Рун уходит через полчаса оживлённой беседы, забирая с собой посуду. Он старается покинуть сад максимально тихо, чтобы ни император, ни стража его не заметили.
Юнги смотрит на почти севшее за горизонт солнце и возвращается в покои, чтобы проверить альфу. Тот все так же безмятежно спит, забавно причмокивая губами.
Мин снова садится на край постели и поправляет смятое одеяло, натягивая его повыше, чтобы император не замёрз. Вскоре и сам Юнги чувствует щекочущий спину холод и встает, чтобы закрыть дверь в сад.
Он не замечает, как остаётся стоять вот так, задумавшись, дольше ожидаемого. В голову не идёт ни одна толковая идея. Хочется только смотреть на ласкающие горизонт последние лучи солнца.
— Юнги? Ты еще здесь? — Хосок бубнит в спину омеге, притворяясь, будто только проснулся. На самом деле он тоже размышлял все это время.
— Вы выспались, Ваше Величество? — Мин дёргается и с лёгкой улыбкой смотрит на альфу. Тот впитывает улыбку омеги сразу же, не понимая, как может подозревать его в государственной измене. Но все ещё подозревает. Не он — так его отец.
— Да, вполне. Мне нужно вернуться к работе, — альфа встаёт с кровати, но Юнги подходит очень быстро, не пуская его даже двинуться в сторону кабинета. — Что теперь?
— Вы поспали, а есть кто будет? — Омега сердится на то, как несерьёзно мужчина относится к своему здоровью. — Давайте поужинаем, Ваше Величество.
— И ты останешься? — Хосок хочет коснуться пальцами розоватых щек, но сдерживается. Он не знает, что сейчас о нем думает омега.
— Если Вы того пожелаете, конечно… К тому же, Ваше Величество хотели со мной поговорить, помните? — Юнги видит, что альфа сжимает ладони, и прикусывает губу. Ему самому очень неловко сейчас, но сделать что-то нужно. Хотя бы поесть они могут.
— Я бы хотел, чтобы ты хоть раз предложил поужинать по своему желанию… Но не в этот раз, так и быть, — Хосок зовёт стражу и отдаёт приказ накрыть стол на двоих.
— А как Ваше самочувствие в целом? Может, мне стоит приготовить парочку снадобий, которые укрепят здоровье? — Юнги всё же сажает альфу обратно на кровать и снова проверяет температуру и пульс.
— Честно? В последнее время я замечаю, что сердце бьётся слишком быстро, — Хосок всё же не сдерживается и хватает теплую ладонь, которая в этот момент ощупывает его шею. — Может, ты знаешь, из-за чего это?
Юнги тормозит и пропускает последний вопрос мимо ушей. Он зависает на чужих глазах, которые впиваются в него пристальным взглядом. Такие темные, словно бы прыгаешь в неизведанное озеро с риском напороться на подводные камни и пораниться. Или умереть.
Мин зачем-то прыгает. Он все тонет и тонет. И только спустя минуту омега вспоминает, как дышать, и выныривает, смущенно промаргиваясь.
— Из-за перенапряжения… — Он снова кусает губу, что действует на Хосока как самое сильное напряжение. Чон похвалил бы себя за выдержку, но не в этот раз.
Мужчина тянет Мина за руку и тот падает ему на бедра. Хосок почти смеётся с того, как сильно удивляется омега, хлопая своими невозможно красивыми глазами в ответ на то, что Чон позволяет себе уместить ладонь на чужой талии.
— Перенапряжение? Тогда мне нужно расслабиться? — Юнги готов поклясться, что этот гортанный голос действует на него словно шёпот змея, искушающий, манящий. Он бы даже при большом желании не смог выпутаться из тугих колец, которые все сильнее затягивают его в свой плен. А если желания нет и вовсе? — И что же посоветует мой лекарь?
— Больше есть лёгкой пищи, ложиться вовремя и больше… отвлекаться от работы, — он еле выдавливает из себя что-то настолько бесполезное, переходя на шёпот, словно боится кого-то спугнуть.
— Я совсем не умею отвлекаться. Мой лекарь сможет научить меня, правда? — Хосок улыбается жалким попыткам омеги сопротивляться, когда он приближается к покрасневшему лицу. Тот из последних сил пытается показать колючки, но выходит недостаточно убедительно. На деле же Мин сам телом льнет ближе и дышит так, словно у него вот-вот отнимут эту возможность вообще.
— Чему же я могу научить Ваше Величество? — Это уже даже не шёпотом, а почти неслышно. Ресницы дрожат, когда Юнги закрывает глаза и жмурится, не в силах смотреть на те самые подводные камни.
— Ничему. Скорее я тебя научу многому, — Хосок кладет вторую ладонь омеге на затылок, путаясь пальцами в светлых длинных волосах, и притягивает к себе совсем близко. — Только если ты захочешь прилежно учиться.
Чон хочет, чтобы Юнги сам шагнул в это неизведанное озеро. И тот делает шаг. Робко, медленно, неуверенно, но делает.
Лёгкое, почти невесомое, касание мягких девственных до этой секунды губ кажется обоим каким-то сном. Альфе он, конечно, больше отдает пыткой и издевательством, а Юнги — испытанием, но вместе они видят чудесный сон.
Хосок внутренне рычит и прижимает омегу сильнее, чтобы вообще никакого расстояния между ними больше. Юнги жмурится сильнее, отпечатывая в памяти этот момент, кладет ладони на крепкие плечи и сжимает ткань золотого цвета. Император даже не переоделся перед сном в удобную одежду, так и уснул в официальной.
Юнги всегда казалось, что первый поцелуй — нечто такое смущающее, что потом будет стыдно вспоминать.
Так и есть. Так и будет.
Мин краснеет, мычит от нехватки воздуха, но Хосок еще несколько секунд терзает губы, до которых давно мечтал добраться. Сам себе признался не так давно, конечно, но мечтал, правда, с первой встречи с омегой.
