Тысячелистник

- Прикажете подавать, мой лорд? Бронн самодовольно улыбнулся. Подобострастие собственных слуг его все еще – по прошествии лет – умиляло и приводило в самое превосходное состояние духа. Джейме поморщился. Пока Бронн вполголоса отдавал какие-то распоряжения, он разглядывал богато и безвкусно убранную комнату с высоким потолком. За окнами Хайгардена стеной стоял ливень. Здесь, в комнатах, все было уставлено сотенными канделябрами, в камине полыхал огонь, а на столе, одно за другим, появлялись изысканные блюда. Джейме сидел, вытянув ноги к теплу, в глубоком и, что греха таить, чрезвычайно приятном, обитом бархатом, кресле. Бронн вернулся к нему, в руках у него было по золоченому кубку. - Итак, мой друг. Ты сбежал? Позволь отпраздновать. - Не сбежал, - Джейме поморщился. – Выбирай выражения. Серсея носит ребенка. И вследствие того стала совершенно невыносима, подумал он. Ее мучили всевозможные боли, даже, жаловалась она, зубы ее постоянно ломило – но дело ведь было не только в этом? Не столько в этом. Ее характер, и прежде не очаровательно сговорчивый, испортился окончательно. И беда бы, касалось это только брата – он как-нибудь бы уж пережил, в конце концов, радостное ожидание могло все скрасить. Нет, начались эти выкрутасы, от которых у него под ложечкой тревожно ныло: вырванные с кровью волосы на голове у нерадивой (или объявленной таковой) горничной, избитый, с вечными синяками под глазами, мальчик-лакей, розги, плети, крики, слезы и скандалы. Бесконечная череда скандальных обвинений, дотошных и нелепых расследований - и оглушительных слез. То ей чудилось, что слуги воруют, то втемяшивалось, что они плохо моются и оттого заносят в комнаты невыносимый смрад, то еда была пересолена, то мясо пережарено. Теперь она не могла скрывать – и не хотела – свой крутой норов. Вино, прежде делавшее ее мягче и тише, тоже больше помочь не могло. Хуже всего, думал он, одолевая милю за милей под проливными дождями, не давая своим людям отдохнуть – и себе не давая – хуже всего, что, из сестры его, в горе или в беде, или просто как сейчас, в беспомощном и болезненном положении – вырывались наружу самая пугающая жестокость и самая гадкая злоба. Он невольно вспоминал старшего сына. В глубине души, сам себя презирая за это, он ненавидел Джоффри, словно на него глядело из некоего волшебного зеркала собственное искаженное, чудовищное отражение. Он не ожидал, что беременность сделает ее мягче, лучше: но и не думал, что все так скоро обернется такой мрачной, тяжкой своей стороной. Над Кастерли Рок повисло какое-то ощущение беды. Он боялся покидать сестру, и все же, когда она вытолкнула служанку в окно – он не выдержал. Придумал какой-то предлог, несобранные повинности – и отправился в Простор. - Что случилось? – спросил Бронн, отдав ему вино и усаживаясь в кресло рядом. Спинка этого – хозяйского – кресла была украшена золотыми орлами, терзавшими добычу. Более нелепой и безвкусной отделки Джейме еще не видал. Впрочем, Бронну это кресло очевидно очень нравилось. - Все хорошо, - соврал он, сделав глоток. – Немного переживаний и женских слез. - У вас все ли слуги еще живы? – с наглой усмешкой спросил наемник. – В Просторе только не вздумайте нанимать! Я не позволю калечить своих людей. А в Западном Крае, говорят, уже никто не желает идти в услужение к Золотой Хромоножке. - Первый раз слышу, - парировал Джейме. – В желающих недостатка нет. - Если только есть желающие свернуть шею себе или своей дочке, попав под горячую руку. - Это вышло случайно. К тому же, девочка выжила. Она не сможет ходить, подумал он, но вслух говорить не стал. Девчонка, которую Серсея в сердцах выпихнула из окна, упала прямо под окнами общей комнаты для