Я видел прекрасные высоты, Они напомнили мне о том, что я жив, я не хочу умирать. Я больше не хочу тратить впустую ни один день, ни одну ночь. Я знаю, есть что-то большее, Чем наша повседневная рутина… Я читаю это по звёздам, я чувствую это на побережье. Я знаю, есть что-то большее… ©
🤲🏻
— До самой галактики. — Хёнджин, задрав голову, рассматривает вулкан Халласан, к которому они приехали все вчетвером. — До самых звёзд… — Может, кто-то спускается с небес на самую вершину этой горы, там ведь действительно близко, — рассуждает Виджилия, во все глаза разглядывая достояние острова. — Кстати, такая легенда действительно существует, — откликается Сонхун. — Я читал в какой-то книге в библиотеке. — Правда? Расскажи! — просит Феликс, тоже завороженно скользя взглядом по прекрасным видам. И Сонхун рассказывает. Говорят, когда-то давно, в совсем незапамятные времена, на вершину потухшего вулкана спускались таинственные люди с небес, чтобы поиграть с белыми оленями, что водятся в этих местах. Сейчас на том месте образовалось кратерное озеро Пэнноктам, что в переводе как раз означает «озеро белого оленя». У подножия теперь растут чудесные цветы, ведь растений в национальном парке, который стал природным памятником Южной Кореи, насчитывается более полутора тысяч видов. Здесь водится много животных — около четырёх тысяч видов, больше половины из которых — насекомые. — Ай! Кто это?! — кричит Джил, увидев какую-то неприлично огромную бабочку, на которую машет руками. — Не бойся! Это лишь бабочка, — успокаивает девушку Пак. — Красивая какая, ты посмотри! — Это не меняет того, что она является насекомым, — всхлипывает Виджилия, она страшно боится разных летающих и ползающих представителей флоры. — Уффф… Пусть улетает быстрее! — Джил, мы ведь только приехали, да и ты сама хотела, — улыбается Ликс. — А здесь, разумеется, целая куча разных насекомых. — Я, наверное, подожду вас в машине… — Джил ищет варианты для отступления. — Я не подумала, что здесь будет так много этих гнусов… — Ладно тебе! — поддерживает подругу Хёнджин. — Нас трое, мы тебя защитим от каждой букашки! — Точно? — щурится на него девушка. — Естественно, — уверяет Хван. — Идём! Далее следует долгий подъём на гору по специальной лестнице. Путь неблизкий, а ещё ветер поднимается такой, что едва не сносит с ног… Зато разгоняет всех насекомых! Компания шагает по деревянным ступеням, любуясь колоритом природы. Горные склоны покрыты дубовыми, кедровыми и еловыми лесами, ближе к вершине расположены луга и пастбища, а ещё сверху открывается вид на плодородные поля, бескрайние луга и мандариновые рощи, что остались у подножия. Феликс в какой-то момент замечает, что Хёнджин чуть отстаёт, а ещё дышит как-то тяжело, что совсем не нравится Ли. Да, подъём в гору выматывает каждого, но Ликс совсем забыл, что его другу противопоказаны такие нагрузки. — Знаете, я думаю, нам не стоит продолжать путь, — серьёзно заявляет Ли. — Что? Почему? А как же озеро в кратере вулкана? — Виджилия удивлённо хлопает глазами. — Нам ведь осталось совсем немного! — Что-то случилось, Ликси? — встревоженно спрашивает Хёнджин. — Я… Я не очень хорошо себя чувствую, — лукавит Феликс, ведь прекрасно понимает, что скажи Хёнджину вернуться, не добравшись до вершины, из-за его здоровья — тот не согласится. — Что такое? — вступает в разговор Сонхун. — Что именно тебя беспокоит? — Я… Понял, что боюсь высоты, а ещё голова кружится. И болит. Да. — Ликс врёт и не краснеет, но всё во благо. — Тогда мы должны вернуться обратно, пока не поздно! — тут же реагирует Пак. — Нет, вы поднимайтесь! — Ликс машет парочке рукой. — А мы с Хёнджином… Если ты не против, хён. — Что за вопросы? — Хван берёт Феликса за руку и вполоборота кричит Виджилии и Сонхуну, чтобы те полюбовались озером, а они с Феликсом пока дождутся в машине. — Идём. Парочка продолжает путь наверх, а Ликс, хитро улыбнувшись, переплетает свои пальцы с Хёнджиновыми. Да, пришлось немного приврать, но Хван бы попросту