Палач по закону

Эда вывалилась из зала Совета в числе последних, это позволило ей бы смешаться с тенями коридоров и исчезнуть, не позволяя другим задержать ее., но у Сковера были другие планы и отдыха ей не предвиделось. Ровно как и смешения с тенью. Она была уже совсем у дверей, что вели в подземелья, ей оставалось спуститься только по лестницам, таким родным и таким знакомым вниз, чтобы оказаться в своем кабинете и под предлогом разбора своих скопившихся бумаг отвлечься от происходящего, а, может быть, и просто поспать на столе, уложив голову на твердую и холодную столешницу полчаса, но к ней подбежала смуглая служанка — совсем еще ребенок. Эда напрягла память и вспомнила, что девчонка была из числа пленных, привезенных от мятежной части королевства и отправлена была на кухню. -Госпожа дознаватель! — позвала девочка, подбегая. Эду она не боялась, что уже вызывало легкое удивление. Пленнице, хоть и бывшей, все-таки надлежит с большим почтением относиться к тем, кто выше ее по статусу, а учитывая, что дознавателей не любил вообще весь двор… Эда обернулась к ней: -Да? Что тебе нужно? Прозвучало высокомерно. Эда не желала этого нарочно, но усталость, досада на фамильярную легкость от девчонки-южанки — все это само отразилось в ее тоне. -Произошла история! — Девчонка подбежала к ней. Ее щеки блестели румянцем. Сама она говорила с чуть заметным акцентом, что даже придавало ей определенный шарм. — Госпожа дознаватель, ко мне подошел человек… -у меня нет времени на всякие глупости! — Эда взглянула в сторону подземелий, как на защитные стены своего мира. -Это не глупости, госпожа дознаватель! — девчонка даже обиделась. — Он был в плаще. Я не разглядела его лица. Я только голос его запомнила…красивый. -К делу. -Попросил передать вам записку, дал золотую монету! — девчонка вытащила из-за пояса вчетверо сложенный лист и монетку, блеснувшую в коридорном освещении. -Мне? — Эда протянула руку за запиской и взяла ее с осторожной брезгливостью. — Золотой спрячь — увидят, отнимут. Ради шутки даже отнимут. Девчонка сунула монету в рукав и кивнула, закрепляя свое действие. Эда повертела в руках записку — кому что нужно? Гилот пришел бы к ней сам или отправил гонца. Придворные обратились бы к Гилоту… может быть, Лагот? -А ты читала записку? — спросила Эда, снова взглянув на девчонку. -Я не умею читать, госпожа, — она не напугалась, ответила спокойно. -Ступай, — разрешила дознаватель и развернула лист. Аккуратным почерком, с угловатостью букв были выведены всего две строки: «После Божественно Клятвы Его Величеству придет конец. Решайтесь!» Эда прочла строки несколько раз, прежде чем хоть какая-то мысль пришла к ней. На нее навалилось что-то вроде оцепенения и растерянности одновременно. Почему ей? почему не Гилоту? Он — Королевский Дознаватель? Стоп. В каком смысле «конец»? после клятвы? Решайтесь? На что? Кто? Что за шутки? Тысяча вопросов впились в разум Эды раскаленными иглами. Голова мгновенно отозвалась на это тяжелой, сонной болью, неотступной и бесконечной. Решайтесь… на что? Кто…нет. Стоп. Эда почувствовала прилив жара к лицу. Её тряхнуло, пальцы свело от какой-то нервной судороги. -Эда? — Сковер, проходя мимо, заметил ее и окликнул. Она не отозвалась. Дознаватель понял, что записку она уже прочла. Подошел ближе, тронул за плечо, и она дернулась, круто повернулась и взглянула на него затравленно и диковато. -Луал и девять рыцарей его! — искренне воскликнул Сковер, — да ты обезумела! Губы Эды побелели. В лице не кровинки. В руках дрожит листок. Сковеру стало ее жаль больше, чем раньше. Он схватил ее за руку и она дернулась, пытаясь освободиться. -Что случилось? Эда, в чем дело? -Гилот…- прошептала Эда и попыталась снова дернуться в сторону, мне