горничных. Слухи, разумеется, сразу же захлестнули Ланниспорт и понеслись дальше, во все концы. - Она не убрала рвоту, - Серсея показала ему на белесые пятна, устлавшие ковер в ее спальне. – Знала же, мерзавка, как мне невыносим запах, как мне станет еще хуже. Джейме в это время перегнулся через подоконник, в панике пытаясь сообразить, что же им делать? И все это время он словно бы тонул в каком-то бесконечном, тошнотворном ощущении, будто попал в застарелый, прогорклый кошмар. Конечно, внизу, на булыжниках, переломанная и бездыханная, лежала теперь другая фигурка – не мальчик, а девица, считай что, на выданье. Лежала странно одинокая и маленькая, в этом длинном сером платьице. Подол ее задрался, обнажив ноги в застиранных, ветхих панталончиках. Отчего-то ноги, бледные и тонкие, босые, – туфли с нее слетели от удара - все усыпанные синяками, потому что Серсея ее и прежде в сердцах постоянно пинала, как собачонку какую-то - его тогда поразили больше всего. Он добежал до девочки, поднял ее и понес в кухню, крича слугам, чтобы не глазели, Пекло вас всех разбери, а бежали за мейстером. Выяснилось, что горничная недавно нанялась в замок и была круглой сиротой. Ее отец и мать умерли от голода, еще во время войны Королев. Это нам на руку и единственное, что во всем этом вышло для нас хорошо, цинично думал Джейме, пока раздавал золото ее дальним и не очень-то горевавшим родственникам. Никто из них не выразил особенного желания забрать к себе калеку. Ему пришлось нанять ей сиделок, увезти в Ланниспорт и поселить бедняжку в маленьком флигеле при центральной септе. Он надеялся, что молчаливые сестры не только ее выходят, но и оставят при себе… Отъезжая в Простор из замка, не оборачиваясь, он внезапно понял, что, хотя имя ему называли несколько раз, он его так и не мог вспомнить. Словно память его стерла это имя, слишком стыдясь, или же, напротив, стремясь уберечь его от слишком уж невыносимого стыда. - Брось, - вдруг сказал Бронн, прервав его размышления и воспоминания. – Ведь это не ты ее вытолкнул. Это твоя сестра. Джейме сделал еще один глоток: - Мы всегда вместе и за все отвечаем вместе… Кроме того? У нее были резоны так поступить. - Были? – Бронн поднял бровь. Как она только у него на затылок не съехала, в раздражении подумал Джейме. Я словно перед ним вечно виноват – и вечно в оправданиях. В Пекло тебя и твою не в меру бойкую бровь, Бронн Черноводный! - Она очень плохо себя чувствует. Гневается по пустякам. Молчание. - Что ж, - сказал Бронн, когда пауза затянулась. – Ну… Понятно. Некоторое время они пили, стараясь друг на друга не смотреть. Джейме почувствовал себя неуютно, он уже не раз пожалел о том, что вообще сюда приехал. С сестрой все было зыбко и ненадежно, и всегда могла случиться какая угодно неприятность – но, по крайней мере, никто не доставлял, одним только молчанием, ему столько неловкости и на заставлял стыдиться самого себя. А еще друг, подумалось ему с обидой. Старый, проверенный друг. Права была Серсея – у Ланнистеров не может быть друзей. Люди вокруг… не понимают. И никогда ничего о них не поймут. - По крайней мере я рад, что миледи сир Бриенна до этого всего не дожила, - внезапно заметил Бронн. – Каково ей было бы узнать, что человек, посвятивший ее в рыцари, опять взялся за старое? Она-то в тебя так верила. Наивное дитя… Джейме вздрогнул: - А ты? Ты тоже опять за свое?! - Ну, я решил, что ты ее похоронил и оплакал. Дело-то ведь прошлое. - Не такое уж прошлое. - Ведь даже и тела не нашли. Ни следа, ни единого человека, кто бы ее видел. С тех пор, как она убежала от лесорубов… Так ли? - Мои разведчики доехали аж до Стены. Это проверенные и надежные следопыты. Она нигде не появлялась. Потому я, как бывший Командующий, направил