Палач по закону

Утонуть в самоуничижительных мыслях Эде не дали: стоило только Сковеру ступить за порог, а Эде осознать в полной мере на что и с кем она согласилась, как в комнате появилась Акен, которая была до ужаса восторженной и от этого еще более раздражающей. Она вся светилась как будто бы изнутри, словно в ней цвело буйным цветом одной ей ведомое счастье. -Альбер желает отужинать с вами, — сказала она. -С каких это чертей? — грубовато осведомилась Эда. Ей хотелось есть, да и она осознавала, что Сковер все так представил, что и особенно некуда было деться, и пока оставалось предавать… Нет, не предавать. Спасать. Она спасает людей. Предатель — Сковер, Альбер и все остальные. Она выше этого. Она не дает им утопить всех в крови. Так поступил бы и Гилот. Гилот! Что-то снова оборвалось внутри. По лицу Эды скользнула уродливая тень и Акен даже слегка напряглась, с подозрением глядя на гостью. Неуверенно, выждав пару минут, повторила: -Альбер желает отужинать с вами. -А предать еще два десятка людей он не желает? — протест был слабым и бессмысленным, Эда поняла это. Увидев глаза Акен, которая воззрилась на нее как на сумасшедшую, враждебная соратница согласилась: -Луал его задери… я согласна. Ее провели какими-то длинными коридорами, похожими один на другой настолько, что даже Эде, обитательнице подземелий, в которые она. Быть может, никогда уже не вернется, стало тошно в этих змеиных коридорах. По стенам висели какие-то полотна, плохо знакомые ей, собранные хаотично, без какого-то либо смысла и общей тематики. Складывалось впечатление, что хозяин дома просто купил то, на что упал его взгляд и, не особенно заботясь о вкусе, повесил на потеху гостям. Если конечно, были они, эти гости. Зато обеденная зала, в которой уже сверкала хрустальными боками посуда, из которой исходили ароматы, пьянившие желудок, украшенная множеством свечей, расставленных по столу, была очень большой и какой-то пустынной. Здесь не было полотен, и вообще не было никаких украшений. Только большой стол, накрытый на троих… Троих? Эда увидела Альбера сразу — сложно было не заметить человека его габаритов. Он приветливо поднялся из-за стола и сам отодвинул для нее стул по левую от себя сторону. Неловко краснея, переминаясь и не глядя на всякий случай, Эда села. И тогда из какого-то темного, не очень хорошего освещенного угла, вышел человек высокого роста с нежными, очень мягкими чертами лица. Эда, уже видевшая три тарелки и три прибора, все равно как-то неловко дернулась… Но дело было не в том, что она не ожидала еще кого-то. Просто что-то поразило ее сверх меры в этом человеке так глубоко, что Эда забылась и как-то совсем растерялась. Незнакомец не отреагировал на эту неловкость. Он коротко кивнул ей, тепло обнялся с Альбером и сел напротив Эды. -Итак, — Альбер сам занял свое место во главе стола, — я полагаю, что мне представляться не надо? Ронан — это Эда — она из дознавателей, Сковер перетянул ее к нам, она войдет в наш совет, как законник. Эду покоробило, что ее представляют именно так, но она не могла промолчать и поспешно добавила: -Большего я делать не буду! -И не надо, — милостиво хохотнул Альбер. — Луал и Девять рыцарей его! Не надо… Эда, в свою очередь, познакомься с Ронаном — это наш идеолог, поэт…и, кстати, ты что, опять был на улицах? Ронан, который, как со злорадством заметила Эда, все-таки смутился, не вовремя потянулся к кувшину с вином. Вопрос Альбера застал его врасплох. -Был! — запальчиво ответил Ронан, отдергивая руку от кувшина. — народ должен знать, за что ему следует биться! Народ должен знать нас! -А как насчет того, что должны вы? — надо бы молчать, но Эда не умела. Альбер хотел сам возразить Ронану, сказать, что он слишком боится за его безопасность, что на улицах ему опасно и сказать что-то еще ободряющее, в том духе, что только Ронан может придумать все до конца в будущем свободном мире, но, услышав слова Эды, осекся и обратился к ней с доброжелательным любопытством, разливая себе, Ронану и ей вино из