Палач по закону

Леа рассудил очень верно, когда решил в самом начале устроить встречу подступившей с войсками принцессы Катерины с ее сестрой — робкой и слабой Вандеей. Советник решил, что принцесса размякнет, разовьет сентиментальность и Лаготу уже проще будет уничтожить ее насмешливое сопротивление. Сам Лагот был не согласен…наверное. Леа успел опередить его собственное мнение и сразу же воззвал к аргументам очень агрессивным и рьяным, так что Лагот, не желая оказаться дураком, принял все решения Леа. И это было, конечно, тоже отмечено и новым жрецом Кровером и Моро, которого трясло от страха за Катерину. Что забавно, так это тот факт, что про Вандею все почти и забыли в этой суете. Она никому не была интересна и использовалась лишь как слабая фигура, передаваемая более сильными игроками, направляемая ими же. Впрочем, и сама Вандея не сопротивлялась. Младшая дочь убитого короля ничего не предпринимала для своего освобождения. Ей приносили еду и она ела ее, её отводили в храм Луала и Девяти Рыцарей Его и она молилась… Вот и вся жизнь этой слабой и боязливой девушки! И текла бы она так и текла, неизвестно куда прибилась бы, но Леа уже составил свой план и теперь передвигал фигуры и в том числе — Вандею. И Вандея пропиталась насквозь сочувствием к этому человеку и стало ей казаться, что впервые, с момента отъезда любимой сестры, у нее есть какая-то опора и какая-то защита… И вот — сходятся силы, что одинаково слабы друг против друга, но могут разрушить всякое дело и всякую землю, даже родную. Принцесса Катерина предстает перед своей сестрой и… Это не долгожданная сладостная встреча двух родственниц. Это взаимное удивление, поднявшееся комком к горлу: «кто ты?» Кто ты, робкая, безвольная, заплаканная, худая и дрожащая девушка, облаченная в светлые одежды, что еще более бледным делают твои черты, стоящая посреди королевского тронного зала нашего предательски убитого отца? Кто ты, с блеском фурии в глазах, нервно изломанная и ужасающая, такая изменившаяся и повзрослевшая, облаченная в одежды заморского неудачного своего пути, явившаяся с вражеской армии на родную землю, введшая несколько заморских своих прежних слуг, чужестранцев, в тронный зал нашего почившего отца? Глаза в глаза. Невысказанное: «я сестра тебе…» Неверие. Взаимное: 2моя сестра была другой!» Другой? Какой? Набожной, да. Но живой! У нее в глазах была жизнь и затаенная юность, стыдливо признанная собственными годами. Другой? Какой? До конца пытающейся отстаивать свое слово, но покорной долгу? Смирившейся со своей участью, с отцом и всем окружением, но похоронившей истинные мысли, а не уничтожившей, вопреки ожиданиям? Лагот предпочел сделаться невидимым. Он прежде мельком видел принцессу Катерину и теперь понимал две вещи: она не уступит, и…народ предпочтет его правление правлению хоть сколько-то бывшей в чужом королевстве наследнице. Но он не выдает триумфа. Моро встревожен. Моро надеется, что принцесса обратит на него взор, но она растворилась, как будто бы не осознает. Затем — несколько порывистых шагов к младшей сестре и возглас: -Вандея! И Вандея стиснута объятиями своей родной сестры, и странное замешательство на ее лице проскальзывает, прежде, чем руки вспоминают эти объятия и обнимают в ответ. -Мне жаль нашего отца, — шепчет Катерина на ухо Вандее. — Скажи, как твой муж обращается с тобою? Вандея вздрагивает. Она еще не умеет играть в эти игры, но долг перед Божественной клятвой, осознание того, что ее сестра отрекалась от Луала ради брака, что сам брак ее сестры стал ничем, а был заключен на небесах, да наследственное и величественное заставляют Вандею оттолкнуть неожиданно Катерину от себя. Она едва не отлетает совсем. Лагот вздрагивает вместе со свитой. Моро с трудом успевает сдержать себя от желания подхватить несчастную и непонимающую свою возлюбленную, вся вина которой в том, что она была оторвана от дома так долго и в том, что она покорилась обстоятельствам жизни, отреклась от Луала для богов другой земли и Божественной Клятвы со своим (уже не своим) супругом ради возвращения домой и изгнания узурпатора. Но этот поступок Вандеи показывает двору, кто тут желает стать узурпатором… Леа даже не скрывает улыбки. -Мой супруг и я живем согласно заветам Божественной клятвы! — запальчивость, рожденная последним издыханием чего-то живого еще дальше, чем руки, отталкивает Катерину от сестры. И Катерина выдает себя — бросает быстрый взгляд на Моро и уже он, как человек более опытный, отводит от нее взор, но тот, кто ищет любую слабость, уже знает, уже заметил, поймал… -Принцесса, герцог, — Моро действует так, как должен был действовать сразу, — прошу вас к переговорам! Катерина, проходя мимо сестры, находит в себе силы не взглянуть на нее. Она находит силы и не плакать, надеется, что эта девочка, ее глупая младшая сестра, павшая (без сомнения!) жертвой своего злодейского супруга, сама не понимает что творит. Но это ничего. это пройдет. Все проходит. Стол слишком длинный для малого числа советников, герцога и принцессы Катерины. Вандеи в зале нет, она