Тысячелистник

К полудню жара сменилась приятным ветерком. Они проехали по едва видной тропинке и остановились на берегу горной реки. За лесом поднимались синеватые пики предгорий. А за ними – вставали горы, кое-где даже с пятнами ледников. Бриенна обернулась к Джейме и сказала: - Кажется, посвежело. Джейме скептически оглядел открывшийся перед ними пейзаж. А потом перевел искрящийся зеленый взгляд на нее - и улыбнулся. Она была в белой мужской рубахе, кожаный дублет перекинут через седло. Закатанные до локтей рукава обнажали веснушки на ее руках. В начале лета веснушек всегда становилось так много, они сливались в пятнышки побольше и нахально розовели. Джейме как-то ляпнул ей, мол, ему нравилось, когда она ездила в мужском платье. Это напоминало ему ту, другую, Бриенну. Бриенну из его давних снов. Бриенна не была до конца уверена в причинах, по которым он говорил ей все это. Так или иначе, она стала его женой… Злость на свое положение у нее прошла. Да, женой, подумала она устало. Ее обязанностью было слушать его болтовню, слушать покорно и внимательно. Жена, пусть и не настоящая, каковой она была для Тормунда, но… Джейме всегда все понимал по-своему. Бриенна вздохнула и отвернулась, пряча грустную полуулыбку: достаточно было б вспомнить, как он считал свой союз с сестрой-близнецом чем-то вроде законного (в глазах что людей, что богов) брака. И он очень удивлялся, не встречая в людях понимания. Очень. Замок стоял посреди вытянутого в ущелье островка. Может, когда-то он и был неплохим укреплением, но время и запустение сделали свое дело – эта срубленная из сосновых бревен цитадель медленно становилась покрытой мхом хижиной. И он правда был мал. Три этажа, увенчанные нахмуренными башенками. Ограждение, составленное из остро заточенных кольев, покосилось, будто шаталось, пьяное. Тут и там разрослись кусты дрока, смородины, высокие, почти с человека. Папоротники, бузина, повилика и подорожники - а в кронах рябин переругивались дикие вороны. Переехав через узкий мостик, который тоже просил пощады – и скрипел, и качался под копытами, они очутились перед воротами. Ворота висели на единственной ржавой петле. Где-то в зарослях не то ветер гулял, не то шмыгали куницы, кто-то вздыхал и ухал, и клокотал – а может, то была просто песня реки. Она набирала скорость, перелетая через пороги, и устремляясь на юг, вниз, к водопадам над лесистой долиной. - Не был бы Кордвайнером, коли бы не обманул, - процедил Джейме, кивком показав Бриенне на пустырь, некогда, может, и смевший называть себя лужайкой. Теперь это был просто клочок каменистой почвы, поросший болиголовом. – Ну какие дети, какие игры на лугу, право же?! Бриенна спрыгнула на землю и повела лошадь к въезду. Она устала от этой прогулки, и была встревожена, хотя не хотела подавать виду. С утра все как-то не заладилось. Сначала Сольви ударилась в крики и слезы, и все бормотала о своем страшном сне, в котором к ней являлись всевозможные чудовища, женщина без глаза и рыба с горящим хвостом. Потом ворчание Артура. Он сцепился с Хантом, который пытался войти к ее детям в доверие и все шутил и балагурил, но Артура это просто бесило. Он ненавидел, когда с ним обращались, как с дитем. Потом явился Снежинка – прямо к завтраку, тошнотворно и обильно воняющий мускусной падалью - и неоправданно счастливый, а во двор с ним вместе вбежали три молодых лисички, его новый гарем. Слуги бросились выгонять лиса из комнат, в лисичек полетели камни, кто-то даже выпустил стрелу. Сольви к тому моменту почти успокоилась: и, при виде такой несправедливости она вновь разрыдалась. Она покраснела, махала руками, даже шлепнула по физиономии Джейме, который пытался ее обнять. Джейме отшатнулся, а Сольви завыла на одной тонкой ноте, такой пронзительной, что, казалось, в ухо воткнули серебряную иглу. Наконец, весь этот шум и гам стих. Бриенна отвела в сторону сира Ханта и стала ему объяснять, как надобно приглядывать за детьми, и тот внимательно слушал ее, наклонив свою красивую голову – и она подумала, почти с благодарностью: ну, хотя бы ТЫ здесь будешь моей опорой. Остальные опорой стать не желали. Артур заявил, что присмотр Ханта ему не сдался, Сольви хныкала и металась по комнате, разбрасывая свои игрушки, доставая из сундуков все, что под руку попадалось – платья, платки и пояса, свои и матери, и раскидывая их по комнате с несвойственным ей остервенением. Снежинка вылизывал свой бок, на котором кто-то оставил следы борьбы – может, игривой, а может, и не слишком, то были черно-алые полосы свалявшегося меха. Сир Хант, чтобы отвлечь Сольви, взялся тренькать на лютне и петь. От всего этого у Бриенны заныло в виске. Наконец, поручения были розданы, и они с Джейме направились к конюшне, и, когда она взлетела в седло, во двор выскочила Сольви. За нею бежали Герта, Артур и сам сир Хант. Сольви неслась вприпрыжку, оборачивалась на своих преследователей и пыхтела. За нею волочился подбитый горностаем материнский плащ. - Какого Пекла! – в отчаянии крикнула Бриенна. Сольви добежала до конской привязи, увидела мать и завопила: - Мама, возьми! Мама, возьми! Возьми, возьми, возьми! - Никуда мы тебя не возьмем! – зарычала Бриенна, - Отойди! Герта! Сир Хант! Ну, что же вы! Через минуты рыданий оказалось, что Сольви просила взять у нее плащ. Пришлось затолкать его под седло, и на этом, вроде бы, ужасный миг прощания был окончен. Джейме все оборачивался на плач девочки, да и Бриенну тянуло сделать так же, но она знала, что тогда, возможно, они никогда не тронутся с места. Они выехали за ворота, и тут уже у нее защипало в носу, и Джейме