Подноготная чувств

      «…Спасибо за поздравления, дорогая няня. Я бесконечно рада, что мысли о моем возможном триумфе греют Вам душу, но уверяю, не нужно за меня болеть — Вы лучше за меня выздоравливайте. С любовью,                                                 Ребекка.».       Няня Ребекки, мадам Шаброль, была сквибом в семье чистокровных волшебников, но, так или иначе, она никогда по этому поводу сильно не комплексовала. Её никогда не влекло в магию, и она моментально пресекала любые попытки друзей и близких обучить её простейшим волшебным трюкам.       Она родила дочь от мужчины без способностей к чародейству и в целом до поры до времени жила спокойной размеренной жизнью среднестатистического человека без каких-либо отклонений от пресловутой магловской нормы. По стечению обстоятельств от всего этого пришлось отказаться. Тогда она и попала в семью Дюбуа.       Эта женщина верой и правдой отслужила им целых шестнадцать лет: сначала мадам Шаброль вырастила Ребекку, а после принялась за следующее подрастающее поколение — её младшего брата Ронана. И если Ронан даже под патронатом этой святой женщины вырос уродом, то страшно представить, как на его и без того пропащей личности отразилось бы воспитание исключительно родительское.       Ребекка долго не могла смириться с отставкой няни, с которой у неё всегда была связь особая, объяснению не поддающаяся. В её памяти крепко-накрепко отпечаталось всё о мадам Шаброль: начиная кривоватой добродушной улыбкой, а заканчивая мягкими, теплыми руками, изможденными морщинками от времени. Почему-то всю свою сознательную жизнь Ребекка думала, что именно такими должны быть руки у мам. У матерей, подобно мадам Дюбуа, они всегда были ледяными.       Няня уволилась, так и не удосужившись попрощаться и объяснить причину столь резкого ухода ни о чем не подозревавшей Ребекке, которая находилась тогда на обучении в Шармбатоне за несколько миль от дома. Дюбуа долго злилась на нее, не распечатывала письма, которые она присылала, пока однажды её мать случайно не обмолвилась, что мадам Шаброль сразил какой-то страшный недуг, который магловскому лечению не поддавался, а прибегать к помощи волшебства она отказалась наотрез.       Когда Ребекка узнала об этом, у неё началась затяжная стадия отрицания вперемешку с гневом. Она не была плохим человеком или избалованной дурочкой, у которой сносит крышу при виде брюликов, и начинается бурная истерика, не получи она того, что возжелала всем своим существом (пусть она и могла производить такое впечатление). Но зная, что ее по-настоящему родной человек чахнет день за днём, притом, что она осознавала свое катастрофическое бессилие, девушка хотела лезть на стены от безвыходности ситуации и срываться на всех, кто по своей неосторожности попадет под запал.       Ведая о бесконечной тяге няни защитить воспитанницу от мельчайших происков зла и любых других опасностей магического мира, Ребекка понимала, что поздравления с участием в Турнире её были напускными, сказанными скорее из глубочайшей любви и уважения к тому, что было важно для Дюбуа, но девушка тактично смотрела на это сквозь пальцы и с благодарностью их принимала.       Сразу после того, как Ребекка поставила последнюю точку, она аккуратно сложила письмо в конверт и, заклеив его исконно традиционным способом, при помощи языка, полюбовно отложила его на журнальный столик, а сама в блаженстве прикрыла утомленные глаза. В гостиной Гриффиндора тихо потрескивал камин, дождь струями змеился по оконному стеклу. Где-то вдалеке небо перечеркнула вспышка молнии. Всё это было таким донельзя умиротворяющим, что Ребекка волей-неволей забыла, что уже через два месяца ей предстоит подвергать себя смертельной опасности. Кто знает, может, это ее последнее пятнадцатое сентября?       Сознание Ребекки ощущалось чуть замутнённым, будто дымкой подёрнулось, но мысли оставались ясными. Она задремала и теперь тихо посапывала на диване, молясь всем существующим богам, чтобы её не трогали и позволили досмотреть сон, который она прервала вынужденной мерой в виде раннего подъема на тренировку.       