Они отдают еще более ярким вкусом жасмина, чем весь Юнги до этого, будто являясь сосредоточением всего аромата, который придаёт губам сладковатый вкус. А может, это сам Юнги такой вкусный, потому что настолько желанный. Омега, наверное, еще не понял, но сейчас Чон очень сдерживается, не давит, не проникает языком меж приоткрытых в попытке вдохнуть губ. Этот поцелуй очень невинный и робкий, но Мин его точно запомнит.
Хосок отстраняется от чужого лица всего на несколько сантиметров, чтобы как следует рассмотреть покрасневшие щеки и приоткрытые губы, носик, который забавно морщится в смущении, дрожащие веки. Это новая для него сторона омеги. И Чон выть готов от того, как она ему нравится. Обычно строгий, серьёзный и сдержанный Юнги в руках альфы сейчас вытянулся в одну чувствительную струнку. Оказывается, он может быть трепетно нежным при правильном подходе. Хосок это и так знал, но наконец-то добрался до этой части Мина только сейчас.
— Ваше Величество, мы принесли ужин, — слуги, как всегда невовремя, прерывают идиллию, а Чон готов высечь каждого, кто, будто нарочно, ждёт именно такие моменты.
— Подождите, я не одет, — ему не приходится говорить громко, потому что любой в этом дворце впитает его слово, даже если оно будет сказано шёпотом. Никто никогда его не переспрашивает, потому что император не должен говорить дважды.
Слуги покорно остаются за дверью, ожидая. Но ждут не только они.
— Ваше Величество, могу я… — Юнги дрожит, но пытается слезть с мужчины. — Отпустите меня, пожалуйста.
— Зачем? Тебе не понравилось? — Знает же, что понравилось, но смеет спрашивать. Хосок прекрасно видит: все эмоции Мина у него на лице. Да и тело его забилось мягкой дрожью весьма красноречиво.
— Это слишком смущающе! — Омега не выдерживает давления и отодвигает альфу за плечи. Быстро хватается потными от пережитого стресса ладошками за тёмно-синий балдахин и встаёт, разглаживая складки платья. Не замечает, как император встаёт следом и идёт к двери. — Ваше Величество, подождите!
Он хочет, чтобы Юнги увидели вот таким растрепанным, покрасневшим, в смятом платье и с припухшими губами? Да даже ребёнок поймет, чем они тут занимались. А слуги — тем более. Уже через полчаса весь дворец будет судачить о том, что императорский лекарь заслужил место через постель. Или что-то в этом роде.
— Что? Хочешь повторить? — Хосок смотрит на то, как Мин по-детски хватает его за край рукава в попытке остановить. И не сдерживается, наклоняясь еще раз. — Я им ничего не расскажу.
Он откровенно смеётся над смущением омеги. Да кто вообще слугам что-то рассказывать будет? Но понемногу злящийся Юнги выглядит как сердитый ёжик, который норовит уколоть своими крохотными иголками, так что Хосок не сдерживается от того, чтобы поддразнить.
Альфа не хотел делать это ещё раз так скоро, но, не удержавшись, слова прильнул к чужим губам, оставив совсем детский поцелуй. Просто чтобы было.
Мажет своими, уже всякое повидавшими, по нежным юношеским, которые всего пару минут назад узнали вкус взрослого мира. Ну как взрослого… Они просто стали на шаг ближе к нему.
Альфа снова смеётся своим мыслям, а Юнги подвисает, но теперь из-за улыбки императора и этого негромкого хриплого смеха.
— Иди в кабинет, приведи себя в порядок, а слуги пока накроют на стол, — Чон подталкивает омегу в сторону другой комнаты и открывает дверь слугам, когда Юнги благополучно скрывается за стеной.
— Ваше Величество, хотите что-нибудь ещё? Повар тут же приготовит все, чего Вы пожелаете, — бета кланяется с подносом в руках, когда все блюда оказываются на столе.
— Нет, этого достаточно, ступайте, — мужчина вальяжно машет рукой, и слуги скрываются за дверью. — Юнги, ты там долго?
Омега одной головой выныривает из-за угла, проверяя обстановку и вызывая у Чона усмешку. Убедившись, что все в порядке, Юнги снова натягивает маску серьёзности и садится напротив императора.
— Вам нужно плотно поесть. Вот, — Мин берёт миску с рисом, палочками накладывает кусочки говядины, тушёные овощи, поливает соусом и двумя руками, так положено по этикету, передаёт блюдо императору.
Хосок с удовольствием принимает миску из рук омеги, снова задерживаясь своими ладонями на чужих.
— Спасибо, — альфа ест все, что ему накладывает Юнги, считая все блюда такими вкусными только из-за того, что они из его рук. Так бы всегда. К такой идиллии легко привыкнуть. Но она не длится долго, все как всегда.
— Ваше Величество, к Вам пожаловал Гуй Фэй, — палочки в руках омеги почти падают, но он успевает поймать их, кладет на стол и быстро встаёт.
— Мне лучше уйти, — Мин хочет сделать шаг в сторону двери, но его крепко держат за запястье.
— Я отдыхаю, пусть придёт завтра, — Юнги смотрит на Хосока большими глазами и непонимающе часто моргает.
Виен по ту сторону четко улавливает запах жасмина, грустнеет, кусает губы, кланяется закрытой перед ним дверью, словно бы это сам император, и молча уходит.
Ему всегда будут предпочитать Юнги, это он понял. Но это совсем не значит, что Виен смирится. Он зовёт к себе Жао Мэй и долго что-то с ним обсуждает наедине.
— Ваше Величество, как можно прогонять Гуй Фэй? — Мин под строгим взглядом садится обратно, но в горло уже не лезет никакая еда. Он думает, что хорошо бы выслушать то, ради чего его здесь оставили, и поскорей уйти к себе. — Вы, помнится, хотели поговорить со мной…
— Обязательно портить такой чудесный ужин скучными серьёзными разговорами? — Хосок же, напротив, аппетит не теряет, стараясь съесть как можно больше, пока омега еще тут. Рядом с ним как-то вкуснее.
— Я остался на условии, что мы поговорим после того, как Вы проснётесь. Можно, конечно, этого не делать и оставить между нами недосказанности.
— Умеешь ты испортить момент, — альфа шумно откладывает палочки и смотрит на Мина. — Да, нам нужно кое-что обсудить.