злополучного уже кувшина: -О чем вы говорите, дорогая Эда? -Народ присягает трону, это его долг. Народ должен следовать этому долгу, — Эда почувствовала сухость в горле и заметила кубок подле себя, полный вина, кивнула, — спасибо. -Народ должен? — тут вступил уже Ронан. Взбешенный еще на улице чьими-то насмешками, которые были ему так болезненны, он не вытерпел и сейчас, — народ? а король не должен? Король должен хранить свой народ, беречь его, лелеять! Вильгельм залил нас кровью и налогом… -А вы, стало быть, умники, знаете лучший исход? — теперь Эда уже не думала о том, что она пленница и вообще находится в чужом доме. Альбер не возражал, пододвинув к себе блюдо с перепелками, он принялся терзать несчастные тушки и раскладывать куски по тарелкам спорщиков. Происходящее его будто бы забавляло. -Мы позволяем народу решать, чего он хочет! — Ронан не мог поверить, что какая-то непонятная личность пытается обрушить идею, которой он недавно зажегся сам. — народ не хочет гнета короны, народ хочет… -Это вам народ сам сказал? Народ не знает, чего он хочет! Вы поднимете мятеж, думаете, что придете освободителями, а на деле? Что будет в итоге? Что вы хотите устроить? Кровь еще большую? Резню? Да народ не знает другой жизни! Всегда был король. Поколениями! Ронан вскочил. Его глаза горели лихорадочной сталью. Казалось, он может сейчас одним взглядом только метнуть молнию. Эда, не стерпев, тоже поднялась. Но тут уже влез Альбер. Он ударил кулаком по столу, заставляя спорщиков вздрогнуть. А посуду лязгнуть и рявкнул: -Ну-ка сели есть! Эда и Ронан, не сговариваясь, взглянули друг на друга, потом на Альбера, затем, оба, разом остыв, смутились своей вспыльчивости, поспешно сели на места и ткнулись в тарелки. -Я сказал — есть! — уже мягче повторил Альбер и пододвинул к каждому блюда. — Есть и слушать меня. Вот так. Вы оба правы…так, тихо! Эда — народ действительно не сможет нас понять сейчас в полной мере, Ронан, пей. Нет, ты лучше пей! И ты, Ронан, прав. Народ сам должен решить, чего он хочет. Мы просто покажем народу альтернативу. Выборный совет земель, понимаете? Законы. Ронан грубо отодвинул от себя тарелку. Альбер обеспокоился: -Перепелки пережарены? -Не хочу, — отмахнулся Ронан. -Тогда пирог с почками? — Альбер сам занес нож над пирогом, румяно блестевшим в свете свечей. -Не надо, — Ронан взял кубок с вином. -Надо! — не стал терпеть возражений Альбер. — Бери пирог. Эда, ты почему не берешь пирог с почками? У Эды рот был набит птицей. Она усиленно двигала челюстями. Ссора ссорой, плен пленом, но поесть все-таки нужно. К тому же перепелки, зажаренные с грибами и какой-то тонкой подливкой с легкой кислинкой — это определенно то, что желудок принимал на ура. Один аромат только заставлял отвлечься от спора в тарелку. -Как дети! — проворчал Альбер и отрезал по огромному ломтю пирога для своих гостей. Себя тоже не обделил. Жирно полив пирог из соусника, он принялся терзать его, не забывая при этом разговаривать. — Вы, кстати, Эда, говорили, что ничего не станете делать, кроме разработки законов. Вы даже Сковеру запретили говорить с собою, разве нет? Ронан с усмешкой взглянул на Эду, настроение его, кажется, заметно улучшилось, он пододвинул к себе свой кусок пирога. Эду обожгло. Она, в самом деле, заявляющая, что ничего не будет делать, кроме того, что пообещала, влезла в разборки! Вступила в спор, хотя пообещала себе оставаться холодной и равнодушной. Немыслимо. Она прикрыла глаза, чувствуя, как краска подступает к лицу. Внезапно ей стало жарко. -Так к чему вы лезете в наши нехорошие споры? Они должны существовать за вашим полем деятельности, конечно, ваше неравнодушие меня радует и я нисколько не желаю упрекнуть вас в том, что вы не держите своего слова…- продолжал Альбер самым благостным тоном. — Ох, попробуйте еще вон ту булочку, Эда! Она с орехово-чесночным кремом и посыпьте ее с горкой свежей петрушкой и вы окажетесь на вершине блаженства. Ронан, ешь! Эда открыла глаза и увидела, что Ронан как-то тоже теперь вяло ковыряет