Тысячелистник

К ночи все стихло, замыкающие отряды скрылись за воротами замка Греймур. Джейме стоял на галерее, глядя, как Вольный Народ покидает пристанище. Гасли костры, крепчал ветер. Зима наступала на Речные Земли, сковывая пруды и болотистые озерца тонким льдом. Ночью она вновь пришла к нему, лежавшему ошеломленно, пьяно. Он таращился в потолок, слушая ее легкие шаги. Вот она приблизилась, и шаги стали громче, решительнее. Зашуршал шелк: это упало на холодный пол ее платье, а точнее, то, что она называла платьем, накидка изумрудного оттенка, едва прикрывавшая грудь. Джейме повернул голову. Ее большое тело было прекрасно в отблесках каминного пламени. Все то, что он любил, помнил. Невинные грудки, теперь оттянутые молоком, увенчанные темно-розовыми сосками. Золотой треугольник восхитительных мягких волос внизу живота. - Бриенна, - позвал он, ненавидя себя за то, что вновь поддался искушению, ненавидя – и поздравляя себя с такой удачей, ведь никто, кроме проклятой мейеги, не знал о тайном вожделении, не знал и не мог одарить его таким чудным подарком. Но леди Ветта все знала. В ее темно-зеленых, с серебристым отблеском глазах стояли печаль и мудрость, и какое-то горькое понимание, когда она глядела на него в своем дневном обличье. Она словно говорила ему: видишь? Я лишь под хмурым зимним солнцем являюсь тебе той, кто я есть, но в жаркой, дымной ночи, в шелке постели, я готова тебе угождать любым способом – и в том воплощении, которого ты так жаждешь. За это Джейме испытывал странную благодарность к ней, и нежность, граничащую с благоговением. В первую ночь она чем-то опоила его, должно быть: он выболтал ей все, все, рассказал и о старой мейеге, которая так жестоко над ним поглумилась. Леди Ветта качала своей красивой головой, обвитой тяжелыми косами, слушала его откровения, то тягуче-жалобные, то горько-яростные – с терпеливым вниманием. - Я знаю, о каком подарке она говорила, - наконец, вымолвила она. - Знаешь?.. Ну, впрочем, вы, ведьмы… Многое вам известно, хоть я этого и не… - Отвернись, - приказала она, улыбнувшись. Он послушался. Зашуршало платье, у него мелькнула паническая мысль – как он сумеет вежливо отказаться, выпроводить ее, чтобы их с Бриенной и детьми не выгнали?.. А когда она велела ему повернуться, он так и сделал – и позабыл о страхах. Бриенна стояла перед ним, обнаженная и чудесная, и ее улыбка делала весь свет прекрасным, и ее светлые волосы вились этими невозможно любимыми, слабыми завитками по усыпанными бледными веснушками плечам. И Джейме не отказался, не отступил. Трахалась леди Ветта весьма умело. Скакала на его члене, насаживала себя, крутила бедрами, умоляя излиться в нее, нет, нет, еще немного, вот так, ох, вот так… Кончив, Джейме лежал в тишине, слушая треск поленьев и шум водопада, а леди Ветта лежала спиной к нему, свернувшись калачиком, обнаженная, с мокрыми бедрами, засыпала и в полусне бормотала его имя, превознося его достоинства и благодаря его. С Бриенной все было не так. Но откуда ей было знать? С Бриенной все было не так, упрямо думал он, она спала на краешке постели и старалась делать это тихо и незаметно, как будто боялась, что, если станет болтать после траха, шуметь и обниматься – он оттолкнет ее, несчастную. Да так, в сущности, он и поступил. Ему пришла в голову мысль, что все его постельные утехи последних лет сводились к какому-то глупому и бесконечному обману: Беони, Эзалинн, Ветта. Все они пытались прикинуться кем-то, кто был ему дорог. И он сам обманул себя, еще прежде того, когда, огорченный своим постельным бессилием, вызывал в памяти бедняжку Бриенну, а трахал при том сестру. Пустой человек, подумал он о себе. Пустой человек в опустевшем мире. Теперь мир окончательно опустел. Бриенна и дети уехали, под защитой диких отрядов, и Сноу напоследок сверлил его таким