Палач по закону

Моро знал, что войска принцессы Катерины уже подступили к столице. Да чего уж говорить — все гудело в городе от одного этого известия. Гадали: будет ли противостояние между герцогом Лаготом и наследницей, отдаст ли герцог трон? Отступится ли Катерина? Моро знал, что не отступится. Более того — он поддерживал ее решение. И, хотя происходящее сейчас в землях волнение пугало его самого до глубин души, Моро позволял себе обманываться простым утешением, полагая, что стоит законной крови почившего короля занять трон, вместо непонятного герцога, как тотчас воцарится мир. В его годы и опыт советника уже не должна была входить наивность, но когда речь шла о Катерине, о ней одной в любом образе мыслей, как советник обращался настоящим ребенком, что желает верить только в хорошее и может замечать лишь что-то, родившееся в его мечтах… В реальности появление Катерины сотрясло королевство куда сильнее, чем можно было предположить. Сам воздух замер в предчувствии надвигающейся катастрофы, ждал, когда разразится гроза, когда так или иначе будет решена судьба. Что касается Альбера — тот полагал для себя и всего свержения трона и становления нового порядка самым удачным вариант гражданской войны. Когда две силы схлестнутся и изможденный народ уничтожит это противостояние, отдав всю власть и все полномочия какой-то третьей стороне. Ронан не разделял его размышлений. Помрачневший за последние дни (и чуяло сердце Альбера, что не без отказа Эды тут обошлось), Ронан говорил, что всяка война будет погибелью для их восстания, потому что народ примет одну из известных ему уже сторон. Кенот занимал позицию жреца, чем провоцировал раздражение всех, кто был склонен к деятельности. Он говорил, что на всё воля Луала и Девяти Рыцарей его, а он их слуга, что значит одно — его судьба покориться небу. -Лицемер, — шипела Эда и Альбер был рад соглашаться с нею. Да, в последние дни Эда отдалилась от Ронана. Теперь она либо занималась разработками, которые неожиданно все больше и больше увлекали ее, либо вспоминала Гилота, либо ругала Кенота на пару с Альбером. Странный у них выходил дуэт, но Альбер не отталкивал ее присутствия, хоть и чувствовал, что ругань вся и все речи, диалоги ходят по кругу. Что касается сложившейся ситуации, Эда стояла на своем: она олицетворяет закон, а на остальное ей плевать. Эта позиция также раздражала, но тех, кто жаждал мгновенной деятельности. А тех, кто умел заглянуть чуть-чуть вперед, эта позиция устраивала. В конце концов, идти по руинам в новый мир нельзя, нужно сразу же дать закон… Наверное, лучше всех это понимал Леа, но он не спешил заступаться за Эду, которую как нарочно пытался все чаще задевать Мэтт, не пытался вступиться, когда Кенот или Ронан вдруг требовали дать однозначное решение, высказать свое отношение к происходящему. Эда не выдавала. Лежа одинаково тревожными и бессмысленными ночами без сна, Эда все больше и больше погружалась в меланхолию, понимая, что даже благодаря Сковеру (ах, где же он теперь?), его чертовому ненужному геройству в ее отношении, ей так и не удается понять, кто она есть. Вроде бы удается идти по какому-то среднему пути. Но…чей это путь? Ее? совести? Остатков всего, что вдалбливал ей в сознание Гилот? Смешанное чувство к Ронану, страх и тоска (неожиданная и проклятая!) по Сковеру? Что движет ею? Чьи слова? Чьи мысли? Раньше было проще. раньше был Гилот, который, может быть, и пожурит за что-то, но, с другой стороны, всегда поддержит. А теперь? Почему-то у Эды было неприятное ощущение, что каждый, с кем она заговаривает, рассматривает ее как какое-то орудие. Гилот, хотя бы, был идейным орудием. А здесь — творится что-то невообразимое, непонятное, откровенно безумное. И куда идти никто не скажет. Вернее, постоянно все говорят, куда идти, но они не Гилот, а другим Эда поверить не может. Даже Ронан, который явно пробудил в ней все то, что прежде дремало, не думая просыпаться, временами казался Эде таким же кукловодом, который видит в ней лишь орудие и только. и так почудилось ей в тот вечер, от которого пошла по ее сердцу новая трещина. Ронан стал ее избегать, а она — его. как будто бы напряжение достигало своего предела, когда они случайно встречались одним лишь взглядом. И не было Эде спасения! Что до Мэтта… он знал, что поступает подло, задевая Эду, но не мог остановиться. Он мстил через нее тем, кому отомстить не мог. Всем, начиная от Гилота и заканчивая Альбером и Ронаном. Их он тронуть не смел, и пока не имел возможности, а Эда, прошедшая с ним через много лет, имеющая чувство вины…о, это было идеальное поле для деятельности подлого слова. Мэтт