тебя ни разу в больнице — удобно! — ворчит Хёнджин. — Я просто не могу причинять тебе лишние неудобства, — проговаривает Феликс. — Пойми же. — Мы столько раз говорили на эту тему… — Хван закатывает глаза и качает головой. — Ты не хочешь, чтобы я волновался, переживал, но… Сам уходишь в родительский дом, где нет даже телефона, чтобы я мог позвонить и узнать — всё ли с тобой в порядке. Ликси, мне, может, ночевать в твоём мандариновом саду? Ты этого добиваешься? — Ты слишком сильно меня опекаешь… — Это обыкновенная забота и переживания, я же тебя любл… — Хван прерывается, краснея. Вроде, ничего такого нет в слове «люблю», он и раньше говорил это своему другу. Но раньше — немного в другом смысле. — Это просто забота, Ликси. — Я знаю. Прости. Феликс так и не соглашается на переезд к Хёнджину. Говорит, что мать не навредит ему, а отчим за решёткой. Если выйдет — подумают, а пока… Пока Феликс, поужинав, собирается домой. — Я провожу, — заявляет Хёнджин. — Дойдём до нашего привычного места и разойдёмся, — кивает Ликс. — Нет, я провожу тебя до дома. Ты зайдёшь внутрь, проверишь обстановку, а после — помашешь мне из своего окна. Не спорь. — Ладно… — сдаётся Ли. Прохладный вечерний песок на пляже забивается в сандалии; солнце давно село за горизонт, а на небе, прямо над морем, горит одинокая серебряная луна, что освещает волны, в которых плещутся мелкие рыбёшки. По левую сторону светятся огни ночного города, который никогда не спит, в котором даже в тёмное время суток кипит жизнь. Парни шагают медленно, наслаждаясь мгновениями, лёгким ветром, и компанией друг друга. Раньше они постоянно возвращались так после работы или просто дня, проведённого вместе, они ещё никогда не расставались на такое долгое время, как в этот раз из-за больницы, а потому оба особо ценят момент. — Спасибо за вечер, хён, — благодарит Ликс, когда они подходят к забору его дома. — Спасибо за сюрприз, кафе, ужин, воздушные шарики. — Машет связкой, которую прихватил с собой. — Держи. — Хёнджин передаёт другу и корзинку с фруктами. — Поправляйся, кушай всё сам! — Спасибо, — снова благодарит Ли. — У меня есть ещё кое-что, — сообщает Хван и достаёт из нагрудного кармана футболки что-то маленькое. — Протяни руку. — Зачем? — удивляется и не понимает Феликс. — Протяни. Ликс слушается, протягивает руку, а Хёнджин завязывает ему на запястье красную нить. На ней маленькая серебряная ракушка, красиво переливающаяся в свете фонаря у дома. — Ой… Хён? — Это защита, — говорит Хван, а потом показывает второй такой же браслет. — Я знаю, что ты скажешь «позаботься о себе», потому купил сразу два! У меня точно такой же, с ракушкой. — Защита?.. — Феликс завороженно рассматривает нить и красивую ракушку. — Да, — подтверждает Хёнджин. — Не снимай его, никогда не снимай. И помоги мне завязать. Феликс, поставив корзинку с фруктами на землю, молча забирает из рук хёна вторую нить. Он кончиками пальцев касается запястья, а Хёнджина мажет, тот тяжело сглатывает, глаза его темнеют, этот момент для него настолько личный, сокровенный, интимный… Ликс завязывает нить, оглаживает её же пальцами, а Хван будто язык проглотил, он гипнотизирует своего друга, сердце вот-вот выскочит, а руки покрываются мурашками. — На защиту, — улыбается Ли, отпуская руку. — Теперь нам ничего не страшно? — Ничего, — тихо проговаривает Хёнджин. — Спасибо, хён… Ну, я пойду. Да? — Иди, — сипло и всё ещё тихо. — Я дождусь, помаши мне в окно, как проверишь дом. — Договорились. Феликс подхватывает корзинку, разворачивается на пятках, любуясь новеньким браслетом и ступает в сторону калитки. Хёнджин смотрит ему вслед. — Хён… — Ликс оборачивается, смотрит пристально. — Ты так и не ответил вчера на мой вопрос. — Какой? — Ты сказал, что заботишься обо мне, как и о Джили, но о ней, как о сестре, когда я для тебя, как ты выразился, не совсем брат, — напоминает Ли. — Так? — Так. — Не совсем брат, значит… Просто самый лучший друг? — Не совсем, — подтверждает тяжело и медленно. — Как же?.. — Феликс смотрит прямо в глаза, что блестят в ответ пронзительно. — Не брат, не друг… — Большее, Ликси. Ты для меня нечто большее, — хрипло, но уверенно. Сердца обоих пропускают удар.