«Например то, что ты и твоя семья от меня скрываете? И раз уж всплыло имя моего отца, значит, скрываете давно. Не хочешь признаться в государственной измене?» — остается неозвученным.
— Насчет вчерашнего. Да и вообще о том, что произошло со мной, Жао Фэй, то есть, черт, Гуй Фэй. Ну ты понимаешь… — Хосок запинается, боится, что Юнги не захочет слушать и попросит отпустить его к себе, но тот сидит и терпеливо ждёт. — Я не хотел, чтобы он беременел, правда. Это глупая случайность, но, раз уж ребёнок есть, не убивать же его. Это не значит, что я что-то чувствую к Виену, он всего-лишь носит мое дитя.
— Это грубо, Ваше Величество. А если бы на его месте был я, Вы бы сказали тоже самое? — Юнги, конечно, не особо проникается теплыми чувствами по отношению к Виену, но как омега омеге сочувствует.
— Ты — не он, я бы никогда не сказал такого о тебе, — Хосок хмурится, не понимая, почему вообще отчитывается.
— Тогда и о нём такое не говорите… Этот ребёнок, в любом случае, благословение небес, а носящий его должен быть в почете. И если Ваше Величество перемывает ему косточки, как же будут вести себя остальные?
— Ты указываешь императору? — Чон наклоняет голову к плечу и щурится, не понимая, с каких пор этот омега такой смелый.
— Всего-лишь прошу. Прошу о великодушии, которое, как все знают, Вам свойственно.
— Прекрати мне льстить и скажи то, о чем думаешь на самом деле.
— На самом деле? — Юнги словно это и ждал, а получив дозволение, не стал сдерживаться. — Мне страшно, Ваше Величество, — омега решает выдать хоть немного правды, пока пыл в сердце не пропал. — Я не могу рассказать всего, но это то, что я сейчас чувствую. Я боюсь того, что приближусь к Вам настолько, что мне придётся ещё кого-то потерять. Недавно это был Таль, а потом кто? Кого убьют следующим? Руна? Если из-за меня снова кто-то умрет, я предпочту держаться от Вас подальше, — Юнги видит, что альфа хмурится и собирается перебить. — Нет, подождите. Если не сейчас, я больше не смогу признаться… — Следует глубокий вздох прежде, чем омега продолжает. — Да, Вы можете пообещать, что больше никто не умрёт, что защитите, но разве можно защитить каждого? Вы дорожите мной, а дорожу ими всеми. И я поступлюсь своими чувствами, если придётся выбирать.
Хосок опускает взгляд и переминает на языке слова омеги. Горько. Не это он хотел услышать. Совсем не это.
— Я понял тебя. Нам лучше подумать об этом отдельно друг от друга, а не решать что-либо на эмоциях, — Чон встаёт с места, подходит к окну и становится к омеге спиной, складывая за ней руки. Одним видом показывает, что разговор закончил, и Юнги может уходить.
— Что ж, тогда, с Вашего позволения, я вернусь к себе, — Мин кланяется и выходит.
Как всегда, если хочет поразмышлять о чём-то, Юнги идёт в библиотеку. И сейчас спрятаться там очень ему подходит.
Только вот, выйдя из Главного дворца, омега натыкается на одно нагловатое лицо, которое заинтересованно его изучает. Словно бы поджидает здесь. Попытка посидеть в одиночестве трещит и рассыпается пеплом, так что Мин кивает в ответ на приветствие музыканта.
— Я ждал Вас, господин лекарь, — Сокджин подходит, но не слишком близко, остерегаясь последствий. Не для себя, а для омеги.
— Это я уже понял, — Мин смотрит туда, куда рукой указывает музыкант. — Приглашаете меня сбежать из дворца?
— Именно. Если Вы не сильно устали, мы могли бы пройтись по рынку, мне нужно кое-куда сходить, — альфа, вроде, не настаивает, но одним взглядом дает понять, что хочет услышать только согласие. Конечно, если Юнги ему откажет, Джину останется только принять это.
— Только если недолго. Отвлечься мне не помешает, — омега не считает этого музыканта сильно назойливым, неприятным или ещё что-то в этом духе. Напротив, ему, в целом, приятна компания этого мужчины. За исключением пристального взгляда, конечно. — Но мы возьмём моего гвардейца с собой.
— Разумеется, все для Вашей безопасности, — они направляются к выходу из внутреннего дворца, затем — к конюшням.
Хосок наблюдает за всем в окно и не сильно удивляется, когда Мин соглашается прогуляться с этим альфой. Чон решает, что Юнги не помешало бы с кем-нибудь поговорить, отвлечься, поэтому глотает гордость и старается спокойно реагировать на нового возможного друга омеги. Пусть этот «друг» и не смотрит на Юнги в этом ключе. У Хосока вообще насчёт этого музыканта много сомнений.
Император собирался велеть гвардейцам неотступно следовать за ними, но подумал, что наличие надзирателя омеге не понравится. В конце концов, Мин не заложник.
Юнги же в это время думает о том, что без разрешения императора его не выпустят из дворца. А еще о том, что у него теперь нет коня. Становится интересно, как музыкант убедит стражников выпустить его.
— Господин, рад приветствовать. Я — старший конюх, Уджин. Его Величество велел подготовить для Вас подарок, — альфа кланяется и с яркой улыбкой идёт в дальнее стойло. То, кого он выводит за собой, заставляет и Юнги, и Сокджина оцепенеть. Император дарит лекарю вот это?!
— Это ахалтекинец, редкая чистокровная порода родом из туркменских земель, — конюх несильно тянет за поводья и вот, перед омегой возвышается невиданной красоты животное.
Конь ростом с самого Мина, с длинными ногами, хорошо выраженными мышцами и вытянутой головой; кожа тонкая, так что видно даже сосуды. Грива сострижена вовсе, что очень различает этого коня с любимым Юнги Талем. Но больше всего привлекает шерсть цвета утренней зари. Она переливается перламутром и отражает солнечный свет.