это, кажется, заметил. Принялся глупо шутить и ворчать, стараясь наградить старика Кордвайнера каким-нибудь смешным метким прозвищем, вроде «лягушачьего глаза». И так они ехали по жарким солнечным тропам в лиственном лесу, а потом повернули к предгорьям, и очутились среди папоротников, сосен и мха. А затем они достигли горной реки и увидели замок-развалюху. Бродя по пустым комнатам, Бриенна разглядывала резные узоры на стенах, стертые временем и ветром, выглаженные дождями. Крыша во многих местах прохудилась, и в дыры тянулся солнечный свет, пылинки танцевали в этих неосязаемых колоннах. Лестницы скрипели под шагами новых хозяев. - Я знаю, что не следовало сюда ехать, - ворчал Джейме, ногой отпихивая со своего пути груды какого-то хлама. – Но отказать было невежливо. И… - Нехорошо, - кивнула Бриенна. – Тебе понадобятся союзники в Просторе. Отдадим дань его жесту, осмотримся тут. Скажем свое решение, как вернемся. - Уж не знаю, сколько понадобится золота и мастеровых, чтобы привести все в порядок. Замок сущая дрянь. Мы и так-то в самой дыре мира, а это дыра в самой заднице! Бриенна покраснела, когда Джейме захохотал. - Ты вслед за Артуром, - строго заявила она, - повторяешь всякие мерзости. Но ему простительно: юный язык, говорил мой отец, желает острого слова, потому что цены словам не ведает, как не знает цены острых пряностей. Но ты уже должен… - Прости, - перебил он ее со смесью раздражения и счастливого лукавства. – Не ворчи. Более не повторится. Миледи… Он взял ее руку и с изысканным поклоном поцеловал. Бриенна выдернула ладонь и вытерла ее о штанину. Джейме радостно хрюкнул, а вслед за тем подмигнул. Они стояли друг напротив друга, окруженные столбами света из дырявой крыши центрального зала. Птицы над ними щебетали и свистели, и Бриенна подумала – мы потревожили их гнезда, которые они вьют тут многие годы. Пришли и их напугали. - Артур неглуп, - сказал Джейме негромко. – И не зол. Но характер ему достался, пожалуй что, мой. - О. Я это все чаще замечаю. И… Эта Трикси! - Нет, ее нельзя ни в чем обвинять, - возразил он, без тени улыбки. – Разве что в том, как она стала ослепительно красива. Но… красота не вина женщины. Часто и того пуще - беда. Она существо подневольное. Все была затея Сансы Старк, очередная игра в могущественную покровительницу невинных дев… Я бы винил лишь королеву волков. Да, одним словом… Довольно с нас и того, что Артур теперь обижен на весь женский род. Будто каждая из дочерей великой Матери нанесла ему личное оскорбление. Бриенна отвернулась и принялась расхаживать вдоль окон с покосившимися рамами, из которых выпали почти все витражи. - Это верно, - волнуясь, выпалила она. – Артур обозлился. Что ни слово, то яд. Мы и глупы, и недалеки, и бесчестны. Трикси я не виню, но ей не стоило давать Артуру никаких надежд. Будто бы ты не понимаешь, к чему все шло? Или она не понимала? - Не пришло ли тебе в голову, что она может сильно его любить? Ты разве сама не знакома с таким чувством, когда делаешь нечто вопреки здравому смыслу? Очень даже знакома, подумала Бриенна, разглядывая бархатное кресло, беспомощно покосившееся на трех кривых ножках. Очень даже знакома, и очень даже жалею. - Все это сложно, - сказала она, наконец. – Пойду взгляну на конюшни. Если, конечно, они еще в сохранности. Шагая по двору, она заметила, что солнце совсем скрылось. Тучи, что пробегали с утра эдакими стайками, похожими на девчонок в белых платьях, и то открывали солнце, то прятали – теперь растеклись по небу, соединились в сплошную пелену. Когда Бриенна входила под пыльные своды конюшни, на нос ей упала первая дождинка. Конюшни были в еще более плачевном состоянии - или испортившаяся погода так влияла на ее взор. Углы казались мрачными и темными, в них шныряли крысы. Послышались шаги, Бриенна решила не оглядываться. - Что же тут сложного? – небрежно и весело спросил Джейме, словно беседа не прерывалась. – По мне, так ничего. Он подошел к ней и встал у нее за спиной, и вдруг она ощутила его руку, горячую, живую, на своем плече. Он провел по рубашке, которая вдруг стала жаркой и мокрой, медленно и нарочито, и отвел с ее плеча наполовину распустившуюся косу. Бриенна стояла, охваченная странным чувством, не решаясь повернуться или что-то ему ответить. - Что сложного? – пробормотал Джейме упрямо. – Мужчина и женщина, вечно тянутся друг к другу, что может быть проще, Бриенна? Что может быть… понятнее?.. Он опять провел меж ее лопаток, убирая волосы, Бриенна мельком подумала – увидит мокрое пятно и отпрянет, но вместо того почувствовала у основания шеи, там, где кожа открывалась из-под рубашки, касание твердых, словно камешки, пальцев. Джейме вздохнул и наклонился к ней, и она поняла, что он трогает губами то место, которое обнажилось от его движений. Сердце у Бриенны заколотилось так сильно, как птица, захлопавшая крыльями. К стыду своему, она испугалась – что он это услышит, и поймет, решит, что она сдалась, вот так запросто, без борьбы, без спора. И сразу вслед за тем подумала: Что же, если поймет? Что может быть понятнее? Эти последние слова кто-то внутри нее повторил голосом Джейме, мурчащим и твердым, как только у него выходило, пронизанным хриплой ноткой, какая только у него появлялась в нежные минуты - так бывает прошит серебряной нитью грубый походный плащ. Джейме зарылся носом в ее волосы и тихо пробормотал: - Так приятно пахнет. Это сводит с ума. Знаешь, твои волосы… И тут он замолчал. Бриенна уныло подумала: жидкие? Совсем не такие, как у твоей покойной сестры. - Снег, - промурлыкал Джейме, тычась носом в ее затылок, - снег, ветер