one more step

прошло два дня. два дня тяжелых тренировок. два дня отсутствия чонхо. и два дня постоянных косых взглядов. хонджун устал. целый день как на иголках. киму не повезло быть с саном на одних занятиях по английскому, паку — в паре с юнхо на тренировках. может, не стоило слишком придираться и быть как ранее — не придавать этому значения? они пытались, но ощущение, что за кем-то из них наблюдают, все равно гнетет. они продолжают уличать чхве и чона за тихими перешептываниями — не достоверно, что о них, но все же — и на сознании это играет знатно. лишь встречая взгляд друг друга, они находят силы продолжать практику. — сонхва, делай три шага! — кричит юнхо с другой стороны зала. чуть ли не каждый вздрагивает от неожиданного пронзительного крика танцора. хонджун сразу находит чона, что был возле зеркал, и вместе с сонхва тренировали свою часть, и настороженно наблюдает за его действиями. у сонхва третий час практики, он измотан, футболка успела полностью пропитаться липким потом, а по телу проходят мелкие судороги, но юнхо все равно все не нравится. пак, не смотря на свою усталость, продолжает потакать каждому негромкому замечанию юнхо, который, кажется, о усталости никогда не слышал, и заметно как его ноги уже дрожат под тяжестью тела. после громкого крика, сонхва еле держась в ровном положении, переводит дыхание, смотрит на чона уставшим взглядом и не понимает, что не так. впрочем, остальным тоже интересно «что не так» и, в особенности, хонджуну. — вот так! — юнхо делает отточенные шаги, к которым и не придерешься, пак согласен. он внимательно наблюдает за каждым самым незначительным нюансом в движениях младшего и пытается найти хотя бы одно отличие от своего танца. спору нет, движения юнхо четче и точнее, однако, и пак никогда не зарился перепрыгнуть через голову и делал так как мог. и судя по одобрительным кивкам хореографов, выходило довольно неплохо. сил спорить и доказывать нет, поэтому остается только обреченно вздохнуть, и из последних сил, проделывая те же шаги и те же движения телом, повторить связку. юнхо опять не нравится. снова начинается односторонняя ругань, сонхва в ответ только кивает и виновато смотрит, но как таковой вины не чувствует. а некое непонимание он просто игнорирует — стоило только узнать о их отношениях и все, прощай вся дружба? так выходит? хонджун не вступает в перепалку, хотя клапан так и давит, понимает, а потому и боится, что своим вмешательством сделает только хуже. ему невыносимо смотреть как любимого человека практически принижают в том, в чем он действительно хорош. но он продолжает доверять паку и придерживаться их договору. тот правилами их сковывает, но тщательно составлен ими же во избежание конфликтов. он чувствует вину за свое бездействие, но лишь прикусывает язык, когда чон снова срывается на крик. — ты же понимаешь, что если сделаешь так во время выступления, могут быть последствия, — грозно говорит чон, снова замечая невидимое для глаза остальных «что-то не то». это похоже на паранойю, но никто не пытается сказать чону об этом. за последние два дня подобные замечания отвергались словами: "не тем говорите, что с ними что-то не так" и сопровождались уничижительным взглядом. они больно били по сонхва и хонджуну, поэтому парни пытались реже задевать за больное. однако, это уже выходит за всевозможные рамки. хонджун все-таки не выдерживает. он вскакивает с пола, до крови сжимая кулаки, уже выстраивает в голове сценарий как и когда, что сказать, но его поток мыслей бесцеремонно обрывают, вставляя свои пять копеек. — юнхо, прекрати! — орет до этого понуро сидевший возле стены на полу сан. юнхо переводит на него свой сосредоточенный взгляд и, осознавая кто это сказал, тушуется. он смотрит слегка непонимающе, но выглядит при этом все еще злым. в его взгляде можно прочесть "о чем ты?" и заметить как уверенность резко идет на спад. сан продолжает выглядеть свирепо, когда встает на ноги, то можно заметить как руки его напряженно сжимаются. смотря на него, кажется, кроме юнхо никого больше для него в комнате нет. даже сонхва, стоя между ними, остается им проигнорированным. — он делает все точно так же! — поубавив тон, продолжает