***
Я все сделал правильно. Хенджин думает о Джиен. О том, что отпустил ее, не стал пользоваться возможностью и ее слабостью и уводить девушку у лучшего друга. У единственного друга. Так было правильно. Хотя, может поцелуй и был лишним. Он думает о клубе. О том парне, чьего имени он даже не знает. Он хочет еще. Раз пустоту в сердце заполнить не суждено, то сделать это хотя бы в другом месте. А не странно будет вернуться так скоро? Не страннее, чем заняться сексом с парнем и все еще считать себя натуралом. Хенджин еле до вечера дотянул. Он места себе не находил. Он бы даже на собрание группы с радостью пошел, только вот сегодня не пятница, а до нее и со скуки помереть можно. Он собрался в клуб. Похуй, что подумает тот парень. К черту все. Он потерял свою гордость в тот вечер, так что теперь уже точно похуй на все это. Хван шел по уже знакомому маршруту до барной стойки. Хотелось выпить прежде, чем идти к нему. Он понимает, что на трезвую никак. Он не сможет, ему противно. Думать об этом, делать это. Но это именно то, что ему нужно. То, что его ломает и разрушает. Он идет в комнату. Парень был один и совсем не удивился, увидев Хвана снова. – Понравилось? – Вопрос вместо приветствия. Он сидел, развалившись на том диване, и пил, умудряясь держать в одной руке стакан и сигарету сразу. Вот уж ебаная ловкость рук. – То, что ты мне дал – да. – Хочешь еще? Хенджин кивает. Парень открывает коробочку, похожую на портсигар, лежавшую на столе, и достает таблетку. – Я заплачу, – говорит Хван, сам не зная зачем, он прекрасно понимает, что расплачиваться придется своей задницей. – Деньги меня не особо интересуют. Он жестом руки подзывает Хенджина к себе, указывает вниз. Хван просит закинуться в начале. Запивает янтарной жидкостью из стакана, часть которой проливается мимо рта и стекает по подбородку. Он опускается перед ним на колени, расстегивает ремень и ширинку его черных джинсов, которые, казалось, едва умещают в себе его крепкие бедра. Блять, красиво. Хван неопытен. Он дрочит ему и все решается сделать это. Берет член в рот, ласкает его языком, сосет неумело. Скоро у парня заканчивается терпение. Он держит Хенджина за затылок и начинает трахать в рот. Несдержанно насаживает его на свой член, выбивая из Хвана стоны с каждым толчком. Таблетка действует. Хван перестает давиться и начинает кайфовать. Губы уже горят. Ему удается расслабить горло и брать глубже, он смотрит снизу вверх на своего партнера, видит, что ему тоже охуенно. Глубже, еще глубже. Дверь открывается, и кто-то входит в комнату. – Весь вечер ищу тебя, а ты здесь. Парень не останавливается, продолжает двигаться. Вошедшего, кажется, тоже ничего не смущает. Видимо, это в порядке вещей здесь. – Твой новый мальчик? Хван не видит его. Но этот низкий голос кажется знакомым. Он бы напрягся, но вещества в его крови и член во рту уже не дают это сделать. – Да, и знаешь, он более послушный, чем ты. – Отвечает он с задержкой. Слишком увлечен. Гость усмехается и, подойдя к столу, берет таблетку. – Твой долг растет, Ликс. – Поговорим о моем долге, когда за тобой опять подтирать придется, – парень демонстративно отпил из его стакана и ушел. Он завелся сильнее после этого разговора, входит остервенело. Хенджину больно, он и дышать толком не успевает, только надеется, что тот скоро кончит, и закрывает глаза. – Смотри на меня, – он хватает его за волосы, и Хван слушается. Его глубокий блядский взгляд из-под черных волос, падающих на вспотевший лоб, пробирает. Красив. С угашенным блеском в глазах. С собирающейся слюной в уголках пухлых губ. Красив. Эту красоту хочется трахать. Парень изливается ему в рот и отпускает голову давящегося спермой Хенджина. Проглотить? Выплюнуть? Блять, ну и мерзость. Он глотает и, схватив со стола бутылку, пьет прямо из горла. – Хочу еще, – он кивает в сторону таблеток, как только дыхание приходит в норму. – Ты уже знаешь правило.***
