Find Me

Море из тысяч шариков шелестит так, словно на плитку сыпали зерно. Они выскакивают из-под рук, расходятся в разные стороны под телом, пока не появляется финальная плоскость в виде дна. - Ты охренел?! Хёнджин сидит по грудь в шариках и широко распахнутыми глазами смотрит на довольно смеющегося Чанбина. - Как водичка? – тот опускается на корточки у края бассейна. - Фантастика, - Хёнджин язвительно кривит лицо и пуляет в него, но Чанбин уворачивается. – Ну ты и скотина, конечно. - Просто поддал ускорения. Хёнджин загребает сразу несколько шаров и швыряет их, заставляя Чанбина прикрыться рукой. В полутёмном помещении пахнет резиной, скорее всего из-за материала, в который были обёрнуты маты. Жарким летом к такому прилипает кожа и он скрипит при каждом движении. А если он находится под солнцем, то наступив на него босыми ногами, запросто можно почувствовать себя пресловутым ужом на сковородке. - Как думаешь, здесь есть крысы? – Чанбин поднимается и шагает по периметру, осматриваясь. - Кроме тебя? - Засчитано, - одобрительный тон. На балках под потолком видно перья, прилипшие к помёту. В отделанных сеткой тоннелях лежат бутылки и железные банки, некоторые маты распороты. Хёнджин поднимается обратно на ноги и отряхивает себя, в грозном прищуре посматривая на затылок Чанбина. Не то чтобы он злился, но задетая гордость требовала мести. Чанбин тем временем встаёт ногой на невысокую горку с левой стороны, заглядывает внутрь трубы и отходит обратно. Судя по имеющемуся внутри мусору, какая-то компания слишком хорошо проводила там время и чёрт знает, чем были испачканы внутренности. Он подбирает из бассейна три шарика, вертит головой и замечает порванную сетку практически в середине зала. Замахнувшись, он точным броском отправляет один в перекошенное отверстие. - Сыграем? На что-нибудь. - Не боишься мне такое предлагать после подставы? - А что ты мне сделаешь? – Чанбин издаёт смешок. – Заставишь встать перед тобой на колени и извиниться? - Звучит заманчиво, - хмыкает Хёнджин, слегка вздёргивая подбородок. – Встанешь? - Заставь меня. Чанбин бросает ему красный шарик и Хёнджин с лёгкостью его ловит. В глазах загорается азарт. Ему только дай повод посоревноваться – кровь тут же начинает бурлить, появляется какое-то детское желание показать, что он может, даже если может он не очень много. Потому что на газ давили принципы. - Говорю сразу: когда начнёшь проигрывать, заднюю давать будет нельзя. - Какой ты самоуверенный, - присвистывает Чанбин, однако его лицо выглядит заинтригованным, ему такое нравилось. – Что будет, если выиграю я? - Выбирай сам. - Дай-ка подумать, - взгляд в мыслительном процессе пробегается по оборванной проводке наверху. – Ты сделаешь мне массаж. Хороший такой, минут на пятнадцать. - Массаж чего? - Плеч. Не простаты, не переживай. Хёнджина буквально отбрасывает в сторону от бурного смеха. Он упирается руками в колени и не может успокоиться практически целую минуту. Стоящий рядом Чанбин сам начинает хохотать, довольный тем, что получилось так грязно сострить. Их смех кажется громче из-за отскакивающего от стен эха и тотальной тишины, царившей в парке. - Какой же ты придурок, господи, - Хёнджин утирает уголки глаз и качает головой, переводя дыхание. - Во-первых, не поминай господа всуе. Во-вторых, даже не пытайся делать вид, что тебе не нравится такой юмор. Ты ржал, как не в себя. - Это было слишком неожиданно. - Ну так что, массаж? - Мечтай, - наклонившись, Хёнджин захватывает ладонью несколько шариков. – Десять бросков. Кто закинет больше, тот победит. - Согласен. Пластиковое море шелестит, когда Чанбин запускает в него руку. Пыль оседает на пальцах терпкой перчаткой. Устроив сразу несколько шариков в левой ладони, он берёт один из них правой, прицеливается и запускает в сетку. По ту сторону слышится глухой короткий удар по мату. - Один. Хёнджин замахивается, оценивая расстояние, и тоже совершает бросок. Шарик проскальзывает в отверстие. - Один, - повторяет он, с усмешкой смотря на