Тысячелистник

Что вело их по этому пути? Джейме не знал. Как случилось, что лорд Ланнистер, милостью Короны Владыка Запада, хранитель земель от Простора до Железных островов, откапывает из грязи свою бездыханную жену?.. Дождь все лил и лил, смывая с его щек горячие слезы. Он был утешителен, этот бесконечной стеною встававший ливень. Семя, посеянное в его душе в горклом мареве леса вокруг домишки мейеги, проросло: тупая тоска, боль, безнадежность. А еще покорность: Джейме чувствовал, что ужасно, ужасно, ужасно устал, более ничего не хочет, никуда идти, ничего предпринимать, ни искать спасения, ни ждать хорошего. На исходе ночи они спаслись под жалкой крышей самой высокой башенки, а внизу бурлила вода, бушевал потоп, река разлилась с двух сторон сразу, смыкалась вокруг острова, как стремящийся закрыть веки глаз. Джейме проворчал, обращаясь к жене, мол, слыхал он о бурных речных разливах в горах и предгорьях, когда всего за половину дня смыть может целые деревни. Но Бриенна к тому моменту не отвечала. Она сидела в углу, прижав колени к груди, дрожа под плащом, который он только и успел вытащить из седельных мешков. Ее мокрые волосы облепляли избитое камнями лицо, и Джейме видел в полутьме ее налитый кровью глаз, распухшую губу. Ни дать, ни взять, сварливая женушка, разозлившая мужа, пошутил было он. А ведь это мне ты едва нос не слома… Она вздрогнула и обвела его бессмысленным, грустным взором. Потом закрыла глаза и привалилась к стене, по которой снаружи с неутоленной яростью лупили струи воды, и притихла. Джейме подошел к ней и стал слушать ее дыхание. В забытье она стонала. Он затряс Бриенну за плечо, требуя объяснить ему, где болит, что с нею. Но она лишь слабо отбивалась. Наконец, она пробормотала, придя в себя от его злобных и настырных расспросов: - Моя голова… Горит изнутри. Я не могу… И замолчала. Он сообразил, что ее ударило камнем, а после еще и протащило потоком, и что ей, вероятно, так же больно, как рыцарю, которого рукоятью копья ударили в шлем. Он осмотрел, или, вернее сказать, ощупал в темноте, ее голову, страшась обнаружить мокрую рану, страшась, что его пальцы попадут в мягкое, липкое, горячее: но ран не было. Под утро Бриенна впала в сон или в горячку, или в то и другое: ее крупное тело так и тряслось под горностаевыми шкурками. В забытьи она то бормотала, то выкрикивала, имена детей, но, когда забрезжил жидкий, промоченный ливнем, рассвет, она вдруг крикнула громко и ясно: - Джейме!.. В ее голосе было столько муки и ужаса, что он, до той поры дремавший в мокрой одежде рядом с нею, вскочил – и зачем-то, пока не понимавший зачем, бросился к окошку. Семиугольное оконце с выбитыми давным-давно витражами показало ему туманный и странный мир: внизу бурлила грязного цвета вода, в ней кружились обломки построек и мелькали зеленые кроны вырванных деревьев. Со стороны гор дождь двигался сплошной стеной. Через несколько мгновений Джейме услышал странный рокот, словно под землей, в скалах, колотили тысячи барабанов, надсадно торопясь, захлебываясь, ускоряясь, сначала – гул, затем – мелкое дрожание земли. Стены замка, без сомнений, доживавшие свои последние дни, зашатались. Крыша ухнула и пролилась дождем в двух или трех местах. Но замок, каким бы хлипким не был, видать, выстроен был на совесть, и теперь единственный цеплялся за каменистую почву, противостоя безумству реки. Гул все возрастал, и тут Джейме увидел, что река выше по течению, скрытая прежде небольшим порогом, буквально поднимается, как встает на дыбы дикая лощадь. Водяные холмы набухали и лезли вверх, но странно медленно, до забавного напоминая – и впрямь, старик Кордвайнер словно предвидел этот миг – исполинский беременный живот. И вдруг все это загрохотало у Джейме под черепом, мгновенно оглушив. Вода превратилась в мокрую грязь, в каменный поток, который и устремился к замку, сметая на своем пути берега реки и самое реку как ненужный более пустяк. На Джейме, стоявшего лицом к беде, несся самый настоящий оползень. Он повернулся к Бриенне и увидел ее испуганный, обреченный взгляд. Прыгнул к ней, толкая, заставляя