свои соболезнования в Винтерфелл. Так требует рыцарский этикет, так требуют воинская честь и мой долг, как посвятившего ее… и это было последнее место, где она служила. - Не сомневаюсь, они были чертовски рады получить твою весточку! Прям гора с плеч. - Если единственный, кто ее похоронит, пусть даже и так – буду я, то… Что-то сильно не так с нашим миром. - Все верно. Что-то ужасно не так. - Бронн с шумом вылакал остатки вина из своего кубка и вдруг развеселился. – А знаешь, меня забавляет то, как все обернулось. Видишь ли, у меня… точнее, у нашего общего маленького друга, есть человек на Стене, в западном дозоре. Так он уверяет, что Бриенна перебралась за Стену в их проходе и ушла к северу, на поиски рыжего дурака. Того, который все за ней таскался, ты помнишь его? Джейме замер, не донеся кубок до рта. - Тормунд. Это ее друг. - Похоже, единственный, кому она теперь доверяет. - Это одичалые. Я бы им и дохлую собаку не доверил. Но я… я никогда не… - Ланнистеров, я смотрю, не любят. Раз твое золото не смогло им развязать языки. Он встал и прошелся вдоль стола. Налил себе еще вина. - А твое смогло? – с сомнением и тайной надеждой спросил он. - Я знаю, что им нужнее золота. - Оружие? - М-м-м. - Или девки? Ты послал туда своих бордельных милашек? Это теперь у тебя вместо подарков важным лордам, я знаю. - Нет, - Бронн захохотал. – Девки бы померзли, а вороны бы так и не смогли их порадовать своими старыми стручками. Ведь остались-то на Стене одни глубокие старики. Джейме почувствовал, как груз вины – пусть не весь – медленно скатился с его плеч, словно кто-то невидимой рукой снял с него тяжелые вериги. - Но в тех краях уже настоящая зима. Дошла ли она до места? Отыскала ли Тормунда? И что с мальчиком? Ему стало досадно от того, как он принялся забрасывать Бронна вопросами, жадно и нетерпеливо. - Мой друг, увы. Что происходит за Стеной, там и остается. В этом прелесть тамошних мест, в этом и ужас. Поэтому она туда ушла. Как бы ты не ругал ее за наивность и недалекость, она все-таки… Сир Бриенна у нас всегда была очень сметлива. - Мы могли бы подкупить, подослать туда… - Кого? – насмешливо спросил Бронн. Он тоже поднялся, подошел к столу и начал бесцеремонно, по-дикарски руками отрывать крылышко жареного лебедя. – Попробуй эту штуку, ты удивишься, как она вкусна… - Не уходи от ответа! – прикрикнул Джейме. - Кого туда предлагаешь послать? - Я не знаю! Придумал бы что-нибудь, чем жрать своих лебедей. Сам же говоришь, тебе известно, чем можно купить этих проклятых дозорных… Бронн застыл на месте, он медленно жевал, щурился и оглядывал Джейме, словно только что как следует заметил. Затем пинком отодвинул стул с золоченой спинкой, уселся на него, а на другой водрузил ноги. - Ты одержим этой женщиной, признай уже, - проведя языком по зубам, бросив на скатерть обглоданную косточку, сказал он. – Я все это разузнал лишь из стремления тебе потрафить. Но я не могу бесконечно кормить твою гордыню и подпитывать твою жажду власти над ней. Неужели тебе недостаточно просто знать, что Бриенна, скорее всего, жива? - Мне нужны точные сведения, а не какие-то бессвязные слухи от выживших из ума ворон. Бронн впился в него своими прозрачными круглыми глазами – и вдруг разразился таким хохотом, что едва не упал с двух своих стульев. - Да ты же недавно уверял меня, что тебе нет никакого дела, жива ли она вообще, - наконец, успокоившись, просипел он. От гогота у него даже голос сел. – Ты бесподобен, Джейме Ланнистер, просто бесподобен, клянусь Богами. Джейме отошел к окну и уставился на серебряные струи дождя, что возникали из темноты – и в темноту уходили. - Впрочем, я знаю, как тебе помочь. Он оглянулся, пожалуй, слишком для своего положения – сюзерена