***
Чимин не понимал где он находится, но сильнее прижимал коленки к груди и кутался в тёплый плед. Глаза щипало, болела голова, а нос заложило. Ему на секунду показалось, что он умер от горя и сейчас парит в облаках, но Пак встряхнул рыжей макушкой и вылез из пледа, щурясь от мягкого света. Всё вокруг выглядело дорого. Пахло словно кожаный салон нового автомобиля. Тёмный пол, светло-бежевые сидения с деревянными подлокотниками, невысокий лакированный стол из красного дерева. Всю обстановку можно было описать двумя словами — комфорт и роскошь. Он ещё раз обвёл взглядом помещение. Наткнувшись на иллюминатор, он резко приподнял шторку, тихо всхлипнув от удивления. Небо было залито красивым, малиновым цветом закатного солнца. Облака внизу выглядели словно бескрайние пустыни Антарктиды. Чимин их никогда не видел, но предполагал, что это именно так. Пак не торопясь опустил ноги на пол и приподнялся, чтобы лучше разглядеть небо. Все его рассказы о полётах можно было закончить на воздушном шаре, на котором его прокатил Чонгук. На самолете он раньше никогда не летал. И ему даже стало обидно от того, что он пропустил взлёт. Чонгук… теперь картинка складывалась. Чимин вспомнил, что сам запрыгнул на альфу и позорно рыдал у него на плече. А ведь вполне могло быть, что слитые фотографии дело рук именно Чона. Отомстил за утренние проказы. Рыжий снова встряхнул головой. Чон с завидным упорством добивается его, терпит все его выходки, пытается угодить. Не станет он ломать ему жизнь из-за связанных рук. Да и фотографии эти были только на телефоне Чимина. Он никому их никогда не показывал. Хранил себе тихонько в галерее и даже сам не пересматривал. Почему-то вспомнилась последняя течка. Тогда Чимину было особенно плохо, он с ума сходил от желания и боли. Всё таки диеты и изматывающие тренировки отразились на его здоровье, и превратили течки в невыносимую каторгу. Вот Пак и не смог себе отказать в удовольствие и сделал несколько фото. Очень уж хотелось. От воспоминаний немного закружилась голова и защекотало внизу живота. Он так отчаянно трахал себя большим розовым вибратором, мечтая наконец обзавестись альфой, что сам не верил в происходящее. Он ведь волк-одиночка и никто ему не нужен. Теперь уж точно. Во время последней течки он с каким-то извращенным удовольствием разрабатывал себя пальцами, затем слизывая с них свою собственную смазку, до одури пахнущую цветущей сакурой. Он никогда прежде не переносил течку настолько тяжело и не вёл себя как настоящий извращенец. Будто его тело намекало ему, что пора, надо найти подходящего альфу. Часики-то тикают Чимин, скоро твои ровесники начнут выкладывать фото со своих свадеб, а затем округлившиеся животики и, наконец, маленьких пухлых щенков. А у тебя что? Карьера? А как же личное счастье? На любимой работе семьёй не обзаведёшься. Хорошо ты это придумал — строить карьеру в балете, но свою сущность не проведёшь! Это альфы должны работать, а омеги должны рожать. Их тела предназначены для того, чтобы принимать член, растягиваться от узла, а потом вынашивать и рожать щенков. И это единственное предназначение омег. Все балерины-омеги в театре понимают это и звёзд с неба не хватают. Разделяют семью и работу и сваливают в декрет, как только подвернётся подходящий альфа. И больше не возвращаются никогда, погрязнув в бытовухе. Омега схватился за голову, пытаясь унять бесконечный поток мыслей и не заметил, как на соседнее кресло кто-то опустился. Возможно, Чимин и дальше бы его не замечал, но запах — такой свежий, приятный и родной, словно Пак вырвался из крепких цепей и оказался на свободе, в бескрайнем дремучем лесу, после сильного летнего дождя. — Ты хорошо себя чувствуешь? — от этого бархатного голоса, больше похожего на рокот