и нектар, золотой цветок на снегу, или же… Он опять заткнулся, несомненно, пытаясь найти приятные слова в скудном потоке собственного красноречия. - Не трудись, - вырвалось у Бриенны. – Оставь это. Не старайся слишком сильно, Джейме Ланнистер. Джейме замер, напрягся: вероятно, не ожидал этой отрывистой грубости. На большее у Бриенны просто не осталось храбрости, как и решимости сделать шаг, оттолкнуть его. Ее кожу покалывало мелкими иголками, вопреки всему, что она думала и говорила себе, ее тело откликалось на эти неуклюжие и глупые ласки, и это было ужаснее всего, и так стыдно, и так мерзко, и так… И хоть бы Ланнистер никогда не узнал, подумала она с горьким смешком, хотя тот и вышел более похожим на всхлип. Но наглый Ланнистер не унимался. Вместо того, чтобы вступить с нею, по обыкновению, в долгий и нудный диспут, и выйти если не победителем, то уж, во всяком случае, достойным своей семейки краснобаем – он шумно вдохнул и еще сильнее зарылся носом в ее растрепавшиеся косы. - Ты глупенькая, - неожиданно ласково заявил он. – Ты очень нежная и очень глупенькая, и я люблю тебя. При этих словах Бриенна дернулась, точно он огрел ее кнутом. Она очнулась, сделала шаг вперед, или же попытку - просто качнулась, чтобы вырваться из объятия - но Джейме держал ее крепко, он мгновенно понял, к чему она приготовилась, будто предвидел. Его рот оказался рядом с ее ухом, и жаркие слова потекли, заливая ее мысли и опутывая ее, заполняя всю пустоту внутри, все эти дыры в сердце, проеденные годами недоверия. - Ш-ш, стой, стой тихо, молю. Не убегай, мы здесь одни, нас никто не видит… Вообрази, что даже ТЫ не видишь себя. Вообрази, что осталась там, на том берегу, и река шумит, ты не слышишь, чем мы тут заняты. Все грубости и колкости ты оставила там, а здесь только твой нежный аромат и твоя теплая кожа, и… Он поцеловал ее под ухом. - И эта сладость. И ты… со мной, для меня, только для меня, и ты ничего не будешь помнить, мы сделаем вид, что… Нас не было, нас тут не было, Бриенна. После ты вспомнишь, но только как сон. Если так тебе легче, можешь ты это представить? Нет, она не могла. Следующий поцелуй, легкий, как мимолетное касание крыльев бабочки, он оставил на ее шее, в том-самом-месте, подумала она, чуть не охнув вслух, и тут же подумала: негодяй, подлец, как он мог, как он… И тут же ей захотелось, чтобы повторил, еще, еще, много раз, это было особенное место, от которого бежали мурашки по всему телу, звенели, как миллионы колокольчиков, заставляя все трепетать и ждать – неизвестно, чего. Может быть - скорее всего – ждать чуда. И – чаще всего - совершенно напрасно. - Пожалуйста, остановись, - промямлила она, стыдясь того, как в ее голосе звучали и мольба, и смирение. И даже некий призыв, который Ланнистер истолковал, пусть грязно, но - верно. Он обхватил ее руками крест-накрест, заключил в подобие брони через грудь и крепко прижался к ее спине. Она чувствовала тепло его тела и тяжесть деревянной ладони на одном плече, и жар другой ладони – на другом. Он поцеловал ее опять, в то же таинственное, мучительное место на шее, и вдруг ее обожгло воспоминанием – он когда-то нашел это место, там, в Винтерфелле, и он любил доводить ее до умопомрачения, целуя, кусая его, лаская языком и заставляя Бриенну терять и волю, и разум, и всякий пристойный облик. Неужели помнит, мелькнуло у нее в мыслях, трусливо и восхищенно. Она вздохнула, готовясь дать последний бой в этой маленькой скверной сценке, и вдруг Джейме поцеловал ее так глубоко, прихватив губами, и, вместо строгих слов с ее губ потек короткий несчастный стон. Она даже наклонила голову, помогая Джейме, волосы упали на ее щеку, на глаза, закрыв мир светлой паутиной. Это был поцелуй на грани боли и удовольствия, и сразу после Джейме ее отпустил, но рук не разомкнул. - Восхитительный вкус и нежность, способная убить, - зашептал он. – Почему ты никогда не знаешь цены своим удовольствиям, Бриенна? Ты бесценна, ты прекрасна, ты… Она снова дернулась, пелена с ее мыслей упала. Мучительнее всего, решила она, было то, как ее разрывало между желанием и омерзением к собственному малодушию. Словно рыба, пойманная на золотой крючок, она пыталась вырваться, и ее влекло то вверх, то вниз, но крюк входил все глубже, и шансов на спасение не оставалось. Тут Джейме сделал уж совсем нехорошее, он лизнул след собственного поцелуя, лизнул и обвел своим жестким горячим языком, там и без того все еще покалывало, а теперь ноги у Бриенны сделались неощутимы и мягки, как будто из меда. К своему ужасному стыду, она почувствовала, что у нее в панталончиках стало сыро. Бриенна положила вздрагивавшие ладони на его руки, стремясь разорвать свой плен. - Прошу. Не уходи, - Джейме прижался губами к позвонку в основании ее шеи. – Я больше так не могу. Я недостоин тебя, но я не смогу… Он ткнулся лицом между ее лопаток. Он дрожал. Уж не плачет ли? Бриенна встревоженно погладила его руку. В бедро ее, тем не менее, упиралось нечто твердое и вполне внушительное. Если он и дал слабину, и захныкал, как дитя, тело его жило жизнью отнюдь не невинной. Как и мое собственное, решила она. Она осторожно сжала пальцы вокруг его ладони. В горле у ее набух комок, не то от жалости к нему, презрения – не то от презрения к себе и своему желанию. - Все это очень сложно, - вымолвила она, наконец. – И ты был неправ. Он шумно засопел и поцеловал ее лопатку, а потом пробормотал: - Да, был отчасти неправ. В том раскаиваюсь. Но не в том, что делаю. Бриенна почувствовала, что он трется о ее плечо, там, где оно сходилось со спиной, почувствовала жесткие