Чанбина. - Два, - очередное падение на мат. - Два. Они продолжают забрасывать шарики, которых за сеткой становится всё больше. Воздух разрезают лёгкие свисты, шорох одежды и ведущие счёт голоса. Числа растут и достигают девяти для обеих сторон. Промазать в финальном раунде было бы слишком позорно, поэтому несмотря на самодовольные ухмылки, они оба слегка нервничают. - Десять, - помявшись дольше, чем было до этого, Чанбин совершает последний бросок. - Чтоб тебя. Хёнджин не может скрыть досады. Указательный палец постукивает по пластиковой поверхности, внезапно напирает давление. Они, конечно, дурачились, но его гордость с потрохами его сожрёт, если он облажается. Он делает вдох-выдох через нос, заносит руку и, потратив несколько секунд на прицеливание, бросает шарик. - Десять, - ликование едва удаётся сдержать, когда тот проскальзывает за сетку. - Ничья, - Чанбин пожимает плечами, смотря на цветную кучку, собравшуюся по ту сторону. – Слишком маленькое расстояние. - Ну уж нет. Хёнджин понимает, что так просто это оставить не может. Его личный счёт не был закрыт. Не дав Чанбину опомниться, он хватает его капюшон, натягивает ему на лицо и тянет за шнурки. Среди собравшейся комком ткани торчит один только нос. Ни теряя ни секунды, Хёнджин берёт его за предплечья и сталкивает в пластиковый бассейн. Явно не ожидавший атаки, Чанбин вскидывает руки, летя назад. Шарики с шумом расходятся под его телом, некоторая часть волной забирается на горки. Какое-то время он так и лежит, после чего расслабляет капюшонный шнурок, открывает лицо и смотрит на Хёнджина, который стоял у края, победоносно скрестив руки на груди. - Ну что, как водичка? - Как ты и говорил, фантастика. - Приятно? - В принципе, да, - Чанбин устраивается поудобнее и окидывает его оценивающим взглядом снизу-вверх. – Вид открывается вполне себе приятный. - Ты унижен и расстроен. - О да, я очень унижен и очень расстроен. Чанбин несколько раз театрально кивает, делая удручённое лицо, чтобы чётко показать, как сильно он ему подыгрывает. Цокнув языком, Хёнджин разворачивается и выходит из пыльного помещения обратно на воздух. За те десять минут, что они пробыли в детском городке, апельсиновое небо успело почти на половину стать сливовым, градиентом переходя в матовый фиолетовый оттенок. По пустынным улицам бродили, подтанцовывая под шелест деревьев, вытянутые тени. С понижением температуры появился запах сырости. - Ну что, куда дальше? – вышедший следом Чанбин потягивается и шумно выдыхает, ведя плечом. - Сейчас глянем, что тут ещё есть. По дороге попадается совсем уж детская карусель с машинками и лодками, которые в своё время поднимались метра на два и медленно шли по кругу. У них же в эти машинки залезут разве что подошвы кроссовок, а если сесть, так колени упрутся в лица. Деревянная стойка для тира, обвитая растениями, пустует, видны только слипшиеся друг с другом остатки розовых лопнувших шаров. - Джек-пот. Хёнджин направляется к качелям в виде корабля. Там было два сидения: одно в носовой части и одно на корме. Он не видел таких уже несколько лет, их убрали с детских площадок, так как оттуда слетело и обзавелось травмами слишком большое число малолетних экстремалов. В теории сидящих там детей должны были раскачивать взрослые, но дети, конечно же, стремились к самостоятельности. Хёнджин делает то, что его просили не делать в детстве. Вместо того, чтобы сесть, он встаёт на самый край, держась за две трубы по бокам, и корабль со скрипом двигается вперёд, поднимаясь над землёй. С центрального крепления падают куски грязи и облупившейся краски. - Свалишься – плакать будешь. Чанбин встаёт на край над сидением с другой стороны и корабль выравнивается до исходной позиции. Конструкция была скрипучая, ржавая и облезала от каждого прикосновения, но, кажется, держалась крепко. Парк не успел просуществовать достаточно долго для того, чтобы крепления износились. - Обожаю такие штуки. Когда Хёнджин приседает, качели поднимаются со стороны Чанбина. Находясь на