— Ахалтекинец, говоришь? — Сокджин первым делает шаг и поднимает руку над мордой животного. Конь, подумав несколько секунд, сам ластится под теплую ладонь. — Я читал о них, но видеть не доводилось. Редкое чистокровное животное, необыкновенно выносливое, а потому очень хорошее для верховой езды. Их движения эластичны и не утомительны для всадника. При этом они очень гордые, поэтому требуют особого подхода. А самое поразительное — цвет их шерсти. Кони бывают разной масти, но всегда с золотистым или серебряным отливом. Это же потрясающе.
— И наверняка такое животное невообразимо дорогое, — Юнги все же сдаётся под острым взглядом коня и подходит, аккуратно поглаживая шею. — Шерсть словно шелковистая, поразительно.
— Его Величество велел подобрать для Вас самого лучшего коня, именно поэтому этот красавец здесь. Они, как уже сказал господин музыкант, очень гордые, иногда упрямые, но очень преданные. Я наслышан о Ваших умениях в верховой езде, поэтому думаю, что Вам не составит труда приручить его. Может, дадите ему имя?
— Я сомневаюсь, что могу принять такой подарок… — Мин одобрительно хлопает животное по шее и отходит в сторону.
— Господин, если Вы его не примите, меня накажут… — конюх начинает паниковать, готовясь падать в ноги, лишь бы ему не досталось. — Если Вам не нравится этот конь — я подберу другого, еще лучше!
— Нет-нет, этот чудесен, но…
— Что Вам стоит принять его, господин лекарь? А если откажетесь — ни в чем неповинного человека накажут, — Сокджин заглядывает омеге в лицо, приветливо улыбаясь, и Юнги готов поклясться, что у него какой-то дар убеждения.
— Ладно. Если я приму подарок, это ведь не значит, что я буду им постоянно пользоваться? — Мин снова подходит к животному и протягивает яблоко из корзинки. Это привычка, оставшаяся от Таля, но этот конь воротит нос и отказывается от яблок. — Что он ест?
— Не любит фрукты, поэтому только зерна и сено.
— И как же мне тебя назвать?.. — Юнги смотрит по сторонам, ищет вдохновение. Не ходить же коню безымянным.
— Может, «Хван»? — Сокджин подходит к животному сбоку, осматривая переливающуюся шерсть. — Значит «Блестящий», ему бы подошло.
— Нет, я хочу назвать его Юншэном. «Вечно живой» — такой конь мне нужен. Ну что, Шэн, тебе нравится?
Юнги получает в ответ косой взгляд, но уже спустя секунду животному имя не кажется плохим. Так думает омега, на деле же коню абсолютно без разницы, как его будут звать. Это для себя Мин утверждает, что с Шэном не получится того же, что и с Талем. Омега скучает по своей «Луне».
— Вот и решили, — Юнги похлопывает жеребца по шее. — А теперь приведите мне другого коня.
— Но… зачем Вам другой?
— Этот привлечёт много внимания. Мы едем на рынок, а не на парад, — Сокджин складывает руки на груди и велит конюху поторопиться.
Неприметные вороные скакуны, которые не будут выделяться, — именно то, что им сейчас нужно.
Несмотря на то, что солнце уже село и город окутала прохлада вечера, Юнги и Сокджин решили отправиться в центр неторопливо, предпочитая по дороге поговорить на всевозможные темы.
Музыкант оказывается очень интересным собеседником, предугадывающим все, что хочет спросить Мин. Но на особо личные вопросы он все равно предпочитает не отвечать. Юнги это понимает и принимает, потому что сам не стал бы ничего о себе рассказывать. Ким, конечно, пытался разузнать об отношениях омеги с императором, но в ответ получил только строгое «Обсуждение личной жизни Его Величества — преступление».
Они отдают предпочтение теме политики, и хотя Юнги пытается делать вид, будто не сведущ в ней, Сокджин замечает, что омега глупостей не говорит и в целом хорошо разбирается. Ким отмечает, что у этого лекаря многовато секретов.
Они не замечают, как оказываются в тихом центральном районе, где по улочкам расхаживают живущие здесь аристократы. Никого из простого народа тут нет и быть не может, разве что — чьи-нибудь слуги. Однако и те одеты достаточно прилично.
Омеги шуршат дорогими тканями ярких платьев, сшитых по последней моде, прикрывают лица ажурными веерами или держат изящные кружевные зонтики, и тихонько смеются, обсуждая последние сплетни. Сейчас нет ни солнца, ни дождя: зонтики нужны для красоты.
Альфы же, напротив, ходят с совершенно невозмутимыми лицами, одетые в такие же дорогие, но более сдержанные в оттенках ткани. Они кружат рядом с омегами, словно драконы, защищающие драгоценности. А кто-то эти драгоценности как раз ищет. Такие вечера — прекрасная возможность присмотреть мужа.
Юнги не помнит, когда выходил на такие прогулки больше двух раз. И оба раза — с папой. Но тогда младший Мин был подростком, на которого никто толком не смотрел, да и неприлично это. А в его нынешнем возрасте к нему обязательно кто-нибудь подошёл бы.
Это сделали бы и сейчас, но рядом с ним ошивается один красивый и иногда, совсем редко, пугающий мужчина. Мин уже поймал на себе несколько взглядов, стоило только въехать на эту улицу. Однако только завидевшие Сокджина альфы сразу отворачивались.
У Кима на лбу высечено «Не подходи — убьёт».
Хотя сам альфа все время держит приветливую улыбку. Или она только для омеги рядом?
Возможно, сам Сокджин попросил Юнги составить компанию, чтобы и к нему не прильнули какие-нибудь омежки, чья компания ему совершенно не нужна сейчас. Он вообще в город по делам приехал.
Юнги кусает губы и смотрит в ту сторону, в которой находится его поместье. Стоит завернуть за угол, как можно увидеть большой, богато украшенный дом. Хотя, назвать это домом — принизить его до уровня захудалых домиков крестьян.
Это именно поместье: с украшенными золотом и серебром толстыми воротами, у которых стоит стража, с мраморными полами во внутреннем дворике с фонтанами, с колоннами, удерживающими тяжелый навес, под которым семья Мин любит пить чай. Любила.