чеканить сан. никому в этой комнате неизвестна причина, по которой он сейчас это говорит, но есан почему-то не чувствует себя от этого лучше. какая-то горечь появляется, когда сан подходит к юнхо ближе и презрительно смеривает взглядом. — он все еще делает не– — да хватит, юнхо! — снова кричит сан. у него похоже нервы сдают совсем; венка на шее опасно вздувается. хонджун чувствует себя виноватым вдвое сильнее, чем раньше, он не хотел приплетать в это других. что уж говорить о сонхва, который пытается что-то придумать, опередить развитие перепалки, но мысли все такие же предательски пустые. в последнее время он не может ни на чем сосредоточиться. — разве твое личное отношение к хену должно сказываться и на остальных? — сан выглядит отчаянно, говоря эти слова и смазанным движением указывая на остальных. есан почти хмыкает. ситуация, правда, не позволяет. — но это проблема всей группы, — настаивает юнхо. — сан, что изменилось за эти два дня? неужели тебе было достаточно одного подслушанного разговора, чтобы кардинально изменить свое мнение? сонхва бросает взгляд на чона, и не находит в его глазах хотя бы намека на лживость своих слов. в голове пробегают все разговоры, что были проведены им, но ни один конкретный не приходит на мысль. хотя... разговор с уеном. — хен, ты правда влюблен? сан прикрывает рот ладошкой, чтобы не издать удивленного писка. он надеялся найти чона, чтобы вернуть того в комнату, иначе завтра ему будет плохо от недосыпа, но наткнулся, видимо, на личный разговор. за дверью отдаленно слышно как кто-то вздыхает, и, судя по затянувшемуся молчанию, вздох принадлежит сонхва. пак пытается изобразить, что задремал, но чего врать, если сон никак не хочет идти, а ответ на этот вопрос он и сам не прочь бы узнать. уен спустя молчание решает, что он или не тот кому старший хочет довериться, или вопрос слишком неоднозначный. взгляд сонхва был красноречивым, возможно, даже почти дал ответ вместо рта, но старший все же начинает говорить. искр в уставших глазах при упоминании лидера не заметит, наверное, только слепой. — я не уверен, — пак мнется, — но кажется, что это немного больше, чем обычное чувство влюбленности, — сонхва устало улыбается, но улыбка эта пропитана теплом и любовью. что творит одно воспоминание о хонджуне с паком, даже мысли о юнхо с саном отходят на второй план. уен молчит. он предполагал подобный ответ, но все же не учитывал интонацию и чувства вложенные в тихие слова. наверное, поэтому они производят на него такое сильное впечатление? — я лишь надеюсь, что хонджун такой же влюбленный как и ты, — так же тихо говорит уен и прикрывает глаза, даже не представляя насколько сильно ошибается, надеясь что хонджун влюблен настолько же. сонхва не уверен, что уен точно понял о чем он, но достаточно и этого. он счастлив, что чон остался с ними. сан все это время даже не дышал, внимал каждому тихому слову и, кажется, с каждым слогом все больше внутри огорчался. насколько нужно быть ужасным, чтобы не принять чувства других людей. тем более не чужих, а практически родных. сонхва возмущен и самую малость смущен, а хонджун совершенно не понимает о чем говорит юнхо, но догадывается, что разговор, о котором он упоминает, касается его напрямую. сан, чувствуя взгляды обоих, виновато поджимает губы. юнхо фыркает. — ясно. теперь и ты считаешь, что это нормально? — чон делает акцент на нужном слове, силясь не посмотреть, потому что смотреть и думать в таком ключе о них — даже представить страшно, что он испытает. сан непроизвольно кривится. хонджун замечает каждое изменение на лице второго, в то время как на лицо юнхо даже не хочет смотреть. он не увидит ничего нового — одно отвращение. — выделять естественные чувства — разве это не глупо? — ключевое слово — "естественные", — юнхо щурится. — это противоестественно — вот в чем дело. сан смотрит на сонхва. тот выглядит все еще возмущенным. потом на хонджуна — у того же вид побитой собаки. он вновь поджимает губы. молчание затягивается. — мне стыдно, — вдруг говорит сан, выдержав невыносимое молчание. — разве тебе нет, юнхо? омега хмурится. он не понимает к чему этот вопрос. разве он в этой комнате тот, кому нужно чего-то