чувствовал, что его не принимают всерьез. Леа так и вовсе — смотрит с таким презрением… А что хуже — на ту же Эду, что не была с ними с самого начала, он ведь так не смотрит! Он слушает ее, но почему же не слушает и не воспринимает он Мэтта? Снова теневая позиция. Снова гнев… и снова мысли о том, куда свернуть. Вернее — за кем. Мэтт знает, что сейчас нужна битва между Катериной и Лаготом. А еще Мэтт знает, что Сковер жив и где-то скрывается. Узнал он и то, что попались на крючок Альбера и не понимая истинных своих господ, где-то бродят Фалько и Паэн — его старые друзья, соратники…его враги. И смутная нить поступков, что только возможны, что однажды сложатся в узор удачи и власти, вырисовывается в разуме Мэтта. И он пытается скрыть улыбку. А потом стыдится своих мыслей, но Леа или Альбер опять задевают его своим равнодушием, презрением, пренебрежением и он мстит Эде, а затем…размышляет. Сковер находится в худшем положении, чем когда-либо в своей жизни. но он давно рассчитал по поводу Мэтта, а потому ждет как минимум одного очень опасного и трусливого союзника с ценными сведениями. Ждет, скрываясь в столице, что кипит от разговоров и речей по поводу войск принцессы Катерины… Лагот — почтенный герцог не находит себе места, зная, что не потянет войну. Гражданская война — это преступление против всего народа…герцог призывает к себе советников, герцог носится по замку с обезумевшим взглядом. Новый почтенный жрец Кровер заявляет в ответ на мольбу герцога: -На все воля Луала и Девяти Рыцарей его! Чем провоцирует тяжелый вздох и безумный проблеск во взоре герцога. Наверное, все жрецы похожи между собой. Но Лагот подавляет бешенство. Он пытается выглядеть спокойным, собирает совет, спрашивает, как поступить? Ожидает спасения. -Переговоры, — предлагает Моро жестко. Советник прекрасно знает, что Катерина не уйдет. Во-первых, не та кровь. Во-вторых, не то имя. в-третьих, идти ей больше не куда — ее супруг расторг Божественную Клятву. -Она первенец…она дочь короля! — кричат слева. -Король, король, — передразнивают справа, — править должен мужчина! Герцог Лагот много раз… -Народ поддержит род! -Народ поддержит того, кто их накормит! -Народ труслив и меняет свое мнение по пять раз на дню… -Совсем, как Луал и Девять рыцарей его? Ехидный шум. Вылезают ядовитыми иголками все когда-то сказанные обидные слова, когда-то задетые чувства, клятвы, насмешки, что были занесены временами. Но спасения нет. У Лагота тяжело стучит сердце. Ему нравится быть королем. Ему хочется навести порядок. Ему хочется носить настоящую корону и иметь любовь народа. а здесь…мало того, что этот самый народ устраивает волнения и резню его солдат на улице, так еще и эта…старшая прибыла! И трон ей подавай, видите ли! А за какие заслуги ей — принцессе, много лет назад удаленной от дома, нужен трон? Пусть скажет спасибо Луалу, что не… Мысль обрывается. Среди десятков раскрасневшихся и гневливых лиц находит взор Лагота одно лицо спокойное. -Переговоры, — ощутив взгляд Лагота, молвит Леа. Моро поднимает голову с удивлением. -Во-первых, ваша жена — сестра принцессы Катерины, не может не повидаться с сестрой, — Леа легко перекрывает шум. Тот факт, что именно он под сводами каменного дома Луала и Девяти рыцарей поведал принцессе Вандее о прибытии Катерины, Леа как-то решил утаить. Но теперь Лаготу некуда деться. Моро с шумом втягивает воздух. Он чувствует подвох. Но не может еще понять в чем именно… -Во-вторых, принцесса женщина. Если удастся убедить ее отдать престол, или разделить ваше правление…- Леа щелкает пальцами, вроде бы припоминая, — или, быть может, выдать принцессу Катерину замуж повторно… -Луал и Девять Рыцарей его не одобряют повторного…- монотонно начинает Кровер, но глаза его злобно блестят. В месте, где не почитают так, как прежде, слуг высшей силы, у всех жрецов злобно блестят глаза… -В-третьих, нам надо избежать войны, — легко заканчивает Леа. Моро смотрит с подозрением. Ему не нравится то, что внезапно его мысли сошлись с мыслями этого пронырливого человека. -Ставлю на голосование, — выдыхает Лагот. — Кто согласен с Леа? Моро, глядя в улыбающееся лицо Леа, поднимает руку. Лагот считает и мрачнеет. Ему не нравится ни один исход. Самый простой, если бы Катерины не было вовсе! Наивный и предположить не может, что его спаситель, его любимый советник Леа уже подготовил ему ловушку, которую не обойти и не миновать… -Переговоры, — признает Лагот. Голова его разрывается от внезапной вспышки боли, и он морщится, не в силах справится с нею. и почему-то успевает подумать о том, что корона, наверное, своей тяжестью, причиняет головную боль куда большую…