Тысячелистник

Она стояла, дрожа и вытянув к нему руку с мечом, но Верный Клятве ходил ходуном. Сталь хмуро переливалась в пасмурном свете. - Не подходи! Не подходи ко мне!.. Не смей приближаться! Он поднял обе руки, перчатки его были в крови. Медвежьей и человеческой. - Где Тормунд? – крикнула Бриенна. Лицо ее было белым, как снег. И заплаканным. На щеке алели полосы, длинные светлые волосы вымокли от пота, вся одежда - в травинках и грязи. Одна прядь прилипла к трясущемуся подбородку. Он видел, что на ней какое-то теплое, подбитое густым мехом, одеяние, сшитое из некогда прекрасного, пестрого, лилово-синего, а теперь покрытого грязью, шелка. Под ним виднелась белая и тонкая сорочка. На ее животе ткань была туго натянута и, мокрая, липла к длинным ногам и розоватой, странно нежной, даже посреди этой крови и грязи, коже. - Там, наверху, люди… - сказал Джейме, лишь бы что-то сказать. Лицо ее исказилось, как от удара. - Что т-ты… ты… ты… что ты видел? Что ты сделал? - Я? Нет, я… Бриенна. Опусти меч. Я не причиню вреда. - И не посмеешь. - Не посмею, - закивал он торопливо. – Бриенна. Да послушай же. Он сделал к ней шаг, и она прошила мечом воздух перед собой. - Я только хочу помочь, - Джейме поднял руки повыше. – Прошу. Не бойся. Там, наверху… Он замолчал и вгляделся в ее дрожащие, разбитые черты. Ее губы прыгали. И этот огромный живот. Проклятье. Там, наверху, четверо убиты обезумевшим зверем. Перед глазами его все еще стояло тошнотворное зрелище. Медвежьи когти сняли лицо одичалого с черепа - играючи, легко, так нож снимает кожуру с фрукта. Только по рыжим кудрям он узнал покойника. Старикам повезло чуть больше. Впрочем. Ну, можно ли было назвать это везением? Бедняги. Прежде, чем нашел ее в яме, он ходил среди этой бойни, словно во сне. Он зачем-то укрыл тела попонами, которыми щедро снабдил его сир Давос. Вот и пригодились, с мрачным сарказмом подумал он. Вот и пригодились… И он не мог уяснить, что здесь, на этой далекой от человеческого жилья и стойбищ поляне, делали двое древних, как сама земля, старушенций и старик с полным стрел колчаном. Но, очевидно, Бриенна знала, зачем они тут явились. Или же могла знать. Спрашивать Джейме не хотел. Чтобы успокоить ее, он сказал: - Надо бы нам выбраться… Зверь убит. Все закончилось. - Где Тормунд? – повторила она. Он там, подумал Джейме. Там, и его больше нет. - Зачем ты сюда прыгнул? Это хороший вопрос, мелькнуло у него в мыслях. Хороший, но… Ответа разумного на него тоже не было, если честно. Бриенна чуть опустила меч и положила руку на свой живот. - Думал, что помогу. А ты… как ты здесь очутилась? – осторожно спросил он. Она не удостоила ответом. - Я тебе не причиню вреда, - Джейме осторожно оглядел вокруг себя, задрал голову. – Мы с тобою вдвоем в ловушку попались. А ловушка, надо заметить, хоть куда… Впечатляет. Бриенна медленно опустила меч, прижала плашмя к своему бедру. - Если хоть шаг сделаешь, я тебе голову снесу. Ланнистер. - Хорошо, - он прижался спиной к противоположной стене ямы. – Я не стану… Не трону. Не бойся. - Я тебя не боюсь. - Нет, разумеется, нет. Она молча сверлила его темными, с сухим блеском, глазищами. - Тормунд пошел за помощью, - наконец, негромко и твердо вымолвила она. – Они придут. Сноу, и Тормунд, и они меня вытащат. Джейме открыл рот, но вовремя одумался и захлопнул. Бриенна все прижимала руку к животу. Сморщилась, как от боли. - Ты ушиблась? Когда падала? Сильно ударилась? - Не твое дело. - Надеюсь, и меня вытащат, - попытался он пошутить, но ни тени улыбки на ее хмуром, растерянном лице не возникло. – Или нет? Хорошо. Ладно. Нет, так нет. Посижу тут. Тут даже, - он осмотрелся вновь. – Уютно. Бриенна села на землю, опустилась бессильно, съехав спиной, словно ноги ее не держали. Он подумал немного и повторил ее движение. Некоторое время они молчали, оба глядя наверх, будто ждали чего-то, но чего? Небо белело над ними длинным лоскутом, и ветер где-то там, в пасмурной тиши, раскачивал голые ветки деревьев. Облака стали темнеть, и на лица пленников, наконец, посыпался мелкий сухой снежок. Она закрыла лицо ладонями, потом сжала кулаки и прислонила их над бровями – жест, знакомый ему, подумал Джейме со смесью нежности и боли. Голова ее бессильно раскачивалась. - Они мертвы? – спросила Бриенна тихо. – Все мертвы? - Да. - Все, все? И Кая, и Мия? Сорен?.. - Я укрыл тела попонами. Думал, что… Джейме не знал, что он в тот момент думал. Думал, наверное, что за Стеной подобное не так уж редко случается. Даже и по обе стороны Стены. Они жили в глуши, где дикие звери ничего не боятся, особенно весной, когда все голодны, растревожены, обозлены. - Тормунд вернется, - сказала она неуверенно. – Полагаю, что скоро. Приведет подмогу. И тебя вытащат, Ланнистер. Не волнуйся. Тебе опять повезет. Всегда так удачлив… - Я не… Послушай. Он… Джейме вздохнул, пошевелил пальцами здоровой руки, они уже начали замерзать, как и все в его теле – от долгого неподвижного сидения. Воздух в яме был стылый. Сильно пахло кровью и землей, странно живой запах, но и странно отвратительный, будто бы здесь он сгущался и собирался в какие-то почти видимые пласты медного зловония. Джейме собрал все свое мужество, наконец: - Он тоже там лежит. Бриенна дернула головой, выпрямилась и уставилась ему в лицо. Несколько мгновений ее губы шевелились. Между бровей появилась морщинка, как и все в ней, ему до боли знакомая. - Он храбро сражался, и он… Он ранил зверя, а я… всего лишь добил. - Тормунд там? – глупо переспросила она. – Отчего же не отзывается? Джейме хотелось заплакать. Потому что он больше никогда уж не отзовется, так и вертелось на языке. Больше не отзовется на твои наивные и пустые крики, женщина. Ты и сама это знаешь, знаешь, только боишься себе признаться. - Мне очень жаль, - пробормотал он, опуская глаза. Она молчала, и, когда он решился вновь на нее посмотреть, Джейме увидел, что Бриенна раскачивается короткими, нерешительными движениями. Волосы ее, упавшие по плечам, от влаги завивались волнами (и эту черту он помнил, а точнее, всегда знал, носил память с собой, как меч или какую-то тайную драгоценность), они почти светились в полумгле, неуместно светлые и яркие. Она смотрела куда-то мимо него, часто моргала и кусала губу. Потом она положила обе руки на живот и начала гладить короткими движениями. Сморщилась, по лицу ее шли волны судорог. Тогда он заметил, что и под ее пальцами живот слегка шевелится. Наверное, ей было очень больно. Она затряслась всем телом, так мелко, но притом часто и сильно, что эта дрожь передавалась по глиняным стенам темницы – и проникала в его