относительной высоте, Чанбин тоже приседает и тогда корабль опускается и поднимается уже со стороны Хёнджина. За пару подходов они раскачиваются так, что падать было бы действительно больно. Ветер врезается в лицо и подбрасывает волосы в воздух. Хёнджин чувствует бегущий по коже головы холодок и жалеет, что не захватил резинку, когда медовые пряди падают на глаза и их приходится стряхивать. - Снимаешь рекламу шампуня? - А что, захотелось купить? - Ты про шампунь или про себя? - Придурок. Хёнджин смеётся. Когда он оказывается на моменте полного спуска, то видит наверху, как последние лучи солнца неровными из-за листвы полосами пересекают лицо Чанбина, подсвечивая его смуглую кожу. С губ Чанбина не сходит лёгкая полуулыбка. Сейчас он выглядит расслабленным, весёлым, как будто больше ни о чём не думает. Живёт этим моментом и радуется, что он здесь. Открыто смотрит ему в глаза, не скрывая интереса. Они знакомы даже не два дня, но Хёнджин не чувствует неловкости и угловатости, которая обычно возникает между незнакомцами, когда они остаются одни. Иногда он забывает, что они встретились меньше суток назад. - Чего ты так на меня смотришь? – Чанбин замечает его взгляд. – Хочешь сказать что-то хорошее? - Думаю, как бы сильно ты на меня орал, если бы я плюнул на подъёме. - Я бы не орал. Хёнджин недоумённо хмурится. - Я бы молча закопал тебя в бассейне из шариков и никто бы тебя не нашёл. - Меня сначала надо поймать. - Поймаю, без проблем. - Я быстро бегаю. Сигану за забор и убегу отсюда. - Я тебя найду. - Не найдёшь. - Найду, - Чанбин приседает и со свистом несётся вниз, выталкиваемый вперёд порывами воздуха. – Если мне надо будет, то я найду тебя где угодно. Обойду здесь каждый дом, но найду. - Ишь какой. С искривлённых губ Хёнджина срывается фырканье, но ему это кажется забавным. Стал бы он на самом деле его искать, если бы он вдруг пропал? Захотел бы? Когда лодка достигает точки, дальше которой раскачиваться было бы слишком опасно, они перестают приседать. Хёнджин закрывает глаза и удивляется тому, каким лёгким стало его тело. Было немного страшно перемещаться в пространстве, не видя ничего и частично теряя ориентацию, но ему нравилось. Необычное ощущение, адреналин тут же зашевелился внутри. Кажется, что он вот-вот упадёт; кажется, что качели раскачались сильнее сами по себе и поднимаются слишком высоко, создавая за спиной засасывающую пропасть, которая тянула к нему свои лапы и пыталась утащить вниз. Вечерний воздух забирался под толстовку, щипая позвоночник. Корабль несётся вверх и у него захватывает дыхание. Ноги приподнимаются, готовые сорваться с края, тело подталкивается вверх, к кривым веткам высоких изогнутых клёнов. Появляется сумасшедшее желание поддаться потоку и вскинуть ноги, чтобы в полной мере почувствовать полёт. Он знает, что так делали крутые ребята, желающие покрасоваться, но многие из них в итоге оказывались в больнице. Руки могут соскользнуть, не выдержав вес тела и поддавшись банальной физике. Поэтому приходится летать, крепко держась за корабль. На высоте земные проблемы не существуют, а каким именно образом летать – уже неважно. Качели начинают замедляться, поднимаясь всё ниже. Хёнджин открывает глаза. Присевший на корточки на той стороне Чанбин не сводил с него взгляда. Его угольные волосы растрепались и напоминали вороньи перья. - Заметил чего интересного? - Может быть. - Что? - Всё тебе расскажи. - Ну и не надо. Через минуту корабль практически замирает, из последних сил подаваясь в стороны и не желая останавливаться полностью. Как будто пытается удержать своих гостей. Ведь гостей здесь не бывает годами. Без людей парк мёртв. Из земли торчат деревяшки, железки, пластик и бетонные блоки, шелестят остатки плакатов. Без какой-либо живой энергии парк не существует, он просто является куском земли с безымянными постройками. Когда гости уйдут, всё, что оживилось голосами и смехом, снова надолго заснёт. - Земля, капитан, - Чанбин соскакивает вниз. – Снова бренная земля. - Всё всегда кончается