подняться: быстрее, быстрее! Она что-то закричала, но в грохоте было не разобрать. Джейме выглянул из окна и увидел, что грязевым потоком снесло все, что оставалось на поверхности воды – снесло или укрыло, кто знает. Рыжая грязь, серые камни, бурый речной ил – все лилось, липко и гадко, оставляя в воздухе острый запах могилы. Джейме, изогнувшись, схватился за раму и подтянулся на одной руке. Посыпалась давно ссохшаяся черепица, доска под ним жалобно и вяло поддалась. Он повис над пустотой, болтая ногами и почему-то подумав: так вот, каково это. Лететь вниз с такой высоты. Словно Бран Старк. Только он – Джейме – закончит свои дни в вязкой удушающей грязи. Не было ли это забавной выдумкой, игрой Короля, в конце-то концов? Не к этому ли концу он готовил меня, хитрый маленький подлец, черная тварь, бессердечный калека? Да, но что вело по этому пути? Джейме не знал. Кто-то обхватил его за колени, Бриенна закричала от боли: видимо, ей все еще было больно шевелиться, не говоря от таких усилиях – и втащила своего неразумного муженька обратно в окно. - Что ты делаешь? – она задыхалась. - Ищу спасения, - просто ответил он. Боги, Боги, милосердные Боги. Не этот ли ответ он мог повторить во всяком своем злоключении? Однако Бриенна, умница, все поняла и высунулась в окно. Она был так высока, что, стоя таким образом, очутилась почти по пояс согнутой над бездной. - Что скажешь? – крикнул Джейме. Она повернула к нему залитое дождем лицо: - Выбора нет. Держи меня. Я тебя вытяну, с одной рукой не справишься. Так они забрались на крышу – и вовремя, потому что вскоре вспух второй чудовищный вал, и замок разметало в щепки. Потом Джейме очень плохо помнил – в основном, потому что был занят тем, чтобы держать покрепче свою жену. Может, он не хотел с нею разлучаться даже в смерти? Нет, определенно не хотел. Он любил ее, и мысль о том, что причиной нынешних бед стал он, конечно же, ранила – но больнее всего ему отчего-то стало потерять ее на этом пути к смерти. Выпустить ее руку. Разжать свое объятие. Так оно и случилось. Хотя поток грязи, волочивший две кое-как скрепленных доски крышного перекрытия, слабел - но и Джейме, и Бриенна вскоре были избиты камнями. А потом и накрыты очередной волной. Дыхание у Джейме перехватило, он словно очутился в могиле, и пахло так же, и было так страшно, что всерьез собирался помереть от разорванного сердца. Так, бывает, зайцы умирают – от собственного безотчетного ужаса. Две вещи Джейме Ланнистер уяснил в следующие пару мгновений. Первое – он не бесстрашен. Он знает, что такое самый тошнотворный, самый животный, страх. И второе – он не умер. Его поволокло по острым камням, и тут он сообразил, что вынесло к берегу. Шум оползня и бегущей воды играл с ним странную шутку. Ему казалось, он слышит голоса детей, тонкий крик Сольви. Он вскочил, увязнув по колено в жидкой грязи, и понял, что кричат с другого берега. Поглядел туда – среди туманных клубов видны были обломанные стволы деревьев. Снова крик – где-то справа. Обернулся. И увидел тело, распластавшееся в грязи лицом вниз. Когда он волок жену к берегу, им овладело понимание – вот все и закончилось. Путь окончен. Путь пройден – им – теперь до конца. Бриенна была тяжелой, но не тяжелее предчувствия в его душе. Он перевернул ее и отер ей лицо. Она не дышала. Джейме заметался вокруг нее, сам о себе подумав – ну точно курица с отрубленной башкой. Потом упал на колени, начал звать ее, почти не слыша своего голоса. Ее кожа была бледна, и вся она казалась неподвижной и спокойной, как человек, наконец, уснувший после изнурительных трудов. Джейме заорал на нее: - Очнись же, очнись, глупая баба, очнись сейчас же! Ничего не произошло. Тогда он, повинуясь странному желанию, раскрыл ее рот своими пальцами. На ее щеку выплеснулась грязная жижа. Джейме сунул пальцы поглубже, выгребая смесь ила и песка. И в тот момент, как он ужаснулся своему поступку – так терзать и без того измученное тело?! – Бриенна надсадно закашлялась. От радости он совершенно обезумел. Он заставил ее сесть, и она долго плевалась водой и илом, кашляла и ругалась