нужен Гилот. -Стой, — Сковер легко удержал ее, — Гилот сейчас на аудиенции с Его Величеством. Позже он спустится в свой кабинет. Я говорил с ним. Пошли, подождем… Преодолевая ее сопротивление без особых усилий, Сковер потащил Эду в глубину подземелий, помог спуститься по лестнице. Гилот не был в это время на аудиенции с королем Вильгельмом, вообще ни разу, но Сковер знал, что Эда ему поверит, а еще он знал, что она, выросшая под руководством Гилота, привыкла слушаться… Фалько и Паэн как раз выходили из общей подземельной залы, когда встретили по пути Сковера и почти бессознательную Эду. Они остановились, преграждая Сковеру путь. -Эда, что с тобой? Заболела? — тревожно спросил Фалько. Ему не нравился весь ее вид, казалось, что в нем есть что-то зловещее. -Все в порядке, — поспешно ответил Сковер, которому задержка была ни к чему. -При всем уважении, Сковер, я спросил у Эды, — спокойно отметил Фалько. -Всё в порядке, — еле-еле выдавила из себя Эда, повинуясь той силе, что вела ее и имела имя — Сковер. -Ну ладно, — Фалько и Паэн посторонились, пропуская их по коридору и, даже когда Эда миновала их, то ощутила спиной, что они несколько раз с подозрением оглянулись… -Сядь, — Сковер втолкнул ее в кабинет Гилота, закрыл за собою дверь, убедившись, что коридор пуст и Фалько с Паэном скрылись. Она покорилась. -Что случилось? — спросил Сковер, играя до конца. Он вытащил фляжку, уже заготовленную для этого разговора и протянул Эде. Она с испугом взглянула на него. -Это вода. Пей и расскажи. Тебе надо успокоиться. Пить не хотелось, но Эда даже не осознала, что делает. Она схватилась за фляжку так, словно, выпив из нее, могла найти успокоение и сделала несколько больших глотков. Впрочем, способ оказался действенным. Отставив фляжку, она смогла, хоть и сбивчиво, но объяснить Сковеру произошедшее, и даже показала ему записку, истертую уже в ее же руках от нервного трения. Договорив, Эда сделала еще глоточек из фляжки. -Может быть, это чья-то шутка? — спросила она с надеждой. — Я не понимаю, что с этим делать и что происходит. Я уже давно ничего не понимаю. Сковер прикинул, сколько она выпила и только после этой прикидки, решив, что пора, ответил. -Или шутка, или королю действительно конец. Она аж подпрыгнула, взглянула с гневом, но он не дал ей заговорить. -Лицо мира меняется, Эда. То, что происходит и то, что произойдет не больше, чем закономерность этих изменений. -Ты о чем… -Что будет, если я скажу тебе, — Сковер на всякий случай оглянулся на дверь, чтобы убедиться, что она закрыта плотно и наглухо. Эда проследила за его взглядом и легкая тень коснулась ее лица…- Что если я тебе скажу, исходя из теории и даже сказки, что время меняется слишком быстро, чтобы остаться в стороне? Что ты скажешь? -Сковер, я не… -Есть некий король, который давно не справляется со своей землей, есть земля, желающая себе другого короля, и есть часть народа, которая вообще не желает короны, считая, что ее время прошло. Эда медленно поднялась со своего стула. Сковер хмыкнул: -Не бойся, Эда! Не бойся! Я не хочу тебе зла, поэтому говорю все так, как есть. Вильгельм не справляется, и не справляется давно. Восстания, голод, непомерные налоги… -Ты говоришь о предательстве, — прошептала Эда, не веря, что этот человек, который был ей так близок и так понятен, который казался таким понимающим… Луал и девять рыцарей его! мир рушился быстрее, чем Эда успевала его оплакивать. -О спасении, — поправил Сковер, тоже поднимаясь. — Эда, когда заговор творят только малая часть придворных — это плохой двор, но когда в этот заговор вступают жрецы, министры, знатные люди города, когда народ готов выйти и поддержать притязания другого короля… Эда затравленно взглянула на дверь, прикидывая, успеет