хищника, Чимина разрывало надвое. Одна часть откровенно кайфовала и готова была в ответ замурлыкать ласковым котенком. Вторая — дико бесилась из-за этого. — Хочешь воды или кофе? — Хочу, чтобы ты ушёл. — обиженно произнёс Чимин, не поднимая глаз на собеседника. — Не могу. — Чонгук откинулся в кресле, закидывая одну ногу на другую и любуясь носком лакового ботинка. — Под нами примерно десять тысяч метров. — Подходящая высота, чтобы ты навсегда оставил меня в покое. — Я думал, что мы стали друзьями. — Чонгук немного наклонился вперед, упираясь одной рукой о столик, другой нежно подцепив подбородок рыжего, заставляя того взглянуть на себя. — И даже немного больше. Чимин лишь покачал головой, отстраняясь, пытаясь сбежать от свежего запаха, которым так потрясающе пах альфа. Он чувствовал, что должен что-то сказать Чонгуку. Что-то важное. Обязан произнести это вслух, потому что не привык прятать свои истинные чувства. Но обстановка казалась неподходящей. — Куда мы летим? — с максимально безразличным тоном поинтересовался Чимин. — В Тайланд — также безучастно ответил Чон, возвращаясь в прежнее положение — у меня там деловая встреча и… — А я там зачем? Берёшь меня в качестве аксессуара? — А ты должен отдохнуть. — взгляд Чонгука ничего не выражал и на мгновение альфа позавидовал собственной выдержке. На самом деле он ужасно переживал, пока ждал, когда Чимин очнётся. В машине с омегой случилась настоящая истерика и им пришлось заехать к знакомому врачу, чтобы Паку сделали укол успокоительного, после которого его вырубило на добрые шесть часов. Сначала Чон сидел с ним в машине, укачивал в руках и рычал на охранников, которые то и дело открывали дверь в салон, чтобы убедиться, что всё хорошо. Он впервые испытал невероятное чувство жадности. Омега в его руках был в максимально уязвимом положении. Разбитый, расстроенный, без сознания и, судя по усилившемуся аромату сакуры, с начинающейся течкой. И у альфы сорвало крышу. Он сжимал омегу, баюкал, вылизывал ароматную железу за ухом, словно животное, и метил его своим запахом, чтобы обезопасить, чтобы всему миру заявить о том, кому на самом деле принадлежит этот малыш. И делиться он не намерен. Через час его немного отпустило, когда Чимин полностью пропах им, когда Чон уничтожил каждый посторонний запах на теле балерины. Он решил, что надо спрятать омегу. На самом деле это решение пришло к нему ещё утром, когда охранник, отвязывающий его от кровати Пака, показывал ему откровенные фото хозяина квартиры, которые распространили по сети. Чон был в ярости. Он тут же приказал найти того, кто сделал эту отвратительную вещь, а сам лишь на несколько минут задержался, переодеваясь в чистую одежду, прежде чем ворваться в театр и увидеть своего котёнка практически убитым. Он решил, что надо связаться с Хоби-хёном и напомнить про их недавний разговор. По дороге в аэропорт альфа так и сделал. Он быстро набрал Хосока и с радостью услышал, что тот уже несколько дней находится в Тайланде, т.к. компания его отца открывает там сеть фармацевтических предприятий. Решение быстро пришло в голову, Чон сможет одним ударом убить двух зайцев — спрячет Чимина, пока скандал утихнет и найдут виновников; наладит отношения с отцом Хосока и сможет вполне легально отправлять некоторые запрещённые вещества в Тайланд. — Я не устал. — слишком тихо произнес Чимин. — Смысл твоей жизни в борьбе со мной? Мы оба знаем, что тебе нужно отдохнуть и подальше от Кореи. — Чонгук с раздражением взглянул на омегу и сжал кулаки. — Боже… не заставляй меня говорить об этом. — альфа недовольно фыркнул, резко встал и ушёл, заставляя Чимина сжаться. Пак чувствовал себя жалким. Сколько презрения Чонгук вложил в свои последние слова. Всё, чего теперь заслуживает Чимин — презрение. И Чон прав, раз даёт ему это. Чимин гадкий, отвратительный омега, который не может контролировать свою природу. Он заслужил, всё правильно. Надо построить вокруг себя стену повыше и покрепче, чтобы больше точно никто не смог её разрушить. Никаких друзей, никаких привязанностей. Мерзкий грязный омега. Ты заслужил. Так тебе и надо.***