землёй. - Ого, глубоко копаешь. - Это была сейчас шутка про землю? - Да Бог с тобой, мой юмор не настолько гнилой. Последним живым звуком, доставшимся кораблю, был их смех. Они уходят, не оборачиваясь на замершее облупившееся корыто. Для них оно больше не существовало. Внимание переключается на переменившуюся атмосферу. Улицы парка заметно потемнели. Темнота наступала со стороны шепчущегося леса, подбиралась из-за углов, ползла по трещинам в асфальте. - Ну куда же без этого, - говорит Хёнджин, подходя к чёрному зданию, увешанному грязными тканями из мешковины. – Дом ужасов. Прямо родным потянуло. - Там рассказывают про налоги, а стены увешаны ценами на лекарства и ипотечными процентами? – Чанбин постукивает по гнилой табличке с дешёвым шрифтом, которым любили уродовать плакаты на Хэллоуин. - Вряд ли в мире есть настолько садистские аттракционы. Вход закрывает наполовину сорванная плотная штора. Пахнет затхлостью, которая оседает внутри щёк тонкой плёнкой. Из-за того, что в здании нет окон, воздух здесь совершенно не циркулирует. Внутри не видно абсолютно ничего, поэтому приходится достать телефоны. Свет фонарей пускает по потрескавшимся стенам круги, делая темноту по сторонам ещё гуще на контрасте. - Ты успеваешь сбежать на улицу, пока мы не прошли дальше, - насмешливо говорит Хёнджин, вставая перед входом в мрачный коридор, где под потолком колыхалась паутина. - Думаешь, я боюсь тёмного помещения, где даже электрические пугалки не работают и нет аниматоров? - Ты знаешь из-за чего на самом деле закрыли это место? Вдруг здесь покончила с собой девушка, которой изменил парень? Или чьё-то сердце не выдержало и душа покинула тело прямо в этой грязной дыре, и теперь бродит здесь, неупокоенная и злая. - Боже, как страшно, боюсь-боюсь. Чанбин прикрывает рот ладонью, широко распахивает глаза и трясёт коленками. Хёнджин вскидывает брови. - Актер из тебя никудышный. - С чего ты взял? А вдруг я выпускник школы Халлим? - Ты не мажор, забыл? - Блин, точно, - Чанбин с досадой разрезает воздух кулаком. – Неувязочка. В коридоре собственные шаги кажутся в несколько раз громче. Свистит ветер, что-то равномерно постукивает, скорее всего оборванный кабель, висящий на сквозняке. Свет фонаря выхватывает багровые разводы на бежевых стенах, в некоторых местах тем же цветом были отпечатаны следы рук. На полу валяется маска ведьмы с длинным зеленоватым носом, на кончике которого красовалась жирная бородавка. Помещение ощущалось холоднее улицы. - Какие красавцы, - Чанбин подходит к двум пластиковым скелетам, подвешенным к потолку с правой стороны, задекорированной под кладбище. - Такими только пятилеток пугать. - Зато у них конечности двигаются. Чанбин дёргает их ноги, заставляя нелепо танцевать. По стене сзади начинают бегать длинные чёрные тени, летит в стороны пыль. Под крышей раздаётся шорох. Хёнджин поднимает голову и направляет свет наверх. Среди настоящей и ненастоящей паутины висят цветные ленты, которые, вероятно, должны были пугать посетителей, касаясь их лиц. Фонарь движется дальше и вдруг выхватывает два сверкающих пятна. Хёнджин щурится, приглядываясь, когда пятна резко бросаются на него. - Твою мать! Летучая мышь стремительно проносится мимо, заставляя его отпрыгнуть в сторону. Он нервно водит светом по остальным частям потолка, чтобы сразу найти остальных, но больше никого не видно. - Вот гадина, - недовольно выдыхает Чанбин, который тоже дёрнулся от неожиданности. - Главное, чтобы дальше не было целой стаи таких же. - Боишься? - Ты сам пересрал. - Это от внезапности. - Появится куча таких из-за поворота, будет тебе внезапность. Они двигаются дальше. Под ногами трещат куски сухой грязи и крохотные пластмассовые руки. Слева что-то сверкает и луч света пробегает по ширине коридора. Хёнджин поворачивается и смотрит на своё отражение в треснувшем напополам зеркале, от которого отражался свет фонаря. На раме красной краской было выведено «Семилетнее проклятие». Хёнджин без интереса проходит мимо. Он не верит в