волоски его бороды, коловшие сквозь тонкую ткань рубашки. - Может, лишь поцелуй? – вдруг предложил Джейме, которого, наверняка, наконец осенило. Делая маленькие шаги, получаешь маленькие уступки: он решил сменить тактику, это Бриенна понимала, она могла легко читать ход его мыслей – то были несложные мысли рыцаря и завоевателя, и они были эхом ее собственных. Почти всегда. Почти. - Разожми руки, - велела она. – Отпусти меня. Он повиновался. Бриенна повернулась к нему, намереваясь произнести нечто поучительное – мол, ты вновь оказался неправ, а я права – и тут он, глядя в ее лицо горящими глазами, обхватил ее щеки ладонями и поцеловал ее рот. И все было так звеняще-чисто и нежно, и горячо, и его язык проник глубоко и властно, и дразнил, и манил, и ее небо покалывало от недостатка ласки и от ее избытка… Все их прежние поцелуи показались лишь эхом, тенью этого – когда некуда спешить и никто не видит. Ладонь Джейме скользнула по ее шее, задержалась на ямке между ключиц, потом ниже, и ниже - и сжала ее грудь. Бриенна выгнулась навстречу этой ласке, подумав: все равно. В Пекло все. Все равно. Пальцы его были стальными, покрытыми многолетними мозолями от поводьев и мечей, мозолями, которые и стали им – Джейме Ланнистером, человеком без крова и без покоя. Если бы его касания были мягки, а кожа на пальцах была бы изнеженна и влажна, как у лордов, кто знает, чем откликнулось бы ее тело. Но эта сталь возбуждала Бриенну до самого края, до донышка, когда чаша стыда испита и разбита – и, вместо того, чтобы прервать ласку, она положила руку поверх его ладони и сжала, направляя его. Джейме все понял, он шумно выдохнул между поцелуями и прежде, чем с жадностью наброситься вновь на ее истерзанный рот, он слегка поднял ее крохотную грудь, сжал и смял. Ее отвердевший сосок попал между его средним и безымянным пальцами, и она почти взвизгнула. Этот жалкий писк был им проглочен и выпит вместе с поцелуем, а ее грудь теперь пылала и плавилась от желания хоть кому-то принадлежать. Джейме, сообразивший все очень быстро, провел пальцами чуть вверх, ослабляя завязки на вороте рубашки своей жены. Бриенна сама потянула ткань ниже, бесстыдно и бесстрашно обнажая себя. Наступила мимолетная пауза, но ее хватило, чтобы понять: что-то не так. Откуда-то шел гул, долгий, протяжно-шершавый, странный. В этот миг она и поняла, что шумит не в ее ушах – а снаружи. Начался ливень. Нечто мягко провалилось, глухо загрохотало за ее спиной. Бриенна обернулась, Джейме прижал ее к себе, до странности спорым и крепким жестом. Прореха в крыше конюшни обвалилась – гнилые доски, мох и почерневшая солома – и в дыру хлынули потоки воды. - О, боги милосердные! – Бриенна торопливо дернула плечом, закрывая открывшуюся чуть не до самого соска грудь. – Того и гляди, тут крыша провалится. - Проклятье, - с чувством процедил Джейме. – Будь трижды проклят этот кусок бесполезного хлама, я клянусь, я… Она высвободилась из ослабших объятий и пошла к выходу, ускоряя шаги. Лишь на пороге обернулась через плечо: и с удивлением увидела, что лицо ее мужа перекошено ужасом. - Что такое? – Бриенна нахмурилась, а потом рассмеялась. – Идем в замок! Он вздрогнул, криво ухмыльнулся. Это было странно, но не страннее всего, что случилось прежде. Ну, решила Бриенна, пусть он передумал, увидев меня при ярком свете. Это станет ему уроком. Вожделение и воздержание могут ослепить. Пусть смотрит. Я та, кто я есть, и не более. Не моложе, не красивее, не стройней… Бриенна вдруг почувствовала ужасную легкость, словно с плеч ее кто-то снял какую-то долгую тяжесть, не столько болезненную, сколько – привычную. Дождь хлестал, закрывая ивы на берегах серебряными плащами. Воздух пах свежо и остро - полынью, шалфеем, дроком и бузиной. Бриенна вышагнула из-под навеса, и ее тело окутало прохладой. От дождя ее груди напряглись, а волосы спутались и распались. Она подняла обе руки, не без удовольствия и не без умысла, встряхивая волосы, и думая – он смотрит. Идет следом и все видит. К моменту, как она добралась до крыльца замка, она вымокла до нитки. Было тепло, и от луж поднимался едва видный парок. Вдруг поднялся ветер, прогнал тучи, выглянуло солнце, и засверкало радугами в каплях на листьях и травинках. Птицы, примолкшие было, затрещали на все лады. Джейме вошел следом за ней и, оглядевшись, заметив ее, прижавшуюся к стене. Направился к ней. Вид у него был самоуверенный и осторожный – странное сочетание, присущее лишь Ланнистеру или дикому зверю. Встал почти вплотную. Ее кожа была облеплена мокрой одеждой. Бриенна посмотрела вниз и увидела две вещи – ее соски алели сквозь белые складки, а у Джейме на бриджах вздулся внушительный бугор. Она подняла глаза, смаргивая воду с ресниц. Руки ее были за спиной, локти разведены, и, раскрытыми ладонями, она чувствовала шероховатую поверхность сосновой доски, странно ее успокаивавшую. Ее муж глядел на нее, улыбаясь значительно и загадочно. В глазах его еще мелькала какая-то тревога, и Бриенна тихо сказала: - В чем дело? Не ожидал увидеть меня при свете? Думал, я стройнее или пригожее? Джейме поднял бровь, словно говоря: Бриенна, ты это серьезно? - Я прекрасно знаю, как ты выглядишь, - заявил он. – Знаю лучше, чем кто-либо, может, лучше, чем ты сама, мои глаза к тебе прикованы каждую минуту, вот уже более трех лет подряд. И мой взгляд полон восхищения. Для меня нет никого пригожее, Бриенна. Оставь эти глупые девичьи сомнения. - Все-то тебе глупо в моих словах, - пробормотала она с досадой, опуская ресницы. С кончика носа у нее капнуло, прядь волос приклеилась к щеке. – И я