Тайланд встретил их тёплой погодой и приятным ветром. Сразу у трапа Чонгук усадил хмурого рыжего парня в черный тонированный автомобиль. Оба молчали. Чимин думал, что это вполне нормально. Он сам виноват, потому что позволил кому-то приблизиться к себе, зная, что ничем хорошим это не кончится. Чонгук ведь опасный. До чёртиков пугающий и жуткий. Высокий, раскаченный и татуированный бандит. Беспощадный головорез. Блудник, каких свет ещё не видел. Официально имеет партнёра, а сам бегает на свиданки с балериной. Слишком самоуверенный, слишком нахальный, слишком упрямый и слишком горячий. Пак даже подпрыгнул на месте, пытаясь отогнать от себя мысли об идеальном теле альфы, сбросив всю вину за них на приближающуюся течку. Чонгук молчал, потому что боялся сказать что-то лишнее. Он бы хотел объяснить Чимину как плохо было ему, когда он увидел эти фотографии, потому что рыжая балерина должна принадлежать только ему, никто не должен видеть его таким, кроме Чонгука. Он бы хотел сказать, что лично вспорет живот подлецу, который решил так неудачно пошутить над его омегой. Его омегой. Но отчего-то молчал. Хосок ждал их у парадного входа в главное здание отеля, где остановился со своим спутником. Бэм любил быть в центре внимания, любил блистать и привлекать взгляды, но на отдыхе со своим альфой предпочёл максимально отдалённое место на побережье. Фокус этого отеля был не в его уединенности в джунглях или отдалённости от целой конгломерации отелей на побережье, а в уютных бунгало, стоявших на воде и связанных с берегом деревянными мостиками. Каждое бунгало находилось в своей небольшой бухте, что позволяло отдыхающим практически ни разу не встретиться друг с другом. Когда машина Чона остановилась, Хоби тяжело вздохнул, предвкушая скандал от своей «тайской принцессы», который ничего не хотел слышать о совместном отдыхе и совершенно не терпел конкуренции. А Хосок предполагал, что приму национального театра Бэм воспримет именно как конкурента. И не ошибся. Из машины вышел совершенно прекрасный рыжеволосый мальчик. С тонкой фигурой и изящной походкой. Слабые фонари у входа совершенно прекрасно подсвечивали медовую кожу и уставшие карие глаза, на которые спадала чёлка. Омега едва доставал макушкой до подбородка альфы, который шёл за ним походкой хищника. Словно свирепый ястреб, оберегающий своего птенца. Еще никогда прежде Хосок не видел таким своего приятеля. — Рад видеть вас! — воскликнул альфа, широко улыбаясь и приветственно помахав рукой. — Мы сняли бунгало в самой дальней бухте, а для Вас уже подготовили домик недалеко от нас. Сначала посмотрите его или поужинаете? — Я бы хотел лечь спать голодным. — Чимин вежливо поклонился старшему. — Очень устал. — Ты спал всю дорогу, тебе надо поесть. — недовольно отметил альфа, приобняв друга. — Тем более омега Хосока ждёт нас на ужин. — У меня диета! — Ты в отпуске, расслабься. Хороший ужин ещё никому не вредил. — Чонгук обошёл балерину сзади, по собственнически обхватив тонкую талию. — Чимин, можешь не переживать на этот счет! Бэм тоже строго следит за фигурой, он ведь модель. Он сам составлял меню на сегодня. И тут есть отличный зал. — Хоби с интересом обвёл совершенно хрупкую фигуру в руках друга. — Мой омега составит тебе компанию, он любит спорт.***
