Красота и Сила

Но стоило Жилину переступить порог, чувство тревоги как будто растворилось. Растворилось в чистоте недавно вымытого дома, запахе свежеиспеченного хлеба с какими-то травами, чая с чабрецом и ромашкой. А еще пахло пеной для ванн, шампунем, душистым гелем, каким-то кремом для тела и черт знает, чем еще. Жар печки и пар ванной, включенный свет и домашняя возня согревали квартиру. Квартиру согревал Игорь. Вот он, показывает голову из-за стенки, а вот и весь показывается. В халате Серёжи. А Серёжа не может не сдержать улыбки, быстро переобувается, мчится с дорогущей бутылкой в объятья своего любимого человека, который изо всех сил улыбается и щекочется немного сырыми волосами. Ванну принимал. И, судя по необычно гладкой коже, таскал Серёгины средства. Еще и побрился, и не только лицо. Игорь, который всю прошлую неделю с трудом находил в себе силы встать с кровати чтобы поесть и умыться. Игорь, который спал по шестнадцать часов в сутки, чтобы делать базовые дела и не выходил на улицу полтора месяца, потому что мог на раз-два крякнуться в обморок. Игорь, который раньше был таким сильным, живым, абсолютно безумным гением, пивший всю ночь и развлекавший на стройке мужиков, а утром — в поле, чтобы Жилину ромашек наковырять и с завтраком в постель принести. Его Игорь. Его худенький, слабенький с недавних пор Игорь, который просто хочет побыть рядом, и не важно, кто будет с ним сегодня: его домашний Серёжа или затраханный полковник Жилин С.О. Лишь бы рядом. У Жилина от осознания этой преданности больно щемило в груди. Катамаранов из последних сил старается порадовать холодного мента, а мент думает, какие чулки надеть к мэру. Жилин полез в верхний шкаф за фужерами, но так и замер с одной ногой на кухонной тумбе. «Если он узнает, то сегодняшний день будет вспоминать, как ложь». «Я должен ему рассказать». «Молчи. Молчи, дурак, ты разобьешь ему сердце». «Лжец». «Но он хотя бы будет жить.» Мысли быстро сменяли одна другую, а Жилин всё стоял. Долго стоял, уже минуту, и этого вполне хватило для того, что Игорь принёс из тумбы в прихожей свой кирпич, который был не обычный, а вполне себе для фотографий. «Вот бы постоянно видеть, как он так стоит.» — думал Игорь, делая снимок. Снимок получился харизматичный: полковник в полной своей форме стоял ногой на тумбе, в одной руке бутылка, в другой — фужер, который то ли нужен, то ли нет. Волосы из-под фуражки на задумчивое лицо падают. Красивый, в тапочках такой. — Мы сегодня культурные, или так попьем? — Да кому эта культура нужна! Жилин с хлопком откупорил бутылку, за несколько больших глотков осушил половину, другую половину самостоятельно влил в Игоря, тут же достал наручники: — Поиграем? — Не смогу отказать, милиция. Игорь моментально скинул с себя халат, обнажил тощее гладкое тело, и Жилина понесло. Он забыл и про преступность, и про мэра, и про ребёнка, и про чулки, и про то, где будет брать шубу на вечер, и про темы разговоров во время вызова. Думал только про то, что сейчас ему безумно хочется Игоря. И завтра тоже. И всю жизнь. Скажет ему позже, если скажет. А сегодня — никакой работы, всё. Их день. «Последний, возможно» — пронеслось у полковника в голове, но он отогнал её, щёлкнув наручниками у Игоря за спиной. Взял его подбородок рукой, большим пальцем огладил нижнюю губу, поцеловал жадно. Скучал. Господи, как же Жилин скучал. Развернул к себе спиной, надавил ладонью между лопаток, заставляя Катамаранова лечь на пресловутую тумбу, принялся снимать галстук только для того, чтобы завязать им глаза Игорю. — Не страшно? — Никак нет. — Правильно. — справившись с узлом, Жилин наклонился ближе, чтобы низко хрипеть в ухо — Рядом со мной ничего не бойся. Никого. — Так точно, товарищ полковник. — Умница. Игорь, раздвинь ножки. Полковник опустился на колени, целовал гладкую кожу медленно, поднимался от тонких лодыжек выше на икры, целовал под коленом, внутреннюю часть бедра, ягодицы, ямочки на пояснице, спустился ниже, водил языком широко, влажно, заставляя слюну стекать ниже, а в последствие и капать на пол, дразнил вход самым кончиком, доводя Игоря до мелкой дрожи. Когда дрожь стала сильнее, просящий скулёж громче, а дыхание сбилось — подхватил на руки и унёс в спальню. Закончили ближе к полуночи там же. К трём — вышли из тёплого душа. Ужинали под утро. Уснули после того, как встретили поздний рассвет, обнимаясь и куря под клетчатым пледом на балконе. День всех влюблённых закончился, а любовь осталась.