глухим, севшим голосом. Потом ее вырвало. Она вытерла губы ладонью, поглядела на мужа и что-то пробормотала. Он все тормошил ее, тряс, заставил подняться, но ноги ее не держали. Бриенна упала на колени, повалилась на бок. Глаза ее закатывались. Не желая сдаваться в миге от спасения, он поднял ее на руки, сжимая зубы от боли в ногах и спине, и поволок выше по склону. Шел он долго, наверное, целую вечность, или же так показалось. В конце концов он упал на колени и остался стоять, прижимая к себе свою драгоценную ношу. Бриенна лежала на его руках, устало уткнувшись лицом в его грудь. Джейме решил, что достаточно отдохнул, поднялся и понес ее дальше – лес расступался, пропуская его на каменистые полянки и в тенистые, поросшие папоротниками, ложбины. Кусты можжевельника и дикой малины бесстрастно взирали на человека, что едва переставлял ноги со своею немаленькой ношей. Иногда он кричал от боли и усталости, вставал на колени, но Бриенну не отпускал. Потом поднимался, задыхаясь, уже плохо понимая, куда идет – лишь бы подальше от речного разлива – и шел дальше. Позже, измерив шагами этот путь, Джейме узнал, что прошел не слишком-то много. Однако он преодолел небольшой перевал, отделявший лесную тишь от безумия реки, и стало тихо. Только дождь еще шелестел в сосновых кронах. Вновь ему показалось, что он слышит детский крик – плач или зов – и он пошел на него, сам прекрасно понимая, что идет какой-то обманной тропой, по которой его тянет заплутавший от горя разум. Но деревья вдруг расступились – и он увидел хижину, заброшенную, может, некогда используемую егерем или пастухом. Дыма над крышей не было. Все заросло какими-то высокими кустами, окна глядели на лес слепыми провалами темноты. Джейме перевалился через порог и остановился. Внутри было мокро и темно. Пустой очаг, какой делают в таких домишках – без трубы, просто круглая металлическая тарелка над давно остывшей горсткой углей. Над ним нелепо и странно торчал вертел. В углу сколоченная из бревен кровать: почерневшая солома, рядом с нею сундук для утвари или припасов, кривой, рассохшийся… Более ничего. Окна хижины выходили на все четыре стороны, и в них заглядывали, с невинным любопытством, высокие, жирные, непристойно-розовые мальвы. Джейме опустил жену на кровать, заскулив от боли, которая вдруг решила показать себя во всем величии. Спину его, ноги и плечи будто проткнули десятком раскаленных прутов. Бриенна осталась лежать так, как он ее положил – лицом к стене, слегка согнувшись, ладони одна на другой. Он прижал ухо к ее лопатке и с удовольствием послушал, как бьется ее сердце. Им овладела нежность к ней – холодная, благодарная нежность спасителя к спасенному. Грязь начинала подсыхать, превращая и ее плащ, и его одежду, в странноватые глиняные латы. Он раздел Бриенну, стянул с нее сапоги и все остальное. Подумав, укрыл ее плащом. Потом вышел и побрел к реке, проклиная себя за неуместную в его годы бойкость. Но стук сердца жены уж очень Джейме окрылил. Он добрел до того места, где вода становилась водой – не илистой жижей – разделся сам – и принялся отмывать одежду, колотя под ней найденным круглым камнем. Когда он возвращался, ноги едва его держали. Из-под двери хижины полз серый дым. Он распахнул дверь и увидел, что Бриенна, закутавшись в плащ, сидит на корточках у очага. В ее дрожащих пальцах огниво едва выбивало пару слабых искр. Но она сумела поджечь пучок соломы, впрочем, такой сырой, что было больше дыма, чем огня. Джейме открыл рот, чтобы отругать ее, и тут же закашлялся. Бриенна подняла на него глаза. В ее завившихся от воды волосах темнели полоски ила. - Где моя одежда? Он показал ей груду тряпья в своих руках. - Оставь дверь открытой, - сказала она тихо, после паузы. - Отойди, - велел он. – Ложись обратно. Ты едва жива. - Словно бы ты живехонек да целехонек, - огрызнулась Бриенна, но слабым и усталым тоном. – Что с нами случилось? Он рассказал ей, как их отволокло вниз по течению и накрыло оползнем. Бриенна села на край кровати. Джейме взял ее мокрую рубашку, поднес к ее лицу и оттер его от остатков крови и грязи. Потом, встав на