стыдиться? — сан, ты ошибаешься, — снисходительно говорит юнхо. он надеется, что у младшего это всего лишь наваждение, поэтому смягчается. — нет, — отшибает ему сан. его слова, подобно хлыста, проходятся по лицу юнхо, и тому остается лишь наблюдать как последние щепки уверенности в сане, гаснут на его глазах. — ошибаешься ты. и, возможно, мне просто повезло понять это всего-лишь за два дня, но попробуй расставить приоритеты правильно. тогда, я думаю, ты поймешь и меня, и остальных. юнхо застывает, не пророняя ни слова, смотрит на сана вдруг незаинтересованно, словно потерявшись в его уверенных в своих словах глазах. это длится несколько секунд, нечто похожее на пелену сходит с него, и он только хмыкает, приподняв улогок губ, прежде, чем уйти так и не проронив ни слова. все провожают его одинокую спину до самой двери также без слов. никто его не окликает, никто не заставляет его сразу все осознать, все уверены — чон поймет. просто нужно время. молча, каждый принимается за свои дела. уен, кажется, переживает за всех сразу. потому что ему жаль юнхо, который, как и он недавно, остался один, ему жаль сонхва и хонджуна, которые вновь оказались униженными за свои чувства, ему жаль минки и есана, которые каждый раз оказываются свидетелями тяжелых разговоров, и ему жаль сана, который, кажется, потерялся в себе и никак не может разобраться. сонхва оседает на пол, словно от чужого разговора обессилев сильнее, чем от изматывающей тренировки. хонджун тут же подходит к старшему. он легко сжимает его плечи в знак поддержки, сожалея, что они сейчас не одни. сан спустя недолгих секунд 20 тяжело вздыхает, присаживается на пол рядом с паком и кимом. он опускается перед ними на колени. — мне стоило бы извиниться, — тихо говорит сан, поднимая виноватый взгляд на сонхва, а после переводит его на хонджуна. те выглядят застанутыми врасплох, поэтому сан быстро ориентируется и засыпает их извинениями, среди которых деликатно упоминает о своих нелестных словах и узколобом мышлении. — сан, все нормально, — понимающе говорит хонджун, пытаясь прервать бесконечный поток извинений. ему неловко, как и сонхва. он накрывает чужое плечо ладонью, легонько сжимая. — уверен, юнхо должен понять о чем ты говорил, — пытается заверить минги, и свято верит в юнхо и свои слова. — он уважает твое мнение. сан кивает, надеясь на лучший исход, как и все здесь, в принципе, и мельком поглядывает на совершенно безразличного кана. он понимает, что схватился с опозданием, но считает, что понять как важна их дружба никогда не окажется поздно. *** юнхо не знает откуда в нем столько злости. объяснить почему он сорвался на сане он тоже не в силах. о каких приоритетах он вообще говорил? — айщ, что за бред происходит, — юнхо срывает с себя рубашку, отшвыривает ее на кресло, и садится на кресло рядом. оставшись в одной безразмерной футболке, он блаженно протягивает ноги. прохладный воздух из кондиционера приятно остужает тело. тяжело выдохнув, парень, подперев подбородок рукой, даже не замечает насколько глубоко уходит в свои мысли. когда сан говорил о приоритетах, что он вообще имел в виду? юнхо не знает, что может быть важнее стабильности. он пытается во всем быть стабильным и этого же ожидает от других. не всегда они оправдывают его ожидания, но, по крайней мере, до этого момента все можно было еще понять. но отношения между омегами — этого уже, простите, слишком. как вообще можно посмотреть на человека своего вида? но разве он сам не засматривается на остальных участников? засматривается, не без этого. но парень уверен, не в том ключе, о котором имеется в виду с сонхва и хонджуном. окрестили парой? это никогда не выходило за рамки шутки. никто не говорил об этом всерьез. стоит ли ему последовать примеру остальных и понять сонхва и хонджуна? юнхо уверен в своей правоте и он никогда не поймет их. *** есан не забывает навестить чонхо, перед тем, как вернуться в общую квартиру и с облегчением замечает, как того уже не ломит и все вещи вокруг в хорошем состоянии. за эти дни пришлось менять кровать и зеркало. дважды. хорошо, хоть тот сам не поранился. — привет, чонхо, — здоровается кан прежде, чем сесть напротив младшего. тот отвлекается