взглядом, точно едва удерживался, чтобы не отрубить голову. Он задался вопросом, не наябедничала ли Бриенна новому Королю За Стеной, насчет его пьяных речей, когда из Джейме каким-то гноем полилось все невысказанное, все самое отвратительное и тайное, что терзало его? Нет, она бы постыдилась такое повторить… Он долго обнимал малышку Сольви, целовал ее прохладную щечку, поправлял ее отделанный беличим мехом капор, и Бриенна не двигалась, чтобы его оттолкнуть. - Будешь меня вспоминать? – бормотал он, проводя пальцем по рыжей кудряшке, упавшей на крутой лоб. – Вспоминай, пожалуйста. Сольви улыбнулась ему блаженно, сказала что-то вроде: да-па-ма, какой-то милый набор звуков, как будто она только пробовала слова на вкус, но еще не проглотила и не могла их присвоить. Артур хмуро переминался с ноги на ногу, и, когда Джейме на него посмотрел, отвернулся, задрав подбородок. - Ну и зачем? – спросил мальчик, едва Бриенна отошла в сторону, чтобы отдать Эсти сверток с малышкой. – Ведь было же все так хорошо, Ланнистер. - Я и сам тому не рад, Артур. - Тогда почему? – надулся мальчик. У Джейме заныло сердце. - Такова необходимость. Тебе трудно пока понимать эти сложности… - Да нет, нетрудно. Говорят меж собою, что Король пошлет за тобой палача. Так я ему скажу, Ланнистер. Скажу, что ты более не склонен к преступному делу, что ты преодолел себя и исправился, выполняя всякие подвиги. И приложу свое слово свидетеля, а кто посмеет меня опровергать – будет вызван мною же на дуэль! Все это Артур произнес с жаром, уставившись на Джейме из-под своих густых ресниц. - Далее, сможем проследовать на суд, и там тоже я могу биться в поединке, коли… - Артур! – крикнула Бриенна. – Поживее! В седло! Хватит. - Дай мне проститься, - упрямо сказал мальчик. – Я еще не все высказал. - Можешь письмо ему написать, - ехидно вставила одичалая. – Только он, ты вроде говорил, читает по слогам? Артур порозовел, уши у него запылали: - Я это говорил, ошибаясь. - Это правда, - сказал Джейме, криво улыбнувшись. – Ненавижу письма. - Все же я буду кое-что тебе сообщать. - Непременно. - Ежели ты к тому не имеешь возражения… - Не имею, Артур. Я буду счастлив, если пошлешь весточку в замок Греймур. Не оставляй маму, ладно? Ты теперь – ее опора. Береги сестренку, у нее только ты – защита… - А могли бы мы вдвоем, - гнул свое упрямый мальчишка. - Да. - Но ты трусишь, Ланнистер. - Может быть, и так. - Я спас бы тебя. Я знаю, как говорить складно, много читаю, я все могу объясни… - Артур! – опять рявкнула Бриенна. - Позволь обнять тебя, - тихо сказал Джейме. Он боялся, что Артур откажется, что затрясет головой и что-то скажет, громко, напыщенно и невпопад - но Артур лишь коротко кивнул. Сжимая мальчишеские тонкие и гибкие плечи, Джейме понял вдруг, что часть его сердца в это мгновение попросту умерла. Под конец он передал мальчику на руки Снежинку, и лис, дотянувшись, лизнул Джейме в нос. И все опустело. Он ушел на галерею, смотрел оттуда, как шумно и с песнями да прибаутками собираются люди Сноу, как они строятся в ряды и покидают замок Греймур. А ночью пришла леди Ветта. - Бриенна, - вновь позвал он, почти взмолился. Она встала на постели на колени – над его бедрами, разглядывая его полными синевы и нежности глазищами. - Скажи что-нибудь, - попросил Джейме. – Скажи, что любишь меня. Легкая улыбка. - Я люблю тебя, - сказала она негромко. – Люблю. Люблю. - Скажи еще, - потребовал он, изнывая от жажды, сильнее которой еще не испытывал. – Не оставляй меня, не оставляй, никогда. Повтори это. Вместо ответа Бриенна наклонилась и поцеловала его плечо, и странным образом прикосновение ее мягких губ стерло пелену жажды с его души. Во тьме его чарующая возлюбленная спускалась ниже, целуя его шею, плечи, соски и живот, добралась до его отяжелевшей, налитой кровью и радостью, плоти, и охватила