проклятия. Отмахнувшись от назойливых лент и фальшивых пауков, он проходит в углубление слева. Там стояли изрисованные граффити манекены и сидела на стуле безглазая кукла. - Поставили бы хоть кресло-качалку, чтобы оно скрипело и двигалось для антуража. Ни грамма фантазии, – Хёнджин разочарованно цыкает и оборачивается. – Чанбин? Позади никого не было. Хёнджин вертит головой и вытягивает шею. Ни Чанбина, не света его фонаря. - Очень смешно. Думаешь, я испугаюсь и заплачу? Со стороны входа как будто доносятся два коротких шага. Хёнджин светит в том направлении, но видит только оставшихся позади скелетов и покачивающиеся ленты. За стеной снова что-то дребезжит. Заброшенные здания всегда переполнены звуками. Покинутые дома как будто грузно дышат, обессилевшие от нехватки человеческой жизни. Как дышат старики, прошедшие больше нескольких метров без клюк. Сипло, протяжно, из последних сил. - Дай угадаю: ты стоишь за углом и собираешься выпрыгнуть, когда я подойду. Хёнджин проходит дальше по коридору, обходит кривую тумбу, на которой стояла картина ребёнка, облитая фальшивой кровью, и решительно заворачивает за угол, предвкушая разочарованное лицо. Однако впереди только подвешенные к потолочным балкам простыни с кругами, имитирующими призрачные глаза. Он озадаченно сводит брови. Чанбин бы не успел уйти далеко, пока он стоял около манекенов, а если бы двигался после этого, то его было бы слышно. Куда он делся? - Бу! За спиной раздаётся крик, в плечи крепко впиваются чужие пальцы. Хёнджин подскакивает, едва не роняя телефон из руки, и рывком оборачивается. Стоящий перед ним Чанбин довольно хохочет, явно гордый тем, что смог его напугать. За ним находится маленький отсек, задёрнутый шторой, где он и прятался. - Ты совсем конченный?! Хёнджин шумно выдыхает, прижимая свободную ладонь к груди. Сердце колотится, внутренности поджались от неожиданности. Он даже не думал о том, что на него могут напасть сзади, поэтому искренне испугался и, к своему стыду, чуть не вскрикнул. - Кто там предлагал выйти, пока не поздно? - Нельзя так пугать людей, идиот, - Хёнджин толкает его в плечо. - Да ладно тебе, это же дом ужасов. Тут сам Бог велел так делать. - Только попробуй выкинуть что-то ещё, так я Богом клянусь, я тебе устрою такой дом ужасов - никогда не забудешь. - Всё-таки ипотека, да? - Кредит на лечение. Потому что я… В этот момент в той части коридора, из которой они пришли, звучит глухой удар пластика о бетон. Лучи фонарей ищут источник звука. По полу в их сторону катится маленький красный шарик, который они уже видели. Шарик из детского городка, которого здесь быть не должно. Парни переглядываются, после чего возвращают взгляды обратно на шар. Тот с тихим шкрябаньем катится по неровной поверхности, ударяется о стенку и замирает. Ветер в трещинах начинает завывать сильнее в несколько раз, дребезжание за стенами становится громче и как будто ближе, под крышей раздаётся какое-то копошение. - Двигаемся дальше? – через несколько секунд разбивает молчание Чанбин намеренно беззаботным тоном. - Ага, идём, - Хёнджин кивает, последний раз смотря на шарик и скрываясь за поворотом. Появление нового гостя они не обсуждают. Не то чтобы им стало страшно, просто это было слишком странно. Как он тут появился, почему они не заметили его по дороге и из-за чего он упал? Шаги стали немного быстрее. Висящие привидения из тряпок никакого интереса не вызывают, приклеенные к стенам резиновые змеи тоже. Когда они останавливаются у стенда с фотографиями школьниц с волосами, закрывающими лица, то пару раз оборачиваются, слыша непонятный шелест из пройденной части коридора. Они не боялись, но появись там ещё один шарик – сорвались бы с места. Клеёнка громко шуршит, когда Хёнджин приподнимает её, проходя вперёд. По бокам стоят ржавые капельницы, на подносах лежат шприцы с чем-то мутным. Чанбин берёт один из них, выдавливает жидкость на поднос и морщится. Запахло тухлятиной. - Надеюсь, ты не собираешься трогать это руками. - Чтобы потом вонять