Увы, даже полагаться на святого покровителя в этой ситуации было не шибко полезно: кто-то абсолютно безбожно пробудил девушку от мирной дрёмы, приземлившись рядом с таким энтузиазмом, что Дюбуа даже слегка подпрыгнула. — Доброе утро, — промурлыкал гость, и девушка сразу поняла, кому принадлежат эти слова. — Я вижу, у тебя оно не такое доброе, как у меня. Кстати, твой брат, кажется, очень рад меня видеть, — объявила Ребекка, явно враждебно глядя на косящегося на неё второго близнеца. Вдруг лицо девушки озарилось азартной дерзкой усмешкой. — Представляете, какой-то идиот принес мне сливочное пиво в дортуар! Как жаль, что он не в курсе, что я его терпеть не могу.       С этими словами она упорхнула в сторону узкой лестницы, которая вела к выходу из гостиной, нарочито задевая Джорджа плечом. — Твою лампочку… — сквозь зубы прошипел Фред. — То есть пиво с сюрпризом она не выпила. Самое время начать придумывать план «Б». — Фред, — начал было второй близнец, — она его не выпила, потому что…       Уизли вопросительно взглянул на брата, однако тот в последний момент замешкался и принялся в отвлекающем маневре мельтешить перед бывшим лежбищем Ребекки. — Ну, потому что она его не любит! — Гений, — процедил старший близнец и, облаченный в спортивный костюм, по примеру Ребекки проследовал к лестнице, по пути сглатывая злостные матюки.       Джордж же остался стоять на месте, рассматривая письмо, которое покоилось на столе. Скрепя сердце, он-таки поднял конверт и с интересом повертел его в руках. — Адрес указан… — в задумчивости пролепетал близнец. Он понимал, что если сейчас его не отправит, то письмо с огромной долей вероятности сопрут — мало здесь любопытных, что ли? Подкидывать его средь бела дня в комнату чемпионки и снова наступать на те же грабли он не осмелился, так что, сунув конверт во внутренний карман джинсовой куртки, решительно зашагал в совятник. ***       Пока девушка неспешно шествовала по заковыристым коридорам школы, в надежде всё же выбраться на улицу сегодня, она размышляла о рассказах местных аборигенов о её новом знакомом. Как оказалось, Фред был не таким уж глупым, каким казался на первый взгляд, а с помощью брата-близнеца, познакомиться с которым Ребекка имела честь вчера, они превращались в настоящих попугаев-неразлучников, только чуть менее разговорчивых и чуть более пакостных.       Хотя, Дюбуа тоже порой вытворяла такое, что приличной леди не положено, и на что следовала молниеносная реакция прихвостней её брата в виде восстания во имя луны, и родителей, спешащих ниспослать на безголовую дочь праведный гнев. Помнится, в прошлом году она отыскала в недрах библиотеки тяжеленный фолиант с заклинаниями, которые как раз сгодятся для того, чтобы лишний раз поглумиться над кем-то, хотя, честно говоря, неизвестно, как такая опасная в неверных руках, но безусловно полезная вещь умудрилась скрыться от вездесущей мадам Брюссо. В любом случае, Ребекка не погнушалась воспользоваться одним из магических трюков данного справочника, и заколдовала Ронана прямо посреди ужина, и вся еда, которой касалась его рука (или другая часть тела, о вкусах не спорят), превращалась в клубнику, на которую у него жутчайшая аллергия. Позавидовать ему было сложно, разве что только искренне посочувствовать: он, с огромным опухшим языком и покрывшийся красными пятнами, визжал, как поросенок на скотобойне, обвиняя мадам Максим в покушении на его сохранность. Благо, правда о сущности нападающего не вскрылась, иначе тогда сочувствовать пришлось бы Ребекке.       Освободиться от порядком развеселивших её дум Дюбуа смогла только приблизившись к выходу, где её нагнал запыхавшийся Фред. — Ты что, кросс сдавал? — с напускным беспокойством осведомилась девушка. — Да нет, — тщетно стараясь отдышаться, принялся объясняться гриффиндорец, — это ты, видимо, кроссы сдаешь каждые три дня. За тобой хрен угонишься! — А кто тебя просил за мной гнаться? — парировала Ребекка. — Священный долг перед человечеством. Как я мог оставить девушку в беде? — не без пафоса распылялся Фред, оперативно шагая за спину Дюбуа, чтобы невесомо коснуться её, а после поднести руку с зажатым меж пальцев пёрышком к лицу девушки. — Видимо, прицепилось к тебе, когда ты дрыхла в гостиной.       