Переступая заветы

Сколько Моно себя помнил, он почти никогда ничему не удивлялся. Выпотрошенные тела, набитые комами ваты в логове у Охотника; длинная шея Учительницы и её острые зубы, отцепившие у него два пальца на правой руке; двигающиеся манекены, хищные руки в больнице и жирный Доктор, ползающий по потолку — он всегда относился ко всему весьма скептически, предпочитая плыть по течению событий, чем разбираться во всём дерьме. Предательство Шестой для него неожиданностью тоже не стало. Он с самого начала знал, что однажды эта дикая, необузданная девчонка бросит его, если не убьёт; но в глубине души надеялся, что этого не произойдёт. Вися над пропастью он уже знал, какой его ждёт конец, но всё равно слёзно крикнул подруге пропитанные эмоциями слова. Он очень долго не мог поверить, что она его предаст. Предпочтёт ему себя. И, пожалуй, это единственное, что он так и не смог ей простить. Может, он действительно эгоистичен. Может, он действительно жесток. Может, он действительно заслуживает быть один. Может Око было его небесной карой за всю боль, причинённую им другим. Моно это «может» даже не отрицал — он был тем, кем являлся, вот только это его не устраивало совершенно. Он не мог отрицать того факта, что он ненормален — да и кто, Око его дери, в этом мире был нормальным?! Моно был сам по себе двадцать лет, и ничто и никогда не заставит его стать другим. Только он сам. Но сейчас, лёжа на больничной койке, он чувствовал к сидящей напротив женщине исключительное любопытство. Даже пусть он прекрасно знает, кто это — его имя, дурацкое обращение и теперь, когда её лицо не скрывала маска, он был в своих догадках полностью уверен — это же не просто кто-то! Шестая как-то… повзрослела. Моно помнил её совершенно иной: её некогда круглое, не совсем пропорциональное лицо вытянулось и покрылось маленькими тёмными пятнышками ближе к линии волос; карие глаза смотрели на него с затаённой радостью. Всё сценарии их встречи из головы Моно выветрились, и он, сам того не ожидав, отнёсся ко всему весьма спокойно. Как же так? — думал он, немигая уставившись на Шестую. — Вот же она, прямо передо мной! Живая, — он сглотнул. — Здоровая, — обвёл её взглядом. — И… довольная? — он мотнул головой и нахмурился. — Чему это она так рада? Случилось то, чего Моно не ожидал совсем — Шестая поджала губы, чуть приподняла подбородок, громко шмыгнула носом и резко навалилась на него, стиснув в объятиях. — Моно, Моно, Моно, Моно… — повторяла она почти шёпотом. — Это же ты, дохляк! Это же правда ты! — судя по звукам, исходившим в районе его груди, Шестая ревела. — Прости меня, Моно! Если сможешь, прости! Моно словно вышел из транса. Это она. Она. Он сжал её в ответ даже сильнее, чем нужно. Моно почувствовал, как болят от скрипа его острые зубы, и он позволил себе расплакаться тоже. Чёрт, он же почти её возненавидел тогда, да и к тому же всё это время (чёрт возьми, это же почти шестнадцать лет!) был уверен в ответной ненависти! Дураком Моно себя, конечно, не считал, но такую ошибку не запомнить не смог. Шестая, кажется, уже начинала захлёбываться. — Чёрт! — прошипел он ей в макушку. — Успокойся уже, пожалуйста! Сама же поговорить хотела. Шестая вновь шмыгнула носом, отдалилась от него и закрыла глаза широким рукавом кимоно. — Да… конечно. — она, судя по всему, более-менее успокоившись, наконец ответила ему. — Боже мой, прошло шестнадцать лет! Шестнадцать лет, представляешь, Моно, с нашей последней, — она запнулась — Встречи. О, да. — зашипел у Моно кто-то в подсознании. — Встреча, как же! Эта сука тебе что хочешь наплетёт, помни! Помни, блять, кто тебя предал. Помни в лицо. И не смей, слышишь? Не смей прощать! Моно помнил это и безо всяких напоминаний. Внутри сжался противный тугой клубок, шевелящийся и пульсирующий в его грудной клетке. Моно стало противно от себя, уже совсем захотевшего прощения; и Шестой — эгоистов он ненавидел настолько же, насколько сам им был. Вся его вселенная крутилась вокруг него одного и лишь благодаря этому он был вполне себе самостоятелен, подпуская к себе людей лишь изредка и в основном ненадолго. В одиночестве был смысл его существования, его истинная цель и вместе с этим