глупа? - Послушай, - он взял ее подбородок и поднял, заставляя глядеть себе в глаза. – Я испугался за тебя, вот и все. Это было мгновение узнавания. Тут Джейме поморщился, как от зубной боли. Бриенна изумленно открыла рот. Ланнистер обвел глазами балки под потолком и сказал: - Та ведьма… Линн, Эзалинн, как ее там. Помнишь? - Еще бы, - горько вставила Бриенна, но Джейме ее не слушал, повернув голову в сторону и глядя куда-то невидящим взором. Рука его лежала на плече Бриенны, нервно и неуверенно гладя то место, где плечо соединялось с шеей. Он словно боялся, что Бриенна опять убежит. - Она обещала сделать мне подарок, - сглотнув, пробубнил Джейме. – Сказала, это подарок. Пре… предсказание. - Предсказание? – растерянно переспросила Бриенна. - Да. Он повернулся к ней и обвел ее лицо погрустневшим взором. Деревянная рука коснулась ее виска. - Она сказала, что в следующий раз, как увижу тебя между светом и тьмой, я потеряю тебя. Навсегда. Велела мне быть начеку, никогда не забывать… - Что не забывать? О чем ты? Он провел по ее мокрым волосам согнутыми неживыми пальцами. От чардрева всегда исходило тепло. Словно там, внутри, текла настоящая кровь. - Это было накануне. Когда напали на тебя и Артура. Ты помнишь? Ты упала в обморок на… на пороге, и то был край темноты и света. Джейме беспокойно хмыкнул и замолчал. Бриенна поняла, что он выдал ей какую-то свою тайну, которой стыдился и боялся, и ей стало ужасно его жаль. Она высвободила руки из-за спины, подняла их и обхватила лицо мужа. - Ты в это не веришь, - хмуро бросил он: не то вопрос, не то утверждение. - Нет. - А я… - Тише. Я верю, что ТЫ верил. Она лишь хотела запугать. Хотела нас унизить и испачкать – лживыми пророчествами, видениями, черными словами, чтобы почувствовать свою власть. Вот и все. Она не ведьма, или, по крайней мере, не та ведьма, которой и правда ВСЁ ведомо. Знаешь, почему так думаю? Я знала ту, которой ведомо было ВСЁ. И она была совсем другой. Эзалинн злилась и гнила в своей злости. Кая… Настоящая волшебница никогда не была зла. Она все вокруг делала чистым, светлым и добрым. Ее все любили, ей не приходилось запутывать, обманывать и угрожать… Словом, вот дело в чем. Эзалинн врала тебе. Ничего ей не ведомо. И ты не потеряешь меня. Джейме улыбнулся. Он показался ей очень счастливым - почти молодым, почти юным. Бриенна наклонилась и поцеловала его губы. Поцелуй был осторожным, она совсем не умела целоваться, как Джейме – настойчиво и горячо, и поэтому, когда она отстранилась, ей стало неловко. Но Ланнистер просто сиял. Трудно было сказать даже, исцелила ли его пламенная речь жены (навряд ли, подумала Бриенна, он скорее умрет, чем признает мою полную правоту), или поцелуй, или все вместе. Он широко усмехнулся, придвинулся ближе и набросился на ее рот, как изголодавшийся путник бросается на блюдо с угощением. И все покатилось своим чередом, когда сделанное влечет следующий шаг, а тебе и сбежать из сладкой ловушки некуда. Ее губы онемели от поцелуев, а тело покрылось испариной. Джейме стянул рубашку с ее плеча, мурлыча какие-то нежные слова и стал осыпать ее ключицы поцелуями, он все бормотал, как она красива, как невыносимо красива, как он истосковался, и его языка заплетался, словно он опьянел. Голова у Бриенны кружилась, мир стал легким и тяжелым, как бывало лишь в минуту напряжения, ей казалось, что все внутри нее натянулось, будто тетива арбалета, покачивалось, готовое вот-вот разорваться. Она запустила пальцы в густые волосы мужа, покрытые сединой - золото и серебро, мокрые, они казались плотными мотками шелка. Губы Джейме нашли ее сосок и сжали, и она вскрикнула, распугав и без того встревоженных их возней птиц. Ланнистер что-то в ней разбудил – может, сам того не понимая, не словами, но своей близостью и всеми этими движениями, шорохом мокрых одежд, жаром своего тела. Однако он продолжал награждать ее очаровательными, безыскусно-витиеватыми комплиментами, уверяя ее, что видит свет под ее белой кожей, и всегда видел, и это розовое сияние, рассветное сияние, видит лишь он один, и желает обладать им в одиночестве, и чтобы она никогда, никогда, никогда не смела сомневаться в своей красоте. А между слов текли поцелуи и прикосновения. Надо заметить, туманно подумала Бриенна, он очень ловок для однорукого старика. Он умудрился стащить вырез с ее плеча, высвободив ее грудь, и Бриенне оставалось лишь, слегка отпихнув его, снять мокрую рубашку через голову. Джейме застыл, разглядывая ее пристально, жадно, с неутоленным беспокойством любовника. Глаза его скользили по ее груди, жалкой и маленькой, но на его губах при этом играла самая плотоядная ухмылочка. Бриенна посмотрела ниже. Тут Джейме спохватился, снял с себя кожаный дублет и поднял руки. Бриенна все поняла и помогла ему освободиться от рубашки. Набравшись храбрости, она наклонилась и поцеловала его грудь. Ланнистер издал восторженный вздох, и вдруг сказал: - Ты ведь хочешь? Ты хочешь этого, тоже? Вовремя же решился, подумала она. Вместо ответа она слегка прикусила его сосок. Джейме радостно охнул. Он прижал ее к стене, едва она выпрямилась, и, прикусив шею под ее ухом, вдавил в нее свое тело. Она чувствовала вкус соли и дождя на искусанных губах, на языке, чувствовала приятную ломоту, холодок пополам с жаром, в своих костях. Сжав обе ее груди, одну он примял ладонью из чардрева и это было особенное – странное, налитое волшбой и светлой тоской – ощущение, Джейме приник к ее уху. - Ты моя, ты моя… Бриенна, ты только моя. Хочешь ли быть моею совсем, целиком, навечно? Ох, не отвечай. Просто сделай что-нибудь. Может, он