и Владыки Запада – резво и послушно: - В самом деле? Бронн усмехнулся: - Ведь не думал же ты, что оставлю друга в беде. Гляди, что мне удалось для тебя достать. Он позвонил в золотой колокольчик, и двери отворились, впустив нескольких слуг. Лакей наклонился к Бронну, выслушал отданные шепотом приказания, затем деловито умчался. Другие принялись убирать со стола, принесли еще бутылки с вином, горничные зачем-то принесли гору шелковых подушек и разложили на кушетках, расставленных посреди комнаты и рядом с камином. Внесли умывальные чаши из розового кварца и расставили их по углам стола. Джейме следил за всей этой напыщенной возней со смесью недоумения и нетерпения. - Ну? – спросил он, когда слуги, кланяясь и смущенно улыбаясь, удалились. – Что именно? - Погоди, - Бронн ухмыльнулся, показав все свои превосходные зубы. – Ты не разочаруешься, уверяю тебя. Дверь открылась – и ровно секунду Джейме казалось, что вошла Бриенна. Затем он увидел лицо вошедшей и дрогнул, отступив. Девушка, ростом почти с нее, с такими же тонкими, но широкими плечами, одетая в пышное белое платье, прихваченное на талии золотым ремешком, подошла к Бронну и встала у него за спиной. Она скромно, с достоинством, сложила руки перед собой. Джейме заметил на ее пальцах дорогие перстни. Волосы ее были убраны назад, заколоты маленькими жемчужными шпильками. Лицо ее было прекрасно – правильное, овальное, нежное, с большими серовато-зелеными глазами. Они смотрели из-под длинных, изогнутых, темно-золотых ресниц спокойно, пожалуй что – даже сонно. И по этому особенному, дремлюще-покорному взгляду он сразу узнал в ней обитательницу борделей. - Что это? – со злобой осведомился Джейме. - Мой подарок. Скажи, что она непохожа, и мы станем врагами навечно! - Разумеется, нет. - Да ну? Едва Беони вошла, ты так и вздрогнул. Твой взгляд сказал правду. - Отпусти ее. - Для начала скажи, неужели мой подарок тебе никак бы не пригодился? Бронн встал и, обнаружив свой недостаток роста рядом с высоченной Беони, обошел ее, точно неживой предмет. Подцепил пальцем светлый, пепельный локон, упавший вдоль нежного лица: - Волосы недостаточно светлы? Лицо слишком красиво? Что тебя не устраивает? - Для начала – то, что я об этом и не просил. - Хорошего друга просить о таком не надо. Он сам все поймет. - Дай-ка послушаю еще раз. Это ты – «хороший друг»? Бронн хмыкнул, но не обиделся. Он налил себе вина, выпил и вытер рот, скомкав салфетку, беспечно отшвырнув ее на пол. - Мы слишком друг друга знаем, вот и все. Мне не стоило бы вмешиваться, но, сдается мне, если ты сейчас не закончишь со своей одержимой, опасной… со всем этим, тебя ждет еще много безрадостных дней. Сестра, к тому же… Она никак не настроена облегчить твою жизнь в ближайшее время. Напротив даже. Настроена всячески ее усложнить. Поэтому? Дело твое. Но, видишь ли, лучше Беони здесь, чем сойти с ума, пытаясь поймать призрак былой любви где-то за Стеной. Он пошел к дверям, распахнул их и повернулся всем телом, придерживая створки, отступая спиной вперед в полупоклоне: - Не думаю, что вам будет, о чем поговорить. Но ведь в таком деле и разговоры ни к чему? Не благодари. Скажешь завтра. Цену обсудим. - Не думаешь же ты… - вскипел Джейме. Бронн одарил его на прощание самой жестокой улыбкой – и был таков. Двери закрылись. Беони стояла рядом со столом, глядя на Джейме из-под ресниц этим своим бессмысленным, кошачьим взглядом. Он сел на кушетку и, поставив локти на колени, прижал руку ко лбу. В ушах у него шумела кровь. Его разрывало от негодования – и даже не на Бронна, в конце концов, а на самого себя. Как он мог принять эту шлюху, пусть и в первый миг, и всего на миг, за Бриенну? Сердце его уж слишком было измучено, а разум подорван