колени, он взял ее ладонь, перевернул и потер ее. Кончики ее пальцев покраснели от холода. Он начал вытирать их, стараясь одновременно согреть в своих руках. Ее руки всегда так нежны, так необыкновенно хрупки, подумал он. Вдруг к нему пришло воспоминание, вернулось с острова Тарт: жаркий полдень, солнечный свет в медных боках большой лохани. Льющаяся чистая вода, и эти руки, перебиравшие вишни в воде, мелькание алых ягод, длинных пальцев, порозовевших на кончиках. Джейме подавил вздох, больше похожий на всхлип и, не в силах сдержаться, прижался лицом к раскрытой ладони жены. Он поцеловал подушечки ее пальцев. Бриенна сидела неподвижно, лишь слегка покачивалась. - Прости меня, - сказал Джейме. – Пожалуйста, Бриенна. Прости меня. Она не ответила, не спросила, за что он просил прощения – и, скорее всего, прекрасно понимала, за что. Когда она легла, отвернувшись, лицом к стене, он начал укрывать ее плащом. - Не трогай меня, пожалуйста, - пробормотала она. Джейме цокнул языком. Он разложил одежду, чтобы просохла. По комнате плавали клубы горького дыма. Чувствуя голод, жажду и ужасное, давящее на грудь отчаяние, он принялся возиться и хлопотать, наполовину бессмысленно, наполовину деловито: прижал полураскрытую дверь камнем, нашел какой-то засаленный, прохудившийся котелок и приладил его над огнем. Сварить в нем было, впрочем, нечего. Он посмотрел за окно и увидел, что опускаются сумерки. Дождь прекратился, но с мокрых ветвей все еще капало. Где-то запели ночные птички. Тогда он разделся и забрался на постель рядом с женой. Укрытые горностаевым плащом, они образовали некий теплый, дрожащий кокон. Джейме обнял Бриенну, ткнувшись лицом в ее лопатку. Она спала, или притворялась спящей, или была в забытье. - Так будет теплее, - прошептал Джейме, презирая себя за просящий, робкий тон. Бриенна не пошевелилась. Он поднялся на локте. Наступила ночь, и он едва различал светлые волосы, рассыпавшиеся по ее плечу, распавшиеся на шее и оголившие ее – странно и беззащитно. Он провел пальцами деревянной ладони по ее виску, убирая толстую, завитками лежащую прядь. - Мы непременно вернемся, - пообещал он жене. – Все будет хорошо, ведь мы живы… Но она не шевелилась. И куда мы вернемся? И к кому? Джейме чувствовал, как к горлу подступает комок. Тем не менее он шептал и шептал ей всякие утешительные вещи, пока сам не начал дремать. Под утро Бриенна заплакала во сне и сказала: - Артур. Сольви. От ее голоса Джейме проснулся. Она помолчала, будто прислушивалась. И опять: - Сольви! Артур! И она начала дрожать от слез, все ее большое тело содрогалось и дергалось, а лицо ее было мокрым, и глаза под сомкнутыми веками метались, ища невидимых детей. - Сольви!.. Артур!.. Имя сына она почти выкрикнула, разбудив сама себя. Она резко села, сбросив плащ и едва не спихнув мужа на пол. Начала вытирать лицо ладонью. Джейме обнял ее, не слушая ее гневных протестов. Тут ее прорвало. Она бормотала одно и то же, несомненно, сходя с ума в этом несложном лабиринте из двух мыслей. Что нам делать? Что с ними будет? И так она повторяла опять и опять: это Бриенна-то, подумал Джейме уныло. Бриенна, всегда и везде такая собранная и строгая, воплощение чистоты, порядка и верности, и острого, крепкого ума… И другая мысль терзала его, пока он качал ее в объятии, целуя ее макушку, дуя ей на виски, словно маленькому ребенку, прижимая к себе и баюкая. Мысль была такова: ты сделал многое, чтобы довести эту женщину до края безумия, и ты своего – почти – добился. Гордись собою, Ланнистер. Наконец, она успокоилась, вернее сказать - обессилела. Он уложил ее в постель, теплую, слава всем богам, после этой скверной ночи. Сам же, одевшись, вышел в лес. Он вернулся только к полудню, коря себя за слишком долгие поиски, впрочем, увенчавшиеся успехом. На поясе у него висела жирная куропатка – непуганная птица, которые здесь водились во множестве, кормясь на обширных ягодных полянах и в можжевеловых зарослях. Он решил, что, если сделает силки побольше, то сумеет, наверное, и тетерева поймать. В подоле его рубахи зеленел ворох заячьей капусты – не слишком