Фред горделиво прошествовал наружу из замка под аккомпанемент оваций и восхвалений его благородства от Ребекки. Когда представление было окончено, оба заливисто рассмеялись, распугав всех сидящих поблизости птиц. — Я научу тебя паре основных приёмов сегодня, — истолковала свои намерения девушка. — А научишь так же людьми кидаться? — кажется, Уизли вспомнил их первый «спарринг» и теперь с огромным воодушевлением представлял себя на месте Ребекки в тот злополучный день, когда она повалила его оземь на глазах у всех его знакомых. — Ничего себе у тебя замашки! Тебе бы для начала научиться зубы защищать от всяких любителей их выбивать. — На себя намекаешь? А ручки не больно нежные? — А я что — единственный твой соперник? — Дюбуа фыркнула. — Разве ты не был на Чемпионате и не видел, как Крам съездил краем метлы ирландской загонщице по лицу?       Алчущие надежды на температуру воздуха хотя бы немного выше десяти градусов по Цельсию потерпели досаднейшее фиаско. Ветер ласково забирался под одежду и огибал кожу, а солнце, еще стоявшее на небосводе, приятно грело, несмотря на прохладу.       Крик.       Истошный, душераздирающий крик ребенка, доносившийся из леса, где стройными рядами ютились исполинских размеров деревья. Ребекка с Фредом переглянулись. Тревога принялась душить девушку своими смолистыми лапами. Вдруг ей показалось, что она очутилась в самом эпицентре снежной бури — настолько вдруг стало холодно. Без раздумий она ринулась в сторону леса. — Ребекка, стой! Это же Запретный лес, там опасно! — опомнившись, горланил ей вдогонку Фред, однако, когда к нему пришло осознание бесполезности эти слов, он бросился вслед за ней.       Дюбуа словно по наитию неслась во весь опор, и ей казалось, что она даже знает, куда именно должна попасть в конечном итоге. За время пребывания в Хогвартсе она пресытилась рассказами об этой школе, но сейчас ей сыграло это на руку. Она сразу вспомнила, что для маглов вся это местность — сплошные руины, не представляющие особого интереса. Не трудно сложить два плюс два и понять, что в лесу кричал ученик, причем не факт, что это был не шармбатонец.       Уизли, летящий по горячим следам французской подруги, вдруг увидел, как что-то громадное, зелёное и сверкающее пронеслось над верхушками деревьев и взлетело в небо. Колоссальных размеров череп со змеёй, высунувшейся изо рта, завис над Запретным лесом, вынуждая Фреда бежать еще быстрее. Точно такую же метку он видел на Чемпионате мира по квиддичу, и прекрасно помнил, какой переполох она вызвала своим появлением. Лес вдруг вновь взорвался криком, но через секунду парень сам убедился в том, что кричала не Ребекка. Она неподвижно стояла над чьим-то телом, пока в изнеможении не опустилась на колени. Уизли окликнул её по имени, но, не получив от неё реакции, подошел ближе, и то, что он увидел при более близком рассмотрении, повергло его в шок.       Тело мальчика в мантии Гриффиндора было скорчено в жутко неестественной позе, а его руки и ноги в суставах выворачивались наружу. Картина была не для слабонервных, и чувство отвращение облепило со всех сторон, как мокрый полиэтилен. — Это… Это Колин Криви, — в ужасе сглотнул Фред. — Его нельзя тут бросать, я никуда без него не уйду, — повторяла Ребекка уже третий раз подряд.       Листья на периферии захрустели, и парень с девушкой инстинктивно выхватили палочки, готовясь обороняться, но те, кто вскоре появились в их поле зрения, угрозы никакой не представляли — это были директора Хогвартса и Шармбатона. Рядом с ними стоял кто-то еще, Ребекке незнакомый. Он был одет в длинную мантию, а волосы его были черные, как смоль, и засаленные, точно их никогда не касался шампунь. — Что здесь пгоисходит?! — возмущалась мадам Максим. — Моя девочка, ты не ганена? О, Боже пгавый, не молчите, скажите, что здесь случилось! — Кто это сделал? — ледяным тоном спросил незнакомец в чёрном, указывая на небо. Обращался он скорее к Ребекке, нежели к Уизли.       