его своим ртом. Джейме выгнулся ей навстречу, словно юнец в пору своей первой плотской игры. - Смотри на меня, - приказал он хрипло, подняв голову от подушки. – Смотри мне в глаза! Он вбивал свой член в это мягкое, шелковое, горячее, полушепотом обещая сделать с нею такое, что не пришло бы в голову и самому отчаянному бордельному завсегдатаю. Боль от потери переросла в нем в ярость, в стремление овладеть, растоптать и покорить. Но Бриенна – ЭТА Бриенна – и без того была покорна, и это его заставляло трепетать и дрожать от невозможной тревоги. Часть его души все понимала, в ней стояло ледяное осознание, огромное и равнодушное, словно Стена. Это не Бриенна. Она не стала бы этого делать. С разорванным в клочья сердцем он поднялся после того, как бедняжка Ветта, исполнив все его прихоти, задремала в ногах смятой постели. Он бесстрастно оглядел тонкую смуглую спину, цепочку позвонков, похожую на спрятанную под кожей нить речного жемчуга. Мейега шевельнулась во сне: - Не уходи, останься. Джейме молча встал и, ощущая под голыми ступнями ледяной холодок гранитных плит, побрел из спальни прочь. Он дошел до комнаты Бриенны, которую еще не успели прибрать, толкнул дверь и встал на пороге. Колыбелька была пуста, с края свесилось расшитое ажурными кружевами одеяльце. Он подошел к огромной кровати. Встав на колени, ткнулся лицом в холодный шелк. Здесь еще хранился ее запах, или Джейме просто желал на это надеяться. Но ему казалось, что он ощутил ее запах – ее чистое, вымытое в горячей воде с чередой и ромашкой тело, следы незримого, прикосновения ушедшего. Слезы заполнили его, от горла до самых глаз, ему показалось, что вся его голова наполнилась соленой водой. Они потекли из-под сомкнутых век, намочили покрывала, и он громко застонал, сжимая простыни левой рукой, а правой беспомощно водя в пустоте. Завтракали в холодном молчании. Леди Ветта все поняла, старалась быть предупредительной и тихой, но в ее безмолвии было некое осуждение. - Выходит, - сказала она, когда он оттолкнул от себя тарелку, почти не притронувшись к соблазнительным яствам, - мой дар тебе не помог. Очень странно, Ланнистер. Ведь ты был так рад ему прежде. Он покусал губу, но решил не отвечать. Леди Ветта, хмыкнув, налила себе вина и сделала большой глоток. - Я полагаю, это со временем пройдет. Прикажу убрать ее комнату. Тебя мучает то, чего не вернуть. - Все еще можно вернуть, - упрямо буркнул Джейме. – Покуда человек жив, все можно вернуть и исправить. - Ну уж, - тонко улыбнулась Ветта. – Ты пробовал, и не раз. Ты даже держал ее руку, когда она рожала ребенка от другого мужика. Ты даже, о, Старые Боги свидетели, принял этого младенца. Чем она отплатила, Ланнистер? Подумай. Вспомни. - Надо было дать ей время, - сказал он, опуская глаза. - Разве ты не давал? - Я бывал с нею груб и несдержан. - О, вот как заговорил. - Не будем более об этом. - Мне и говорить в моем доме нельзя? - Да, тебе довольно быть ею в постели, - сказал он без всякого выражения. – Мне другого не требуется. - Я не твоя шлюха, - резко оборвала его Ветта. – Не воображай то, чего нет. - Но ты уже ею стала. Она захохотала: - Ланнистер, Ланнистер. Золотой лев, хоть и покрыт серебром! Когда я была девчонкой, не раз слышала, что ты самый красивый мужчина в Королевствах. Вообрази, как я мечтала тебя увидеть! Но что ты, вдобавок, самый упертый, самолюбивый и самый заносчивый – вижу ясно лишь теперь. Требовать шлюху… здесь, да у кого! - Ты это предложила. Называла… «подарком», - криво ухмыльнулся Джейме. – Что ж, вот тебе мой ответ. Подарок неплох, но лишь когда ты держишь свой рот закрытым. - А ночью молил меня говорить. - Ее голосом. И то, что хочу слышать. Ветта нахмурилась и оглядела его со спесивой жалостью. - Хорошо. Думаю, со временем твой гнев утихнет. Выпей вина. Она что-то подсыпает в вино, подумал