Стук в дверь разрезал привычное утро. Минхо переглядывается с Даной и, под упоминание отца – кого принесла нелегкая, идет открывать. Признаться, сердце забилось чаще. Что, если это за ним? Что, если полиция, не найдя Бина, уже взялась за него? Джисон. Хо растерянно застывает, не ожидав увидеть друга. Напугал, блять. – Эй, не рад что ли? – Хан замечает удивленное выражение лица Минхо и его перевязанную руку тоже. – Что с тобой? – Проблемы с управлением гневом, – Ли усмехается, впуская Джисона в дом. – Почему не сказал, что приедешь? Я бы для тебя красный ковер расстелил. Потому что мое сердце разбилось слишком внезапно, Хо. Я просто хотел тебя увидеть. – О, летний лагерь в сборе, – господин Ли махнул рукой гостю, уходя на работу. – Привет, Джисон. – Здравствуйте, – Хан энергично поклонился старшему вслед, смутившись, что, возможно, побеспокоил его, не ожидав застать его дома. Они остались на кухне вдвоем. Хан расспрашивал о Чанбине и не заикнулся о причине своего приезда, даже виду не подавал. Минхо почувствовал бы себя ужасным эгоистом, если бы узнал об этом после того, как уже больше получаса говорил о своих проблемах. – Увези ее отсюда, – он говорит тихо, чтобы Дана не услышала. – Как ты это себе представляешь? – Не знаю, придумай что-нибудь, ты же хорош с девушками, умеешь их уламывать. – Эй, никого я не уламываю! – Хан шипел на него почти обижено. – У нее будут проблемы из-за меня, я не хочу этого, поэтому прошу тебя помочь, Джисон. Она не слушает меня, такая упертая… – Прямо как ты! Ли закатил глаза. – Я не могу разобраться с делами, пока она здесь. Прошу тебя, Хани. – Ладно, я… Что-нибудь придумаю. – Люблю тебя, женушка. Джисон говорит, что жильцов общаги расселяют, и Дане нужно собрать свои вещи, что пожитки Минхо он собрал сам, а ключа от комнаты Даны у него нет. Звучит убедительно. Не доебешься. Она соглашается. Никто не замечает в этом подвоха. – Нет никакого расселения, да, Джисон? – Спросила она, когда они уже сидели в автобусе. Парень молчит. Стыдно. Стыдно смотреть ей в глаза, после того, как напиздел ей. Почему Минхо вечно втягивает его в свои отношения? – Прости. – Говорит он, стараясь не смотреть на нее. Он смотрел в окно, в пол, на других пассажиров, его бегающий взгляд, в конце концов, зацепился за узор на чьей-то дорожной сумке. – Я знаю, это Минхо тебя попросил, так что я не злюсь на тебя. – Ее лицо смягчилось. Хан и вправду ни в чем не виноват. Она сидела на кровати Минхо, скрестив руки на груди, и ждала объяснений. У Хана ладони потели от одного ее взгляда. – Он не хочет, чтобы ты жертвовала чем-то ради него, понимаешь? – Я все понимаю, Джисон. Это моя проблема, а не его. – Девушка отвлекается на вибрирующий телефон. Это Минхо. Она сбрасывает звонок. – Черт, я не знаю, – Хан страдальческий вздохнул, запрокинув голову. – Не знаю, что в голове у Минхо. Никто не знает. В чем я уверен, так это в том, что ты для него дороже всего. – Не будь так уверен. Иначе он бы не делал из меня идиотку. – Дана встает и направляется к двери. – И пусть не звонит мне, я не отвечу. Она вернулась к себе. Не было ни слез, ни обиды. Она злилась только на себя. За то, что связывается с такими парнями, за то, что позволяет так с собой обращаться, за то, что вечно вступает в зависимые отношения и страдает от этого. Наивная дура. Возьми, наконец, ответственность за свою жизнь. Ты сама решаешь, чего достойна. Разве этого? В голове то и дело проносились обрывки воспоминаний, как она каждый раз дает слабину и уступает. Как же она зла на себя за свою глупость, за то, что она «хоть на край земли» и «в омут с головой», но что взамен? Тебя никто об этом не просил. – Да, Джисон, вывези ее, чтобы под ногами не мешалась и не мозолила глаза, конечно! Ничего страшного! Блять! – Дана стиснула зубы, остановившись у зеркала. Ее лицо другое, искаженное злостью. – Пошел ты, Ли Минхо… Пошел ты! Да, уебывай! Хан слышал через тонкую перегородку ее «обращение в ведьму». Слышал ее стенания. Ему жаль ее. Ему понятна ее боль после своего расставания с Соен, о котором он даже никому не сказал. Он знает, каково это, когда об твои чувства вытирают ноги. «Не растворяйся в человеке, Джисон. Так ты потеряешь себя». Вот, что Соен ему сказала напоследок. Теперь он, пожалуй, и Дане это посоветовал бы. Звонящий телефон отвлек его от мыслей, заставив вздрогнуть. Минхо. Помяни черта. – Тебе пиздец, приятель, – невесело констатировал Джисон после всего, что услышал через стену. – Другого и не ожидал. – Что собираешься делать? – Я хочу сдаться, Хани.