неделю? – Чанбин бросает шприц обратно. – Не знаю, что они туда залили, но этим можно отравить целую деревню. - О, наконец-то что-то стоящее. Хёнджин замечает припаркованную в углублении слева каталку, на которой обычно возят больных. Подёргав её, чтобы проверить устойчивость, он садится и закидывает на тёмно-синюю обивку ноги, не решаясь, впрочем, лечь полностью. - Погнали в психушку, - Чанбин хватается за ручки позади него. - Не, домой не хочу. Погнали в Диснейленд. - Насчёт Диснейленда не знаю, но в Хогвартс отправить могу. Каталка сдвигается с места. Чанбин выводит её из закоулка и, поднажав, толкает по коридору, набирая скорость. Вдали перед поворотом их как раз ждала кирпичная стена. Хёнджин разводит руки в стороны и ловит пальцами воздух. Волосы приподнимаются, как было на качелях. Мимо проносятся дешёвые волчьи маски на палках, прибитые к доскам пальцы, стол с резиновым топором, картинки с призраками из интернета. А стена становится ближе. - Эй, тормози, - говорит Хёнджин из-за плеча, опуская руки. – Тормози, говорю. Эй! - Держись крепко. Буквально за два метра до столкновения, когда Хёнджин уже был готов спрыгивать, Чанбин резко останавливается и тянет каталку на себя, изо всех сил упираясь кроссовками в бетонный пол. Ту слегка заносит в сторону, но в стену она всё-таки не врезается, скрипя крутящимися колёсиками. Хёнджин, которого по инерции бросило вперёд, едва успел схватиться за поручни. - А если бы я слетел? - Ну не слетел же. У тебя достаточно мозгов, чтобы держаться за что-нибудь. - Ты очень легкомысленный, ты в курсе? - Хёнджин разворачивается, перекидывая ноги. - Я знал, что ты не упадёшь. А если что, то поймал бы, - Чанбин обходит каталку и устраивает локоть на сидение рядом с ним. – Я бы не дал тебе упасть. И в стену бы врезаться тоже не дал. - Тоже мне, герой нашёлся, - хмыкает Хёнджин, спрыгивая. Он подсвечивает телефоном последнюю часть здания, заканчивающуюся тупиком. Отбросив штору, он проходит вперёд и дёргает за ручку дверь выхода. Та свободно прокручивается, но дверь практически не сдвигается. Кажется, с той стороны её что-то подпирало. - Закрыто? - По-моему, ей что-то мешает. Хёнджин отходит, пропуская его. Сверху раздаётся подозрительно громкий шорох. Свет переходит со стены на потолок и в горле спотыкается воздух. - Чанбин, - выдавливает он. – Быстрее. - Ты чего? – Чанбин, удивлённый его голосом, поворачивается, тоже поднимает голову и замирает. – Сука. Десятки сверкающих глаз испытующе смотрели на них, оценивая уровень опасности. Потолка практически не было видно из-за тучи чёрных летучих мышей, облепивших тонкие деревянные балки. Сорвётся с места одна – сорвутся все. - Может вернёмся? - Мне кажется, они бросятся за нами. Да и там этот шарик сраный, - Хёнджин нервно похлопывает его рукой по локтю, не сводя взгляда с местных хозяев. – Давай открывай уже. - Я пытаюсь, - Чанбин пыхтит, налегая на дверь, и та немного поддаётся. – Помоги. Только без резких движений. Хёнджин, продолжая с опаской поглядывать наверх, упирается ладонями в шершавую поверхность и толкает её. Общими усилиями процесс пошёл быстрее. Через несколько секунд с той стороны что-то с грохотом падает и дверь рывком распахивается наполовину, ударяясь о кучу уличного мусора. Они едва успевают выставить ноги, чтобы не полететь кувырком вперёд. Их шумная деятельность явно не пришлась по нраву летучим мышам. Потому что они соскакивают с балок и шелестящей волной бросаются в дверной проём. Парни приседают, прикрывая головы руками. - Всё они? – Хёнджин с опаской осматривается и, тяжело вздохнув, встаёт. – Мерзкие твари. Он пинает ногой коробку, где стояли пустые вёдра от краски. Дверь подпирал металлический стол, на котором лежали заржавевшие инструменты, три шины и две массивные шестерёнки от какого-то аттракциона. Теперь они валялись в грязи, где в рытвине скопилась дождевая вода, которая пузырилась от вмешательства извне. - Куда теперь? От былого заката на горизонте осталась лишь умирающая апельсиновая полоса. На