от телефона, и заприметив старшего в комнате, тут же ему ярко улыбается, и улыбка его ослепляет. есан не может не признать, что от этого внутри становится теплее. — привет, хен. хочется сказать после этого многое, и спросить столько же, но в воздухе повисает молчание. оно никого не нагружает, лишь чувствуется глубже, чем может быть, и словно для кого-то другого оно было бы не таким. это кажется слишком правильным. однако, у чонхо все еще гормоны через край, а вопросы сами скапливаются на кончике языка. есан просто отдыхает. рядом с чхве он не впервые замечает как все до этого тревожащие его проблемы отступают на задний план. чонхо его личный антистресс. хотя тот его нервишки тоже знатно вымотал, он все равно чувствует себя хорошо и даже легко улыбается. рядом с чонхо он чувствует словно он дома, хотя тот находится на достаточно большом расстоянии. чхве для него тот укромный уголок спокойствия, что принадлежит только ему и, что, кажется, никогда не предаст. есан не побоится сказать, что он будет разочарован, если эта улыбка будет адресована не ему. это, что-то вроде отцовского собственничества — уверяет себя кан. хотя внутри что-то кричит, что это убеждение ложное. — хен, можно один вопрос? — чонхо говорит отчего-то шепотом. есан слегка заинтересованно кивает, не намереваясь сказать, что для него он готов дать ответы на все его вопросы. звучало бы слишком слащаво. — почему у тебя нет запаха? что? легкая затуманенность и поволока спокойствия спадает и улыбка прекращает украшать его губы. конкретно этого он ожидать не мог. вопрос заставляет инстинктивно напрячься. есану понадобится пара секунд, чтобы понять суть вопроса. и ему будет достаточно одной, чтобы на лице передалось все его удивление. разве это было возможно? — ты не чувствуешь моего запаха? — переспрашивает он, но это ему не нужно, он спрашивает чисто из удивления, правда, чонхо все равно задумывается. кан, кажется, задерживает дыхание, дожидаясь, пока младший вдохнет и скажет вердикт. его сердце пропускает удар, когда чонхо хмурит брови и отрицательно кивает. — ничего, только свой, — недовольно бурчит он. это возможно? есан тормозит на секунду, задумываясь, правильно ли он поступит (чертова привычка всегда думать о том, что могут повлечь за собой его импульсивные действия). но сразу же сдается, наплевав на свои принципы, и подрывается к чхве, набрасываясь на него и крепко прижимая к себе. он обнимает его, хотя поза и неудобная, так, словно пытается впечатать в себя. тот, не ожидая схожей активности от него, удивленно смотрит на стену перед собой, в незнании куда деть руки и нужно ли отвечать. что происходит? когда старший отходит и весь чуть ли не светится, чонхо тушуется. его улыбка... он впервые видит, чтобы она так долго держалась на его губах. — что такое, хен? — интересуется чонхо. есан отрицательно машет головой, в ответ отмахиваясь рукой. он ничего не отвечает и, кажется, даже не собирается, подхватывая вещи и собираясь уходить. чонхо почти возмущается. — завтра ты уже сможешь вернуться домой, — уходя, счастливо говорит есан. в самом выходе он оборачивается, снова улыбается и что-то бесшумно шепчет. видимо, все-таки возможно. вопрос чонхо снова остался открытым. черт. и что он вообще прошептал? *** когда чонхо возвращается домой, то замечает одну из самых страшных сцен, что, наверное, никогда бы не хотел видеть и, что никогда не должна была появляться. в гостиной собрались почти все, нет только сонхва с хонджуном, и он ошибочно предполагает, что разборки не из-за них, но когда выходит пак, а юнхо косо на него смотрит, он понимает что промахнулся. он даже не думал, что вернется в самый «подходящий» момент. — чонхо, — губы минки дрогнули в улыбке, но, поддаваясь общей мрачной атмосфере, он снова становится серьезным, — ты наконец вернулся. юнхо, единственный кто стоит в этой комнате, презрительно посмотрел в его сторону. он, похоже, не особо рад. — что происходит? — неуверенно подает голос чхве. он замечает, что только есан невоодушевленно пожимает плечами. обведя всех присутствующих взглядом, он подмечает, что сонхва словно опять похудел и выглядит болезненно бледными. — хей, хен, — пытается звучать не так