всем, что кругом него творилось. - Подойди, - наконец, процедил он, взглянув на нее и опустив ладонь на свое бедро. – Иди сюда. Шлюха подошла и грациозным движением опустилась перед ним на колени. - Ты умеешь говорить? – грубо осведомился он. Она улыбнулась, и оказалась еще краше, хотя и без того красота ее была бесспорна – и драгоценна, при иных-то обстоятельствах. Он думал об этом со смесью бессмысленного любопытства и холодного удивления. - Мой лорд, - начала Беони, выдержав соответствующую случаю почтительную паузу. – Я могу доставить вам любое удовольствие. Только пожелайте. Голос у нее был чуть тоньше, чем у Бриенны, но также в нем слышались и резкие нотки, сипловатые - южный говор. Она, наверное, родом была из Простора, из Марок или из Староместа. Он откинулся на спинку кушетки и смотрел на нее сверху вниз, не шевелясь, не пытаясь ничего предпринять. Он и не знал, чего бы хотелось. Скорее всего, подумал Джейме почти с отчаянием, скорее всего, я хочу, чтобы она ушла. И чтобы вместо нее вошла та, другая, настоящая Бриенна. При этой мысли ему захотелось плакать. Он почувствовал себя жалким, испорченным, ничтожным – и уничтоженным. Беони положила, очень осторожно, свою тонкую ладонь на его колено и повела ею по бедру, выше и выше. Чтобы заглушить ненависть к себе, он грубо столкнул ее руку с себя, почти ударил ее золотой ладонью. И по лицу ее понял, что ей стало больно. - Не трогай, - предупреждающе. – Нет. Лицо ее, на мгновение искаженное болью, вновь приняло благодушное, глуповато-страстное выражение. Она облизнула свои хорошенькие розовые губы: - Простите, мой лорд, - и потупилась. Джейме передернуло от отвращения. И что-то словно оборвалось в нем, начало расти желание, темное и сладкое. Словно бы плоть его, доселе томимая только образами, теперь, встрепенувшись, решила потребовать, наконец, свое. - Распусти волосы, - велел он. Пока Беони возилась со шпильками, вынимая их медленно, одну за другой, он потянул из ножен маленький походный кинжал. Она покосилась на оружие, слегка вздрогнула, но не отодвинулась. Джейме прижал прядь ее волос к шее девушки, действуя золотой ладонью, а руку с кинжалом занес рядом, завел острие снизу вверх – и отрезанные волосы упали на ее плоскую грудь, спрятанную под белым шелком. Она вскрикнула, отшатнулась. - Нет, не двигайся, - приказал он, кромсая ее прекрасные, золотисто-белые локоны, неловко и криво. – Не смей, убери руку, не смей закрывать… Беони закусила губу, очевидно, боясь заплакать. Он, наверное, поступал с ней наименее милосердным образом, отрезая то, что помогало ей работать в борделях Бронна. Но ему было все равно. Его охватило какое-то глупое злорадство. - Он хотел доказать, что ты схожа с ней? Ты, потаскушка из Простора? В самом деле? Теперь будешь схожа, - сказал он, закончив и оттолкнув ее от себя. Девушка шлепнулась на задницу, стряхивая с себя легкие, волнистые пряди отрезанных кос. - Как вам угодно, - тихо сказала она. Теперь, когда ее волосы оказались неровно и грубо обрезаны, она и правда являла еще большее сходство с Бриенной. Если бы не это прелестное, чистое, без единой конопушки, лицо… - Отвернись. - Что? Я не… - Отвернись, не смотри на меня! И молчи, прошу, не открывай больше рта. Так она и сделала. Он развязал шнуры на ее платье и осторожно, одной рукой, погладил белые, шелковистые плечи. Ему хотелось обнять ее, прижаться лицом между лопаток, но какое-то чувство омерзения – к ней ли, к себе ли – останавливало от этой последней капитуляции. Беони, в конце концов, разделась, обнаружив под платьем роскошный зад и крепкую молочно-белую спину, и длиннющие ноги, и Джейме был ей благодарен за все – а особенно за то, что, повинуясь его приказу, она ни разу не повернулась