Внутри есть и большой сад, обрамляющий несколько соединенных между собой домов по всему периметру. Этим садом занимался папа Юнги, а потом и он сам. Мин надеется, что Менсу имеет достаточно совести, чтобы не забросить это творение.
— Нам туда, за угол, — Сокджин рукой указывает именно в сторону дома Юнги, на что тот останавливает коня и смотрит на мужчину пристально.– Что-то не так?
— Куда мы едем?
— На рынок, я же говорил. Просто отсюда можно сократить, — альфа не смущается пристального взгляда и отвечает таким же, но еще более наглым, останавливаясь рядом.
— Вы только приехали и успели так хорошо изучить город? — Юнги думает отвернуться, но чувствует, что вот-вот узнает какую-то интересную подробность пребывания этого музыканта в Хансоне.
— Мне сказал конюх, что этим путем мы не попадем на оживленные улицы и сможем сэкономить время. Я стараюсь для Вас, между прочим, — Ким первым отворачивается, слегка пришпоривает коня и уходит вперёд. Спустя пару секунд Юнги его догоняет.
— Для меня?
— Его Величеству не понравится, если Вы вернетесь поздно, да ещё и в компании чужого альфы, — музыкант улыбается чуть шире привычного и наклоняет голову к плечу, кидая быстрый взгляд на омегу. — Или я не прав?
— Правы, я полагаю… — Мин кивает и глазами цепляется за поместье, мимо которого они все же проезжают. Сердце ноет по дому, хочется прямо сейчас все бросить и бежать к отцу. Он непроизвольно тянет поводья, и конь тут же реагирует, останавливаясь. Стражники у ворот так же быстро напрягаются и смотрят на незваных гостей в ожидании.
— В чем дело? — Сокджин оборачивается на стоящего у чьего-то дома омегу и ждёт.
— Вы кто? — Один из стражников все же идет к Юнги и, к несчастью омеги, узнает его даже с полузакрытым капюшоном лицом. Эти белоснежные волосы не спутаешь даже в темноте. — Господин!
Еще трое мужчин подбегают и кланяются в приветствии.
— Что происходит? — Музыкант тянет коня в сторону Юнги, думая, что у того проблемы.
— Ничего! Нам нужно уходить, — Мин почти до крови кусает губы, чтобы не заплакать, и бьёт по бокам, на что конь устремляется вперёд. Никто даже не успевает среагировать, а омеги уже не видно.
— Черт! — Сокджин устремляется Юнги вслед, не представляя, что его так напугало или разозлило. Да и куда этот омега поскакал вообще?!
Спустя пару минут Ким находит лекаря стоящим у невысокого дерева, словно бы пытающимся спрятаться под его густыми ветвями. И опять, если бы не светлые волосы Юнги, его никто не заметил бы. Подобно светящимся кошачьим глазам они выдают омегу в темноте.
— И что это было? — Сокджин подходит со спины, наклоняется, пытаясь заглянуть омеге в лицо, но тот уворачивается. — Если они как-то оскорбили Вас, я вернусь и накостыляю им.
— Не нужно, они ничего плохого не сделали, — Юнги хлюпает носом, на что альфа делает вывод, что он плачет. Утешать его сейчас будет абсолютно лишним, но Ким не сдерживается и кладет руку омеге на плечо.
— Я могу чем-то помочь?
— Если я попрошу забыть об этом, Вы…
— Забуду, разумеется, — Сокджин не дает омеге договорить просьбу, выпрямляется и отворачивается, протягивая белоснежный платок. — Если Вам досадно от того, что это видел кто-то посторонний, то я забуду произошедшее. Пусть и не понял, что именно случилось.
Юнги принимает из длинных пальцев платок и вытирает слегка потекший из-за слез макияж. Глубоко вздохнув, Мин прокашливается и поворачивается к альфе лицом.
— Я постираю его и верну позже…
К удивлению омеги, Ким уже отошёл подальше, дав ему время совладать с чувствами. Юнги понимает, что вот так плакать при чужом человеке — не воспитанно, но, с другой стороны, он ведь притворяется простолюдинам. Они не стараются скрывать эмоции, как это делают аристократы. Мину следует больше поддерживать свой образ человека из народа.
— Так зачем мы здесь? — ему не требуется много времени, чтобы успокоиться, и вскоре они уже пешком идут по оживлённым улочкам. Центр совсем рядом, так что лошадей пришлось оставить, чтобы не создавать давку.
— Я хочу купить новые струны для цитры и встретиться с одним человеком… Но мне нужно будет поговорить с ним наедине, Вам не составит труда подождать меня недолго где-нибудь? Например, вон в том чайном домике, — альфа указывает на знакомую Юнги вывеску «Солнце в объятиях Луны», а сам смотрит по сторонам.
— Знаете, я бы и сам хотел пройтись по лавкам. Мне нужно пополнить запасы трав, я хочу как следует заняться здоровьем одного человека, — омега улыбается и тоже смотрит по сторонам в поисках какого-нибудь ориентира. — Давайте через полчаса встретимся у этого трактира. Вам хватит этого времени?
— Вполне. Вы не боитесь оставаться в одиночестве? Моя встреча не будет долгой, а потом я бы смог сопроводить Вас…
— Со мной все будет хорошо. Я на этом рынке часто бываю, тут много моих знакомых, так что не пропаду, — Юнги улыбается и уходит первым.
Сокджин смотрит омеге вслед и, убедившись, что он выглядит уверенным в своей безопасности, идёт на встречу с информатором.
Невысокий мужчина в тёмной накидке с капюшоном на половину лица стоит под деревом, облокотившись плечом об его массивный ствол, и смотрит на приближающегося к нему Кима.
Сокджин не останавливается рядом с ним, а проходит мимо, слегка замедляя шаг, и в это время получает нужную информацию. Получает всего три слова, от которых нутро переворачивается и ликует одновременно. Со стороны это выглядит так, будто два незнакомых человека просто прошли мимо, но Ким узнал все, что требуется.
«Он во дворце»
***
— Давно не виделись, господин лекарь, — мужчина радостно открывает омеге дверь в свою лавочку и сразу же предлагает горячий чай. Юнги не отказывается и принимает фарфоровую чашку из рук подошедшего юноши. — Это мой сын, Вы, наверное, не помните его?