парк накинули бархатное тёмное покрывало, которое разрезали две яркие точки телефонных фонариков. Деревья слились в одну сплошную полосу; в части парка, из которой они пришли, виднеются прямоугольники светлых зданий. Всё остальное с трудом пробивается нечёткими очертаниями. - Нам нужен перекур. Подсвечивая дорогу, они отходят от дома ужасов и останавливаются около больших потёртых лебедей, которые почти полностью выгорели на солнце. Между их крыльев были сидения, куда парни и садятся, стряхнув листья и дохлых насекомых. Выключаются фонари, щёлкает зажигалка. Хёнджин втягивает в себя дым и с ощутимым наслаждением выдыхает его в ночную прохладу. Не считая сверчков и цикад, вокруг всё было непривычно тихо. С притуплением зрения слух напрягался сильнее и поэтому тишина ощущалась громче, чем вечером. - Было бы в Сеуле столько звёзд, - задумчиво выдаёт Чанбин и затягивается. Из тёмно-фиолетовой глади небосвода глядели на мир крошечные серебряные рыбки. Стайка в одной части, стайка в другой и потерянные одиночки где-то между. - Дофига романтик? - Почему сразу романтик? Мне они кажутся прикольными. Тащишься весь задолбанный домой, уставший, злой, думаешь о своих проблемах. А над головой огромные газовые шары. И луна – вообще круглый твёрдый кусок непонятно чего. И как-то сразу не так уныло. Вокруг ведь целый космос. - Ну может быть, - Хёнджин неопределённо пожимает плечами. Скурив по сигарете, они берут ещё по одной. Из-за сидения на месте холод начинает противно царапать кожу. Рыжеватые всполохи на секунды озаряют их лица при каждой затяжке. Хёнджин выдыхает облако дыма, тушит бычок об облезлого лебедя под собой и кидает его куда-то вперёд. Руки прячутся в карманы, но он ловит себя на чётком нежелании возвращаться домой. Там ещё не все легли спать, а видеть кого-то из них он не хотел. - Как ты смотришь на то, чтобы где-нибудь поужинать? – Чанбин как будто улавливает поток его мыслей. - Сугубо положительно. Дорога обратно до поселения кажется короче, но тяжелее. Приходится постоянно светить себе под ноги, чтобы не споткнуться о торчащие из земли корни и не провалиться в разбитый асфальт. Они останавливаются в первой попавшейся забегаловке и сидят там до самого закрытия, заказав к еде по бутылке соджу. После ночи на скамейке и вылазки в парк усталость накатывала густой волной, похожей на желе. От алкоголя Хёнджина не развезло, но сидел он, привалившись спиной к стене. Под жаренное с чесноком мясо они болтали несколько часов обо всём подряд и он снова забыл, что с их знакомства теперь уже прошли всего сутки. Часы показывают полночь, когда он лениво перемахивает через калитку и бредёт, задевая несчастные пионы ногой. Как и ожидалось, дома тихо, слышно только отцовский храп и гудение холодильника. Пахло уже не тыквой, а кимчи и кунжутным маслом. Хёнджин заходит в свою комнату, скидывает толстовку на стул и с шумным зевком падает на кровать. Горящие ноги буквально ликуют. В кармане штанов вибрирует телефон. Он достаёт его и видит уведомление о новом сообщении от контакта «Незнакомец». Незнакомец, с которым они в итоге обменялись номерами и добавили друг друга в КаТоке. Жёлтый экран загрузки сменяется серо-голубым стандартным фоном чата. «Ты только глянь на этот срач», - гласит сообщение, к которому было прикреплено фото. Там на обеденном столе в луже колы лежали размякшие чипсы и кукурузные палочки, рассыпанные как по всей столешнице, так и по полу. Сзади стояли пустые бутылки текилы, валялись упаковки от снеков и одиноко стояла нетронутая минералка. «Ты же не будешь это всё убирать?» «Щас. Пусть эти свиньи сами утром за собой убирают» и вдогонку «Ладно хоть никто не додумался использовать мою комнату как мотель». Хёнджин дёргает губой. Только он начинает набирать ответ, как приходит ещё одно сообщение. «Дома же всё нормально?» Он что, переживает за него? «Да они спят». «Окей тогда. Спокойной ночи». «Спокойной ночи». Нажав на кнопку отправки, Хёнджин продолжает смотреть в экран. С лица не сходит глупая улыбка.