сытной травы, которая его выручала в прежних скитаниях. Бриенна, одетая, с собранными в косу волосами, сидела на крыльце. Он поглядел ей за спину. Огонь еще не погас. - Вот и отлично, - сказал Джейме, обрадовавшись, что к жене возвращаются силы. – Тебе лучше, правда? - Что они с ними сделают? Он прошел мимо Бриенны, сел и начал выдирать перья из птицы. Кое-как распотрошив куропатку, бросил ее в котелок и плеснул дождевой воды из ковша. Туда же высыпал зелень и коренья и начал ворошить угли. Бриенна обернулась: - Что они… - повторила она сердито и испуганно. Джейме вздохнул: - Не трать время на тревоги. Артур ценный заложник. Тирион попытается его выкупить, как только узнает, что случилось. - Мы этого ждать не будем, - резко оборвала его Бриенна. – И почему ты говоришь лишь об Артуре? Джейме вытер глаза, которые уже заслезились от дыма. Потому, что я не знаю, как сказать о Сольви, мрачно подумал он. Все при дворе Кордвайнера уже прекрасно знали, какую слабость Ланнистер питал к девочке – но также и прекрасно понимали, что она не наследует по крови, а, значит, никому из Ланнистеров более не нужна. Если бы старик Кордвайнер и желал причинить Джейме как можно больше боли, ЕЩЕ больше - он сделал бы ровно то, что сделал. - Мы не можем вернуться, - сказал Джейме. – Они явятся туда, чтобы убедиться. Они наверняка, едва начал стихать ливень, рыщут по всей округе. Я даже не знаю, сколько нам тут можно остаться. - Сир Хант, без всякого сомнения, придет нам на по… - Сир Хант, вероятно, сейчас в таком же положении, что и дети. Под замком. - Или мертв? – холодно спросила Бриенна. - Не будем перебирать разные ужасные исходы. - Или мертв, - повторила она без вопроса. – Они постараются избавиться от наших людей. Надо вернуться. - Нет. - Ты не понимаешь? - Какой от тебя прок твоим детям, если тебя убьют? Или на их глазах умирать веселее? Это было жестоко, и Бриенна беспомощно выдохнула – но промолчала. - Сейчас надо делать маленькие шаги, Бриенна. Помнишь, как ты ухаживала за мною на Тарте? Подкрепим наши силы. Они нам понадобятся. Решим, как лучше действовать. Потом выйдем к дорогам и поищем путь. Он посмотрел на нее. Она сидела лицом к лесу, он видел ее силуэт. Пасмурный день постепенно светлел. Явилось синее небо в просвете разорванных облаков. Это нехорошо, решил Джейме. Кордвайнер пришлет отряды, и им будет легко начать прочесывать леса вниз по течению. У него целая псарня отборных гончих псов. Илистые разливы, оползень – все это их может замедлить. Но как только земля и трава начнут просыхать, для хорошо тренированной собаки не составит никакого труда найти сюда дорогу. Бриенна прислонилась головой к косяку. - Ты можешь идти? – осторожно спросил Джейме. Она сидела, ссутулившись. Я так полагаю, что нет, закончил он мысленно. - Смогу, - упрямо заявила Бриенна. – Может, не так резво, как прежде, но… - Хорошо, - он не хотел с ней спорить. – Теперь отдохни. Тебе нужны силы. Она что-то пробормотала - но прошаркала к постели и легла, присмирев. И вновь отвернулась к стене. Когда он сел на край ложа, держа в руках миску с капустным варевом, то увидел, что его жена плачет с открытыми глазами. - Бриенна, - осторожно позвал он. - Утром, когда ты ушел. Она приснилась мне. Она была весела и сказала мне: мамочка, не бойся, я отправляюсь в путь. Бриенна всхлипнула и шмыгнула носом. - Может ли быть, что ее уже… Что она уже… - Эй. Ну, не смей, - взмолился Джейме. – О чем ты? Бриенна! От еды она отказалась, и на другой день тоже. Джейме понял, что она желает сделать с собою то, что не смогли сделать камни и грязь. Идти она не могла: пройдя несколько шагов, она шаталась и падала, хватаясь руками за траву. От яркого света ее глаза слезились, порой ее рвало. Она сказала Джейме, что оползень до сих пор ужасно грохочет. Джейме побоялся сказать ей правду. Что река была слишком далеко. Что в лесу вокруг было тихо и спокойно. На третий день, поддавшись на его уговоры, плавно переходившие в брань и крики, она поела той ужасной бурды, которую он готовил. Хотя ее тотчас и вырвало, но ее щеки, до того пепельно-серые, порозовели. Джейме