— Отчего же. Я помню Уена маленьким хулиганом, когда сам был не выше стула, — Мин смеётся и отпивает горячий напиток. — Это очень вкусно, спасибо, Уен.
— Вы пришли ко мне за травами? Я все ждал, когда же Ваши запасы иссякнут, — альфа подхватывает смех Юнги и встаёт за прилавок, уделяя внимание пришедшему только что покупателю.
— Смотрю, торговля у Вас идёт хорошо? — омега откладывает уже пустую чашку и на низкий столик и встаёт, рассматривая содержимое лавки.
— Не жалуюсь, на хлеб хватает. Вот думаю отдать Уена в школу при дворце. Там из него сделают настоящего солдата, — торговец упаковывает настойку из полыни и передает покупателю.
— Образование для альф в Империи очень хорошее… А что насчет Ваших детей-омег? Помнится, у Вас их двое?
— У Вас такая хорошая память! — Мужчина подходит со спины, помогает достать лежащие слишком высоко свёртки с ягодами лимонника и протягивает Юнги.
— Это местный? — Он рассматривает красные ягоды и думает, что стоило бы взять ещё кору и корень.
— Да, остался только маньчжурский. Сейчас сезон болезней, так что многие берут его…
— А что насчет омег?
— А, дети? Да зачем омегам образование? — Мужчина причитает под нос, а Юнги замирает у полок, содержание которых вдруг стало неинтересным. — Я бы понял, будь они аристократами, но детям лавочника знания ни к чему. Мы научили их писать и читать для работы в лавке, этого достаточно. Сейчас, по правде, образование практически недоступно простым людям, — он завязывает конверт веревкой и передает Мину. — Я долго копил, прежде чем отдать Уена в школу при дворце. Но факт того, что он когда-нибудь будет подопечным Великого Генерала, придает мне сил. Образование еще хотя бы одного сына я не потяну.
— Не значит-ли это, что знания в нашей стране доступны единицам?
— Нам, простым людям, это неведомо. Я отдаю сына в солдаты не для того, чтобы он был учёным. Он может дослужиться до высокого чина в армии и иметь возможность дать своим детям большее, чем я дал своим, — альфа отрешённо кивает своим же словам и грузно садится на стул. — Это все, что меня волнует. А своих омег я постараюсь отдать замуж повыгоднее, чтобы и они ни в чем не нуждались.
Юнги смотрит на этого потрепанного жизнью человека, который много лет пашет ради того, чтобы его дети и муж имели возможность жить, а не выживать. У Мина язык не поворачивается сказать, что он плохой человек. Возможно, в чём-то не прав, но и осуждать его за это нельзя. Разве хотеть счастья и хорошей жизни для своих детей — признак дурного человека? Отнюдь.
— Вы хороший отец, — Мин хлопает альфу по плечу и смотрит на вошедшего в лавку юношу, который примерно того же возраста, что и он сам.
— Это мой средний сын, Лу, — миловидный омега кладет на прилавок травы, за которыми ходил, и подходит к Юнги, приветливо улыбаясь.
— Сколько тебе лет? — У Мина появляется абсурдная идея, но почему-то этим хочется заняться. — Извини мой неформальный тон.
— Все хорошо, — Лу улыбается шире. — Мне семнадцать.
— Ты хорошо разбираешься в травах? Знаешь их применение?
— Эм, да, пожалуй… Отец растил меня себе на замену, потому что старший брат вскоре отправится во дворец, — омега решает не отвлекаться от работы и принимается отделять листья от веток, разбирая их по разным корзинкам.
— А если бы я предложил тебе работать на меня? Во дворце, — Мин понимает, что должен заняться одним человеком, но в одиночку сделать это трудно. Рун, конечно, поможет ему во всем, но он все же не так хорош в лекарском деле, как нужно для ассистента. А тут появилась возможность вырвать одного соображающего омегу из лап обыденности одновременно с тем, чтобы найти помощника.
— Во… дворце?
— У тебя будет штатное жалование, получишь возможность учиться, да и видеться с семьёй труда не составит, — Юнги загибает пальцы, считая плюсы этого предложения. — Работа во дворце не из лёгких, но почему бы не ухватиться за шанс стать придворным лекарем?
— Вы правда возьмете моего сына во дворец? — Хозяин лавки расстерянно смотрит то на одного омегу, то на другого, а Лу и вовсе пропал дар речи.
— Если Вы позволите, разумеется. И если в отсутствие Лу за лавкой будет кому присмотреть, — Юнги находит такую реакцию забавной и одобрительно улыбается, словно бы обещая, что все будет хорошо.
— Но зачем омега-лекарь во дворце? — Юноша говорит то, что Мин слышит с самого своего появления подле императора.
— Перед тобой личный лекарь Его Величества. Омега, как вы могли заметить, — Юнги прыскает в кулак, а Лу неверяще смотрит на него большими глазами. — Но это секрет, давайте общаться как и до этого… В любом случае, я дам вам время подумать.
— Я дождусь Вашего следующего визита к нам и сообщу, что мы решили… — хозяин лавки выходит в жилую часть дома и, очевидно, идет к мужу и остальным детям, позволяя Лу решить свою судьбу самостоятельно.
— Я буду ждать твоего решения. Подумай сам, как хочешь прожить лучшие годы свои жизни, хорошо? — Мин берёт упакованные свертки, кладет серебряные монеты на прилавок и выходит.
***
Сокджин обеспокоенно смотрит по сторонам, выискивая в толпе лицо Юнги. Когда омега все же появляется в его поле зрения, он облегченно выдыхает.
— Вы встретились с другом? — Мин смотрит на протянутые руки альфы и благодарно передаёт ему свертки с покупками.
— Да, все хорошо. А Вы нашли то, что нужно было? Кого собираетесь лечить всем этим? — Альфа подбородком указывает в ту сторону, где они оставили коней и идёт рядом с Юнги. — Императора?