мускулы. Бриенна охватила себя, придерживала живот снизу, будто защищая, а губы ее запрыгали и раздвинулись в короткой, бессильной улыбке. Она выдавила еще одну: - Нет. Должно быть, мы ошиблись, а это не он. Он беспомощно смотрел на нее, не зная, что предпринять. Меч все еще лежал у ее ног, словно граница, отмечая то место, куда Ланнистеру лучше было бы не соваться. - Мне кажется, я узнал его, - тихо заметил Джейме. – Впрочем, все случилось так быстро, я только выехал на эту опушку в последний миг, я сам заблудился, разыскивая поместье «Тысячелистник», и я… и видел лишь, как зверь терзает тела, и, может быть… Замолчи, подумал он в усталом гневе. Да сможешь ли ты хоть раз в жизни держать свой поганый рот закрытым, когда это так требуется?! - Тормунд, - потерянно сказала она. – Он велел дождаться. Надо так и сделать. Он скоро придет. Скоро придет. Придет. С каждым словом голос ее становился тише. Наконец, Бриенна замолчала и крепко зажмурилась. Из-под ресниц выкатилась и побежала по бледной щеке первая слезинка. Она шмыгнула носом, очень по-детски, несчастно и трогательно. Если бы не его опасения, и не ее решительность во владении мечом, он поднялся бы и подошел, чтобы обнять. Однако вряд ли его объятия ее теперь обрадовали бы. Или вообще хоть чем помогли. Она вздрагивала, долгими и судорожными толчками, и все гладила живот. Потом наклонилась вперед и что-то пробормотала. - Тише, - услышал Джейме. – Тише. Он скоро придет. Ш-ш. Он скоро вернется. Она шептала теперь сквозь слезы, слов он не мог разобрать. Потом запела тихим, разбитым и мокрым голосом: - Сто корабликов плывут, золото тебе везут, Засыпай, малышка… и… они… придут… Дальше он слушал только ее всхлипы. Все это стало так невыносимо, что, в конце концов, он встал во весь рост. - Послушай. Надо выбираться. Бриенна. Ты не можешь… не можем мы здесь сидеть… Ты на сносях. Надо выбраться. Надо тебя вытащить отсюда, и как можно скорей. Бриенна подняла к нему мокрое, отрешенное лицо. Она показалась ему, в этой густеющей вокруг тьме, очень юной, почти ребенком. Может, ее страдание делало ее такой открытой, потерянной и невинной. Он подумал, что уже видел это залитое слезами некрасивое личико. Долго же оно стояло перед его глазами. Отчего ему всегда выпадало знать ее такой? Может, в том заключалась какая-то особенная насмешка судьбы. Ведь он любил ее. Хотел видеть счастливой. Но она при нем чаще плакала, чем смеялась. Да. Так уж вышло. - Становись мне на руки, - сказал он, охватив деревянную руку пальцами другой. – Смотри. Крепко. Я буду держать крепко. Как замок. Потом дотянись до края, а я подниму руки – и тебя подтолкну. Она молчала, таращилась на него, приоткрыв рот. Может, она не слышала его, подумал Джейме. - Бриенна, - позвал он, понизив голос. – Ты меня понимаешь? Слышишь меня? Вместо ответа она отвела взгляд и высоко задрала лицо. Снег прекратился, травинки и веточки на краю ловушки стали пушисто-белыми. От дыхания ее поднялось облачко пара. - Эта яма в четыре роста медведицы, - наконец, угрюмо заметила Бриенна. – С трех ростов или меньше она выберется, сказал Сорен. Сорен знает толк в таких делах… Ее при мне рыли. Двое одичалых помогали им, Джону и Тормунду. Работали дюжину дней. - Как же ты в нее сама-то угодила? – вырвалось у него прежде, чем успел прикусить язык. Она встала, держась растопыренными руками за стены. Было видно, что ей больно двигаться. В чем была причина, Джейме пока не понимал, но дал себе твердый зарок разобраться. Даже если для этого придется ее меч голой рукой сдержать в дюйме от своего лица. - Бросилась на зверя, позабыв обо всем, - сказала она с виноватой усмешкой. – В тот момент я обо всем забыла. Словно была в бою. - Да. Как и я сюда прыгнул, подумал он. Бывают минуты, когда раздумывать некогда. Или – не о чем. - Все же давай попробуем. Я тебе помогать буду. Если мечи вонзить там, повыше, то можно подтянуться на них. Она посмотрела на него долгим взглядом, и, казалось, готова была согласиться. Потом Бриенна сморщилась и отвернулась. - Что? Я не причиню тебе никакого вреда, клянусь тебе! Она молчала, плечи ее вздрагивали. - Бриенна! Я шел сюда… я шел, чтобы отыскать вас. Тебя и Артура. Я хотел просить у вас прощения, вот и все. Я не хотел… не хотел, не мог дальше жить, зная, как много боли я доставил тебе… и ему. Я все знаю! Я знаю, что тебе пришлось пережить. Я обещаю, что больше ничего не сделаю, что доставит тебе хоть малейшее… страдание, я не причиню вам никакого горя, я обещаю, я обещаю, могу поклясться. Хоть у тебя и нет больше резонов мне верить, но… И подумай сама. У тебя будет ребенок, подумай о ребенке, подумай о сыне, о нашем… о твоем сыне. Я не стану вас никуда с собою звать, я знаю, что больше нет у меня никакого права… Он спотыкался, слова сыпались из него, текли, как слезы или как кровь из разорванной раны. Джейме не был вообще уверен, что она слушает – или слышит. Она встала, прижав руки к стене ловушки, уткнувшись в них своим высоким упрямым лбом. - Прошу, прошу, дай мне помочь. Я не знаю, что ты решишь со мною сделать потом, сделай, что угодно! Оставь в этой яме, оставь и вели меня землей забросать, или забей камнями, или проткни мечом, если вытащишь. Просто выберись сама, а уж после решай. - Как много клятв, - тихо произнесла она, когда Джейме умолк. – Все тебя заставляли клясться снова и снова. Короли и королевы, лорды и рыцари, брат, отец и сестра… Даже глупая уродина, корова Бриенна Тарт! Он понял, что она, хотя и добавив собственной горечи, все же повторяет его слова, некогда сказанные им в ответ Кейтелин Старк. - Но меня никто не… - Кто на этот раз? Твоя сестра мертва, так кто же, Джейме Ланнистер? Кто тебя сюда прислал, чтобы ты опять нас мучил? Должно быть, очень весело видеть теперь, что со мною творится. - Ничего мне не весело, - проворчал он. – В самом деле? Думаешь, вот здесь, теперь, мне прямо радостно сидеть? В этой вонючей медвежьей ловушке? - Как не повезло, - она повернулась к нему, дернувшись всем телом. – Как же не повезло. Или, напротив, это твоя удача? Повезло напоследок увидеть мое плачевное положение, мои мучения?.. Такое везение! Ты прежде им тоже мог гордиться. - Нет. - И своей верностью сестре. Так, что же ты? Во всем тебе повезло, всего ты добился в итоге, чего желал… Давай, посмейся напоследок. - Сестра мертва, - сказал он, криво улыбаясь. – Я убил ее. Бриенна улыбку не вернула. - И тотчас решил, что пора отправляться на поиски сына? Ты никогда его не получишь. Умрешь тут вместе со мною, а не получишь! - Знаю. - ЧТО ты знаешь? – закричала она, и оба услышали, как с ветвей где-то наверху