боялся, что, если Бриенна заговорит, разум к ней вернется. Напрасные опасения. Она слегка развела бедра, и он почувствовал движение. Рука его скользнула за пояс ее бриджей. Бриенна ощутила касание его пальца там, где давно все истекало тяжелым медом. Джейме вновь все мгновенно понял. Он узнал путь - к ее вожделению и к его разрешению, открыл для себя самый желанный – ну, может и не самый скорый, но в любви быстрота ни к чему – путь из лабиринта. Лицо его сделалось восторженным, себялюбивым и глупым, как у любого мужчины в такую минуту. Он обвел указательным пальцем бугорок, смял ее грудь неживой рукой чуть сильнее – и она закричала. - Да, - хрипло сказал Джейме. – Да, молю. Кричи, выгибайся, покажи мне все, что захочешь. Бриенна запрокинула голову, едва не ударившись затылком о стену, мельком подумав – не надо давать ему столько всего и сразу – но она не умела ничего скрывать, к тому же нега была сильнее всех доводов. Годы обрушились и рассыпались, годы без ласки, когда она, в одиночестве своей постели, звала Тормунда из небытия, терзая себя внизу: безрадостно, безуспешно. Короткие секунды наслаждения всегда сменялись тянущей болью в сердце, и она плакала, ненавидя себя за одно-единственное: за то, что он ушел, а она жива. Это все не шло ни в какое сравнение с тем, что с ней теперь творил Ланнистер. С тем, как сильно ей хотелось ему открыться, до предела, до края, за которым только звенящая тишина и белая метель, беспамятство. Джейме как будто прочел поток довольно бессвязных мыслей и воспоминаний, пронесшийся в ее голове. Он прижал губы к уголку ее рта: - Хорошо. Мы не торопимся. Идет дождь, нам некуда спешить. Мы не торопимся, сердце мое. Мы вместе. Я с тобою. Расскажи, покажи мне, где тебе хорошо… Она сунула руку за пояс бриджей, подчиняясь ему в каком-то восторженном оцепенении. Ее пальцы сплелись с его пальцами, и Джейме, целуя ее коротко и ласково, пробормотал: - Ты умница. Покажи, как ты это делаешь. Раздвинь эти шелковые губки. Щеки Бриенны залило таким жаром, что захотелось убежать. Она подвинула руку еще глубже, и, едва, дрожащими пальцами, сделала, как он просит, почувствовала, как его палец скользнул внутрь. Джейме добавил второй палец, слегка развел их, ласково и осторожно, проталкивая маленькими короткими движениями. Она тихо мяукнула, выгибаясь и прося еще. Но Джейме оставил ее в покое, отодвинулся и начал возиться со шнуровкой ее бриджей. Вот Пекло! - Дай, - проговорила она осипшим от стонов голосом. – Дай мне, я сама. - Нет, я все сделаю. Она не понимала, к чему он вдруг решил проявить такое упрямство, пока он не повалился перед нею на колени и не стянул ее бриджи вместе с панталончиками, вздыхая и радостно бормоча. Бормотал он, конечно, сущие мерзости, от которых уши могли бы увять и в каком-нибудь борделе. Он расточал комплименты ее лону, называя его бархатным, шелковым, медовым и золотым - с таким напыщенным и счастливым видом, будто приносил какую-то присягу королеве, не меньше. Бриенна не знала, захихикать или сказать что-то едкое. Тем более что, к ее ужасу, от всех этих скверных слов из нее текло и текло, и она даже не слишком удивилась, когда Джейме, заставив ее шире развести бедра, провел языком по ее лепесткам, восторженно сопя – ну просто лакающий сливки кот. И он повторил. И еще. И еще. А потом язык его очутился внутри нее. А потом нашел пульсирующий бугорок и стал выписывать вокруг него круги и волны, приводившие Бриенну в неистовство. Может, она в порыве дергала его волосы слишком сильно, но уж поделать ничего с собою не могла: Джейме довел ее до момента, когда каждый миг наслаждения сменялся новым. Ее будто понесло по горам вверх и вниз, она взмывала и падала, чтобы взмыть еще выше, и в какой-то миг она с ужасом подумала, что ее крики теперь просто-напросто разворотят ветхие стены замка, а сердце остановится. Бормоча извинения, Джейме выпрямился, она поглядела сквозь ресницы, как он возится со своими шнурами. Она протянула было руки, но он мотнул головой: - Нет, сердце мое. Разденься. Не торопись. И меня не поторапливай. У нас полно времени. Я справлюсь сам. В самом деле, пока она, вопреки его приказанию не торопиться, выпрыгивала из бриджей и сапог, он тоже весьма ловко разоблачился. Они вновь сплелись в объятии. Бриенна чувствовала касание его плоти между своих бедер. Её лоно заныло, умоляя принять нахального гостя, ослабить эту жажду и утолить мучительно-сладкое нетерпение. Прижимаясь спиной к шершавой стене, она развела ноги. Что-то полыхнуло за окнами - и загрохотало. Вслед за тем, в считанные мгновения, стало темно. Прямо над замком шла гроза. Джейме поднял голову, засопел гневно, потом неловко усмехнулся. - П… проклятое место. Нет. Не уходи… Бриенна не собиралась уходить. Но, выпрямившись и сжавшись, в растущей тревоге она слушала, как у привязи мечутся и ржут лошади. - Я их прикрыл от дождя, - уверил ее Джейме, поняв, о чем она думает. За окном ливень стоял сплошной стеной. Стало так темно, будто с гор спустилась сама ночь. – Они укрыты попонами, просто напуганы. Какой-то странный шум, похожий на гул катящихся камней, приближался и рос. Бриенна поглядела мужу в лицо. - Ты тоже слышишь? Джейме перевел дыхание. Было видно, что ему нелегко приходится, однако, прикусив губу, с неохотой, он кивнул. - Давай заведем лошадей сюда, - сказала Бриенна. – Негоже их в таком потопе оставлять. И опять Ланнистер угрюмо кивнул. Они оделись, путаясь в мокрой ткани, едва видя друг друга в наступившей сумеречной полутьме. Где-то из прорех в крыше дробно капало, и звук все ускорялся. - Бриенна! – крикнул Джейме, когда