отказался, сказал бы, как всегда, что всё с ним в порядке, а Ли видит, что нет, не в порядке. — Когда обследование? — спрашивает Феликс, пока они потихоньку спускаются вниз. — Мама сегодня должна была переговорить с врачом, — отвечает Хёнджин. — А вообще, предварительная запись на завтра. — Сколько там тебя продержат? Или это на один день? Или ты не знаешь? — сыпет вопросами Ли, ведь искренне переживает. Хван не впервые проходит обследование, он всю свою жизнь наблюдается у врача, и Феликс привык, но волнуется каждый раз, как в первый. — Всё будет зависеть от результатов, не знаю… — Хёнджин пожимает плечами. — Бывало, что хватало дня, а порой затягивалось на несколько, сам помнишь. — Помню, — вздыхает Ликс. — Я буду приносить тебе мандарины и чай, если тебя снова упекут в стационар. — И комиксы? — улыбается Хван, но улыбка его выходит краткой, потому что резко колет в груди и он морщится, что не ускользает от взгляда Феликса. — Хён??? Ты как?! Хён?! — Ликс округляет глаза и бросается к другу, крепко перехватывая его запястья, что Хван держит у груди. — Есть таблетки? С собой? — В порядке, в порядке… — тихо проговаривает Хёнджин. — Мама права, надо срочно ложиться на обследование… Чёрт… — У тебя лекарство с собой? — повторяет Феликс, после чего, не дожидаясь ответа, сам обшаривает карманы Хвана, находит в боковом небольшую баночку с синей этикеткой, вытряхивает нервно на ладонь целую горсть белых таблеток, одну из которых сам отправляет в рот Хёнджина. Ликс достаёт из своего рюкзака бутылку с водой, что они набрали на роднике по пути, спешно откручивает крышку, расплёскивает немного на одежду, и протягивает другу — запить. Хёнджин делает пару глотков, потом кивает — благодарит, а после садится на одну из ступенек. Феликс плюхается рядом. — Я дурак, — вполголоса, — я такой дурак, хён… Нельзя было быть таким безалаберным, нужно было подумать о твоём состоянии. — Движение — это жизнь, — тихо проговаривают в ответ. — Я не могу и не хочу быть прикованным к кровати, дивану, стулу… Я хочу вести обычный образ жизни, плавать в открытом море, подниматься в горы, ходить в лес, заниматься спортом и любым, а не тем, что разрешают врачи. Я хочу иметь возможность попробовать себя в любой работе, даже в опасных условиях труда! Хочу просто жить, как любой из людей, не имеющих такое заболевание… — Я прекрасно понимаю тебя, хён… Но, чтобы отправиться в открытое море и покорить любую из вершин, нужно заботиться о своём здоровье здесь и сейчас… Ты же сам помнишь, что тебе сказал врач. — Помню, — ворчит Хёнджин, — очередь на операцию… Вот только эту очередь можно ждать бесконечно, а моя молодость проходит впустую!.. — Она не проходит впустую, — не соглашается Феликс. — У тебя есть семья, работа, почти есть учёба. Есть я, а ещё курицы, которые тебя любят… — На этих словах Хёнджин улыбается. — Есть машина, а значит, ты можешь свободно передвигаться по острову. Есть друзья, которые всегда поддержат: Виджилия и Сонхун ведь классные ребята. У тебя есть многое из того, что не имеют другие люди. — Я не хочу равняться по ним, Ликси… — Хван задумчиво смотрит вдаль. — Я хочу быть лучшей версией себя, иметь возможность заниматься всем, что только придёт в голову, а не тем, что прописано в допустимом списке от доктора… — Нам нужно немного подождать. — Феликс обнимает Хёнджина за плечи. — А пока мы ждём, ты должен заботиться о себе. Тебе нельзя нервничать, а ещё лезть в гору на почти две тысячи метров… Это может быть чревато, хён. И хён соглашается. Ликс ведь действительно прав, Хван это понимает отчётливо. Сегодня так хотелось хоть немного экстрима, и он поверил в себя, в свои силы, но противное сердце вновь дало о себе знать тупой болью… Хёнджин бы хотел добраться до своей грудной клетки, голыми руками вынуть сердце, что уготовила ему жизнь, подшаманить что-то, подкрутить, а потом зарядить обратно, чтобы больше никаких помех. Жаль, что операция, которая ему показана, ещё не скоро… Посидев ещё немного, парни