Тысячелистник

Они говорили ему, что у него сердце воина, а душа зодчего, или наоборот – зависело от того, кто говорит, мама или отец. Но порой он полагал, что душа у него умерла, где-то потерялась, и ему хотелось устроить ей похороны, закопать, как дети закапывают погибших котят или голубей. Где-нибудь в красивом саду, под тенистым деревом. Что касается сердца, он стал верить, что его у него никогда не было. Когда мама была с ним рядом – а она была с ним ВСЕГДА – этого он не замечал. Из всех матерей на свете она была лучшей, это Артур в какой-то момент понял бесповоротно, даже с отчаянием. Он был довольно юн для тех лет, когда приходят подобные мысли. Да, они бесконечно спорили и огрызались друг на друга, и мама ворчала, и даже кричала на него, а он стоял на своем, а ее прекрасное лицо розовело от возмущения, но он был счастлив с нею рядом. Взрослея же, он встречал лишь одни несчастья, может, это была плата за то, в какой радости и порядке он жил ребенком. Мир должен приходить в равновесие, это еще бабушка Кая говорила, сравнивая мир с весами для куриного корма, следовало признать – весьма точное сравнение. После он так скучал по ней, что думал, будто сердце его не выдержит, однако ничего не происходило, он жил, ел, пил и спал, и так пришел к выводу, что сердца, наверное, попросту лишен. Он искал ее всюду, в толпах людей, в Королевствах и за морем, но не так, как ищут потерянное, скорее – как лелеют надежду, глупую и детскую. Если он видел высокую, статную фигуру, увенчанную светлыми косами, он на миг замирал, но потом, разумеется, видел, что этой даме далеко до маминого роста, или она просто оборачивалась, и оказывалось, что Артур принял желаемое за увиденное. Путешествуя, тоскуя, радуясь, попадая в передряги вдали от дома, и выбираясь из них, и почти забыв, что такое дом – он носил ее в себе, ее образ, запечатлевал на досках и кусках пергамента, боясь, что однажды забудет. Но – нет, слава Неведомому, он никогда не забыл. Отец разбудил его под утро, тряс за плечо, бормотал несвязное. - Возьмите Снежинку, - бубнил он, - возьмите Жемчужную Деву. Возьмите Мелле. При звуках ее имени Артур проснулся окончательно. - Что?! О чем ты? - Отправляйтесь туда, в Тысячелистник, - бормотал отец. – Он не найдет вас. Ее укроют… укроют там, от него, от его шпионов, от всего… Тут Артур все понял. Жемчужная Дева стояла в конюшне: прекрасная кобылица, которую отец и мама вчера подарили его сестренке. Ее уже объездили, и упряжь была превосходна – в самом деле, она пронесется многие мили без всякой усталости. - Они отправят погоню, - сказал он, выбираясь из постели и натягивая рубаху. – Ты об этом подумал? - Спуститесь тайным ходом, а мать приведет Деву вниз, - сказал отец. Я же прослежу, чтобы никто и ухом тут не повел. - Думаешь, Снежинка помнит дорогу в Тысячелистник? Он уже староват, чтобы помнить. - Он умнее, чем ты думаешь, - проворчал отец. Артур поглядел на него – бледный старик в робком свете первых лучей утра. Ему стало жаль его, захотелось утешить и обнять. Позже он много раз жалел о том, что не сделал этого. Они пробирались по пустым комнатам, когда услышали негромкие голоса. В большом зале, за длинным столом, восседал Король Бран Первый, справа от него сидела Сольви, тихая, мрачная, с собранными в косу огненными волосами. Она водила пальцем по столешнице. Вокруг стола хлопотала мама – как всегда, сама жизнь и движение, хотя плечи ее были опущены, а лицо было пустым и заплаканным. Она ставила тарелки с хлебом и зеленью перед нагло ухмылявшимся гостем. Сунулась было в двери Герта – сердитая, встрепанная ото сна – но мама замахала на нее руками: уйди. Ступай прочь. - Доброе утро, - увидев Артура и отца, сказал Король. – Уж простите меня, что так рано поднялся. Я всегда рано встаю. Присоединитесь ко мне в этот тихий час? Час спокойствия. Я люблю рассветы. В них есть… Король поглядел на Сольви. - Невинность. Отец рядом с ним задрожал. Но взяв себя в руки, прошагал к столу и уселся, делая вид, будто ничуть не удивлен. Мама дернулась было, чтобы принести ему тарелку, отец схватил ее руку, заставив сесть. Она опустилась рядом, грузно, тяжело, будто все кости из ее большого тела вдруг вынули. Сел и Артур. - Как тебе