сорвалась и забила крыльями стая птиц. – Оставь меня, отойди от меня, оставь нас всех, наконец, в покое! Я ненавижу тебя, я… у меня сердца не хватит, чтобы ненавидеть тебя как следует, у меня… Она начала задыхаться, и он подумал, холодно, хотя и с долей испуга – она не в себе. Что-то надломилось в ней от боли, неравный бой с этим горем ей оказался не по плечу, ее сил не хватило, она не смогла, не смогла, не справилась. Глаза ее загорелись лихорадочным, нехорошим огнем. Она обшаривала быстрым, но пустым и тревожным взглядом его лицо, потом, застонав, наклонилась и подняла с земли Верный Клятве. - Меня мутит от твоего мерзкого лица, от твоего голоса, от всех твоих прогнивших, душных слов, от того, что ты вообще теперь, в такой час, здесь, со мной! Ты гадок, ты отвратителен, ты… И все еще жив! И все вертишься, как червь, стремясь избежать смерти! И опять произносишь лживые клятвы, пустой болтовней прикрываешься! Ничтожество! А он погиб! А его нет! А ты все еще жив! И здесь, в такой час, со мной… Боги, как же я хочу твоей смерти! О, если бы ты знал, как я бы желала, чтобы это ты… чтобы тебя… чтобы это ТЕБЯ не было, никогда не было, никогда, ты слышишь?! Никогда, никогда, никогда!.. Он сделал шаг назад, не спуская с нее взгляда. - Я этого и сам бы желал, - негромко сказал Джейме. – Но я здесь. И ты – здесь. Если… когда мы выберемся, возьми меч и сделай со мной, что тебе желается. Но лишь после того, как спасешься сама. - Так я и сделаю, - сквозь зубы пообещала она, отбросив с лица прядь пушистых, вьющихся этими невинными и чистыми волнами, волос. – Так и сделаю, не сомневайся. Ты не посмеешь Артуру в лицо смотреть, слова сказать не посмеешь, я… я тебе не позволю… Ты моего сына… не тронешь, не тронешь, ты слышишь меня?! Не тронешь его, не подойдешь даже близко! Даже издали не увидишь, не увидишь, потому что я, ЭТО Я закрою тебе глаза… наконец, сделаю, что должна была прежде… - Хорошо, - покорно закивал он. – Хорошо, пусть так. Казни меня, я все заслужил. Но, чтобы вершить казнь, нужно самой быть живою, верно? Я верно рассуждаю, сир Бриенна, миледи Великанья Смерть? Глаза ее широко раскрылись, и секунду он думал, что перешел некую грань, добился-таки от нее взрыва гневного безумия. Но вместо ответа она согнулась вперед, выронив меч, вскрикнула и упала на колени. Изо рта ее потекла слюна, затем ее вырвало маленькой лужицей желчи, которая тотчас впиталась в мокрую, истоптанную двумя парами сапог, глину. Он бросился было на помощь, но Бриенна крикнула, пытаясь встать, безуспешно цепляясь пальцами за стены: - Отойди! Не трогай меня!.. Ее трясло, он увидел на ее лбу крупные бисерины пота. Бриенна поднялась, тяжело, оскальзываясь, отступила от него. Потом вжалась в стену и стала смотреть наверх, часто моргая и мелко дыша. Джейме опять сделал к ней шаг, и она закричала, на сей раз в полную силу, крик завибрировал и понесся к низким облакам. Она согнулась вперед, обхватив себя руками: - Нет! Нет, нет, не теперь! О, великая Мать, не надо, не надо… С минуту она стояла, комкая в кулаке ткань своей тонкой сорочки, разевая рот, как выброшенная на берег рыба. В конце концов медленно выпрямилась. Она тяжело дышала, словно пробежала несколько миль. - Бриенна, ты… с тобой все хорошо? – решился он. Бриенна что-то пробурчала, всхлипнув и вытерев нос рукавом. Он беспомощно пожал плечами, обезоруживающе улыбнулся в ответ. - Отстань, - повторила она чуть громче. – Всего лишь судорога. От падения. Или от бега. Я не знаю. Прежде не приходилось так глубоко упасть, да еще в тяжести. - А я помню, - начал он с преувеличенной бодростью, чтобы отвлечь ее, - помню другую медвежью яму. Ты помнишь? Она сморщилась в ответ, но не осыпала его проклятьями и обещаниями всячески казнить - и то хорошо. - И мы и оттуда выбрались, - сказал Джейме с широкой ухмылкой, которая ему самому показалась беспросветно-отчаянной. – Выбрались, так ведь? А тут даже… даже и зверь уже мертв. Бриенна тряхнула волосами, отвернувшись, прижав рот к поднятому плечу. - Что с тобой? Тебя тошнит? - Разве что от тебя, - буркнула она, утирая лоб рукавом. – Я и забыла, как ты мерзок. Никогда не можешь заткнуться. - Есть такое, - пришлось ему признать. – Сам от себя порой бешусь. - Ты-то? – усмехнулась она, собирая волосы в косу. – Ты? Да ты собою всегда был так доволен, аж противно было… Напущенный. Так он тебя назвал. Артур. Он слово долго не мог запомнить. А тебя запомнил. Какой ты. Ты открылся ему во всей своей истинной красе. Джейме перестал улыбаться, хотя то, как она повторила за сыном смешное слово, вызвало у него волну щемящей нежности и вины: и невольную радость. Но ее отвращение было так неподдельно. Он не знал, почему это стало так ранить. Лучше бы и правда проткнула меня мечом, подумал он с тоской. Однако на казнь сейчас напрашиваться нельзя: она, чего доброго, так и поступит в приступе гнева. И останется здесь совершенно одна. Нет. Нет. Нужно перетерпеть, решил Джейме. Пусть себе костерит его на чем свет стоит: если ей так легче, так и пусть. В самом деле, морщинка между ее бровей хоть и не пропала, но разгладилась немного. Она стала дышать тише, спокойнее, и, наконец, опять опустилась на землю, поджав под себя ноги. Глаза ее были закрыты. Ему было страшно ее тревожить, но через какое-то время он решился. - Бриенна. Она пошевелилась, открыла глаза, но голову к нему не повернула. Джейме видел ее мягкий профиль, тонкую линию ее сломанного носика, упрямый подбородок и длинную белоснежную шею – на фоне темных полос мокрой земли. - Надо нам выбраться прежде, чем… Сколько времени ты в тяжести? - Девять лун, - сказала она после длинной паузы. – В этот день, год назад, он сказал мне… Бриенна замолчала, прикусив губу. Проклятье. Вот же проклятье. Она на последнем сроке. Мог бы и догадаться, по этому гигантскому животу… Джейме сцепил руки, положив их на согнутые перед собой колени. - После зацвел тысячелистник, река стала теплее, вернулся Джон. Потом… три луны мы готовились… Все готовились. И мне нужно было… и были гости. И… шили платья… в то же время они… Тормунд послал за… септоном… нашим септоном из Закатного Замка… Она говорила тихо и медленно. Сморщилась, и по щеке покатились слезы, и повисли на ее подбородке: прозрачная и печальная весенняя капель. - Артур, помню, пришел ко мне прошлой весной, - шмыгнув носом, сказала Бриенна. – Заявил, что Тормунд его отец, сам он так вывел. Сделал такие выводы… Ум его порой уж слишком быстр. Для такого маленького мальчика, я бы сказала – слишком… Но Артур… Особенный. Особенный. Не такой, как все. Как ты или я. Он… его доброта бесконечна. И