спускаются вниз, проходят через цветущие поля, добираясь до машины, где потом падают на заднее сидение, врубают музыку, обнимаются, любуясь видами через открытое окошко. Феликс лежит головой на коленях Хвана, а тот перебирает его волосы, наклоняется и целует в самый кончик носа. Ликсу щекотно, он пытается увернуться, смеётся, но Хёнджин всё равно до него добирается. Они перекусывают бутербродами, что захватили с собой, запивают всё шипящим ароматным лимонадом ярко-оранжевого цвета, а потом шуршат фантиками, поедая конфеты, которые с собой взяла Джили. Она друзей, должно быть, прибьёт, ведь парни сами не замечают, как от сладостей не остаётся и следа, но они обязательно купят подруге целый кулёк конфет на обратном пути, а ещё фиников в шоколаде, которые девушка любит. Джил и Сонхун возвращаются через три часа, не меньше. Подруга восторженно рассказывает о потрясающем озере, в котором отражается небо, а ещё, уже менее восторженно, о насекомых, что преследовали их на обратном пути, когда ветер утих. Компания занимает свои места, и машина трогается с места. По дороге они заезжают в местное кафе, где подают жареные креветки в каком-то секретном, но очень вкусном соусе, и ещё овощи, приготовленные на гриле. Хёнджин покупает в небольшом магазинчике конфеты для Джил, а ещё упаковку сушёных бананов для Ликса — он их любит. Дорога домой занимает ещё около часа, Хван развозит по домам Виджилию и Сонхуна, а потом завозит Феликса. — Спасибо за этот день, — благодарит Ли, целуя его в щёку. — Несмотря на то, что мы не добрались до вершины вулкана, он был прекрасен. — Ты, ты был прекрасен, — отвечает Хёнджин и целует в губы. — Спасибо за компанию. Предложил бы тебе переночевать у меня, но… — Но сам всё понимаешь, — мягко улыбается Феликс. — Прости, хён. — Ну, до завтра… Навестишь меня в больнице, если меня туда всё-таки упекут? — Конечно! — Ликс выходит из машины. — И да… Я обязательно принесу тебе комиксы.🤲🏻
— Хёнджин, дорогой… — В приёмный покой входит врач, давно знакомый Хвану. — Да, господин Дарио. — Я посмотрел твою кардиограмму и результаты УЗИ сердца, — говорит доктор. — К сожалению, Хёнджин… К сожалению, тебе нужно будет у нас задержаться. — Всё так плохо? — Хван сводит брови, хмурится, а в груди у него зарождается неприятное волнение. — Хуже, чем мне бы хотелось, скрывать не стану. Необходимо сделать МРТ, фонографию, а ещё понаблюдать за твоей кардиограммой, — рассказывает доктор. — Ты знаешь, это нужно для твоего же здоровья. И да, ты сам мог заметить это по своему состоянию… Скажи честно, в последнее время боль участилась? Усилилась? — Да, — признаётся Хван, — участилась и усилилась… Я стараюсь не распространяться об этом. Скажите лучше, что насчёт операции? — прямо в лоб. — Я знаю, что я на очереди, но это длится так долго… — Без очереди попадают только срочные пациенты, мой дорогой, — грустно отвечает Дио. — Но знай, когда настанет тот день, тебя будет оперировать лучший кардиохирург острова Чеджу! — Это вы о себе? — На лице Хёнджина на долю секунды появляется улыбка. — Конечно! — Дарио активно жестикулирует и всегда специально пытается разрядить обстановку. — Главный итальянец в вашем корейском царстве обязательно починит твоё сердечко! — Врач, что до этого времени стоял, присаживается на кушетку рядом с Хваном. — Я обещаю, дорогой, когда настанет тот день, я сделаю всё, что в моих силах. А ещё, у меня есть для тебя кое-что! Врач достаёт из кармана своего белоснежного халата маленькое зелёное яблочко, вручает Хёнджину и говорит, что это полезно для сердца. Просит не забывать, а то, видите ли, мама Хвана нажаловалась, что сын совсем не следит за правильным питанием и забывает о регулярном потреблении фруктов. — Шутите? Я на рынке работаю! Конечно, я не забываю! — возмущается, но в шутку, Хёнджин. — Ничего не знаю… Зато знаю, что здесь тебя ожидает полноценное питание, от которого не отвертишься! Поставлю тебе самую ответственную медсестру, или медбрата, чтобы следил за