он - в который уже раз, но кивнул и сделал глоток. Вкус был горек и чист, и, в самом деле, несколько мгновений спустя Джейме как-то успокоился и собрался с мыслями. В садах замка Греймур становилось все холоднее. Падал мелкий сырой снежок, покрывая тропинки и ажурные крыши беседок. Только проточная вода все бежала, не скованная льдом, черная на фоне белых полотнищ. Так прошли дни, дюжина дней, в течение которых он тренировал рыцарей леди Ветты, гонял оружейников, вел подсчеты упряжи и доспехов. Его сердце отстранилось от всего происходящего, будто пряталось. О Бриенне старался не вспоминать – разве что ночами, получая ее в дар от проклятой колдуньи. Ему полюбилась белоснежная лошадь леди Ветты, грациозная, с длинной шеей и хрустально-белыми локонами роскошной гривы. Он частенько брал ее на выездки, а в конюшне старался следить, чтобы за ней был самый нежный уход. Однажды, стоя рядом с нею, похлопывая по гладкой красивой холке, он поймал себя на том, что рассказывает бессловесной твари об Артуре и о Сольви – и в этот момент его руку накрыла смуглая кисть хозяйки. - Что с тобой? – тихо спросила она. Джейме не решился повернуть к ней лицо. - Ланнистер, что с тобою такое? Он молчал, словно его поймали за чем-то постыдным. Леди Ветта убрала руку с его пальцев и отошла в сторону, рассеянно перебирая чеканную серебряную сбрую, развешанную на крюках. - Я слышала, за твою голову уже назначили награду, - скучающим тоном заметила она. – Целое поместье, пустой замок неподалеку от Вдовьей Реки. - Мне наплевать, - хмуро выдавил Джейме. – Все к тому шло. - Не бойся. Тебя не выдадим. Я умею противостоять Королю. Может, сила моя не столь велика, как его, но меня охраняют Топи. Они укроют тебя. - Большая честь! Болота не только укрывают… и утопить могут, - съязвил он. - Ты несчастен со мною? Он не ответил. - Ты несчастен со мною, - кивнула она, когда он решился на нее взглянуть после долгой паузы. – Что ты ищешь, Джейме Ланнистер? Гибели? Джейме помотал головой: прошу, остановись. - Ведь я могу дать тебе дитя. Я могу зачать, особенно если ты реже станешь требовать от меня брать твое копье в рот… Видишь? Я так честна с тобой, даже на такие слова решаюсь! - Мне все равно, куда тебя трахать, - выплюнул он. – Не думай, что есть разница. Ее лицо побледнело, глаза нехорошо сверкнули. - Прости, - быстро сказал Джейме. – Я не должен был так говорить. Я не знаю, отчего не могу быть отцом. Может, мое семя угасло. Я слыхал о таком. Семя Ланнистеров вообще плохо прижилось на земле… Леди Ветта горько рассмеялась, но в смехе слышалось некое облегчение. - Как и Греймуров, увы. Мы с тобою словно два осколка огромных драгоценных камней. Все еще мним себя ценными, но… Она подошла к нему и обняла, и он беспомощно обнял ее в ответ, поцеловав пахнущую гвоздиками макушку. Ветта ткнулась лицом в его грудь и вздохнула, как ребенок после долгих слез. И вдруг тихо произнесла: - Ланнистер. Я готова на все, чтобы ты продлился здесь, чтобы ты был счастлив… Ты знаешь, что я сделала. Знаешь. Ты все получил, что мог, что заслуживал и желал, даже больше того. О, в Пекло честь и бесчестие, я даже просила ее оставить мне девочку! Он открыл рот – но не смог и слова произнести. Отстранил ее от себя и слушал с возрастающим, детским недоумением ее признания. Она не закончила, а Джейме уже подошел к упряжи и начал снимать с крюков. Он набросил на лошадь седло, и тогда Ветта вскрикнула: - Что ты делаешь?! Куда собрался? Все еще действуя молча, с бесстрастным пониманием, стараясь не расплескать свою злость, он запряг лошадь и взлетел в седло. - Куда ты пойдешь? – заорала ведьма, хватая поводья. Джейме мягко сбросил ее руку. – Я не отпущу! - Ветта, - тихо проговорил он, наклоняясь к самому ее лицу. Оно стало потерянным и пустым, лишь в глазах плескался ужас. – Я не трону