свой кусок пирога. -Я как-то устал, — признался Ронан, — наверное, я пойду спать. -Я тоже, — промямлила Эда, понимая, что ей хочется обратно в комнатку, где нет никого. Подальше от… Альбера? Да он не так уж и раздражает. От вкусной и обильной пищи? Эде почему-то расхотелось есть. — Только я не знаю, как вернуться в мою комнату. Меня привела Акен, боюсь я не успела… -Я покажу, — быстрее, чем она закончила, вызвался Ронан. — Нам в одну сторону. -Эх вы, — с тоскою глядя на них, промолвил Альбер, — вы не знаете еду, вы не любите и не умеете есть! Ладно, идите… Эда, чувствуя за своей спиной Ронана, торопливо вышла из залы, оставляя почти нетронутый свой ужин и огорченного Альбера, который теперь терзал никем неопробованные булочки с орехово-чесночным кремом, щедро посыпая каждую свежей петрушкой. В коридоре Ронан выступил перед Эдой — она и не сопротивлялась. Резонно — он живет здесь дольше, а значит и знает лучше этот дом, так чего лезть? -Я был груб, — сказал Ронан, когда Эда меньше всего этого ждала. Они свернули в первый раз от обеденной залы в змеиный узел переходов и проходов. — Я приношу извинения. Альбер сказал, что ты не желаешь помогать нам чем-то, кроме законов — и это твое право. Больше я с тобой в спор не ввяжусь. Только если по делу. -Спасибо…- неуверенно ответила бывшая дознавательница и добавила неожиданно сама для себя, — наверное. Ронан остановился и круто обернулся к ней: -Я что-то упустил? -Мой мир сходит с ума, — пожаловалась Эда. — Я не знаю, где правда, где ложь. Кто прав и в чем. Я…не знаю. Прости. я потеряла все из-за вас. Но я не знаю… Она всплеснула руками, досадуя сама на себя и не понимая, что именно желала вообще сказать, да и зачем. Кому? Все ее собственные скорби и горести, гибель Гилота, утраченная должность дознавателя и мирное существование в подземельях, личное ее предательство…такое необходимое, но все же — предательское — все обрушилось вмиг, навалилось тяжелыми медвежьими объятиями, как, бывало, обнимал Фалько всех, кто попадал ему под руку, до хруста ребер… Все навалилось. Запульсировало в голове, подступило колючими и злыми слезами к горлу. Эду качнуло. Она не ела, нервничала, была обездвиженная, а теперь перепелки и духота обеденной залы, собственные переживания — все сыграло против нее. Ронан больше угадал ее состояние. Когда Эду качнуло, он в один момент оказался рядом и поддержал. Некоторое время сознание еще к ней возвращалось. Она овладела собою, в сознании своем встретила укоризненный взгляд Гилота и это окончательно выдернуло ее из беспамятства. Эда оттолкнула руку Ронана: -Я в порядке! -Это я вижу, — спокойно ответил он, — порядок только случайный какой-то. Пойдем дальше или останешься жить здесь? -Пойдем! А что здесь? — Эда сделала несколько шагов по коридору, но обернулась на стены и увидела, что за некоторыми полотнами скрываются двери. -Склад редких товаров Альбера, — охотно объяснил Ронан. — Лезть не советую. Он хранит и ткани, и приправы всякие, и еду, но иногда здесь бывают вещи и жуткие. -Жуткие? -Ну, да… — Ронан сворачивал уверенно раз за разом, ничего, казалось, не может сбить его с толку. Оружие — это еще ничего. Не трогай — не поранишься. Редкости. Картины, скульптуры — тут уже хрупкие вещи. А вот с ядами сложнее. -С ядами? — почему-то Эде досадно вспомнилась Веховая Вода. -Покупают все, — торопливо пожал плечами Ронан. — Твоя комната. Тебе что-нибудь нужно? Ты в порядке? Точно? -Я в порядке! — Эда даже сгрубила. Но решила смягчить, не выдержав шелковых и осторожных черт лица Ронана, которые блеснули даже в темноте коридора. — То есть…я устала. -Тогда — спокойной ночи, — Ронан кивнул ей и, не дожидаясь, пока она зайдет в комнату, двинулся по коридору дальше, а Эда поймала себя на том, что провожает его уход взглядом, вместо того, чтобы войти в свою комнату, закрыть дверь и выругаться с особенной тщательностью…или заплакать. Или еще что-нибудь. Хоть что-нибудь, что позволит ей забыться, что поможет почувствовать себя не ничтожно-слабой, а живой…