тобой, чтобы заставлял кушать витамины! — Ох, господин Дарио, вы как всегда… — смеётся Хёнджин. — Помню, как мы с Феликсом приходили в детстве в гости к Джили, и вы нас кормили до отвала вкусной итальянской пиццей… Кстати! А пицца будет? — В больнице никакой пиццы! — Врач отрицательно качает головой. — Здесь всё строго, мой дорогой. — А так хотелось… — Знаешь что? — Дарио хитро щурится. — Давай так. Ты идёшь на поправку, твои показатели улучшаются, выписываешься из больницы, а я готовлю для тебя и твоих друзей пиццу. Лично! — С пепперони? — облизывается Хван. — Конечно! — Тогда по рукам! — Хёнджин протягивает руку для пожатия. — Куда теперь? — Тебя проводят в твою палату. — Врач пожимает руку в ответ. — Поправляйся, Хёнджин. Держись.🤲🏻
Хёнджин с отвращением смотрит на кашу в тарелке, размазывает её ложкой, а потом, фуркнув, убирает поднос на тумбочку. Он уже пятый день находится в больнице на обследовании, у него взяли анализы, провели много процедур, но Дарио пока молчит, домой не отпускает, только заставляет есть эту их полезную для сердца пищу, а ещё приставил к Хвану медбрата, который лёгок на помине. — Что это у нас тут? — В палату входит тот самый медбрат, которого зовут Ли Донмин. Хёнджин считает, что он классный и добрый, но вот с едой строгий очень, всегда заставляет съедать её до последней крошки. Хвана, вообще-то, не так просто пронять, но Донмин идёт на шантаж и грозит поселить к Хёнджину в палату какую-нибудь вредную бабку, а ещё говорит, что перестанет заглядывать к нему на вечерние беседы. — Кто-то захотел заполучить себе соседку?! — Донмин смотрит строго через свои круглые очки в тонкой серебряной оправе. — Слушай, я не могу больше это жрать, ну серьёзно, — выдыхает Хёнджин, страдальчески закатывая глаза. Они друг к другу на «ты», ведь Донмин старше всего на шесть лет. — Готовят неплохо, особенно обед и ужин, но я не привык к такому питанию, я сам бы вкуснее приготовил! — Вот выпишут тебя, тогда и приготовишь! — Донмин подходит к койке, берёт с тумбочки поднос и протягивает обратно Хвану. — И меня пригласишь на барбекю. А пока давай, ешь! — Ты невыносим, — пыхтит Хван, но за кашу принимается. Он большими ложками заталкивает её себе в рот, морщится, а пустую тарелку ставит обратно на поднос, всем своим видом показывая недовольство. — Ты ведь уже не тот маленький и капризный мальчик, что раньше, Хёнджин, — высказывается Донмин. — Пора стать серьёзнее и относиться к полезной пище со всей ответственностью. — Будто ты знаешь, каким я был в детстве… Донмин забирает поднос и отправляется в сторону выхода, но на пороге оборачивается: — Знаю, Хван Хёнджин, вообще-то, знаю. Только пациент собирается задать вопрос, что напрашивается сам собой, как в палату входит Феликс. Он в одной руке держит букет разношёрстных полевых цветов, а в другой — пакет с фруктами с рынка. Вчера, отработав там смену до позднего вечера, он набрал самых спелых плодов для Хёнджина, чтобы с утра отнести ему в больницу. — Привет, — здоровается Ликс, и провожает взглядом удаляющегося медбрата. — Как ты? Есть новости? — Никаких, — отзывается Хёнджин, после чего встаёт с постели и шагает навстречу, чтобы обнять. — Я соскучился… — Я тоже, хён. Феликс заключает Хёнджина в кольцо рук, носом утыкается в шею, а тот обнимает за талию. Хван пахнет больницей и медикаментами, пахнет бинтами и пластырем после капельницы, что на сгибе локтя, пахнет травяным чаем, что пил до завтрака, и овсяной кашей, которую доел только что. Ликс так сильно скучает… Все эти дни он не находит себе места, приходит в больницу каждое утро до работы, ведь теперь почти всё время проводит на рынке, а вечерами долго смотрит в окно, загадывая желание на звёзды… Его желание одно — чтобы хён был здоров. Ладно, есть ещё одно… Чтобы хёна поскорее выписали, ведь Ли без него уже совсем не представляет жизни. — Значит, сегодня снова остаёшься здесь… — Феликс садится на стул, а Хёнджин обратно на больничную койку. — Я принёс комиксы, тебе