— Ненавижу спорт. Ненавижу тягать железки. А моя потрясающая фигура — подарок от природы. В моей семье все высокие, стройные и красивые. — Бэм с ухмылкой взглянул на приму, подавившуюся ароматным помидором из салата. — Мне повезло. А вот ты, Чимин, склонен к полноте, как я вижу. Не завидую тебе. Наверное, приходится убиваться в зале, чтобы оставаться стройным? — Я артист балета, — начал Пак, пережевывая салат — у нас строгие требования к параметрам. — Да, немного поправился и не влез в купальник. Набрал лишнего и партнёр не смог поднять на нужную высоту. Или вообще не смог поднять. — глаза Бэма горели недобрым блеском. — Я тоже танцую, исполняю женские партии в традиционных тайских танцах. Понимаю тебя. Чимина бесило всё. Обстановка, словно он попал в дораму — берег моря, идеальная тёплая погода, огромная, яркая луна. Белый шатёр, прибранный различными экзотическими цветами, удобные диванчики, заваленные пёстрыми подушками. Красивый стол с идеальной белой скатертью, накрытый потрясающе вкусными лёгкими блюдами, сервированный серебряными приборами, в которых Пак едва разбирался, красивые фруктовые нарезки, украшенные живыми цветами, тонкие свечи, благовония. Всё это было на столько идеально, что Чимина немного трясло от бешенства. Но больше всего его бесил хозяин этого вечера — БэмБэм, как его представил Хосок. Он был такой красивый, такой идеальный, такой элегантный в этом своём полупрозрачном белом костюме на голое тело. Широкие брюки удлиняли его ноги, пиджак, застегнутый на одну пуговицу, идеально подчёркивал стройную фигуру и оттенял смуглую кожу. Черные волосы были красиво уложены назад, открывая вид на высокий лоб и совершенно потрясающие голубые глаза. На губах был нанесён красный блеск, который даже после ужина остался на своём месте, не размазался по подбородку, не скатался в уголках пухлых губ, а подчеркивал красоту улыбки и идеальных ровных белых зубов. Их отношения с Хосоком тоже были идеальными. Бэм выглядел избалованным и эгоистичным, но к своему партнёру проявлял запредельное внимание и ласку. Постоянно подкладывал ему рис, зная, что альфа очень его любит и не может без него есть мясо (идеальной прожарки, кстати), забрал у него блюдо с острыми баклажанами, потому что Хоби не переносит острое. Всё это было похоже на сказку и это ужасно раздражало. Жизнь Чимина в данный момент катилась ко всем чертям и меньше всего на свете ему бы сейчас хотелось наблюдать за чем-то столь идеальным. — Не советую. Это прик кэнг. Очень остро. — интонация с которой Бэм произнёс эту фразу лишь подожгла интерес и Чимин одним уверенным движением отправил целую ложку себе в рот, тут же давясь от жара, которым блюдо обдало его рот. — Вот видишь. — Это нужно есть с огромным количеством белого риса. — Хоби с доброй улыбкой подложил приме немного риса в тарелку. — Он снимает остроту. — Может, ты станцуешь для нас? — немного отдышавшись и съев порцию риса, произнёс Чимина, задержав взгляд на расслабившемся хозяине вечера. Хосок поперхнулся своим коктейлем от такой просьбы и Пак воспринял это как нехороший знак. Судя по взгляду старшего альфы, он открыл ящик Пандоры. — Конечно. Мне для этого и разогреваться не надо. — Бэм быстро сменил музыку в портативной колонке, которая до этого тихо наигрывала какие-то национальные мотивы. Медленно встал из-за стола, поправляя складки на пиджаке и вышел в центр шатра. Все замерли и Чимин краем глаза уловил, как Чонгук, сидевший рядом, подался немного вперед, чем ещё больше взбесил омегу. Сначала заиграли барабаны и танцор медленно поднял сложенные в молитвенном жесте руки над головой. Добавились колокольчики и дудки и пальцы Бэма стали раскрываться, словно бутон лотоса на рассвете. Глаза его были опущены вниз, а на лице играла скромная улыбка. Любая балерина позавидовала бы тому, как плавно двигался Бэм. Тонко и нежно, совершенно не обращая внимание на ритм барабанов, создавая