придушенно младший. сонхва, все же замечая сдавленность в его голосе, виновато улыбается. — что происходит? — у хонджуна течка началась, — устало выдыхает пак, игнорируя то, как юнхо метнул по нему взглядом. чонхо сразу понимающе охает, кажется, даже смотрит сочувствующе. *** — хонджун-хен, ты бледный, — констатирует факт есан, сидя напротив и доедая свою порцию жаренной курочки. он не придал словам никаких эмоций, словно просто дал знать. хонджун нервозно поднимает к нему взгляд и вновь опускает его в свою тарелку. его любимое мясо в остром соусе так и осталось нетронутым. у него складывается чувство, что если он сейчас почувствует даже просто пряный запах специй, его стошнит. ким откидывается на мягкую оббивку кожаного диванчика, досадно складывая руки на груди. его желудок недовольно бурчит на его выходку, все так же оставаясь пустым с прошлого вечера. сан и уен тут же отрываются от своих блюд, находя доказательства небеспричинных слов есана. хонджун правда бледный, но это не критично, критично — отсутствие у того аппетита. он сам же и предложил сходить в кафе, отдохнуть так сказать, пока возможность есть, а теперь сидит и ничего не ест. — ты чего это не ешь? — заботливо интересуется уен, сам уминая вторую порцию горячего супа. чон снова на диете, но отказать себе в возможности покушать за чужой счет, не стал. — да вот, не хочется чего-то, — отмахивается хон, доставая телефон из кармана, и мельком наблюдает как аппетитно уплетает лапшу сан. уен еще раз смотрит на целехенькую тарелку сочного мяса и лишь пожимает плечами, не нажимая на важности рациона. — хен, ты же понимаешь, что это плохо на тебе скажется, — мягко говорит чхве, взволнованный отказом от пищи. — сегодня у нас нет тренировки, но сил то нужно набраться за вчерашний вечер, — сан поджимает губы, вспоминая неприятный разговор, который за короткие три дня стал происходить уже на постоянной основе. хонджун не прекращает смотреть в телефон, раздраженно фыркает. сан выжидающе смотрит, ожидая, что тот все-таки одумается, но ким никак не реагирует, и обдумав что-то, вдруг начинает собираться. — ты куда? — интересуется есан. — в студию. чувствую себя плоховато. — может, тогда стоило бы домой отправиться, а не в студию, — есан выражает лицом небольшое осуждения и смотрит так словно «ты что ребенок маленький». хонджун привык к такому кану и просто пропускает его взгляд сквозь себя. — нет. я в студии отдохну, — кидает хонджун и уходит от стола, оставляя парней втроем. те продолжают есть, но с сожалением провожают фигуру в мешковатой одежде. — он совсем измотан, — сожалеюще тянет уен. — кто не будет измотан, — просто говорит есан. он, может, и не показывает, но тоже волнуется, на самом деле. сан досадно откладывает приборы, скромно выпивая воду. он понимает, что частично в бледности хонджуна тоже виноват и искренне сожалеет. — сан, почему ты вдруг изменил свое мнение? сан боится поднять взгляд на есана, потому что его голос звучит непривычно грубо. он впервые так к нему обращается. и сан понимает почему, но разве он не сгладил свои ошибки? уен молчит, но взглядом пилит непроницаемого кана. вот разве можно сразу в лоб такие вопросы задавать? — есан, — шикает уен на старшего. — сан, не обращай внимания на этого буку. он просто за чонхо соскучился вот и злой весь ходит, — чон отряхивает что-то невидимое с плеча чхве и, пытаясь перевести настроение в более светлое русло, беззаботно заводит разговор на другую тему, не такую напряженную. сан несколько раз поддерживает разговор парой фраз, однако, в основном это монолог уена, и взглядом пытается не задеть кана. а тот почти не отводит от него глаз. сану от его взгляда некомфортно. — сегодня же наконец должен чонхо вернуться, да? — спрашивает уен, и есан наконец отвлекается от созерцания профиля чхве, смотря на попивающего сок чона. у него от упоминании о чонхо на лице непроизвольно появляется легкая улыбка. он же теперь должен будет ему все объяснить. и почему тот не чувствует его запаха (если честно, ему в это не верится, но он должен), и почему он так импульсивно его обнял и сразу ушел. — да, — скрывая рвущиеся эмоции в стакане, отвечает кан. — это хорошо. он уже в полном