ведь очень скучно тут одному… — Спасибо, Ликси! — улыбается Хёнджин. — Благо, что есть Донмин. Он работает каждый день, не знаю даже, когда у него выходные, но с ним хотя бы не скучно. — Этот медбрат, что возле тебя всё время ошивается? — Ликс головой кивает в сторону двери. — Да, он. Но не ошивается, Ликси. Это его работа… Помнишь, я говорил как-то, что отец Виджилии ему строго приказал следить за моим питанием! Вот и заставляет меня съедать всё до крошечки… Грозит подселить какую-то сумасшедшую бабку, если не буду слушаться. — В этом они правы. — Феликс пожимает плечами. — Тебе необходимо хорошо питаться. Я фрукты принёс, съешь обязательно, хён. Я завтра ещё принесу! — Я за вами не успеваю! — смеётся Хван. — У меня уже полная тумбочка фруктов! — За нами? — За тобой и мамой, — поясняет Хёнджин. — И Донмин приносил пару раз фрукты и сок. — Из больничной кухни? — Нет. Просто от себя, чтобы я быстрее шёл на поправку… Феликс хмыкает, встаёт и отходит к окну, одёргивает занавески и что-то якобы увлечённо рассматривает во дворе. Хёнджин поднимается и подходит, обнимает со спины, носом касается уха, чмокает и шепчет: — Ты ревнуешь? — Да, — тихо, но честно признаётся Ликс. — Он божественно красив. — Вот как?! — Хёнджин разворачивает Ликса к себе лицом: — А теперь, кажется, буду ревновать я! — Это же очевидно, хён. Он красив, как какой-то актёр, или певец, а может, вовсе модель… У него поклонниц и поклонников наверняка целый километр… — Вот именно, — кивает головой Хван. — Какое ему может быть дело до больного сердцем и не самого привлекательного пациента, когда у него толпа поклонниц? — Ты ошибся. Самого привлекательного… — Ох, Ликси… — Хёнджин притягивает его к себе, гладит по спине, по голове, а у Феликса мурашки по телу. — Ты ведь в курсе, что меня интересует только один прекрасный житель побережья, что носит на запястье красную нить, варит изумительное мандариновое варенье, любит сушёные бананы и звёзды в ночном небе, а ещё лучше всех обо мне заботится? — Даже лучше Донмина? — шёпотом, не поднимая глаз. — Даже лучше Донмина, — честно, чмокнув в макушку. Феликс остаётся ещё на целый час, пока за Хёнджином не приходит врач, который зовёт на очередную кардиограмму. Ли уходит, чтобы отправиться на работу, и обещает обязательно навестить хёна завтра утром. Хван же вновь и вновь проходит обследования, которые, как уверяет господин Дарио, помогут отследить динамику, чтобы назначить корректное лечение, поддерживающее жизнь до операции. Вернувшись в палату, Хёнджин читает комиксы, потом обедает, немного спит, снова читает комиксы за полдником, надеясь поскорее дождаться ужина, ведь после него у них с Донмином традиционная вечерняя беседа. Медбрат уверен, что в обследовании и лечении важны не только врачи и медикаменты, но и добрые эмоции, которыми он старается заполнить все вечера, когда основные дела закончены, и можно просто поболтать, сидя в холле у телевизора, или прям в палате Хёнджина, распивая чай. Медбрат рассказывает о своей учёбе в медицинском, а Хван о работе на рынке, о музыкальной школе, о Феликсе… Он не говорит ничего личного, но отзывается о нём так тепло, что каждый услышавший тут же всё бы понял. — Я сегодня не с пустыми руками! — Донмин заваливается в палату почти перед отбоем, когда ужин далеко позади. — Задержался немного, потому что на такси пришлось сгонять домой. Смотри, что привёз! — В его руках гитара. — Офигеть! — Хёнджин тут же садится на постели. — У нас что, намечается местный концерт? Солист с больным сердцем, гитарист — его медбрат, сумасшедшая бабка на бэк-вокале, барабанщик — дед, что лежит со сломанной ногой… — А ещё доктор Дарио — продюсер, — подхватывает Донмин и смеётся. — Но если серьёзно, в нашей группе будет только два человека. Я отлично играю, а ты классно поёшь, раз окончил музыкальную школу по вокалу. — Всё, что угодно можешь сыграть? — Хёнджин потирает руки и усаживается на постели поудобнее. — Всё, что угодно. — Донмин садится на