своими движениями свой собственный такт. Кисти рук и пальцы выгибались, словно в них не было костей, будто они были слеплены из глины. Танцор поочерёдно приподнимал согнутые в коленках ноги, натягивая носок на себя, затем опускал их и делал плавные шаги, сопровождая это красивыми движениями руками, будто воздух вокруг был густым, подтаявшее мороженое, которое он собирал длинными пальцами. Никаких резких движений, быстрых кружений или взмахов. Всё медленно и плавно, даже переступал с пятки на носок танцор медленно и изящно. Кружился вокруг себя, положив одну руку на грудь, а вторую вытянув перед собой и плавно выгибая кисть к себе. Чимин был заворожен такой красотой, забыв на несколько минут о своем раздражении. Но как только музыка затихла и Бэм поклонился, всё вернулось. — Такому в балете не учат. — с улыбкой произнёс таец, с вызовом смотря на рыжего. — Да, нас учат искусству, а не деревенским пляскам. — с презрением фыркнул Чимин, поворачиваясь к столу. Перепалка вызвала в нём аппетит и он без раздумий схватил особенно жирный кусок баранины в остром соусе, пачкая в нём губы. — Первый раз вижу балерин с таким зверским аппетитом. — Вот и посмотри, пока я здесь. — Чимин отправил в рот ещё один таящий кусочек, облизывая пальцы. — Боюсь, после отпуска ты проломишь сцену… Это было последней каплей. Чимин старался быть милым и не обращать внимания на откровенный нападки со стороны Бэма, но его идеальная фигура — плод его тяжелой и изнурительной работы, была запретной темой. И лучше бы Бэму начать молиться прямо сейчас, потому что Чимин даже покраснел от гнева. Рукой он загрёб того самого острого блюда, от которого пострадал совсем недавно и тут же запустил им в лицо присевшего напротив танцора. Чонгук даже присвистнул, ожидавший весь вечер чего-нибудь подобного. Хоби лишь удивлённо открыл рот, переводя взгляд с Бэма, по чьему лицу изящно сползала смесь жгучих перцев, на Чимина, победно ухмыляющегося. Таец в долгу не остался и в следующую секунду на голове Чимина оказалась целая миска клейкого белого риса. — Остынь немного! — добавил танцор и следом выплеснул в лицо балерине мятный коктейль со льдом. Пак зарычал, заставив вздрогнуть даже Чонгука, который до этого хихикал в кулак. Чимин подскочил с места, хватая аппетитный суп с креветками и моллюсками выливая его на белый пиджак оппонента. Такого Бэм не мог простить. — Наглая, рыжая сука! — взревел хозяин вечера и вцепился Чимину в волосы, вытягивая его из-за стола. Чимин сопротивлялся, пытался убрать руки танцора из своих волос, оттолкнуть его, но Бэм, на удивление, был очень сильным. Оба запутались в длинной скатерти и в схватке, не заметив, потянули её со стола, сбрасывая все блюда на белый песок. Хосок и Чонгук еле успели вскочить с диванов и побежали разнимать омег. В этот момент Чимин, устав бороться, мёртвой хваткой вцепился в чёрную шевелюру тайца, взъерошив идеальную укладку. Оба рычали, выкрикивали ругательства и пытались вырвать друг у друга как можно больше волос. — У него сильные ноги, Бэм! — выкрикнул Чонгук, хватая Чимина за талию. — Что ты делаешь, Гук? Надо их разнять! — возмутился Хосок. — Я весь вечер ждал этого, Хо! — засмеялся Чон младший. — Это был вопрос времени. — Бэм! Хватит, отпусти его! Он же ещё совсем ребёнок! — Хосок пытался не обращать внимания на хохочущего Чонгука. — Он маленький! — Сколько ему? — таец моментально отпустил Чимина. — Мне восемнадцать. — Пак выпустил из рук черные пряди и попытался поправить свои волосы. — Что же ты сразу не сказал? — А по мне не видно? — Хоби рассказывал мне про Чонгука, говорил, что ему уже тридцать, я думал, что ты старше меня. — Он просто очень любит детей. — устало подметил Хосок, смотря, как моментально изменился в лице его спутник.