к нему больше лицом. Он вошел в нее и кончил очень скоро, в ее тугой и узкий, горячий зад – и это тоже было каким-то способом отомстить самому себе и отогнать от себя воспоминания о Бриенне. Беони все принимала с наигранной страстностью, ничего ее не удивляло, и ничего не могло вывести из этой шлюшьей невозмутимости. Она двигалась умело, аккуратно, быстро, как в танце. Прыгала на его члене, широко разведя свои прекрасные ноги, насаживаясь на него, куда бойчее, чем Бриенна, и куда распутнее. Она слегка наклонилась вперед, опершись на его колени: как он и велел, даже не оборачивалась к нему. Эта удивительная разъединенность, хотя и ввергала его в злобу, в разочарование от всего – а все же помешать его плоти ничуть не смогла. По счастью, все закончилось куда быстрее, чем он от себя ожидал. И в то мгновение, когда разум его накрыло теплой и темной пеленой, на краешке удовольствия, под закрытыми веками Джейме заметались белые снежинки. Они кружились и кружились, и его вдруг потащило куда-то вперед, в непроглядную тьму. Вокруг него ревела метель. Он понял, что движется над белым снегом, по которому змеилась поземка. Прямо перед ним, из тьмы и снега, возникла обнаженная фигура. Он сразу же понял, кто это – и устрашился. Все же, хотя в нем поднялась волна ужаса за нее, но и – такая же неукротимая нежность к ней, и он едва не расплакался от огромного облегчения, что Бриенна все же нашлась. Она, словно услышав немой зов, обернулась. По лицу ее бежали слезы. Она дрожала, выглядела потерянной и очень, очень уставшей. В эту же секунду его горячее семя выплеснулось в задницу шлюхи. Он понимал, что видение было мороком, выдумкой, лишь следствием слишком сильного экстаза, каким-то странным отклонением в заданном веками порядке соитий. Но ему было жаль расставаться с этим коротким, о, таким бесконечно коротким, мигом собственного счастья. Все казалось таким реальным, таким настоящим – в отличие от подделки, которую ему Бронн, пусть и из лучших побуждений, сегодня подсунул. Темнота исчезла, метель утихла, уступив место серой пелене перед глазами. Бриенна пропала. Он с трудом разлепил веки – и тотчас отпихнул Беони от себя. Она проворно развернулась и, по заведенной у шлюх привычке, шлепнулась на колени, потянулась, чтобы закончить свою работу при помощи рта. Джейме охватила ярость. Из всех трех женщин, что он к этому дню познал, эта была самой красивой, самой умелой, самой соблазнительной – и самой ненавистной. - Уходи, - рявкнул он. – Убирайся отсюда! Довольно, отойди от меня. Девушка завозилась со своим платьем, и он, почти с отчаянием, прикрикнул: - Я же сказал, убирайся. Прикрыв себя платьем с ненужным теперь целомудрием, она поспешила к дверям. Джейме поправил свою одежду. Стало так тошно и так темно, беспросветно печально, что все это как-то смягчило его. - Эй, - мрачно окликнул он девушку, которая уже стояла у дверей. – Надеюсь, тебе хорошо за это заплатили. Она обернулась – и расплылась в самой приветливой улыбке, наигранной и фальшивой, как и все, что она пыталась ему здесь преподнести: - О, да. Конечно, мой лорд! Спасибо, мой лорд! Спасибо! На Джейме опять накатило омерзение. - Пошла вон, - крикнул он, и она выскочила за двери: испуганная, почти оскорбленная. Когда вернулся Бронн, Джейме полулежал на кушетке, облокотившись на шелковые подушки. Желудок его был полон вина, а сердце – гнилостной тоски. - Как прошло? – спросил Бронн, осторожно оглядывая его. - Не сомневаюсь, что ты подслушивал. Или, даже, подглядывал. - Отнюдь. Так что же? Тебе не понравился подарок? Как это было? Джейме закатил глаза: - Отвратительно. Я мерзок теперь самому себе. Бронн спокойно покивал: - Так и подумал. - Зачем же тогда…? Паршивец пожал плечами, выбрал