и не думала, что может, как наследница своего отца, требовать допуска к участию. Она молится в это время уже под сводами Луала и Девяти Рыцарей за насквозь грешную сестру и просит послать высшие силы рассудок и кротость Катерине. И Катерина чувствует это, видит почти наяву. Пусть давно не виделись сестры, но Катерина все еще знает Вандею. И эти видения отвлекают ее. Лагот не утруждает себя началом переговоров. Слово берет Леа. Ведет тактично, мягко, словно по маслу острый нож, но за каждой вежливостью — укол. За каждой лаской — кинжал. А Лагот только держит скорбную мину, дескать, ах, жаль ему до слез почившего так вовремя короля! -Вы хотите отправить меня в изгнание? — холодно уточняет Катерина, когда Леа переводит дух. -Приличное содержание, поместье, замок, природа, слуги, положение…- перечисляет Леа. Он, едва увидел Катерину, понял, что дело проиграно. -Там будет хорошо! — не выдержав, вмешивается герцог Лагот. Он пытается говорить как друг. Но Катерина уже не так наивна и она ясно читает во взоре Лагота, что при первой же возможности кто-то из его людей просто ударит ее ножом, подсыплет ей яд или задушит… -Это изгнание, — возражает Катерина. — Это все равно изгнание. Вы боитесь, верно? Что я буду претендовать на трон моего отца. Трон, который по праву мой. Мой и только мой. -Вообще-то, да, по праву, может быть, — Леа склоняет голову, замечая, как нервничает Моро. — Но, ваше высочество, вы знаете, что народ не примет чужеземную принцессу. -Я их принцесса! — Катерина гневно сверкает взглядом. -Вы и принцесса Вандея, — замечает Кровер, молчавший прежде. — Но вы долго были в отлучке. Вы потеряли представление о своей земле. Вы разрушили Божественную клятву Луала. Вы отреклись от Девяти Рыцарей… -Я сохраняла им веру! — скрипит зубами Катерина. — Это была воля моего… -Народ не поверит отступнице от великого Луала и Девяти рыцарей его, — жестко обрывает жрец. Этого не выдерживает уже Моро: -По праву крови! Старшая в очереди… -А если война? — встревает Лагот, которому молчать бы по-хорошему, да делать вид, что корона его тяготит, а не прельщает. — Как ты будешь защищать земли? -У меня есть армия… -Ваше Высочество, вы явились в свои земли в сопровождении чужеземной армии! — Леа рассекает ладонью воздух, чтобы подчеркнуть тяжесть ее преступления. — Вы не были на родине очень долго. Вы даже не были на похоронах своего отца. Вы не были на свадьбе своей сестры. Вы…народ не пойдет за вами. Нет, дослушайте! Да…дослушайте, ваше высочество! Леа нервничает. Он умело скрывает это, но дело оказывается сложнее, чем ему хотелось думать. -Во имя вашего отца, ответьте честно: кто будет более предпочтителен народу? Принцесса ли, несколько лет отсутствовавшая на родине, пришедшая со своей армией, отрекавшаяся от Луала и Девяти Рыцарей или храбрый герцог, муж младшей дочери несчастного короля? Тот, кто проливал кровь за эти земли. Тот, кто отдавал хлеба из своих амбаров и чтил Луала? Леа торопливо опускается в кресло. Ему дурно. Он сам не может понять причин к этой внезапно охватившей его дурноте, но она есть, эта проклятая дурнота! Лагот торжествующе смотрит на поверженную, распластанную и растерявшую под градом аргументов, принцессу. Он уже полагает, что она сражена окончательно и что теперь есть только один претендент к трону. Лучше бы ей тоже присягнуть ему! Показать, что это не он насильно занял трон, а его признали. Признали лучшим, самым достойным. Кроверу не нравится происходящее. Отречение от Луала и разрушение Божественной клятвы Катерины с ее супругом очерняют ее мгновенно перед жрецами, но и делать всю ставку на Лагота как-то жрецу не хочется. Моро сидит, опустив голову. Ему больно. От бессилия своего больно. От стыда. От всего того унижения, которое обрушилось на голову принцессе Катерине. И сама Катерина, почти признавшая поражение, уже готова бы сказать роковой свой ответ и, верная слову, удалиться в сторону, но… Вмешивается Кровер, который разрушает всякую иллюзорность момента и будто бы разбивает тяжестью слов застывшее время: -Я думаю, что принцесса Катерина утомилась с дороги и ей нужно крепко обдумать решение… Лагот взбешен. Но слово не воробей. Катерина поднимает голову. Она не хочет отрекаться и уходить, и если подумать… Слабая надежда зарождается в ее сердце. Кажется, есть что-то, что можно еще изменить! Может быть, если выиграть время, то что-то еще можно переиграть? Леа не выдает своего раздражения. Он знает, что будет дальше. Без сомнения, о да, без сомнения, Моро выкроит минутку и переговорит с нею, недаром он так сверлит ее взглядом! Зашепчет, хватая ее за руки: «Лагот — узурпатор! Нам надо бороться. Нам надо сражаться…» И это сейчас на руку. Надо только успеть разыграть в последний раз Вандею. -Отличная идея, — улыбается Леа. Лагот с удивлением смотрит на него и, решив, что добьется у него объяснений позже, соглашается: -Да. Ваше высочество? -Воля ваша, — Катерина поднимается. Моро, пока никто не успел воспользоваться ситуацией, успевает среагировать: -Ваше высочество, я провожу вас до вашего лагеря…