очень обрадовался. День спустя он осуществил свою мечту и поймал тетерева. Суп вышел жирным и наваристым. Бриенна съела пару ложек и уснула. Уснула, крепко и безмятежно, и во сне она не плакала и не стонала. Это вновь поселило в Джейме большие надежды. В кустах ежевики он набрал улиток, почистил их и сварил. Поистине королевский обед. Солнечные дни сменяли друг друга. Он с ужасом думал о том, что вскоре, несмотря на плачевное состояние Бриенны, им предстоит отправиться в путь. А точнее сказать – это ему придется увести ее прочь. Теперь он постоянно и лихорадочно размышлял, что же делать дальше. Может, спрячу ее у крестьян, если только местные хуторяне в состоянии держать язык за зубами… Что весьма сомнительно, принимая во внимание нравы Простора. Тогда на то, чтобы вернуться за нею, вернуться хоть с мало-мальским отрядом, у него останется не более пары дней. И это не говоря о детях, для которых – по крайней мере, для Сольви – каждый из этих дней как шажок к могиле. По спине у него бежали струйки холодного пота. Ранним утром шестого дня Джейме поймал в плохо сплетенную сеть довольно упитанную форель. Скудные обеды, которые он стряпал для жены, вносили мало радости в ее и без того тяжелую жизнь, и он решил, что немного зажаренной в углях рыбы ее точно подбодрит. Он возвращался, неся за спиной свой улов, когда лес вокруг него слегка изменился. Джейме уже знал, что происходит – знал каким-то обострившимся в скитаниях чувствах. Едва заметно вздрагивали травинки над небольшим обрывом, и земля как-то шевелилась и менялась. Такое бывает, если закрыть глаза и подставить лицо ветру – ты сможешь различать тысячи тонких запахов, доселе скрытых в суете и пестроте… Джейме замер, прикрыв глаза. В четверти мили от него через лес двигался всадник. Двигался медленно. Этот участок леса Джейме уже неплохо знал. Он пошел наперерез, но спускаться с гребня не стал. Постепенно земля тут приподнималась, обнажая красную глинистую почву, корни и камни, и образуя нечто вроде маленького оврага. В верхней части росли кедры, притом так густо, что легко можно было укрыться. Мерный стук копыт, наконец, стал совершенно отчетлив. Хлестнула ветка. Всадник ехал там, где Джейме и полагал – по низовой тропинке, и грязь хлюпала под его легкими шагами. Да, шаги были уж очень легки, уж очень странно легки… Не потерявшийся ли конь? Джейме прижался спиной к стволу дерева, и тут до него донеслись голоса. Он застыл, не зная, можно ли верить своим ушам. - Ну, и долго еще? - Очень скоро, - сказала Сольви. – Мы увидим розовые цветы. - Зачем нам розовые цветы? – это Артур. – Опять твои глупые сны?! Сольви молча пыхтела. Она всегда так делала, когда не знала, что отвечать. - Сама не знаешь, верно? – смягчился Артур. – Ладно, отыщем твои цветы… - Давай петь, - вдруг предложила Сольви. – Знаешь песню о погибших в Застенье? Она длинная и красивая. Также там есть обещанный принц… - Нет, - прикрикнул Артур, - не вздумай горланить, девочка. Мы должны быть тихими, тихими, как… Под сапогом у Джейме хрустнул валежник. - Мышки? - Т-с-с. - Кошки? Кошки тоже быва… - Тише! Здесь кто-то… Джейме уже не мог сдерживаться, он выскочил из-за дерева и помчался вниз. Он едва не кубарем выкатился под копыта лошади, и та отступила с гневным ржанием. В седле сидели Артур и Сольви, и оба смотрели на отца круглыми от восторга и ужаса глазами. Джейме поймал уздцы, заставляя лошадь успокоиться. - Отец! – крикнула Сольви. – Мы тебя нашли! - Или он нас нашел! – засмеялся Артур. – О, милостивые боги, сир Ланнистер, я никогда, ты слышишь?! НИКОГДА не был так счастлив тебя повстречать! Джейме забрал Сольви из седла и начал целовать ее мокрые от полуденной жары кудряшки. Она дрожала и обнимала его, и, когда он поднял лицо к сыну, то увидел, что Артур тоже дрожит и плачет. На щеке у Артура темнел синяк, огромный и уродливый, от виска до челюсти. Только тогда до Джейме дошло, что история того, как его дети сюда попали, пожалуй, могла быть еще страшнее, чем история оползня в горах. Покуда они возвращались к хижине, он выслушал сбивчивый рассказ, из которого не