яблоко из золоченой корзины и начал его уничтожать с преувеличенной жадностью. - Может, стоило попробовать… Ну, я отчего-то это решил, - проговорил он, наконец, с набитым ртом. - Нет. Не стоило. - Я не подумал про волосы. В следующий раз она явится, остриженная как надо. Со спины и вовсе не отличишь. - Не будет следующего раза, - Джейме сморщился. - Только скажи. - И не вздумай кому проболтаться. Клянусь, если ты хоть кому-то намекнешь на то, что здесь было, вылетишь из Хайгардена и пойдешь морозить зад на самом дальнем прииске. Или поплывешь гребцом на галерах с Железных Островов. А Простор я, наконец, заберу и пристрою к делу. Бронн тонко улыбнулся: - Значит, понравилось. - Держи потаскушку при себе. Если скажу, так пришлешь ее в Ланниспорт, - пробормотал Джейме. – Имя выдумай. И никому ни слова, ясно тебе? - Куда уж яснее. Они опять замолчали. - А какое имя ТЫ ей выдумал, когда кончал? – с невинным любопытством спросил Бронн. – Дай-ка угадаю. «Бриенна»? - Я не настолько низко пал. - Сдается мне, что и еще ниже. - Ланнистеры ни перед кем отчета не держат, - лениво отозвался Джейме. – Мы берем то, что наше. Подарок ты сам сюда притащил… А ты, пожалуй, будь осторожен в своих подношениях. Как бы мне не пришло в голову в следующий раз полоснуть кинжалом не по волосам, а по ее прекрасному личику. - Мне стоило бы запомнить, что тебя возбуждали ее шрамы. Меня возбуждало все, подумал Джейме с оторопью. Все, все, все, до последней родинки на ее шее, до последней отметины на ее израненных губах. Я любил ее, эту несчастную некрасивую тварь. Да, наверное, возможно, всего вероятнее – любил. Наутро, страдая от похмелья, ни с кем больше не желая разговаривать, он поднял своих людей засветло и сам взгромоздился в седло. Отряд его уже разворачивался, чтобы перестроиться и выехать со двора, как откуда-то помчался, наперерез всадникам, быстроногий мальчишка-посыльный. - Письмо для сира Ланнистера! Из Королевской Гавани! Весть с воронами! Он взял свернутый кусочек бумаги и, холодея, развернул его. Первые капли дождя упали на красиво выведенные буквы. «Сир Джейме Ланнистер, Владыка Запада, и его сестра, Леди Серсея Ланнистер, обязаны явиться к Королевскому Суду по делу о покушении на убийство слуг. Никто не может поднять руку на бесправного. К тому будут приложены все силы, чтобы найти виновных и взять причитающееся. Его Величество Король Бран Первый». Джейме фыркнул, поднял глаза – и увидел Бронна, который стоял на высоком крыльце парадного входа, ковыряя в зубах тонкой лучиной. Куртка на нем, вызолоченная и пышная, была расстегнута. Не сомневаюсь, что ты тоже прочитал, подумал Джейме без всякой злобы, скорее – обреченно. - Похоже, сестра и правда решила не делать твои дни слишком уж безмятежными, - протянул Бронн, пожав плечами. – Наш Король не любит, когда кого-то из окна выпихивают. Уж отчего так – и сам не пойму. Что же? Поедешь сейчас в столицу? Дать ли тебе воинов в сопровождение? Джейме кисло ухмыльнулся: - Им придется тащить меня в цепях, а перед тем выслать отряд гвардейцев, да побольше и посмелее, чтобы я добровольно туда явился. Ланнистеры не для того… - Ланнистеры всегда платят долги, насколько помню, - сухо засмеялся Бронн. – Но не теперь? - Я не буду платить за то, чего не совершал. А сестра моя не в том положении. - Как это удобно, - неискренне обрадовался Бронн. – Вот все и разрешилось! Джейме посмотрел на него, намереваясь оборвать эти поганые дерзости, и вдруг на Хайгарден, будто того и дожидался, хлынул самый стылый и непроглядный ливень. Джейме в гневе хлестнул лошадь, развернул ее. За воротами замка он велел всем поворачивать к западу – и, проезжая мимо сточной канавы, скомкал и выбросил в нее королевское послание.