он ужасно быстр разумом, умеет и писать, и считать, а если Тормунду надо что посчитать, так Артур для него безо всякой подсказки да прямо в уме складывает сразу такие числа, что ты бы… ты бы и вовсе не … Да. Он очень умен. Он видит… есть вещи, которые он видит и понимает своим сердцем. За все свои годы он никогда и ни с кем… никогда не был в ссоре, в большой ссоре. Мальчишки, что обижали его, когда он был малышом, после стали его лучшими друзьями. Он всех сумел примирить. Всем… ко всем… стремится быть добрым, но не услужливым… не… принижая себя. Таким он растет. И когда он сказал про Тормунда, то сердце мое перевернулось вверх тормашками. Он все увидел раньше нас двоих. Все понял… Все. Обо мне и в особенности – о нем. О Тормунде. - Он не обижал тебя? – осторожно спросил Джейме. Она посмотрела него сквозь пелену слез, в которой ее темно-синие глаза становились еще больше и словно бы плыли, таяли - и растерянно заморгала: - Что?.. Тормунд никогда меня не обижает. - Хорошо. Это хорошо. - Он любит меня. Джейме закивал еще быстрее. - Ты не знаешь, что это такое, - сказала она, шумно выдохнув. – Поэтому я даже не стану себя утруждать. Все равно, что глухому петь песню или слепому объяснять, какого цвета апельсин. Можно было тебя пожалеть, если бы ты сам хоть к кому, хоть когда, хоть раз, испытывал жалость. Он решил отмолчаться. - Впрочем, ты всегда жалел и любил Ланнистеров, - сказала Бриенна, скривившись в досаде. – Как часть самого себя. Джейме опять не ответил. Она устало приткнула голову к земляной стене и опустила мокрые ресницы. - Не знала, что так закончу, - вдруг тихо проговорила Бриенна. – Я не знала. - Нет, - быстро сказал он. – Здесь все не закончится. Нет, нет. Послушай-ка. Ты говорила, что Сноу должен был быть с ним? Но я не видел его, нигде окрест. Значит, они разделились, и, вероятнее всего, Джон будет Тормунда искать. И отыщет нас. Вопрос в том, когда это случится, подумал он. Лучше бы использовать собственные силы. Вот только сил у нее покамест не было. Джейме решил, что даст ей отдохнуть и одолеть эти судороги. Может, у нее там ребенок уже беспокоится, толкается, или что? Ребенку этому скоро пора родиться. Бедное, бедное, бедное дитя, подумал Джейме вдруг совершенно искренне: и от боли его сердце заныло. Он переждал этот приступ, вздохнул и полез в дорожную сумку. В ней было две фляги. Одна с сильно разведенным рябиновым вином, которое ему дали на хуторе у моря, за кое-какие мелочи вроде наконечников для стрел и точильных камушков. Этими вещами его щедро снабдил сир Давос, теперь оставалось лишь мысленно благодарить. Во второй фляге была чистая родниковая вода, которую он набрал в березняке неподалеку отсюда. Он, не поднимаясь с земли, протянул флягу с водой к Бриенне. Она не смотрела в его сторону, а сидела, опустив лицо. Его закрывали теперь упавшие крылом, собранные в косу на одну сторону, волосы. - Возьми, - сказал Джейме. - Выпей воды. Бриенна? Выпей немного воды. Станет легче. Она медленно повернула к нему свое бледное личико. - Если ты не против, я подойду? – спросил он как можно ласковей и беззаботнее. Таким тоном, каким дам на летнем фестивале приглашают потанцевать. – Встану и сделаю к тебе несколько шагов. Нет? Ты не возражаешь? Ты только забери флягу, и все. У меня… у меня другая есть. Она порывисто, со всхлипом, вздохнула, и он видел, что в ней борются жажда, отчаяние, недоверие – и ненависть к нему. С такой ненавистью она никогда еще на него не смотрела, даже в Харренхолле, хотя, казалось бы… Тогда ее чистота и невинность могли заставить ее сердце ожесточиться в самом искреннем порыве. Но дело ведь в том, что такие, как Бриенна, не ожесточаются в соответствии с неким высоким идеалом. Нет. Их сердце еще долго способно к милосердию и прощению. Ожесточение у таких людей приходит только через огромные мучения – и, чаще всего, собственные мучения. Чувствуя себя палачом, и хмурясь от этого осознания, Джейме начал медленно подниматься на ноги. Она забрала у него флягу, хотя и продолжала таращиться этими горящими глазищами – пылающие сапфиры, подумал он с нежностью. Сделав несколько глотков, бессильно хмыкнула: - Ты, наверное, очень рад тому, что сегодня случилось со мною. - Глупости, - сказал он, отступая и поглядывая на меч у ее ног. – Нисколько не рад. - Такой везучий, - выдохнула она себе под нос и опять ткнулась головой в мокрую глину, - такой… Ланнистер. - Больше не болит? Она молчала, только вздрагивала всем телом. Он потянул с плеча свой плащ, потом раздумал и полез в сумку. Там лежала сухая, тонкая попона из овечьей шерсти. - Вот, возьми. Прошу. Бриенна. Не сиди на сырой земле. Тебе скоро рожать, подумал он, но вслух говорить не стал. - Зачем ты тогда явился? – спросила она, не поворачивая головы. – Ты был так доволен собой. Джейме беспомощно посмотрел наверх. Тучи разорвало тугими ветрами, и в прорехах синело небо. Солнечный свет стал мягче, предвещая долгий и неторопливый закат. Где-то недалеко запела птица – дрозд, наверное. Ветер бродил по лесу и шелестел пожухлыми травами, играл с голыми ветвями деревьев. - Я думал… убедить вас отправиться со мной в Кастерли Рок. Бриенна едва слышно фыркнула. - Я прошу за это прощения. Тогда я вел себя некрасиво, скверно. И все, что тогда говорил: это было неправильно и жестоко. И неправда. - Северные потаскухи, - сказала она равнодушно. – Эти северные потаскухи куда как быстры. Он понял, что слова его, сказанные в приступе ярости, так и остались в ее памяти, лежали тяжелыми камнями. Ничего не исправить. Старик Сиворт оказался чудовищно неправ: есть вещи, которые больше нельзя ни поправить, ни изменить. - Я не то, чтобы… Я тогда пришел в сильное негодование, и я… нет, это меня не извиняет, конечно. - О, нет, мне не нужны извинения, - негромко заметила Бриенна. – Только лишь… от всей души благодарю тебя за те слова. Все стало после них так… так ясно, так… понятно. Так… легко. - Я не хотел, не хотел причинить вам боль! – воскликнул он. – Я просто… я был… был в смятении, озлобился тогда, особенно же… У нас не было детей, в тот момент я просто… я желал… - Не было детей, - эхом повторила она. – У тебя и твоей сестры. - Да. - И ты решил отнять у меня… глупой северной потаскухи. У жирной коровы, как ты меня называл. - Я никогда… Джейме осекся. - А это не новость, - сказала Бриенна, дрожа и кутаясь в свою робу, обхватив плечи руками. – Не новость. Так ты меня называл в самом начале пути. «При свете дня ты еще уродливее! А ты желала бы, чтобы тебя трахнули? Мужчины? Женщины? Лошади?» И другие слова. Всевозможные слова, чтобы меня ранить. Но я их