спалось, дитя? – поинтересовался Король, протягивая руку к кубку со светлым вином. – Был такой хлопотливый вечер. Сольви молчала. - Ваше Величество, - заговорил отец, и Артур опять подумал – мне так жаль. Так ужасно, ужасно, ужасно жаль. Отец отпил воды и поглядел на Короля, затем скомкал салфетку дрожащими пальцами. - Ваше Величество, я прошу прощения, я вел себя неподобающе, я потерял лицо, сознаю это… Но… - Все, что до слова «но», - усмехнулся Король. – Нет, Ланнистер, ты вел себя так, как и должен был. Ты бросился на защиту того, что тебе дорого. Ведь ты всегда так поступаешь. Тем ты нам и ценен. Он откинул голову на спинку кресла, отпил вина и сказал, наклонив голову к плечу: - Артур. Ты все еще желаешь похоронить свое сердце? От изумления Артур только захлопал ресницами. Наконец, он выдавил, стараясь не смотреть на гостя: - Душу. Похоронил бы душу… - Это дела не меняет. Я слышал, что леди Рисвелл овдовела. Какая жалость. Артур рассерженно подумал: ничего нельзя вернуть. Ее письмо к нему, полное скрытой просьбы, а то и мольбы - так и осталось без ответа. Может, он обречен терять всех, кого любит – и они обречены его потерять. - Неужели отказ септы Мелле тебя не убедил? - Послушайте, - заговорила мама с тревогой. О, мама. Ты всегда за меня заступалась, даже перед самыми страшными противниками. Если бы могла защитить меня – от меня самого… - Она никогда не согласится, - спокойно и даже деловито сообщил Король. – Она принесла клятву самой себе, во имя твоего отца, спасшего ее, и она никогда не снимет платка с этих огненных волос. Прекрасных волос. - Они не огненные, - упрямо сказал Артур. И подумал: они цветом, словно земляника. Короткий, жестокий смешок. Король сменил тему: - В Королевской Гавани строят новую септу, храм Неведомого. Требуются зодчие. И художник, чтобы расписать своды. Черта с два, подумал Артур. Ступай в Пекло со своими септами, мерзкий ублюдок. - Я не нашел никого, кто мог бы отобразить то, что я желаю видеть. Но ты, Артур… Отец кашлянул и сказал, возвысив голос: - Ваше Величество, я вновь приношу извинения за вчерашнее, я повел себя недостойно, однако, теперь я бы хотел… - Я знаю, чего бы ты хотел, - заявил Король. – Я знаю, на какие жертвы ты пошел ради своей жены и детей. Оскопил себя, оставил без других детей. Все это требовало твоих сил и мужества. Но теперь твой долг исполнен. Этот путь окончен, Джейме Ланнистер. Теперь ты можешь отдохнуть. Задохнувшись от возмущения, мама начала подниматься, и Король быстро сказал: - Сядьте, миледи сир Бриенна. Вы заслуживаете правды, и я не хочу играть в вежливое притворство. С вами – нет. Вы измучили себя слезами. Мне больно это видеть. Вы оба сделали все, чтобы вырастить этих детей, замечательных детей, и отдать мне прекрасный цветок. Семя было брошено другим мужчиной, мы это знаем: но ты, Ланнистер, ее настоящий отец. За это я благодарен. Если вы полагали, что я настолько жесток, чтобы отвезти ее с собой против воли, не дав вам проститься – то ошибались. Я даю вам время собраться и подумать. Даю вам время побыть вместе, как семья, ведь это лучшее время, не так ли? Ошарашенное молчание было ему ответом. - Вскоре я отправляюсь обратно, в столице слишком много дел, и я не намерен задерживаться. Простите, если мое пребывание здесь доставило вам некие… досадные минуты. Я калека. Но я не тиран. Всего лишь человек. Отдыхайте. Веселитесь. Будьте вместе. Отправляйся в столицу, дитя, лишь когда поймешь, что действительно к тому готова. Ты слышишь? Артур бросил взгляд на сестру и увидел, что она слушает всю эту чушь, приоткрыв рот. Сольви зачарованно кивнула. Король протянул руку и погладил ее щеку. - Ты украсишь мои дни, дитя. О, все так и будет, клянусь тебе. Но прежде, чем явишься дать клятвы, прошу – посвяти свое время матери и отцу. Они любят тебя, любят сильнее всего на свете. Через три дня Артур стоял с отцом на террасе, плечом к плечу. Оба они глядели на конницу, что текла вниз по дороге, прошитая серебряными и черными знаменами, и оба, Артур это просто знал – мысленно подсчитывали, сколько там копий, мечей и арбалетов. Едва ворота внутреннего двора начали закрываться, отец повернулся к нему и сказал: - Жемчужная Дева. Мы приготовим ее. Ступай к сестре, собирайте вещи.