порядке? — интересуется чон. есан кивает. — а что с ним было-то? — подает голос сан. уен учащенно кивает. — да, да, вы же так и не сказали, — поддакивает младший, — что за болезнь такая, что нужно было так срочно его забирать и не говорить нам ничего? есан словно не слышит их вопросов, продолжает пить свою воду и тяжело вздыхать. уен бесится, а сан все еще выжидает. — эй, ну скажи, есан, — требовательно пищит уен. есан коротко на него смотрит. — у него было изнеможение, — наконец говорит кан и больше не планирует ничего сказать, но по выжидающему молчанию, понимает что им мало. он прокашливается и немного поднимается по мягкому диванчику выше. — он упал в обморок, и пришлось срочно звонить и увозить его. уен, наконец, понимающе кивает, и вновь говорит о том, что рад возвращению макнэ. сан тоже что-то бубнит, есан не разбирает, лишь закусывает губу, чтобы скрыть рвущуюся глупую улыбку. потому что его чонхо возвращается. *** хонджун с грохотом заваливается в студию, явно в плохом расположении духа. за минут 20, которые были потрачены на дорогу от кафе до студии, он испытал чуть ли не все прелести токсикоза. однако он не беремен, и секса то давно не было. из-за всех этих настигнувших его в одно мгновенье ока проблем, он даже не помнит, когда в последний раз нормально целовал сонхва. он стягивает с себя одежду, не утруждаясь положить ее хотя бы на диван, а бросая просто на пол, и грузно падает на все тот же диван — единственная мягкая и более-менее удобная вещь в этой комнате. он прикрывает глаза, но не намеревается спать, да и сон не хочет идти. о каком сне может идти речь, когда перед глазами влажный язык, быстро скрывающийся за пухлыми алыми губами и невесть что делающий во рту. после такого грех просто заснуть. хонджун чуть тихо стонет, потому что мысли на одних губах не останавливаются, они идут дальше. и то, что происходит дальше, ему кажется уже, что он видит взаправду. но открыв глаза, на самом деле он видит только пустую стену и дверь, за которой много людей, что могут в любой момент решить его навестить и увидеть в каком неподобающем он состоянии. он бросает взгляд на календарь, висящий вдоль стены рядом с другими плакатами и еще какими-то вывесками, и негромко чертыхается. снова течка навестила его незаметно. он дрожащим руками находит свою толстовку и пытается нащупать телефон. не найдя сразу, он крутит вещью и так и так, чтобы телефон хотя бы выпал. но тот ни не выпадает, ни не находится. — блять, — конкретно выругивается хонджун, чувствуя как по телу проходит волна усталости. ему просто руками становится тяжело двигать, а то еще встать и закрыться. он просто лежит безвольной тушкой на мягкой, прохладной, спасибо господи, поверхности дивана и чувствует лишь как между ягодицами постепенно становится влажно. он безнадежно стонет. сейчас он еще больше зол, чем прежде на сонхва, который в свободный день, снова решил слинять. да он даже не знает куда и почему. тот просто ушел, сказав, что дела. какие у него могут быть дела в выходной день? по пояснице проходит вспышка тупой боли, заставляя выгнуться и сжать бедра. он разжимает ноги, когда боль утихает и с усилием пытается лечь на бок. каждое движение, сопровождается выделением смазки, и, черт возьми, как ему от этого мерзко. он здесь как мясо для собак, что находятся за дверью. будь он в нормальном состоянии за такие слова на виселицу себя отправил бы, их сотрудники не заслуживают таких слов. но ситуация вынуждает думать иначе. он наконец полностью ложится и сразу поджимает колени, сжимаясь в комочек. так становится немного легче, и он устало прикрывает глаза. он не знает сколько прошло времени до того как по двери негромко стучат. наверное, достаточно много, потому что на часах уже вечер. когда стучат во второй раз, он вздрагивает и подскакивает, тут же жалея. от резких движений в пояснице снова проходит болью и он осторожно спирается на спинку. если не срочно, значит не войдут, а если все же войдут, то он надеется, что сотрудники у них все же достаточно благоразумны. стук пропадает. какое-то время проходит, и хонджун уже было подумал, что они ушли, как ручка опасно медленно прокручивается, позволяя открыть дверь. сердце