все понял, потому что дети все время друг друга перебивали и спорили. А, когда все трое увидели стоявшую на крыльце Бриенну, рассказ и вовсе прервался новыми потоками слез, восторгов и причитаний. Наступила кутерьма, вся состоявшая из объятий, всхлипов, расспросов и визгов. Наконец, все немного успокоились и уселись вокруг очага. Джейме начал возиться со своим уловом. Тут Артур сумел взять себя в руки и собраться с мыслями. Вечером того злополучного дня Кордвайнер с Осгреями вернулся в замок, устроил ужин и объявил, что Ланнистеры попали в речную ловушку, и, возможно, могли погибнуть. Известие это не удивило никого, кроме детей и бедняги Ханта. Тот вскочил и ринулся было к дверям, чтобы отправиться на поиски, но путь ему преградили. Артур, сообразивший, к чему дело идет, бросился к нему на помощь, и был сбит с ног и избит своим приятелем Барри и его братьями - до такой степени, что не мог даже дышать. Детей повели куда-то во внутренние комнаты, по дороге и Артур, и Сольви успели искусать своих палачей, за что вновь получили немалую порцию пинков и ударов. От этой истории у Джейме в сердце стало так темно, что он подумал – я буду убивать их всех медленно. Медленно, не торопясь, никуда спешить не стану. Он посмотрел на жену и увидел, что мускул на ее щеке дергается. Бриенна быстро взглянула ему в глаза. Она ничего не говорила, только кивнула коротко, и он понял, что она думает ровно о том же самом. Итак, дети были посажены под замок, в комнате, которая прежде служила тюремной камерой в замке Хаммерхолла. Там же, судя по воплям и ругани, которые они слышали, посадили сира Ханта и нескольких рыцарей Ланнистеров. Сколько всего было пленено, Артур не знал, но клялся, что некоторые успели уехать прежде, чем вся банда Осгреев и прочих начала охоту. Утром им было торжественно объявлено, что Бриенна и Джейме погибли при осмотре старого замка в горах, и что отныне им предстоит слушать Кордвайнера и его помощников. - И женщину без одного глаза, - сообщила Сольви светским тоном, - она видит во сне человека, который ее пытает, каждую ночь, поэтому она молчалива. Она принесла мне миндальное молоко и еще сказала другим, чтобы не трогали меня. - С этого толку не было, - буркнул Артур. Они замолчали, и Сольви прижалась лицом к плечу Джейме. - Тебя били? – тихо спросил он. - Нет, - сказала Сольви. Только один раз. Один из тех, кто приносил еду. Артур поежился и потрогал свое лицо. - Что с ним было? - Мы не знаем, - сказала Сольви и заплакала. - Он хотел расстегнуть на ней платье, хотел ее раздеть. Принес какие-то лохмотья. Мне пришлось вступить с ним в бой, - грустно сказал Артур. – Сольви забралась под кровать, а он стал стучать моей головой о стены. Он посмотрел на побледневшую Бриенну. - Ну, тогда и явилась она, эта ведьма одноглазая. Поставила Сольви мисочку с миндальным киселем, как будто котенка выманивала. И выгнала этого негодяя. - Иди ко мне, - позвала Бриенна. Артур неохотно подвинулся к матери, но позволил ей обнять себя. Она начала гладить и целовать его избитое личико. Джейме увидел, что под густыми прядями на его голове темнеют засохшие сгустки крови. - После того, - шумно шмыгая носом и отодвигаясь из объятия, с деловитым видом, продолжил Артур. – После того я решил, что ждать более нечего, ничего хорошего нас с сестрою не ждет. К тому же, она верещала на весь замок, что мама жива, отец жив, а они нам все лгут. - Но я же правду говорила! - Знаешь, в тот момент это было не совсем уместно, - печально усмехнулся Артур. Из каких-то веревок и найденных по углам гвоздей Артур соорудил то, что не без гордости называл «отцом замкОв», попросту – хитрую отмычку лоратийского фасона. - Я читал о таких в одной книге у леди Ветты. Вы удивитесь, но у меня сразу получилось… Джейме опять посмотрел на Бриенну. По ее лицу было видно, что она нисколько не удивлена. Итак, в одну из ночей дети выскользнули из темницы, добрались до конюшен, увели у лорда Кордвайнера его самую красивую лошадь – и были таковы. В планах у них было отправиться к месту, куда сошел оползень, однако они вскоре почувствовали погоню, свернули