Палач по закону

-Работаешь? — Мэтт шел до комнаты Эды решительно и даже нагло, рассчитывал, что вот он сейчас ворвется и поговорит с ней, и скажет все, что должен. Но вот она разрешила войти, и даже не поднялась к нему навстречу, и почти что не взглянула — лишь скользнула почти невидяще, мимо, словно он был пустым местом, и всякую удаль Мэтт растерял. -Да, — Эда пожала плечами, сама удивляясь тому, что у нее нет внутри больше никаких чувств к этому человеку. Мэтт немного помолчал, затем все то невысказанное, давно уже похороненное, как он думал, в самых глубинах сердца, все же прорвалось в стыдливо гневном: -А ты хорошо устроилась! У Эды дрогнула рука, затем она подняла тяжелый взгляд на Мэтта и спросила холодно: -Что ты имеешь в виду? -Ты осталась в белом, не считаешься предательницей, как я или Сковер, но находишься на правильной стороне! — Мэтт вспоминал, глядя на нее сейчас, как сам получил свое место среди заговорщиков, как уговаривал Сковера поверить ему, как выполнял мелкие поручения, и как, в конце концов, пришлось ему отравить человека Веховой Водою прямо в камере под носом Гилота… А Эде все досталось против ее воли! Сковер привел ее. Сковер ее спас, уговорил, и она теперь важна. Не замарав руки, она получает право на историю! -Эта сторона для меня неправильна, — промолвила Эда. — Мне страшно и нелепо находиться здесь, среди вас. Мне страшно узнавать, что ты, тот, с кем я росла, кто мне нравился… -Я тебе все-таки нравился, — несмотря на момент, Мэтт все же улыбнулся. -Было такое, — Эда не стала отрицать. — Но теперь — давно уже нет. я вижу в тебе предателя. -А в Ронане ты не видишь предателя? — не дожидаясь дозволения, Мэтт сел напротив Эды и увидел, что листы, которые она прикрыла при его появлении, не содержат ничего, кроме нескольких росчерков пера. Ничего не значащие росчерки! Ей что, не о чем писать? Взгляд Эды нехорошо полыхнул огоньком, но она выдержала: -Тебя не должны касаться моя жизнь, мои взгляды и мои мысли. -Я когда-то был тебе другом. -Это время прошло. Теперь ты предатель. -А ты работаешь с нами. С нами — предателями. Значит, и ты одна из нас. -Нет, — Эда покачала головою, — мое предательство имеет другой вид. Я спасаю людей от крови, что вы будете лить. -Вот этим? — Мэтт резко, пока она не опомнилась, дернул ближайший к себе листок с росчерками пера и развернул. — Героически! Вижу, ты работаешь в поте лица! Побледнела от напряжения! -Пошел ты…- прошипела Эда, предпринимая неудачную попытку вырвать листок у Мэтта. -Зачем Сковер тебя пожалел…-вслух размышлял бывший дознаватель, поднимаясь с места, — не понимаю. Мне было тебя жаль, но это, наверное, потому что ты жалкая. Ты — балласт. На кой Луал ты нам нужна — не знаю. Эда не сделала ни одной попытки защититься. Она даже не взглянула больше на Мэтта. Его для нее не было. Он мог шуметь, орать, выговаривать все, что угодно. Слова, которыми Эда корила саму себя, были куда хуже, чем то, что говорил ей он. Мэтт же, видя, что его слова не возымели никакого действия, сказал непоправимое: -Надо было упокоить вас с Гилотом! Он повернулся и собрался идти, когда вдруг, прямо над его ухом пролетело что-то очень быстрое и тяжелое. Впечатавшись в дверь, оно брызнуло осколками. Мэтт обернулся в испгуе: -Очумела? Как Эда поднялась из-за стола, он не услышал. Она стояла теперь в ярости, какой не было в ней и в момент, когда ей пришлось очнуться пленницей Сковера. Тогда речь шла всего лишь о ее собственной жизни и чести, но теперь… Смутная, еще неоформившаяся тень подозрения легла на душу Эды. -Ты? Казалось, что от ярости ее разорвет сейчас в клочья. Дыхание давалось ей с трудом. Она держала руку на сердце, и слегка покачивалась, не сводя очень тяжелого взгляда с Мэтта. -Ты? — повторила Эда свистящим шепотом. -Это…- как бы ни было, а все же так сильно выдавать себя Мэтт не хотел и сейчас жалел о своей горячности. — Это ты о чем? -Ты убил его? — она не закричала, потому что если бы закричала — ее бы точно разорвало от всего, что сейчас мутилось в ее душе. Мэтт был плохим лжецом — так всегда говорил Гилот, это же повторял ему Сковер. Но сейчас он солгал и Эда, все еще желала обмануться, а потому — ложь сработала. -Нет, это был не я. Самое главное — выдержать взгляд. Но она не хотела вглядываться, а он был и рад. Наверное, по этой единственной причине все закончилось без крови и столкновения, угасло само собой. И Эда вдруг обессилела, все снова стало для нее