Тогда Дюбуа впервые подняла взгляд к небу и увидела огромный, переливающийся зелеными искрами и похожий на неоновую вывеску знак черепа, такой же, какой она лицезрела на уроке прорицаний на дне своей чашки. — Дайте сюда вашу палочку, мисс Дюбуа, мы посмотрим последнее заклинание, — оставшись без ответа, вновь пошел в наступление мужчина.       Все, включая Дамблдора, удивленно охнули. — Профессор Снейп, неужели вы считаете, что она могла это сделать?! Да она вперёд меня побежала на помощь, как только услышала крик! — возмутился Фред, отчасти из-за острой неприязни к хогвартскому Гитлеру. — Он прав, Северус, она всего лишь девочка. Откуда ей известно заклинание призыва метки? — подхватил Дамблдор.       Ребекка же, оскорбленная до глубины души, почти задохнулась от гнева и едва удержалась, чтобы не швырнуть палочку прямиком в морду этому профессору. Она собрала всю волю в кулак и спокойно отдала её Снейпу со словами: — Да пожалуйста, пусть проверяет.       Каково же было удивление этого поклонника нуара, когда последним заклинанием оказался прозаичный «Люмос». Разумеется, извиняться он не стал, но Ребекке это было не нужно. Единственное, чего она хотела — это наконец-то со Снейпом разминуться и продолжить существовать в разных гармониях. Вскоре так и произошло. Дамблдор, взяв искалеченного мальчика на руки, понес его в сторону выхода из леса, а за ним пошли все остальные, после появления на горизонте замка разбредшиеся в разных направлениях. ***       В Большом Зале стоит запах имбирного печенья и яблочных пирогов, посреди гриффиндорского стола умостили гигантскую чашу ягодного пунша. Звон хрустальной посуды и металлических кубков, вилок, ложек — всё это мешалось в противную какофонию.       Разум Ребекки остекленел настолько, что на нем можно было кататься на коньках. Она думала о том, что видела, о том, что произошло в одном из самых безопасных мест в Европе. Подумать только, Чёрная метка на территории Хогвартса!       Что это? Волан-де-Морт? Его последователи? Отвлекающий жест?       В любом случае, Дюбуа, по чьему лицу разлилась страшная бледность, кусок в горло не лез. Зато её горемычный приятель наворачивал всё, что не прибито анкерными болтами. — Как ты можешь есть? Этот мальчик чуть не погиб! — укоризненно прошипела Ребекка, слегка привстав со скамьи для удобства.       Фред, искренне не уловив связи между чуть не погибшим мальчиком и его аппетитом, удивленно поинтересовался: — Так что мне теперь, голодовку объявлять? Никто, тем более я, тащить свою задницу в лес грубой силой его не принуждал, стало быть вины моей в этом нет. Твоей, кстати, тоже, так что я бы на твоем месте подкрепился. — Ты чёрствый, как кирзовый сапог, Уизли! — А ты мнительная, как моя бабушка, Дюбуа! Но если уж тебя действительно так тревожит вся эта ситуация, то тебе не помешает отвлечься, — Фред со знанием дела наклонился поближе к девушке, чтобы никто лишний не пронюхал о его планах. — Выходи сегодня в гостиную в девять вечера, я покажу тебе одно место. — Какое еще место? — цокает она. — Если ты собрался трансгрессировать, то я и не подумаю прийти. Меня от этого занятия наизнанку выворачивает.       И это была не просто отговорка, чтобы никуда не идти. Трансгрессировать Ребекка никогда не любила. Для нее это занятия было сравнимо, наверное, с чувством, которое человек испытывает, когда по нему проезжает состав товарного поезда. Вот он проехал по тебе весь, а всё равно не убил. И ты лежишь на земле измолотый, смотришь себе в небо. — В Хогвартсе нельзя трансгрессировать, — спокойно отрицает Фред. — Я покажу тебе нашу астрономическую башню. — И как мы попадем туда среди ночи? — без особого энтузиазма интересуется девушка. — Места знать надо. ***       Просто знать места, как оказалось, было недостаточно. Уизли явился на встречу со свернутой в три погибели, огромной картой, которая, как выяснилось, способна показывать всё и даже больше. Сама по себе дорога до башни оказалась весьма увлекательной и экстремальной. Они постоянно прятались за колоннами, видя на карте приближающегося преподавателя. Вот Снейп, отпугивающий Пивза, а вот Макгонагалл, заходящая в кабинет к Дамблдору. Если Фреда и Ребекку поймают, не сносить им голов, так что они предпочли ускориться.       