ли она вырваться отсюда, прежде чем Сковер схватит ее, и… И что? Что он сделает? -Зачем ты говоришь мне это? — Эда пыталась быть сильной, но у нее не получалось. Сковер, которому она верила, обратился чудовищем, преступником, изменником. — Ты, поганый предатель! Зачем ты мне это говоришь? -Не глупи, — посоветовал Сковер. — Я быстрее и сильнее. И я не хочу тебе зла. Я хочу предложить примкнуть к нам. Эда, несмотря на всю серьезность и трагичность ситуации, бешено расхохоталась, решив, что не станет сдерживать смеха — в конце концов, может быть, это последний раз, когда она вообще может так легко и весело хохотать, кто знает? -Меня? — она задыхалась от смеха. В боку кололо, на глазах выступили колючие и злые слезы. — Меня? в предатели? И она снова залилась хохотом, в котором уже была истерика, а не бешеное веселье. Ей вдруг представилось, что она умрет. Вот просто возьмет и умрет. Прямо сейчас. все, что ей можно было сказать о себе — это то, что она Эда и то, что она дознаватель, и если ее жизнь оборвется, все так и останется. Кто ее вспомнит? За что ее вспомнить? Жаль молодой жизни, особенно когда речь идет о твоей молодой жизни, о нетронутом сердце, неразгаданной душе. Ты всю жизнь провела в подземельях, не зная мира, но едва ты стала задумываться об этом, как приходит пора к смерти… И все же — лучше так, чем остаться заклейменной предательством. Она не нарушала присяги, она не предавала, нет, нет! Ярость. Истерику сменила ярость. Кто смеет играть в Луала и девять рыцарей его, легко меняя королей? Кто смеет заявляться к ней с предложениями, что сами по себе оскорбительны? -Эда, я предложил, зная, что ты откажешься, — печально промолвил Сковер. Наблюдая с жалостью за нею, все дальше и дальше отступающей в своем безумстве в угол. Загнанный зверек, не больше! — Мэтт, когда пришел к тебе, хотел тоже. Вернее, он знал, что ты откажешься и не решил, что делать. Он знал, что ты сдашь его и всех. он сделал это для очистки совести, что вот, Луал свидетель — я к ней приходил! Я пытался. Мэтт? Эда, в своем странном тумане, который наступал на нее, поднимаясь откуда-то изнутри, даже не сразу сообразила, кто это вообще такой. Сообразив, взглянула на Сковера так, что его самого сотрясло судорогой. В ее взгляде не было столько ярости, сколько боли. -Теперь ты убьешь меня? — спросила Эда ровно. Ровность эта далась ей огромным трудом, но все же далась. — Я сдам вас Гилоту, так и знай. -Знаю, — согласился Сковер. — Нет, Эда, не убью. Я хотел договориться по-хорошему, но был бы разочарован, если бы ты поддалась на уговор. Гилот воспитал тебя достойно. Я нашел иной выход. Какой? Эда бешено обвела взглядом комнату, не зная, где искать разгадку. Ее неожиданно мотнуло помимо ее воли и она, чтобы не упасть, схватилась за стул, на котором сидела, и взгляд ее по чистой случайности коснулся фляжки, оставленной на столе. Она схватилась за горло, понимая. Затем беспомощно на Сковера. И в этот миг ее качнуло куда сильнее, и Эда потеряла равновесие и повалилась на пол. Самое сложное для Сковера было то, что он не должен был сорваться к ней на помощь. Ему тяжело было стоять и смотреть на ее попытки подняться, на ее попытки ползти к спасительным дверям, но он знал, что поступает так для ее же блага и потому держал себя в руках. Когда сознание наконец оставило Эду, Сковер сам был готов расплакаться от всей той жалости, что ожгла его. бережно он поднял тело — хрупкое и бессознательное и уложил на софу, затем наскоро прикрыл своим плащом. Все…сейчас за ней придут и вытащат отсюда. Прочь, пока все не кончится. А дальше…он будет уговаривать ее вновь и еще. Пока она не сдастся. -Я все сделал правильно! — Сковеру нужно было подтверждение своей правоте, но кто ж его бы дал ему?