— Нет, — он смущенно улыбается, смотря под ноги, чтобы не споткнуться в темноте. Улицы, конечно хорошо освещены фонариками, но ненароком можно и упасть. — Это для короля. Я почему-то очень хочу заняться его здоровьем, ибо его состояние кажется мне подозрительным… — Мин поздно понимает, что болтает лишнего. — Но я Вам этого не говорил!
— Я не заинтересован в императорской семье, дворцовых интригах и прочем.
— А зачем же Вы тогда пришли во дворец?
— Я ищу кое-кого. И из дворца это лучше всего получается… — Ким вовремя останавливает омегу одной рукой, второй сильнее прижимая свертки. Мимо проносится телега, хозяин которой не удосужился посмотреть по сторонам. — Да как можно так безрассудно ездить!
— Ох, Вы спасли меня. Спасибо, — Юнги кланяется в благодарность и отрешённо улыбается, все ещё напуганный пролетевшей перед лицом лошадью.
— Не стоит, — альфа последний раз бросает рассерженный взгляд в сторону умчавшейся телеги и двигается вперед. — Не безопасно у вас тут. Надеюсь, я скоро уеду с тем, из-за кого приехал в Хансон, домой и буду жить мирной жизнью, как раньше.
— А кого Вы ищите, если не секрет?
— Не секрет, вообще-то, но я бы хотел, чтобы это осталось между нами. Если можно, — Ким останавливается и серьёзно смотрит на Юнги, который согласно кивает. Он одним только взглядом обещает, что никому не расскажет. Мин вообще не из болтливых. — Я ищу брата.
***
— Господин, — Совон смотрит на вернувшихся во дворец Юнги и Сокджина и помогает омеге слезть с коня. — Его Величество велел мне дождаться Вас и проводить в покои.
— Император плохо себя чувствует? — Мин предполагает, что это просто волнение со стороны альфы, но на всякий случай уточняет.
— Нет. Уже поздно, Вам следует быть в покоях в такое время, — гвардеец косо смотрит на музыканта, который стоит с невозмутимым видом.
— Не заставляйте Его Величество волноваться и идите спать, время и правда позднее, — Ким берёт из сумки, привязанной к седлу, свертки с травами и передаёт их Совону. — Острожнее.
— Тогда я пойду. Спокойной ночи, — омега слегка улыбается Сокджину, который смотрит им вслед.
Войдя во внутренний дворец за Мином, Совон осматривается и тихо шепчет:
— Его Величество был раздосадован тем, что Вы ушли без меня или Мерджана. Не делайте так больше, император дорожит Вами.
— Ты меня отчитываешь? Я пошёл с тем, кому доверяю, всё ведь хорошо.
— Я бы не доверял этому музыканту. Он подозрительный, — гвардеец бурчит под нос, заглушая свой голос топотом грубой обуви.
— Мне он таковым не показался, — Юнги смешит такая излишняя опека, но все же чувство благодарности превалирует.
— В любом случае, будьте осторожнее, предателей вокруг достаточно.
— Тогда я и тебе доверять не могу? Может, ты иностранный шпион? — Мин в голос смеётся, прикрывая рот ладонью, но серьёзное лицо альфы заражает. — Извини, я просто дразнюсь.
— Не шутите так больше, я могу и голову потерять.
Совон оставляет омегу в покоях и уходит дежурить дальше, прежде доложив императору, что лекарь уже у себя.
Только после этой новости Хосок откладывает бумаги и идёт спать.
***
— Мой король, прибыл лекарь Его Величества, просит его принять, — помощник Тэбона кланется и указывает на дверь, за которой с утра пораньше уже стоит Юнги.
— Зови! — Омега, обрадованный тем, что ему будет с кем побеседовать, осматривает свою гостиную. — И принеси нам чаю, Сынгу.
— Слушаюсь, — бета кланяется и открывает двери для лекаря, улыбается ему, а сам выходит.
— Доброе утро, Ваше Величество, — Мин глубоко кланяется и садится на одну из подушек на полу с позволения короля.
— Я рад Вас видеть. Что-то случилось?
— Нет-нет, все в порядке. Я хотел поинтересоваться Вашим здоровьем, — Юнги показывает небольшую корзинку с настоями и мазями. — Если позволите, я бы хотел лично о Вас заботиться.
— Но Вы же личный лекарь императора, зачем ещё и мной заниматься? — Тэбон берёт ладонь омеги в свою и ласково улыбается. — Вам не следует перенапрягаться, я в порядке.
— Ваше Величество, извините меня за дерзость, но я помню, что после моих мазей в прошлый раз Вам стало немного легче. Они не были какими-то из ряда вон выходящими, так что я смею предположить, что дворцовые лекари делают недостаточно для Вашего благополучия, — Юнги глубоко выдыхает, говорит это все в надежде, что король не разгневается и не выгонит его с позором. — Я буду благодарен, если Вы дадите мне пару недель, чтобы показать, что мои старания не пройдут даром. Если будут заметные изменения, мы убедимся в правдивости моей теории. Если же нет — я признаю свою ошибку и извинюсь.
— Делают недостаточно? С чего такие выводы? Ты же понимаешь, что это серьёзное обвинение, потому что дело касается императорской семьи?
— Я полностью осознаю всю серьёзность ситуации и готов понести наказание, если мои действия принесут Вам вред.
— В этом случае ты не отделаешься простым наказанием, — Тэбон смотрит сверху вниз и похлопывает по бледной ладони. — Ну, хуже, чем есть, мне не будет, так что давай попробуем.
— Вам настолько плохо? — Юнги встаёт и помогает встать королю. — Позволите мне осмотреть раны?
— Раз уж Вы мой лекарь на две недели, делайте, что положено. Мне, если честно, будет комфортнее, если осматривать меня станете Вы, а не эти лекари-альфы. Понимаю, что они врачи, но все же я тоже не простой мальчишка.
Юнги усаживает омегу на кровать и поднимает подол платья до уровня колен. Ему открываются худые ноги, изуродованные множеством шрамов.
Мин досконально рассматривает зажившие раны и приходит к выводу, что инфекции нет. Значит, после ожога своевременно была оказана первая помощь и кожу хорошо обработали. Тогда в чем дело? Почему Тэбон часто нуждается в чужой помощи, чтобы элементарно встать с кровати?