начинает биться как заячье, потому что все происходит до ужаса медленно, и прежде чем увидеть лицо этого кого-то, он видит носок простых кроссовок. он почти задыхается, поднимаясь испуганным взглядом по фигуре и наконец видя лицо. — ты меня напугал, — словно пробежал кросс, говорит хонджун, погодя, понемногу успокаивая сердцебиение, когда видит перед собой сонхва. сонхва удивленный, что хонджун все-таки здесь, хочет было уже поинтересоваться, что он делает, но тот его обрывает, не давая вымолвить даже слово. — какого черта, ты здесь? нет, почему ты снова покинул меня в выходной!? — почти кричит хонджун. сонхва сконфуженно потирает затылок, показывая бумаги в своих руках. — я значит буквально здесь истекаю из-за него, а он со своими тупыми бумажками возится. и почему ты все еще просто стоишь? сонхва лишь открывает и закрывает рот, как рыба, которую выбросило на берег, и когда слышит последнее предложение, наконец подходит к киму. когда сонхва подходит к хонджуну ближе, то практически чувствует как из него по ягодицам вытекает большое количество смазки. все-таки запах сонхва не зря считают одним из самых сильных афродизиаков. сонхва прислоняется к сидящему киму, накрывая его щеку ладонью. — прости, — лишь шепчет и накрывает горячие губы своими, тут же чувствуя напористый ответ. сонхва отвечает ровно с таким же рвением, практически прокусывая бедную губу хонджуна. тот протяжно стонет, откидывая голову, когда губы пака целуют подбородок и спускаются дорожкой к выделяющемуся из-под тонкой кожи кадыку. хонджун сам забирается на колени пака, чувствуя руки на своей спине и смазку, что, наверное, уже успела пропитать белье. когда сонхва тоже невольно стонет, тут же дергается и останавливается. хонджун продолжает извиваться на его коленях; жажда до прикосновений у него неуемная. — нам нужно ехать домой, — шепчет пак. хонджун его игнорирует и, не получая свои поцелуи, начинает сам покрывать ими лицо пака. сонхва не ожидал, что тот будет таким требовательным. — джуни, — продолжает ласково звать его пак. тот никак не реагирует. — хонджуни, — снова пытается старший и опять же не получая реакции, сам отстраняет младшего от себя, что начал незаметно покусывать острые ключицы. хонджун разочарованно вздыхает, все-таки позволяя себя отстранить. взгляд сонхва уже слегка помутневший, и он даже завидует уровню его самообладания. он бы, наверное, уже сдался. но сонхва не он, и, возможно, это даже в какой-то степени хорошо. — хен, — канючит джун, немного виляя бедрами на чужих коленях. сонхва сжимает ладони на чужой талии, потому что ему нужно прекратить. это читается по взгляду. — хонджун, нам нужно приехать домой, иначе остальные заподозрят что-то, а нам это нужно? — переходя из строгого тона в начале предложения, до того как говорят с маленькими детьми в конце, спрашивает ласково сонхва. хонджун недовольный, отрицательно кивает, и сам все понимая. но, блять, он так соскучился. — а теперь давай просто поедем домой и... — что? — на срыве спрашивает хонджун. — что и, хен? нам проходу юнхо не даст, узнав, что у меня течка. сонхва виновато поджимает губы. хонджун заглядывает в потускневшие глаза и поддается вперед, падая на чужое плечо. сонхва приобнимает в ответ, цепляя руки в замок за чужой спиной. — помнишь, о чем я говорил у меня дома, в моей комнате? — шепчет заискивающе хонджун. пак сглатывает, прекрасно все помня, что было в его комнате у него дома. — так вот, я все еще очень хочу... пак смущенно улыбается. — я тоже очень хочу. хонджун, не без помощи пака, добирается домой, во время дороги все время пытаясь отвлекать себя от желания остановить машину и прижать парня к заднему сидению. это дается ему с огромным усилием, но бета сидящий за рулем и обеспокоенно просматривающий на него, отрезвляет. ненадолго. он все время возвращается к мыслям о рядом сидящем паке, что так вкусно пахнет. — хонджун, мы уже приехали, — шепчет пак, прислоняясь к киму опасно близко. хонджун до этого сидящий с закрытыми глазами и тяжело дышащий, принимает помощь пака в виде поданной руки, чтобы выйти из автомобиля, и которая вскоре оказывается на его талии, чтобы помочь держать равновесие. оказываясь в пределах здания, они