и его спасение. Однажды он Шестой уже доверился, и чем это кончилось? Правильно, очередным доказательством человеческой слабости и трусости. — Ты с собой девчонку на борт припёр? — Моно оскалился, когда она упомянула про Миртл. Что она, чёрт возьми, с ней сделала? Он чуть не дёрнулся с места, но был остановлен маленькой ладонью Шестой и был вынужден лечь на место, злобно сверля её взглядом. — Не обессуть, я нашла её в коридоре возле комнаты Третьего. Тебя искала, а как ко мне обратилась, не дрогнула даже. — Моно почувствовал неожиданный прилив гордости за Миртл. — Её, кстати, подошедший Третий к себе забрал. Моно напрягся. — А Морнику она ещё зачем? — Как, зачем? Она сама сказала, что с ним пойдёт. Так, стоп, ты его Морником назвал? — Шестая удивлённо дёрнулась от него. — Только не говори мне, что на его имя табу стоит. — Моно вспомнил, как к Третьему относились остальные и уже этой мысли не удивлялся. — Допустим, пожалуй, этот вариант. — Ты что, в бункере был все шестнадцать лет? — наверное, на его лице отразилось столь саркастическое выражение, что Шестая даже не свойственно смутилась. — Неловко получилось. — Да ладно уж. — Моно изо всех сил надеялся, что скрежет его зубов не был слышен в самом дальнем уголке «Чрева» — Ты действительно не знал о именной связи? — Я так похож на того, кто так сведом во всех этих делах? Конечно не знаю, я на свободе оказался всего месяц назад. Шестая по своей обыкновенной привычке вскинула брови и надменно прищурилась — за это её Моно не осуждал, у самого, наверное, это порой проглядывалось. — Именная связь. — она стянула с руки перчатку и пошевелила ладонью, на которой образовался тёмный клочок её магии, почти в эту же секунду устремившийся к руке Моно. — Видишь это? Я указала направление, используя твоё имя. Чувствуешь лёгкое, почти невесомое покалывание? — только сейчас Моно обратил внимание на то, что рот Шестой при разговоре совершенно не открывался. Она одобрительно кивнула головой. — Верно мыслишь. С помощью таких вот клочков магии именной связи можно общаться или даже передавать небольшие образы невербально. Я могу, кстати, и в мыслях у тебя покопаться, но ты не суетись, я этого делать не буду. Она молниеносно сжала кулак и чёрная энергия, уже обвившая запястье Моно, рассеялась в воздухе. Шестая отряхнула ладони и, пихнув Моно в плечо чтобы он продвинулся, плюхнулась в полу-сидячем положении рядом с ним. — Как ты знаешь — знаешь же вроде, да? — в обычном применении наша магия может лишь использоваться в бытовухе там, при профессии либо для перемещения предметов. В общей сути магия в этом мире на таких простеньких основах и построена, НО! Вторую видел? Видел конечно, что спрашиваю-то, совсем уже рехнулась. — Моно тихо прыснул в ладонь. Он скучал. — На её примере и объясню. У нашей великолепной семёрки всё немного иначе. — Семёрки? — удивился Моно. — Так нас же Шестеро всего! Шестая махнула рукой. — Не перебивай, придёт время, сам узнаешь. — она недовольно зашипела на него. — Вторая специализируется на медмагии. У неё и ученики медмаги, в какой-то степени только, правда. Она может без проблем разбираться со всеми недомоганиями в магическом ядре и каналах. Ученики же её, да и остальные медики такого делать не умеют и не могут — они так, царапки обычные латают, не способны на большее. — То есть ты мне сейчас сказать пытаешься, что наша магия узкоспециализированная? — Моно приподнялся на локтях и заглянул Шестой в глаза. Она кивнула. — Ага. Только я что-то от темы отошла. Мы же про именную связь говорили. Третий сам твоё имя знает? — она покосилась на него и ему не осталось ничего, кроме как согласиться. — Хуёво, но можно считать его имя страховкой твоей… и моей теперь. Она поднялась с койки и Моно довольно перекатился обратно на своё первоначальное место. Шестая натянута снятую перчатку на руку и нацепила на лицо маску. — Запомни кое-что ещё, — её голос из-под маски звучал глухо, а наблюдать безжизнееное выражение лица было неприятно. — Я с тобой в любое время связаться могу, а вот ты со мной — нет. Оставив ошарашенного Моно наедине с собой, Шестая грациозно уплыла из комнаты, шурша длинным подолом кимоно. Жёлтого кимоно.