не слушала. Я их не слушала. Я их не замечала. Мне они что ветер… Он понял, что все она слышала – и все помнила. Вот же чертова баба, подумалось с досадой. Отчего боги дали ей столько ума да упрямства? Не по ее красе, вот уж верно. - После я переменился, - мрачно сказал Джейме, садясь обратно и открывая флягу с рябиновым вином. – Ты знаешь, что я изменился. В отношении тебя - так уж точно. - Это неважно, - пробормотала она равнодушно. – Это все с самого начала… мне надо было слушать повнимательней. Хорошенько запоминать все твои уроки. Но я рада, что мы… что ты… открылся нам с Артуром. Мы… нас больше ничто не могло держать, мы бежали. И в конце концов… нашли свою дорогу. Встретили свое счастье. А ежели бы я слушала тебя, раскрыв рот да развесив уши, как некогда, в Харренхолле или в ту ночь в Винтерфелле, ежели бы продолжала быть тебе преданной, верить в тебя, любить всем сердцем - так, верно, теперь мое тело уже сгнило бы в подвалах Кастерли. А перед тем твоя сестра как следует бы надо мной посмеялась. Отрезала бы мне пальцы или выколола глаза? Что она там творила с той бедной девицей?.. Нет. Ты был прав, что нам с Артуром ты… так… понятно все разъяснил… - Если тебе угодно выслушать меня сейчас, то скажу. Я ни о чем так сильно не сожалел, как о том дне, о том, что сказал, что сделал. Что заставил вас сделать после. Я раскаивался все время, не было минуты, чтобы я не думал, как вы там, и что я стал причиной всех ваших бед. - Говори, - она поднесла флягу к губам. Рука ее дрожала. – Говори, ты мастер складно врать. Может, добьешься того, что казню тебя прямо здесь. - И? – рассердился он. – Что будешь делать? Сердце мне вырежешь? Глаза выколешь? На моем трупе попрыгаешь?! Не больно-то ты и прыгать теперь вольна, с эдакой ношей!.. Он замолчал, потому что она повернулась к нему, так и не донеся флягу до своего рта. С минуту казалось, она вскочит на ноги, схватит меч – и проткнет его быстрым ударом, мечом-то его здоровенная бабища владеть умела. Но Бриенна пошевелила губами, довольно беспомощно: и отвернулась. Дыхание ее стало учащаться, Джейме с тревогой слушал, как она вздыхает и ворочается, переводит дух и сглатывает насухо. Наконец, не выдержал: - Прости. Прости, я все время… не умею себя сдерживать, особенно ежели с тобой… Особенно – с тобой. Она что-то забубнила, нельзя было разобрать слов, потом тихо застонала. - Бриенна? Все хорошо? Что с тобой? - Я не знаю, - проговорила она негромко. – Должно быть, новая су… Ох. Ох… - Бриенна! – он почти закричал, паника начала накатывать темными, горячими волнами. Он вскочил и надвинулся на нее, она подняла руки, защищаясь, но почти вслепую, потому что из ее глаз вновь хлынули слезы. Она слабо и неверно отбивалась, пока он наклонялся и быстро ощупывал ее руки, плечи, ключицы. Он подумал, что она все же сломала себе что-то при падении, и теперь, когда оцепенение от горя стало проходить, боль могла ее совсем доконать. Он заставил ее повернуть к себе лицо и быстро провел пальцами по щеке, по затылку. Волосы ее спутались, на ощупь казались мягкими и невесомо-нежными, как комья мокрого шелка. - Тихо, да тихо ты, - бормотал он. – Упрямая девка! Дай мне тебя осмотреть, ты, небось, сломала что или… - Пусти. Пусти. Не трогай меня. Не прикасайся ко мне, - хныкала она, отпихивая его мокрыми ладонями. – Пусти, пусти же, отпусти! Мне так больно! Мне больно!.. Она разревелась, громко, как ребенок. Ему стало жаль ее – сильнее, чем прежде, словно ее боль вошла в него и проткнула его насквозь. О, если бы он мог забрать хоть немного этого страдания – себе. Но он был крепким мужчиной, а она – женщиной, пусть и огромной, и ядреной в свои лучшие годы, но – женщиной. Ему ли было не знать, какие они в самом деле хрупкие? - Где болит? Скажи, где сильнее всего болит? Ну же? Бриенна, милая, хорошая, просто скажи, - суетился он. Метался вокруг ее неповоротливой туши, не понимая, чем может помочь – но не желая отступать. – Ну? Ну, скажи, скажи, покажи. - Я не знаю! Меня как ножом проткнули, - рот ее скривился, из него побежала слюна. Из носа у нее тоже текло. – Я не знаю, не знаю, везде, везде, вез… Ох! Мама! Матушка, что же это такое! Видел он ее во всяком горе и посреди всякой мерзости – но никогда еще не слышал, чтобы она звала свою покойную матушку. Да она ее, если уж на то пошло, вовсе не знала. Джейме выпрямился, руки его тряслись. - Сей… час… проходит. Пройдет, - выдохнула она сквозь слезы. – Отойди от меня. Отойди, я не могу дышать!.. Он обрадовался. Надежда захлестнула его, помимо воли. Отступил подальше. - Хорошо. Хорошо. Не трогаю. Видишь? Я совсем далеко стою. Это, наверное, судорога. - Да, - Бриенна покорно закивала. – Сейчас проходит. - Вот и все, - заворковал он, чтобы ей было спокойнее. – Видишь? Вот и все, и прошло, и пройдет, больше не… Она плакала, уткнув лицо в согнутый локоть. Он опустился на одно колено и осторожно провел пальцами по ее бедру. Бриенна вздрогнула и подняла голову, ну точь-в-точь испуганное животное, заметившее охотника. - Тихо. Я хочу убедиться, что ты не сломала ноги. Он пробежал пальцами до ее сапожек, осторожно стянул один и ощупал лодыжку. Дотянулся до другой ноги. Бриенна дрожала, но не сопротивлялась. Трогать ее было приятно – несмотря на печальные обстоятельства и ужасающее ее состояние – но все же он не мог в этом себе не признаться. Всегда дотрагиваться до ее нежной кожи было так… чарующе. И даже в минуты, когда он бывал совершенно убежден в своей любви к сестре, прикосновения к Бриенне были чем-то особенным, чем-то другим. Как прикосновение к свету, к солнечному лучу. Может, прежде его воспламеняла запретность. С Серсеей он позволил себе все – и множество лет провел на этом разнузданном празднике, в самой его сердцевине. С Бриенной, особенно поначалу, не было позволено ничего. Джейме кое-как натянул сапоги обратно на ее ноги и встал, возвышаясь над ней. Видя, что она пугливо кривится, отступил, подняв руки: - Все, все. Ничего не сломано, во всяком случае, мне так не показалось… - Отойди от меня, - огрызнулась она, вытирая лоб грязной ладонью. На коже ее остались рыжие полосы глины. – Прошу. Оставь меня в покое, наконец. Джейме отошел от нее и сел, прижав колени к груди. Ветер раскачивал и пригибал травинки над ними, небо темнело, наливалось закатом, остывало. Бриенна ворочалась и вздыхала. Он, следя за ней, заметил, что она в бессознательной тревоге крутит и крутит на пальце большое кольцо из прозрачно-розового камня. - Красивое, - сказал он, чтобы прекратить эту тоскливую тишину вокруг. Она недоуменно повернулась к нему, заморгала, словно проснувшись - потом догадалась и посмотрела на свои пальцы, сомкнутые вокруг кольца. - Вывернутый перстень. Красиво. Они очень редки, дороги… Это Тормунд тебе подарил? - Это он сделал. Он умеет делать… сам… Ему нравится делать такие вещи. Прикусив губу, она уставилась на кольцо. Надо же, подумал Джейме устало. Мужик-то попался ей, стало быть, хороший. Хороший, даже слишком. Ну, на такую огромную бабищу потребны и правда только лучшие кавалеры. Другим около Бриенны и делать нечего. Да. Только… Только лучше б попался плохой, такой, от которого она бы ушла, и сына бы прихватила, кто знает – наверное, уж тогда не сидела бы она на сносях – в огромной медвежьей яме посреди холодного безлюдья. - У моей сестры был такой перстень. Сделанный из рубина, а внутри проложен золотом, - сказал он, чтобы заглушить эти мысли. От них его начинало тошнить, как и от предчувствия чего-то по-настоящему плохого. - Значит, ни в чем ее не превосхожу, - буркнула Бриенна, впрочем, скорее рассеяно, чем со злобой. Джейме коротко засмеялся. - Ты настолько лучше нее. О чем ты?! Даже когда я к ней возвращался, я знал, кто из вас есть кто. - Но мы не выбираем, кого любить, - тихо заметила она, или, скорее, закончила его мысль. – Так ты решил для себя. - Разве это не правда? Она посмотрела из-под упавшей вдоль щеки пряди светлых волос. - Нет. Мы выбираем. И мы ДОЛЖНЫ выбирать хорошенько, потому что только тогда ожидает счастье. Мне жаль лишь, что я верила тем твоим словам, думала, что в них – правда… Я очень уж сильно тебе тогда доверяла. Думала… думала, ты старше, умнее, и ты прославленный рыцарь, как будто сам Воин вдруг явился мне в человеческом облике. Так много знает, вот как о тебе думала… так умен, остроумен, складен в речах, как и в бою… Человек чести. Самого Артура Дейна знал, неужели такой человек, думала я, может быть пустым или недалеким. И говорил все эти многозначительные фразы… Но это были обычные ланнистерские измышления, призванные вас, Ланнистеров, оправдать, а другим эти слова… Просто яд, яд и пепел. Мне они только причинили много боли. Впрочем, это все позади. Бриенна вновь принялась крутить свой прекрасный перстень. - Путешествуя по морю с сиром Давосом… Он перехватил ее изумленный взгляд и только коротко пожал плечом: долго рассказывать. После паузы закончил: - Путешествуя, я много думал о… всяком. И о тебе. О ней. И… Обо всех нас, знаешь. Об Артуре. О… о себе, наверное, более остального, такой уж я. Другого такого нет. И вот что я подумал: да, мы не выбираем, кого любить, но мы вольны выбрать, кого разлюбим. В этой мысли мы с тобою схожи. Она фыркнула: - Да ни в чем мы с тобой не схожи!.. - А тут вдруг совпало, - упрямо заявил Джейме. – Только я говорю о ненависти, а ты – о любви. - И? Невелика разница, полагаешь? – она устало прикрыла глаза и начала тихонько, беспокойно раскачиваться. – Да, для такого, как ты, пожалуй, разницы вовсе нет. Что случилось с твоей возлюбленной сестрой? - Ее больше нет. Молчание. - Я ее убил. Задушил. Бриенна посмотрела через плечо, хмуро и обреченно, и взглядом, очень похожим на тот, которым она сверлила его в Харренхолле. Джейме рассказал ей, невыразительным и спокойным тоном, о том, как погибла малышка Джейн, и как потом события приняли самый страшный оборот. Когда он закончил, она смотрела на него теми же потемневшими от тревоги и боли глазами. Через какое-то время негромко произнесла: - Почему ты опять никому не рассказал? Зачем бежал?.. Не явился под суд, где твой брат бы подтвердил твои слова… - Разве это превратило бы меня в человека? Из палача, которым я стал? Она что-то пробормотала себе под нос, ткнувшись в рукав. - Что?.. - Ты и тогда нашел какие-то глупые объяснения, навроде того, что волки не судят львов, я уж и не помню толком… Все ты помнишь, подумал он с приливом щемящей радости. Ты все помнишь, только не смеешь себе признаваться. Ну. И неудивительно. Этот день не был ее лучшим днем, а, возможно, стоял первым в ряду наихудших. Растравлять себе сердце старой привязанностью было бы так глупо. Он был даже рад тому, что Бриенна его стойко и крепко ненавидит. Это, казалось, давало ей силы. По крайней мере, чтобы держаться, не раскисать совсем… - Мне жаль твою дочь. Правда. И жаль… жаль тебя, - сказала она, отвернувшись. – Ты был в шаге от счастья. Наверное. - Может быть, - сказал Джейме, глядя на небесный лоскут над своей головой. – А может быть, мне просто хотелось ощутить… или убедить себя в этом. Счастье неуловимо, необъяснимо, оно давно спрятано от меня. Оно мне больше не нужно… должно быть, счастье - не для таких, как я. - Как так вышло, что, когда все у вас стало хорошо, вы принялись так друг друга… Она замолчала. Грызть, подумал он. Да, грызть, пинать, ненавидеть, изводить, приводить в ярость, кусать, причинять боль – и опять, и опять, и опять, и боль перестала быть сладкой, как некогда, когда они, как следует растравив себя, слились самым непристойным образом над трупом своего несчастного первенца. Мы ничего другого не умели, подумал он. Мы не умели любить, считали себя случайными жертвами любви, ведь мы с нею все внушали себе и друг другу, что выбора не было, или что выбор был сделан давно и за нас – теми неведомыми силами, что поместили нас в одну утробу одной женщины… Но, может, Бриенна права: выбор был. Выбор был, просто мы выбрали – нечто совершенно не то. Она застонала сквозь зубы и начала подниматься, дрожа. Джейме с ужасом узнал этот стон – смесь боли и отчаяния. Бриенна схватилась за спину, выпятила живот и начала дышать мелко-мелко, задрав лицо к налитому золотом небу. Он понял внезапно, что время между ее судорог все сокращалось, это был третий приступ – и он наступил куда как быстрее предыдущих двух. Она завертелась на месте, охая и причитая себе под нос. Вскрикнула. Остановилась, уперев обе руки в стену ловушки. - Бриенна, - начал он подниматься. - Отстань, - рявкнула она, не оборачиваясь и не выпрямляясь, - дай мне постоять, так… так вроде бы легче. - Хорошо, хорошо, - зачастил Джейме, - хорошо, если так легче, то… - Боги, боги, что же это такое, - она всхлипнула, тряся головой. – Я не понимаю, почему… - Хочешь воды? - Оставь. - Ладно. - Меня мутит, - сказала она негромко. – Мне нехорошо. Дай… дай воды… Нет. Не надо. Не подходи сюда. Она издала какой-то странный рычащий звук, и Джейме дрогнул. Он схватил флягу и надвинулся на нее, не обращая внимания на слабые протесты. И вдруг, когда он почти коснулся ее плеча, она резко выпрямилась. Они очутились нос к носу, и пришлось ему смотреть в ее искаженное лицо снизу вверх, и он увидел, что один ее глаз стал темно-красным, налился