табуретку и настраивает гитару. — Что хочешь спеть? — Есть у меня одна идейка… Порой я так устаю, Что ищу только угол, чтобы приклонить голову. Тогда я поднимаю взгляд к небу, И чувствую, как теплый свет меня успокаивает. Донмин узнаёт песню и подбирает мелодию, перебирает по струнам, слушая завороженно, как Хёнджин продолжает петь. Я видел прекрасные высоты, Они напомнили мне о том, что я жив, я не хочу умирать. Я больше не хочу тратить впустую ни один день, ни одну ночь. Я знаю, есть что-то большее, Чем наша повседневная рутина… Я читаю это по звёздам, я чувствую это на побережье. Я знаю, есть что-то большее… Хёнджин поёт приглушённо, чтобы никто из персонала не услышал, Донмин тоже играет тихо. В какой-то момент медбрат снимает очки, оставив их на тумбочке, и продолжает игру. Думаю, мы все боимся одиночества. Боимся одиночества до этого момента… Мы все хотим опираться на веру, Просто верить, по крайней мере, в моём случае это так. Я видел прекрасные высоты, Они напомнили мне о том, что я жив, я не хочу умирать… Хёнджин внезапно прерывается, шипит, хватается за сердце, а Донмин, отбросив гитару, подрывается с места, находит свои очки наощупь и бежит за дежурным врачом, который тут же реагирует и несётся следом за медбратом, перепрыгивая через все преграды на пути, через пороги, через гитару, что валяется на полу… — В порядке, я в порядке, — хрипит Хёнджин, — просто небольшой приступ… — Ага, оно и видно… — Врач тут же хватает с тумбочки необходимые таблетки, которые заталкивает в рот Хвана, а Донмин наливает воду из графина в стакан и протягивает пациенту. Боль постепенно утихает, а потом и вовсе отступает… Доктор уходит на свой пост, а Донмин остаётся, тихонько садится на стул и молча смотрит в пол добрые минут пятнадцать. — Ночевать здесь собрался? — тихо спрашивает Хёнджин, приоткрыв глаза. — Если будет необходимо, то да, останусь. Это моя работа, Хван Хёнджин. — Он раздумывает несколько секунд, а потом добавляет: — Не надо было приносить гитару. Прости. — Что? Почему? — Хван вошкается на постели, устраиваясь поудобнее, приступ закончился, в груди лишь немного ноет, а ещё вздохнуть полноценно тяжело. — Потому что ты пел такую песню и расстроился. Расстроился и отхватил новый приступ… — вздыхает медбрат. — Ты не виноват, — не соглашается Хёнджин. — Я ведь сам выбрал такую песню, такую жизненную… А мог и другую — повеселей. — Всё равно, — не отступает Донмин, — это была провальная идея… — Лучше сыграй мне что-нибудь, — просит Хёнджин, прикрывая глаза. — Сыграй, пока я буду засыпать. Донмин качает головой, думает некоторое время, а потом всё-таки берётся за гитару. Он играет какую-то приятную слуху мелодию, она спокойная и гармоничная, она льётся прозрачным ручьём, в котором отражаются сияющие звёзды, что подмигивают, переливаются… И Хёнджин засыпает. Он засыпает совершенно довольный, даже позабыв о приступе, о больнице, о лечении… Он слушает мелодию и представляет Ликса, его самого прекрасного ангела, который умудряется ревновать, но делает это так мило, так забавно… И понимает, что любит, так сильно любит, надеясь на взаимность, надеясь, что чувства Ликса такие же безграничные… — До самой галактики… — шепчет Хёнджин, проваливаясь в сон, и вспоминая момент, как они стояли с Ликсом у подножия вулкана. — До самых звёзд… Он засыпает, а Донмин, закончив играть, укрывает его одеялом, несколько секунд задерживает свой взгляд, после чего проверяет таблетки, добавляет воду в графин, выключает свет на ночь. И одному ему лишь известно, как давно он знает Хван Хёнджина, но, конечно, не лично. И одному ему известно, что сердце при виде пациента отказывается исправно работать, даёт сбой, вызывает прилив крови к щекам, а ещё волнение… Оно обволакивает сознание, не даёт спокойно выполнять свои обязанности, не даёт мыслить трезво, ведь единственное, что ему сейчас хотелось бы — побыть с самым дорогим пациентом ещё хотя бы немного. Донмин уходит. Уходит, чтобы обязательно вернуться утром.