она побежала к порогу. Она оглянулась. - Не ходи так, возьми! Он кинул ей свой дублет, и она набросила его на плечи, выскочив под потоки воды. На этот раз она едва не задохнулась, вода попала ей в нос и в глотку. Жмурясь и отплевываясь, она потрусила к лошадям. Она не дошла до них сотни шагов, но все поняла. Грохот шел от реки. Она набухла и вздулась, выходя из берегов, сталкивая со своего пути валуны и волоча их вниз по течению. Гребни, покрытые желтоватой пеной, поднимались над чудовищно изогнутыми, горбатыми волнами. Мостик, по которому они приехали, мотало в потоке, он беспомощно болтался на поверхности, грозя вот-вот оторваться. - Седьмое Пекло, - раздалось у нее над ухом. Джейме. Она побежала к мосту, на бегу обернулась к нему: - Отвяжи их, надо уйти! Дождь заливался ей в уши и за шиворот. Джейме закивал, но, видя, что она собирается делать, заорал: - Ты – к лошадям! Не смей! Бриенна, не трогай, в воду не лезь! Она его не послушалась. Вдвоем они натянули веревки, ослабшие от ударов волн, так, что мост, наконец, завис над поверхностью вскипающей воды, сделавшись чуть безопаснее. Бриенна принялась торопливо вязать узел, воткнула меч в землю и начала наматывать веревку, чтобы сподручнее было поворачивать ее вокруг рукояти. И в этот миг что-то лопнуло и зазвенело, веревка оборвалась. Мост покачался на реке, выписывая волнистый узор - и его поволокло вниз. Бриенна прыгнула в воду, сама не понимая, зачем, может, от чистого отчаяния – и тут ее поймали за шиворот. Джейме вытащил ее со скользких камней. - Мост! – зачем-то крикнула она. – Погляди, он… Он… Она отвернулась, показывая ему на другой берег, и застыла. Глаза ее уже видели всю картину, но разум еще не мог ничего из нее сложить. Река, хотя и разлилась, все еще была не так широка – в жаркую погоду уж скорее ручей в несколько шагов – и берег виден был хорошо. Там, по колено в воде, стоял человек, рыцарь в золоченом нагруднике, сжимал меч. По небу бежали черные тучи, и, казалось, задевали своим мокрым брюхом вершины сосен. Мост извивался, то скрываясь в волнах, то появляясь. Вот с грохотом набежала волна, скрыв человека, и опустилась, и Бриенна увидела, что хилые доски разметало и колотит о камни. Человек улыбнулся ей, поклонился. Она узнала Брайена Осгрея. - Какого лешего… - голос Джейме за ее спиной. – Брайен! Помоги нам! Крик его подхватило дождем и швырнуло рыцарю в лицо. Тот, ухмыляясь, сунул меч в ножны и крикнул в ответ: - Уже помог, сир Ланнистер! Бриенна обернулась к мужу: - Перерубил мост с той стороны! Джейме и сам все видел. Он оглядывал Осгрея, точно хищный зверь своего противника, ноздри его раздувались. Мокрые волосы облепили бледное от гнева лицо. - Брайен, - заорал он, - я клянусь тебе, ежели ты пьян и решил так подшутить… Он замолчал. Дождь не прекратился, но как-то выровнялся, ветер слегка стих, и за спиной Осгрея появились фигуры всадников. Всего человек пять или шесть. Двое подъехали к небольшому обрыву, смотрели на чету Ланнистеров сверху вниз, неподвижно и тихо. Бриенна разглядела белую бороду под низко надвинутым теплым капюшоном. Черты второго всадника она не могла толком разобрать. Вся фигура закутана была в какие-то темные тряпки, лицо спрятано в капюшоне. - Мои кости не ошибаются, Ланнистер, - весело прокричал старик Кордвайнер. – Будет гроза, я это всем своим говорил, и будет скоро. И все будет, как я решу… - Старая крыса, - тихо, сквозь зубы процедил Джейме. – Что ты несешь? - Что происходит, лорд Кордвайнер? – крикнул он, натянув улыбку, в которой было столько же радости, сколько золота бывает в кухонных отбросах. – Не хотите ли нам помочь? Кордвайнер сбросил с головы капюшон и, смеясь, подставил лицо дождю: - Воды-то прибавляется, а, Ланнистер? Скоро река распухнет, как брюхо твоей сестрицы, что рожала одно мерзкое отродье за другим! На этих словах Джейме затрясся. Бриенна попятилась. Потом опомнилась и сделала шаг к воде. - Сир Кордвайнер! Я прошу вас, укажите нам другой путь через реку или же прикажите… - Помолчи, - рявкнул старик, утратив все остатки прежней любезности. – Закрой свой рот, Бриенна Тарт, не то вода затечет, а более толку не будет. Бриенна заморгала – и не нашлась, что ответить. - Что вы делаете? – повторил Джейме, однако смотрел он теперь лишь на вторую фигуру, ту, что молча сидела в седле рядом с Кордвайнером. – Что здесь происходит? - Ничего эдакого. И скоро здесь вовсе ничего не будет, - сообщил старик светским тоном. – Ах, какое несчастье. И надо же, неудача. В горах такое бывает, милая моя золотая чета. Но не беспокойтесь: ваши дети останутся со мною. Унаследовав Запад, они принесут утешение старому Кордвайнеру. И я вас буду оплакивать, мои дорогие Ланнистеры. Ох, поверьте, я буду горевать так, что содрогнется весь ваш сраный Ланниспорт. Я знаю, что это послужит вам слабым утешением, однако скажу. Юный Артур и маленькая Сольви со мной не пропадут. Он помолчал, разглядывая Джейме и Бриенну, пораженно замерших на берегу. Река ревела и неслась между ними, дождь яростно молотил по камням и траве. - Вы – пропадете, - крикнул Кордвайнер. – Мне жаль, леди Бриенна. Но вы сами избрали свой путь, согласившись стать женой неправедного человека. Вы оба давно подписали свой приговор. - Вы ответите за это! – запальчиво заорал Джейме. – Кто рядом? Кто это? Ну?! Трусливое, жалкое… Фигура рядом со стариком, доселе державшаяся тихо и, как показалось Бриенне, испуганно, вдруг подняла обе тонкие руки и сняла с головы капюшон. Джейме заткнулся на полуслове. Бриенна видела, хотя и не слишком ясно, заплывший алым шрамом глаз. Другой, пристальный, прекрасный – и единственный – впился горящим взором Ланнистеру в лицо. Дождь поливал светлые волосы, заколотые драгоценными шпильками. - Это Беони, моя дочь, - ответил Кордвайнер. – Я нашел и узаконил ее, слишком поздно, впрочем, когда преступление против нее свершилось, а преступник так и не был наказан. Что ж, сегодня наказание состоится. Я держал ее втайне, чтобы такие, как ты, не смели более причинить ей вреда. Посмотри на нее в последний раз, Ланнистер. Посмотри, что ты сделал с нею. Пусть ее изуродованный облик преследует тебя в Пекле. Он натянул капюшон, взялся за поводья и отвел лошадь от края обрыва. Беони повторила за стариком все движения, и вскоре они оба скрылись в сумеречной мгле. Бриенна, забывшись, отчаявшись, бросилась к реке. Ей пришло в голову, что, при должной ловкости, если не терять времени, они смогут перескочить вброд. Джейме схватил ее за руку: - Куда ты? Бриенна замерла, не понимая, как это ОН не понимает. И внезапно на нее обрушилась такая ярость, что она едва не выхватила меч: - Спасаю нас, тебя и себя, Ланнистер! – зашипела она. – Еще есть возможность перейти вброд! Слышал же, что он сказал? Скоро река выйдет из берегов! - Она УЖЕ вышла! Бриенна выдернула руку. - Пошел ты к черту! Она сбросила меч и затолкала один конец ремня под пояс Джейме. - Держись за меня. И не смей больше рта открывать! - Я не… Бриенна вскинула голову, дрожа от гнева. - Я разобью сейчас твое треклятое лицо, Джейме Ланнистер, если хоть слово вымолвишь! Заткнись и иди за мною! - Ты никуда не пойде… И пришлось Бриенне исполнить свое обещание. Она занесла руку и ударила его в переносицу. Кто-то на другом берегу смеялся. Она не смотрела на них. Может, просто шумела река. Джейме зажал разбитый нос. Он что-то торопливо бубнил, Бриенна не слушала. Может, просто осыпал ее проклятиями. Она обмотала конец пояса вокруг его ремня, связав узел, которому ее научил Тормунд. Проверила, дернув. Джейме задергался в ответ, извергнув из себя очередной поток самой скверной брани. - Иди за мною. Я выберусь из реки. Ты не утонешь. Моего роста хватит. - Да говорю же, Бриенна… Бриенна! Она повернулась к реке, и тут что-то ударило ее в плечо. Она увидела мальчишку – младшего из Осгреев, по имени Барри, с которым Артур сдружился. Теперь этот мальчик стоял на обрыве и кидал в нее камнями. Он загоготал, увидев, что попал. Взял еще один камень из груды на своем локте, прицелился. - Бриенна! – крикнул Джейме. – Барри! Прекрати это! Нет! Острая боль обожгла ее лоб, словно впечаталась в саму ее голову и ее мысли, мир залило алым, потом – черным. Она ослепла. Ее куда-то поволокло, ноги потеряли опору. Она испугалась, что Джейме падает вместе с нею, однако его тяжесть исчезла. Бриенна осталась одна. Она моргала и моргала, как будто это могло помочь… и вдруг поняла, что моргает под водой. И что забыла, как дышать. Кругом стояла тьма. Ее проволокло по камням, обдирая ее щеки, скулы, ломая ей нос. Все ее лицо пылало. Внезапно рядом с нею появилось чудное существо – маленький дракон с горящей шкуркой, плоским хвостом и четырьмя лапками, как у ящерицы. Изо всех сил и весьма деловито саламандра мчалась вперед вместе с горным потоком. Ох, Сольви, подумала Бриенна заворожено. Ты ведь это видела, маленькая моя? И это не было сном. Рыба с горящим хвостом. Я тоже вижу ее, как видела женщину без глаза… Сольви, Артур, мысленно обратилась она к детям. Я вас не оставлю, и не смейте даже так думать, все обернулось прескверно, но я жива, и я… И тут Бриенна вдруг поняла: слово «жива» справедливо лишь на ближайшие пару секунд. Ее волокло горным потоком, швыряя об острые камни, грозя раздробить все ее кости, и впереди рев был просто оглушителен, впереди высился страшный валун, более похожий на островок посреди сошедшей с ума реки. Она забилась, выкидывая руки в воздух, хватая воздух ртом, вынырнула и вновь упала, ударившись виском о камень, закричала, и тут ее рука попала во что-то горячее, твердое. Ее потянули куда-то вверх, она забила ногами и руками о воду, и, наконец, сумела встать на колени. Мелькнуло лицо Джейме Ланнистера, струи серого дождя, кусочек хмурого неба с лиловыми тучами. Джейме дернул ее за плечо и выволок на берег, а потом поднял, заставляя стоять на коленях. Он сел на корточки и бесцеремонно осмотрел ее изуродованное ссадинами и разбитое лицо, поворачивая из стороны в сторону. От этих движений что-то в ней перевернулось, и Бриенну стошнило ему прямо на грудь. Он мог бы проявить немного стойкого благородства, но он отшатнулся – а потом нервно загоготал. Это было очень неприятно, и все же она была ему смутно благодарна. Но он перерезал пояс, подумала она. Он понял, что я упала в реку, и тотчас отрезал пояс. Узел Тормунда не мог развязаться, значит, увидев, что я в беде, и желая спасти себя, он… - Все в порядке? – осведомился Джейме своим обычным нагловато-насмешливым тоном. – Бриенна. Скажи, что все хорошо. - Рыба с горящим хвостом. - Что?! Бриенна смущенно замолчала. Это было первым, что пришло ей в голову. И почему-то показалось самым важным. Хотя, разумеется… Ее мысли путались, пока, наконец, она не поняла, что разглядывает Джейме круглыми от ужаса глазами. Потом она поглядела вниз. Пояс, которым она привязала мужа к себе, болтался на Джейме, нетронутый. Узел был крепок. Это с нее ремень соскользнул. Это мой узел развязан, подумала она. Ей захотелось разреветься от боли и какого-то тупого отчаяния. Джейме протянул к ней обе руки, но она отпрянула, вскочила, шатаясь: и побрела к истерзанной бурей лужайке, на которой им обоим предстояло быть похороненными.