кровью. - Бриенна, - Джейме поднял руку и только теперь увидел, что его собственные пальцы трясутся. – Что с тобой? - Отойди! – крикнула она, спугнув со стеблей травы каких-то мелких пташек. Они взлетели к вечернему небу и там затрепетали в своем неразумном негодовании. – Я же просила тебя, отойди. Он отступил. Бриенна замахала на него руками, потом посмотрела наверх. Из глаз ее побежали слезы. - Почему, я не понимаю, почему ты в такой час здесь, со мной! Из всех, именно ты! И почему я должна тебя слушать, должна тебя жалеть, должна тебе сочувствовать, что за скверная ловушка, почему ты, почему ТЫ! Она вытерла лицо грязными пальцами, прижалась губами к своему запястью и прикусила его – несомненно, чтобы сдержать новый крик. Потому, что ты такой создана, подумал он оторопело, не сводя с нее глаз. Этого не изменить. Тебя не изменить. Ты всегда сострадала мне. Из всех. Ты одна. Только ты. Только ты. Единственная… Но ничего этого он произносить не стал. Криво ухмыльнувшись, сказал: - Я и сам не понимаю, почему. - Ты отвратителен, - выплюнула она, задыхаясь. – Нет никого хуже тебя! - Тут спорить не намерен. Цареубийца, детоубийца и женоубийца, - вымученная гадкая усмешка не хотела покидать его лица. – Ты все верно понимаешь. Разжалован из рыцарей, кстати. Можешь не называть меня «сир». - Мне б и в голову не пришло, - отмахнулась она, крутясь на месте, словно никак не могла найти такое положение, в котором бы стало легче. – Они… еще милосердно с тобою обошлись на том суде… Снова станешь говорить, что не виноват? - Нет, - после паузы качнул он головой. – Нет. Это было… пожалуй, почти справедливо. - «Почти»! Но все же не так, чтобы очень. Вновь вас, Ланнистеров, кто обидел? Вечно вы… вы… Он понял, что ее горькие упреки каким-то образом облегчали ее боль, отвлекали ее, что ли. Стремясь подыграть, сказал: - Вечно мы ищем оправданий. - И ведь находите, - всхлипывая и задыхаясь, пробормотала Бриенна. Она остановилась и зажала себе рот обеими ладонями. - Послушай, - Джейме встревоженно поглядел на гаснущий закат. Со дна этой глубокой ямы видны уже стали звездочки в самой глубине неба. Синие и кроткие, как ее глаза. – Кости твои вроде бы целы, значит, сможешь попытаться. Не можем мы сидеть и ждать подмоги, и сколько нам ее ждать? На что надеяться? И… а вдруг что-то случится. Ночью зверье выходит на охоту. Волков тут полно, сам проезжал такие места, что… Бриенна! Давай хотя бы попытаемся. Я подсажу тебя, я обещаю, я сильный, я смогу… - Да не могу я лезть, - крикнула она ему в лицо. – Ты не видишь?! Если сорвусь и упаду, так тебе шею и сверну всей тяжестью! Этого хочешь? Какой же ты глупый, Джейме Ланнистер! Ум, как у цыпленка! Или того меньше! - Да уж поболее твоего, женщина, - разъярился он. – Не будем мы тут всю ночь сидеть, иначе к утру тоже головы сложим. Не за то он погиб, чтобы ты… Лицо ее перекосилось. Губы так и запрыгали. Она наклонилась, подняла свой меч и уткнула острие Джейме в кадык: - Еще хоть раз его имя с твоих губ сорвется, заговоришь о Тормунде – и отправишься на свидание с сестрицей. Ну? Пораженный, он сделал шаг назад, и еще один. - Ясно тебе? – проговорила она помертвевшими губами. – Я спрашиваю, ясно?.. - Да, - хрипло откликнулся Джейме. – Перестань. Не надо. - Еще на шаг от меня. Прочь. Он послушался. Бриенна меч не опускала, хотя он и видел, что держится – и держит оружие - из последних сил. Она открыла рот, чтобы еще что-то ему сказать: нечто обвиняющее, гневное, конечно же, и он даже приготовился со всем соглашаться – как вдруг раздался мокрый и странный всплеск. Словно бы в яму плеснуло из ведра. Джейме задрал голову, не понимая, откуда потекла вода, а, когда опустил глаза, увидел, что Бриенна смотрит себе под ноги. Глина вокруг ее подошв превратилась в красноватую жижу. От этой лужи стелился тонкими облачками теплый пар. Он начал поднимать взгляд, и заметил, что ее рубашка потемнела и набрякла от влаги под животом, прилипла к ее круглым полным коленкам. - Что?.. – Джейме уставился в ее темные от страха глазища. – Бриенна, что… Она выронила меч и стояла, широко разведя ноги, потом начала поднимать подол, собирая его в ладони, прижатые к своим бедрам. - Нет. - Что происходит?! Да что с тобой? – завопил он, совершенно отчаявшись. - Нет, нет, - забубнила она, вздрагивая. – Нет. Не приходи, еще рано, еще рано, еще рано, не сейчас, потерпи немного, совсем немного, пожалуйста, нет, нет! Не приходи!.. Джейме все понял, хотя и не без содрогания. В нем появилась какая-то обреченность, готовность, схожая с той, которая появляется за мгновения до неравной битвы. И с кем эта битва предстояла? С кем или с чем? Он не знал. Он засуетился вокруг Бриенны, которая зажимала рот обеими ладонями, бросил на мокрую землю попону, сверху – свой теплый плащ, и, подумав, стащил с плеча кожаную куртку. - Что ты делаешь? – выдохнула Бриенна, глаза ее стали огромными, бездонными и обреченными. - Садись. Вот сюда, - он показал на устроенное кое-как ложе. - Что ты делаешь? – повторила она громче, едва ли не кричала. - Я сказал, сюда, - рявкнул он. – Быстро. Быстрее! Давай же! Она смотрела, как он закатывает рукава, смаргивая злые слезы: - Нет. Нет. Этого не случится. - Случится или нет, я не знаю. Однако же вижу, к чему дело идет, женщина. - Нет. Ты меня не тронешь. Он выхватил свою флягу с вином, набрал полный рот и сделал большой глоток. Для храбрости, подумалось ему. Для… для нее. - Сядь и успокойся. Открой рот и дыши, у тебя нос полон соплей. Она шмыгнула носом и попятилась, вновь подняла – и отпустила меч, тот упал в мокрую мягкую грязь с тяжелым шлепком. И все еще стояла, дрожа и не понимая. - Ты стоя рожать собираешься? – прикрикнул он, и его злобный тон вывел ее из оцепенения. – Слыхал о твоей силище, однако к такому даже ты не приучена! Не кобыла же, в самом деле! Видя, что она растерянно крутится вокруг своей оси, он помог ей опуститься на расстеленные тряпки. Она беспомощно захныкала, и вдруг сказала ему: - У меня не получится. - Невелика премудрость, - пробормотал он, изо всех сил сцепив зубы, рука его ныла от боли: так крепко она в нее вцепилась своими мокрыми пальцами. – Разожми руку. Эй. Милая, славная сир Бриенна. Чуть послабее, прошу. Ты мне пальцы сломаешь… Я тебя держу, держу, держу, не бойся. Дыши хорошенько, чтобы не страшиться. Помнишь? Ах, Бриенна. Чему тебя только учили… В разгаре боя надобно дышать так, словно ты – на самом спокойном и чистом лугу в королевствах. А над головой у тебя яркое солнце. Она зажмурилась и начала дышать, тяжело выталкивая воздух и охая при каждом вдохе. Хватка ее мокрых