Но вид с башни действительно стоил того — он был умопомрачителен. Только порывистый и бешеный ветер воет, как раненый зверь, нагоняя смутное, тихонько скребущее душу беспокойство.       Над школой было еще светло, зеленело к западу прозрачное небо, тонко сквозили пролетами хогвартские башни, но внизу, в молочной дымке, уже темнело, и неподвижно и нежно сияли огни зажженных факелов. И Дюбуа просто восторженно молчала, не в силах выдавить из себя ни слова. Она на негнущихся ногах подошла к перилам, отделявшим её от пропасти внизу. — Ты говорила, что знаешь о Черной метке. Откуда? Когда она была актуальна, тебе, кажется, должно было быть года три, — Фред обращался к Ребекке, устремив взор вдаль, на долину, которая раскинулась впереди. — Раньше пожиратели смерти выпускали её над местом, где они убили кого-то, — от холода и щепетильности темы у неё зуб на зуб не попадал, но Ребекка стоически терпела. — Когда эти сволочи бесчинствовали, моя няня возвращалась домой и увидела Чёрную метку над своей крышей. Они убили её дочь и мужа. А потом она устроилась к нам работать и, можно сказать, вырастила меня. Она всегда говорила, что я похожа на Мориону, так звали её ребенка. И даже иногда путала наши имена.       Повисло напряжённое молчание. Вечер переставал быть томным. Никто из присутствующих не мог подобрать нужных слов, чтобы в должной мере описать то, что испытывал каждый из них: Фред — ярчайшее удивление, а девушка ничего, кроме растерянного смятения. — Ты дрожишь, — констатировал Уизли, без промедления скидывая с себя мастерку и набрасывая её, еще горячую от тепла его тела, девушке на плечи. Незначительная мелочь внезапно находит отклик в её сердце; притягивает простотой, оттого и дорога, что редка своей удивительной неподдельностью. — Мадемуазель, разрешите помочь вам с пальто. Изволите чашечку утёсного улуна или, может, вы пьёте только ирландский виски?       Фред нарочито растягивал слова на старый манер, с каким по своему обыкновению говорил их профессор зельеварения. Он старался шутить, как обычно, но в данной ситуации, видимо, это было не слишком уместно. Дюбуа смерила его взглядом, дескать «закрой рот, пока я в тебя Авада Кедаврой не запустила».       Ребекка только внешне старалась сохранять безразличие, прячась в образе циника, которым она себя овеяла. На самом деле в горле у неё неприятно защемило, а дыхание невольно спёрло от подступающей к глазам влаги. Нет, нечего здесь сырость разводить. По крайней мере не сейчас. — Я могла просто использовать согревающее заклинание. Но спасибо. — Побереги ману для испытаний, — пошутил Фред, но вернулся к злободневным вопросам настолько быстро, насколько это возможно. — Кстати о них. Ты что-нибудь слышала о том, какое задание будет первым?       Ребекка тотчас вспомнила назидания Седрика. Она замешкалась, так сразу и не уразумев, что ответить: поделиться с Фредом сомнительной информацией было равносильно краху её гениального плана по добыче победы, ибо если в его головушке хотя бы на секунду появится неуверенность в её искреннем расположении к нему — сушите вёсла. Но, взвесив все за и против, она всё-таки решилась рассказать. В случае облома можно всегда состроить удивленную гримасу и чудесным образом оказаться не при делах. — Холодно или горячо? — внезапно выдает она. — Чего? — Просто ответь. — Ну, допустим холодно, — Фред ответил, исходя из его ощущений в данный момент времени. — Неверный ответ. — Это еще почему? — Потому что наше первое испытание — огнедышащие драконы.