— Ваше Величество, я знаю, что это неприятные воспоминания, но мне нужно знать кое-что о том дне с пожаром… — Юнги аккуратно заглядывает ему в глаза.
— Да, что такое?
— Может, Вы тогда сильно ударились или на ногу упало что-то тяжелое?
— Ммм… Я не помню всего, это было давно. Но это вполне может быть, я тогда себя не контролировал в попытках спасти сына, — Тэбон треснуто улыбается, сдерживая слезы. — Там горело абсолютно всё, балки падали на меня сверху. Кажется, был момент, когда меня придавило чем-то.
— Извините за то, что напомнил об этом… Я полагаю, что у Вас боли в ногах из-за того, что тогда из-за удара была сломана кость, которая впоследствии неправильно срослась, — омега аккуратно сгибает одну ногу в колене, затем — вторую и, получив шипение в ответ, делает вывод. — Левая нога была сломана. Ваши ожоги давно зажили, инфекция в организм не попадала, значит, лекари не смогли определить сломанную кость. Вам не кажется это странным?
— Почему это странно?
— Сломанные кости — одно из самых частых последствий таких трагедий. С учётом того, что Вы попали под обвал, целостность костей должны были проверить в первую очередь. Если бы тогда ногу зафиксировали стеблем бамбука и повязками, она бы срослась в правильном положении, — Юнги заканчивает осмотр и прикрывает ноги омеги платьем. — Но сейчас уже ничего не исправить… Однако это подтверждает мою теорию. Тогда было сделано недостаточно!
— Сделанного не воротишь…
— Я смогу давать Вам настои, чтобы уменьшить боль. Также нужно укрепить Ваш организм. И не забывайте обрабатывать раны мазями, — Мин встает с места и подходит к столу, где уже уложили принесенные им травы. — Эти две недели я попрошу Вас отказаться от всех лекарств, которые дают Вам дворцовые лекари, и принимать мои. Чтобы не вызывать подозрений, я буду пить эти настои вместе с Вами, а мази изготавливать при Вас.
— Я бы не стал тебя подозревать, даже если бы ты делал их под покровом ночи, — Тэбон с помощью Сынгу встаёт с кровати и садится за обеденный стол.
— Итак, это чай с ягодами маньчжурского лимонника, он укрепит организм и не даст Вам болеть в этот сезон, — Юнги показывает красные плоды и кидает их в чайник с горячей водой. — Я и сам такой пью в конце каждого лета, а теперь буду давать его Вам и Его Величеству.
— Надо, чтобы и Гуй Фэй его пил, не хорошо ему болеть на ранних сроках, — Тэбон потягивает носом цитрусовый запах и отпивает чай. — Это вкусно.
На упоминании Виена Юнги грустнеет, но в следующую секунду старается перевести разговор в приятное русло.
— Мне нравится вот так с тобой беседовать. Было бы хорошо, если бы ты приходил ко мне почаще просто поговорить.
— Я постараюсь, Ваше Величество, — Юнги улыбается и смотрит в окно. Он провозился здесь достаточно долго, так что за окном уже во всю светит ясное солнце. — Сейчас мне лучше вернуться к императору, чтобы справиться и об его здоровье.
— Конечно. Он будет ревновать, если ты весь день проведешь со мной. Как раз в это время Его Величество уже должен был вернуться с собрания Совета, ты найдешь его в саду.
— Хорошего дня, Ваше Величество, я приду завтра, — омега кланяется и, забрав оставшиеся травы, уходит к себе.
На самом деле, он не собирается идти к императору, пока не позовут, потому что после последнего разговора осадок остался неприятный. Он вообще постарается не пересекаться с Хосоком без надобности, им обоим нужно остыть.
Юнги сидит в покоях, обдумывая, как следует поступить с их неоднозначными отношениями, когда в дверь стучат. Он думает, что это за ним так скоро послал император, но ошибается.
— Господин лекарь, могу я войти? — Грубый раздраженный голос по ту сторону вызывает замешательство, но омега открывает дверь.
— Ваше Превосходительство? — Юнги не успевает отреагировать, как Чонгук бесцеремонно заходит внутрь.
— Нам нужно поговорить. О Тэхёне, — Чон нервно рассхаживает по комнате, заставляя сердце омеги сжаться в страхе. Неужели что-то случилось с Кимом?
Юнги закрывает дверь и усаживает гостя за стол, предлагая чай с пионом, который помогает успокоить сердце.
— Мне не до чаепитий, Юнги, — это немного грубо — обращаться вот так, по имени, но высказать свое недовольство в такой момент, еще и Великому генералу, омега не решается. — Сейчас Его Величество решает судьбу Тэхена. И, боюсь, меня он слушать не хочет. Я думал взять его под свое крыло, в ряды солдат, держать подле себя, но брат намерен отдать его замуж. И я совершенно не представляю, за кого…
— И что нам делать? Где вообще Тэхён? Я пытался найти его, но мне сказали, что он наказан и заперт в покоях.
— Так и есть. К нему никого не пускают, он сидит за закрытой дверью с того вечера. Брат так наказывает не его, а меня, за неповиновение. И я знаю, что он сделает больше, чтобы я осознал свою вину.
— Тэхён ведь не помышляет ни о чем дурном, зачем так калечить его судьбу? — Юнги смотрит на альфу, который держит голову руками, словно она вот-вот взорвётся. — Из мести его семье? Так они давно все мертвы.
— Я все это понимаю, но брат не хочет. И я даже не стану просить тебя помочь, потому что он совершённый упрямец, который никого не послушает.
— Но если все же что-то в моих силах…
— Нет, тут мы все бессильны.
— Но зачем-то же Вы пришли ко мне? Значит, у Вас есть идея? — Мин надеется услышать, что да, она есть, и она обязательно сработает.
— Вообще-то, есть кое-что, но это абсолютно абсурдно. Я таким образом только навлеку больше проблем. Но мне кажется это единственным выходом… — Чонгук теперь закрывает лицо, словно бы в смущении, а Юнги не понимает, почему.
— Вы же не собираетесь…
— Да, может, мне жениться на нём?
......