пальцев и правда постепенно слабела. - Так, - сказал Джейме. – Так, вот, хорошо. Теперь устройся удобнее, представь, что солнышко… Он посмотрел наверх. Над ними висел полумесяц, тонкий и светлый, похожий на срезанный ноготь. Вечернее небо все сияло разными красками: от золота до пурпура, но по-северному и по-весеннему нежными. - Солнышко тебе светит. И вокруг так хорошо. Да? - Нет, - выдавила она. – Нет, я не смогу. - Разве уже не поздно передумать? Ты выплеснула воду. Она затрясла головой, он отвел от ее лица мокрые волосы, с одной стороны и с другой, и, придерживая ее за шею, осторожно убрал их за ее спину. И надо было раньше думать, подумал он тоскливо, с неожиданной злостью. Когда ноги перед Тормундом раздвигала… Да, Ланнистер во всем, как и сказала Яра Грейджой. Эта злоба их всех переполняет, является даже в самые неподходящие моменты. Ему было стыдно за такие мысли, как и за многие иные в отношении Бриенны, страшно и стыдно: и в то же время они придавали ему смелости и сил. Как будто возводили между ними невидимую стену, чтобы ее страдание не выбило его из колеи уж совсем. Кто-то здесь должен остаться в разуме, обреченно подумал он. Из нас двоих. Кто-то должен продолжать думать. Бриенна вскрикнула и запрокинулась, руки взметнулись по сторонам, точно искали опоры. Она начала царапать ногтями стены ловушки, закусила губу и зарычала, потом замолчала. Ноги ее были сведены в коленях, судорожно сжаты – и тряслись крупной дрожью, но она, без сомнения, этого уже не понимала. Джейме осторожно коснулся ее бедра: - Давай же. Давай. Все получится. Раз начала… Не отступай. Ты же рыцарь. Разве бежала когда с поля боя? Не для того я тебя рыцарем сделал… Голова ее лежала теперь на его свернутой куртке. Бриенна поглядела на него отдаленным, обезумевшим от боли взглядом – а потом отвернулась и застонала. - Не смотри, - проныла она, - отойди, не смотри, не смотри, уходи… Он понял, что она охвачена болью, и не только телесной, но и этой, особенного свойства, и ему хорошо знакомой – болью от того, что злейший враг, самый презираемый – видит твои страдания. Все мы люди, решил он. Хрупкие, уязвимые. Бриенна же – в особенности. Ее сила никогда не была в ее бедном сердце, а только в мускулах. - Чего у тебя я не видел, - проворчал он как можно небрежнее. – И потом, куда я отсюда пойду? К его удивлению, она замолчала, потом коротко рассмеялась, и тут же всхлипнула. - Тебе легче? – с надеждой спросил он. - Все началось, - она на него не смотрела. – Все… Ой. О-о-о… На… чалось. – Горькое молчание. – Ты был прав. Всегда прав, так, наверное… так… гордишься… - Я вообще собою не слишком горжусь. Однако оставим споры о моем нраве. Вот что, Бриенна. Тебе не впервой, - с преувеличенной бодростью заметил он. – Вспомни, что было… С Артуром. Ведь справилась же? Лицо ее исказилось. Оно было таким бледным, таким несчастным в тающем свете сумерек. - Я прокляла тебя… Я… все… на свете… прокляла… тогда. - Очень хорошо, - опять заявил он с этой непрошибаемой уверенностью. – Можешь снова проклясть, даже в Пекло послать. - В Пекло тебя, - задохнулась она, ворочаясь и поднимаясь на локтях. – В Пекло! Отвернись, не гляди! И без тебя худо!.. Будто нутро вырезают заживо!.. Наверное, ему казалось, что она провела в этом состоянии долгие часы. Только казалось. Она осыпала его всевозможными оскорблениями и сыпала проклятиями, но слова становились все неразборчивее, превращались в крики, визги и стоны. На самом же деле все длилось не так, чтобы очень долго: еще догорал закат, а между ее разведенных ног уже побежали струйки крови. В какой-то миг она притихла и, потеряв голос от крика, замерев, уставилась в небо над собой. Джейме испугался. Он подполз к ней на коленях и схватил ее лицо, заставив повернуться к себе. Глаза ее плавали в слезах и смотрели на нечто невидимое. Живот вздымался, как огромный бело-розовый сугроб, ноги ее перепачканы были глиной, кровью, и Джейме видел, как от беззвучного крика дрожат и вибрируют ее горло и грудь. Он наклонился и прижался губами к ее уху: - На… наслышан, и премного, о твоей отваге, сир Бриенна. Давай… Толкни. Подтолкни ребенка. Она посмотрела на него бессмысленно, почти бесстрастно. От боли она прокусила язык, и в уголке большого рта собралась – и покатилась по подбородку – ярко-алая кровь. - Как назовешь, если мальчик? Молчание. Он собрал пальцами рукав своей рубахи и осторожно отер ее лицо: - А, может, это будет девочка? - Никакой не мальчик. Что ты несешь? Это девочка, - глупо и упрямо пробормотала она. Глаза ее вытаращились от непомерных усилий, налились кровью, и теперь начали бессильно закатываться под веки, так, что виднелись лишь розовые полосы белков. – Джейме… Джейме, я больше не могу, и я… наверное, я не смогу. - Конечно же, сможешь. Небось, и в тот раз боялась, а все получилось. - Не… нет. Не в… этот… - Да перестань, ты только начала, а уж ноешь. А? Ты ли это, моя храбрая сир Бриенна? Столько всего вынесла. Ну, что ж, теперь раскиснешь? Давай вместе. - Не по… не полу… чится… - Эй. Эй, не говори-ка глупости. Посмотри на меня. Посмотри! Он слегка хлопнул ее по щеке, потому что она начала отворачиваться, и глаза ее совсем помутнели. - Ты слышишь меня? Останься, вытерпи, останься! Бриенна! - Не могу. Не могу. Я больше не могу. Так больно… Так больно… Больно! Она заплакала, бесслезно, очень тихо. По спине его пополз нехороший холодок. Боги, что же вы делаете? – мелькнула отчаянная, обиженная мысль. Зачем вы теперь ее забираете? Теперь, когда я только ее нашел! В какой-то момент она опять нашарила его руку, глаза ее перебегали с его лица на нечто невидимое позади него – или выше. - Джейме, - голос ее охрип, но стал твердым и странно уверенным. – Джейме, я знаю, что ты… еще не все в тебе… не все пропало. Ты не пропащий человек, ты не… не такой, каким… хотел бы… казаться… Он там, он остался один, Артур… остался совсем один там, в доме, в Тысячелистнике. Найди его, отыщи его, помоги ему, прошу. Не оставь его. Не оставь его. Он один… он один теперь… Помоги ему, выбирайся отсюда и помоги. Не оставляй его. Боги… вознаградят тебя. Там… много золота, бери сколько хочешь, только не оставляй Артура, защищай его, помогай ему, прошу, прошу, молю, позаботься о нем. - Что ты… какое золото? – оторопело пробормотал он. – Что ты себе надумала?! А?! - Не оставь его, не оставь его, не оставляй, - бубнила она гаснущим и каким-то разбитым голосом. Потом умолкла. Спустя мгновение ее тело начало содрогаться и дергаться, словно бы от ударов, идущих изнутри. А потом свет заката угас, последний луч скользнул по ее мокрому, измученному лицу.