опасливо осматриваются на наличие альф на этаже, и облегченно выдыхают, не замечая никого кроме беты на ресепшене. уже у самого лифта они попрощались с водителем, который еще пару раз спросил не нужна ли им помощь и ушел только когда услышал, что все в порядке и пак сам справится. тот на конец пожелал им хорошего вечера. — о хорошем вечере можно даже не мечтать, — нажимая на нужный этаж, вздыхает пак, надеясь на удачу, в лице юнхо, который не заметит хонджуна до того как он выпьет таблетки. чертова травля. пак шикает, не зная как избавить хонджуна от медицинской отравы и как уберечь их от нового скандала. было бы все намного проще, если бы они не спалились. если бы он только не был таким беспечным. но теперь вся эта ситуации до такой степени накаляет, что паку даже домой не хочется возвращаться. — сонхва, может стоит подумать о отеле? — хонджун ближе жмется к теплому паку, тычась носом в острую ключицу, где запах кажется можно слизать. — джуни, это вызовет еще больше вопросов, — пак поглаживает младшего по спине. — нужно просто еще чуть-чуть потерпеть, малыш, — пак говорит успокаивающе, но на самом деле и сам не знает, что имеет в виду за тем что будет чуть-чуть позже. зайдя в квартиру, они преждевременно радуются, потому что в гостиной и коридоре никого нет, но глубоко ошибаются, надеясь остаться незамеченными. запах хонджуна расходится раньше, чем они успевают зайти в комнату, потому что почти добравшись к своей двери из двери в конце коридора появляется макушка юнхо. а за ним и сана с уеном. и если последние, смотрят обеспокоенно, то чон смотрит осуждающе. словно он не понимает в каком тяжелом положении сейчас находится хонджун. — вы, наверное, уже и трахнулись, — с усмешкой говорит юнхо. пак сверкает на него злым взглядом. юнхо хмыкает. — а что? разве не этого больше всего хочется в течку? — юнхо, перестань, — шипит уен, а сан тем временем подбегает к старшим, помогая лидеру войти в комнату. сонхва остается стоять на месте, смотря прямо в глаза чону. — принести таблетки? — тревожно интересуется сан, успев уже уложить кима. — нет, спасибо, дальше я уже сам, — благодарно кивнув, сонхва скрывается в их с хонджуном комнате. а сан и уен, тут же стреляют в юнхо осуждающими взглядами. тот одаривает их в ответ таким же. — и вы считаете это нормально? — огрызается юнхо. — а что не так? — уен от несправедливости юнхо аж закипает. он, честное слово, не понимает, почему чон не понимает, что чувствуют сонхва и хонджун. сан их дергает за руку, уводя в гостиную. за ними вскоре появляется и сонхва. но тот заходит на кухню и выходит оттуда со стаканом воды. юнхо от этой заботы чуть ли не выворачивает. — бегаешь, как курица возле цыплят, — фыркает юнхо. сонхва останавливается. — что, прости? — закипает пак. он впервые отвечает на подобные унижения чона, и господь видел, он пытался сдерживаться. однако, каждый раз тот умудряется все больше и больше изощряться. — то, что слышал, — огрызается юнхо. он подходит к сонхва и резким движением выбивает из его руки стакан. тот летит к стене и с грохотом разбивается о нее, разливая всю воду по полу. сан вскакивает, непонимающе осматривая юнхо, который игнорирует его, и продолжает с усмешкой смотреть на пака. уен начинает обеспокоенно осматривать руку старшего на наличие порезов. слава богу, на ней ничего не было. на шум вскоре выбегает и есан с минки. — что происходит?! — басит минки. но увиденная картина не требует объяснений. есан молчит, но по нахмуренным бровям понятно, что тот не равнодушен к происходящему. сонхва оживает, спустя минуту напряженных переглядываний с юнхо. — из-за чего ты бесишься? — неожиданно спрашивает пак. юнхо недоуменно вскидывает брови. а потом начинает заливисто смеяться. — меня бесит то, что все считают это нормальным, а вы продолжаете строить из себя правильных, — шипит чон, тыкая пальцем в грудь пака. — да вы же просто извращенцы, которые пудрят всем мозги. а остальные, как стадо тупых овечек, слушают вас и верят. верят, что вы правда любите друг друга. ваши родители вообще в курсе, что творят их дети? сонхва застывает. конечно, их родители не знают, и они даже не задумывались об этом. но вот теперь задумаются.