тебя, оставляю в живых лишь потому, что ты решилась на правду. Теперь пропусти меня, покуда не передумал. Но она побежала за ним следом, когда он вывел лошадь во двор. В лицо им ударило влажной метелью. Ветта заплакала. - Будь ты проклят, Ланнистер! – заверещала она, поняв, что он больше ни слова не скажет. – О, будь проклят весь твой род, и твоя огромная баба, и твоя нечастная дочь, и твой самонадеянный сын! Слышишь? Я проклинаю их, проклинаю, я… Он остановился перед воротами, дал знак часовым, которые глядели на все это представление округлившимися глазами. Наконец, глядя сверху вниз на Ветту, на ее зеленое платье, что металось и билось вокруг ее ног, тонкий зеленый лист посреди вьюги – он сказал: - Моя дочь. Ты, ведьма, права. Моя. На дорогах было пустынно и стыло. Джейме повел лошадь к западу, надеясь отыскать следы отрядов Сноу. Вскоре заблудился, пришлось ночевать в каких-то грязных, унылых трактирах, где не было даже половиц – только прибитая сотней ног глинистая земля. Монет с собой у него не было, и на третий день побега стало сводить живот. Лошадь шагала едва-едва, они попадали из метели в метель. Он невольно вспомнил рассказ Артура, о напавших на него и Бриенну волках, но отогнал эту мысль от себя – неважно. Что было, уже неважно. Значение приобрело лишь то, что впереди. Несколько дней он кружил к западу от Сероводья, понимая, что еще немного таких скитаний – и попадет в болото, где и увязнет. Вьюги окрепли, выли над ним, высоко, на все голоса - и так странно и страшно, и он решил, что это последний привет от ведьмы, может, ее проклятие или нечто в том же роде. В конце концов он выбрался к прибрежным скалам, повел бедную, встрепанную и отощавшую лошадь, по заметенной снегом тропе. Вскоре они очутились в сосновых лесах, чистых и строгих, из которых, как он некогда слыхал, строили свои корабли моряки Белой Гавани. Он ел ягоды, которые откапывал из-под мокрого снега и пил из ручьев, бежавших к фьордам. И вдруг наткнулся на свежие следы большого отряда. Они прошли совсем недавно – от лошадиных куч поднимался парок. Джейме заметил костровища, и в них, покопавшись в золе, нашел плохо обглоданные оленьи кости. Он с удовольствием довершил начатое крепкими северными зубами. Он пришпорил лошадь и понесся по следу, низко наклоняясь, чтобы ветви не исхлестали лицо. Решил срезать. Тут угодил в навалившие за ночь сугробы, застрял и пришел в отчаяние – он оказался зажат в каком-то ущелье. Он спешился и пошел, с трудом поднимая ноги. Снег был ему по пояс, а деревья обступали, равнодушно глядя, как барахтается одинокий рыцарь. Выбрался из ущелья – и тогда его ушей достиг мелодичный короткий свист. Кто-то наблюдал за ним, и давно. Он поднял голову. С вершины скалы на него глядели несколько пар внимательных глаз. Ветер взбивал мех на капюшонах Вольного народа. Они стояли молча, сжимали в руках копья, просто смотрели. Джейме потянулся было к мечу, но наблюдатели не шевельнулись. Он дернул поводья, начал бормотать, обращая мольбы к уставшей от бездорожья лошади – идем, скорее, идем. Выглянуло солнце, холодное солнце зимы, и снежные шапки вокруг засверкали, словно россыпи алмазов. Небо очистилось от туч, сияло лазурью. И тогда он услышал впереди крик, мальчишеский голос. - Это он! Мама, гляди! Это Ланнистер! Джейме увидел, как мальчик соскочил из седла, повернулся к нему, пошел, высоко поднимая свои нескладные, как у молодого жеребенка, колени. Плащ Артура волочился по снегу, раскинулся, будто темно-синий цветок. Потом Артур побежал ему навстречу, улыбаясь, спотыкаясь и падая, и поднимаясь, в сверкающем облаке потревоженного снега, все быстрее и быстрее, смеясь от радости. - Ланнистер! – орал он, и даже приплясывал в нетерпении, распугивая птиц с сосновых ветвей. – Ланнистер, ну же! Я знал же, что это ты! Знал, что ты к нам вернешься!