и двинулись вниз по течению реки. И, наконец, в поисках розовых цветов, добрались до этой хижины. И Джейме, и Бриенна остались сидеть с приоткрытыми ртами. Только Боги ведали, как им удалось уйти от преследования, двум маленьким беглецам посреди чужой земли… А самое главное, подумал Джейме, как они умудрились сохранить столько самообладания и спокойного, тихого веселья, ведь весь их мир был разрушен до основания, ежели не сказать – выпотрошен и убит. - Вон же цветы, - самым обыденным тоном сообщила Сольви, показывая на мальвы в окошке. – Ну, что я тебе говорила, Артур? - Не могу не признать, порой малышка что-то такое бормочет, - пожал плечами Артур. – Ох, Ланнистер. Что так вкусно пахнет? Тут Джейме понял, что все ужасно голодны. Они набросились на обед, нахваливая его умения и чудесный вкус жареной в углях рыбы. Дети заспорили о том, удалось ли Снежинке бежать, и Джейме, и Бриенна поспешили уверить их в этом, хотя по лицам бродило сомнение. Потом стали гадать, как выручить сира Ханта и остальных. На хижину опускался тихий, звездный, теплый вечер. Бриенна легла, прижимая к себе дочку и раскачивая ее в объятии. Джейме и Артур отправились к реке, чтобы поставить сеть. Шли они в приятном, сосредоточенном молчании. Когда подошли к воде, Джейме сказал: - Позволь, я смою кровь с твоих волос. Он робко показал на себе, и Артур, помявшись, кивнул. Он сморщил нос и понюхал собственную подмышку. - Эта избалованная девица уже сообщила мне, что я воняю как дохлый барсук! - Сольви? – удивился Джейме. - Она самая. Все же должен признать, иногда она что-то… чувствует. Потому я решил с сестрой более не ссориться. - Я очень… - сказал Джейме, садясь на корточки над чистой водой. – Я так горжусь вами. Артур сел с ним рядом и начал умываться. Он наклонил голову, и Джейме осторожно плеснул воды на засохшие корки крови. Артур зашипел, но терпеливо ждал окончания экзекуции. - Ты совершил подвиг, спас сестру, - тихо заметил Джейме. – Артур. Я не знаю, как сказать тебе, как сильно я горд тобою, и как я… Как я… Хотел бы… Он замолчал. У него набух комок в горле. Артур выпрямился, приглаживая завившиеся от воды пряди и улыбаясь. На кончике носа у него повисла прозрачная капля. Он уставился Джейме в лицо, этими грустными синими глазищами, по-девичьи робкими и по-мужски серьезными. - Знаешь, Ланнистер. Сидючи в подвале у лорда Кордвайнера, я тебя часто вспоминал. Наверное, на лице у Джейме отразилось какое-то изумление, потому что Артур быстро добавил: - Нет, о маме я не думал, потому что, начни я думать о ней, я разрыдался бы, как девчонка. Я заставил себя позабыть о ней и… и обо всем, что мне дорого, заставил себя думать лишь только о том, что я буду делать в следующие минуты, а не о том, что было, и как нам было хорошо, как мы были счастливы, и тому подобное. Джейме нахмурился. Это были слова воина – настоящего воина, готового ко всему. С ужасом и тоской он понял вдруг, что Артур повзрослел за одну только ночь. И больше не вернется к тому, кем был – и больше не будет того ребенка, которого он когда-то встретил на дороге у Волчьего Леса… - Однако, ты – дело другое, - спокойно сказал Артур. – Тебя я вспоминал. Он опустил ресницы, и Джейме вновь поразился их изысканной красоте: мокрые, они темнели над покрытой бледными веснушками кожей, словно выгнутые веточки. - Я очень любил отца, - еще тише сообщил Артур. – Его любить было нетрудно, он был добрым человеком, великодушным и искренним. Что же до тебя… Артур встал, приглаживая волосы и выжимая мокрые рукава своей рубахи. - Что же до меня? – Джейме тоже выпрямился. Артур молчал, сверлил его ярким взглядом своих сапфировых глаз. Потом он засмеялся, какой-то своей мысли или воспоминанию. Фыркнул и сказал: - Каков бы ты ни был, ты мой настоящий отец. Я хочу называть тебя так. Хочу называть себя твоим сыном, когда… - Когда – что? Сердце у Джейме замерло. Артур широко, безмятежно улыбнулся: - Когда стану убивать тех, кто на нас напал. Я хочу, чтобы перед смертью они видели мое лицо, и чтобы все они умерли с этим именем на устах, отец. С именем Артура Ланнистера.