безразлично, умерло. Она рухнула, как подкошенная и срубленная на стул и прикрыла глаза. Мэтт постоял немного в молчании, не веря, что миновала гроза, которой, он, быть может, и сам желал, но еще опасался в проявлении. Пока же понял только, что не чувствует уже гнева и злости. И жалости. И незачем ему расставлять какие-то точки и призывать ее к ответу — все пустое. Мэтт, впервые в жизни движимый исключительно странным для себя порывом бескорыстного сострадания, сострадания настоящего, позвал ее: -Эда… Но прежде, чем она шевельнулась, дом Альбера пришел в движение. Наверное, этим двоим просто не суждено было поговорить до конца. Зазвучали голоса, кто-то тонко вскрикнул внизу. Что-то грохнуло. Взволновалось. Эда открыла глаза, прислушалась вместе с Мэттом. Что-то происходило, чего не должно было происходить. Тяжелое предчувствие сжало дознавателей, не сговариваясь, они оба скользнули к порогу и Мэтт даже посторонился, позволяя Эде пройти первой. Звуки доносились с первого этажа. На ощупь, полагаясь на слух и инстинкт, ярко вспыхивающий в почему-то сильно гудящей голове, Эда сошла по ступеням, едва не упав в резком повороте и переходе между двумя коридорами. Но не упала. Удержалась сама, крепко вцепившись в перила побелевшими пальцами. Что-то гнало ее дальше, не позволяло остановиться и жалеть себя, не давало оглянуться. Эда влетела в общую суматоху, в кипящий клубок из спешащих, перепуганных людей и совершенно точно увидела чью-то кровь…чье-то тело. Она зажала рот руками, невольно отступила на шаг, еще не понимая рассудком, что случилось, но уже угадывая, кто лежит там, в окружении всех этих людей на софе. Да, она угадала. Угадала по своему сердцу. Отшатнулась и ударилась спиной о чье-то тело. Очень плотное тяжелое тело. Обернулась в испуге. Альбер будто бы не заметил ее. Он стоял бледный, его рыхлое лицо, выдавшее любителя застолий, было мертвенным. Маска испуга легла на весь его образ. У Эды был слишком напуганный взгляд. Альбер, почувствовав, взглянул на нее. Кивнул, подтверждая догадку. Сказал тихо: -Зачистка. Поганый герцог послал своих людей устроить резню. Ронана стащили с бочки… А Сковер, как ему же доложили, ускользнул! И это была вина только Альбера в том, что его друг сейчас лежит окровавленный, бледный и слабый и, возможно, вовсе не выживет, а Сковер ушел! И, что гораздо хуже — понял, кто хочет его убить… Сковер исчез. Раненый Ронан остался. Альбер винил только себя, знал, что никогда не сможет открыть того, насколько он, на самом деле, виноват. А тут еще эта девчонка…смотрит на него… убралась бы! Куда? Куда она? Эда неслышной тенью подступила к софе так, чтобы не мешать суетившимся целителям осмотреть кровавые раны Ронана. В эту минуту она призналась сама себе, призналась впервые во всём. Все, что ей оставалось, затихнуть. -Шла бы ты…- рыкнул раздраженный своей оплошностью Альбер, но не договорил, встретив взгляд Эды и услышав ее тихий голос: -Нет…пожалуйста. Альбер махнул рукой и опустил грузное свое тело в кресло, жалобно скрипнувшее под его весом. А Эда стояла у софы, глядя на раненого человека, которого долг запретил бы ей любить, но что-то пересиливало этот самый, расползающийся по швам долг, и ей показалось вдруг, что она легко написала бы в эту минуту три сотни законов и кодексов, лишь бы это помогло бы избежать крови, заливающей рубашку Ронана. И все вдруг стало для нее просто. Была жизнь. Была она сама — никчемная и жалкая, и был он — умирающий и желанный. И все остальное неважно. Все остальное — пустое… Мэтт вот только не разделил этого взгляда, и странная сила подняла в нем голову, словно змея. И подумалось павшему дознавателю, что напрасно он сберег ее чувства. И в эти роковые минуты, когда Эда замирала жизнью, когда Альбер корил себя, а Мэтта грызло противное серое чувство, в дверь дома постучали. Акен, тоже суетившаяся, бросилась в удивлении на улицу, навстречу гостям, и встретила Фалько и Паэна, не зная, впрочем, еще их… Они стояли, не зная, как не вовремя и как одновременно нужно появились, не догадываясь, что в этом доме находится и Мэтт, и Эда, и что нельзя назвать их ни врагами, ни друзьями. Но еще больше не могли они предположить того, что один из предателей короля, в дом которого они, по незнанию заявились, попытался поднять руку на и бывшего соратника, ныне тоже предателя — Сковера. Но Сковер, отличающийся змеиным хладнокровием, в эту минуту скрывался в глубине Пепельных Рядов, точно зная, что предан…