***
С утра его будят слуги, которые стараются без лишнего шума принести всё необходимое и оставить еду на столе. Наверняка, это Рун настоял на том, что завтрак необходимо подать сразу после утренней молитвы, он делал так и в родовом поместье Мин. Любит будить своего господина пораньше, чтобы успеть как можно больше. Юнги нехотя садится на кровати и окидывает комнату придирчивым усталым взглядом. К его удивлению от приятного вечера с Его Величеством не осталось такого же приятного осадка, напротив, какое-то наваждение, ощущение, что всё так плохо, как только может быть в их ситуации. — Господин, на этом банкете Вы должны выглядеть потрясающе! Я сейчас же подготовлю наряды на выбор. У Вас есть пожелания касательно цвета и фасона? — Рун совершенно некстати возникает рядом и ставит на тумбу у кровати таз с теплой водой для умывания. — Подожди… — Зажмурившись на секунду, омега плещет на лицо немного воды, но возникает желание окунуться в неё с головой. — Дай мне проснуться. — Завтрак уже подан, следует хорошо поесть, мой Господин, — следом услужливо подает мягкое полотенце и накидывает на плечи омеги шёлковый халат. — Вы плохо себя чувствуете? Юнги стоит бросить один уставший взгляд на омегу, и тот понимает, что был слишком шумным для раннего утра. Немного успокоившись, он неловко улыбается и помогает Мину встать с кровати. — Думаю, можно отойти от привычных светлых оттенков… — Неожиданно за трапезой говорит лекарь, отпивая горячий чай. — Что насчёт глубокого фиолетового? Рун оживает, обрадованный тем, что Мин всё-таки задумался над его вопросом. — Такой дорогой цвет подчеркнёт Ваше высокое положение, замечательная идея, — радостно хлопнув в ладоши, открывает шкатулки, на всякий случай ещё раз осматривая имеющиеся украшения. — Вот только никто о моём положении не знает и не должен узнать. Я буду там в качестве королевского лекаря, — закончив с завтраком, остаётся сидеть за столом, разминая собственные виски, в которых по-прежнему пульсирует тянущая боль, кидает взгляд на суетливого друга. — Украшения нужно выбрать скромные. — Но разве в таком случае это не будет выглядеть так, словно жители Хансона не могут позволить себе нечто изящное и роскошное? — Дует губы и протягивает омеге красивейшую золотую шпильку. — Значит, нужно делать выбор очень аккуратно, — скользит взглядом по шкатулке с переливающимися драгоценными камнями, связанными в одно целое золотом или серебром, где-то — нефритом. — Император также пожелал, чтобы все омеги надели вуаль. — К чему такая необходимость? Не думаю, что у нас есть что-то подходящее… — Рун принимается пересматривать имеющийся гардероб, который, очевидно, куда скромнее того, какой может себе позволить омега из рода Мин. Отсюда сложность выбора наряда. — Думаю, можно обратиться с просьбой к главному евнуху, он что-нибудь подыщет, — Юнги выуживает из шкатулки аметистовое украшение на голову, часть которого должна вплетаться в волосы, а часть — спускаться на лоб. — Подбери к этому браслеты, и будет достаточно. Омеги достаточно быстро делают выбор из добродушно предоставленных императорским двором нарядов. Юнги останавливается на фиолетово-синем платье с атласными лентами и резными металлическими деталями на плечах, чёрным, ушитым серебром, воротником и рукавами, с лунным орнаментом на подоле. Арун собирает светлые волосы Мина в изящную причёску, решив не оставлять их распущенными, закрепляет всё шпильками и аккуратно надевает выбранное украшение так, чтобы аметистовая россыпь ниспадала к середине лба. Он подбирает браслеты, которые крепятся от запястья до пальцев, подчёркивая тонкие изящные руки Юнги, а также умудряется уговорить своего господина дополнить образ ожерельем, плотно прилегающим к шее. — Вы будете самым красивым омегой на этом празднестве! — Ещё раз довольно хлопнув в ладоши, Рун отходит на небольшое расстояние и осматривает результат своих трудов. — Быть самым красивым не положено. Но уровень поддерживать необходимо, — холодно констатирует факт, чем расстраивает и остужает пыл друга. — Это не значит, что мне не нравится. Всё очень красиво. Спасибо, Рун. Омега в ответ молча улыбается и просит у Мина немного времени собраться самому. Юнги предлагает помочь Аруну с причёской, раз они здесь лишь вдвоём. Немного попротестовав с тем, что высокородному господину не стоит утруждать себя заботами о слуге, но поняв, что Юнги не собирается слушать возражения, он благодарно принимает помощь и достаточно быстро собирается.***
Сборы с раннего утра идут не только в покоях Мина. Хванун размышлял перед сном о предстоящем приёме почти всё свободное время, и решил всеми способами подчеркнуть своё происхождение, богатство правящей династии и собственную исключительность. Послов необходимо поразить — это очевидно. Из многочисленных сшитых к этому дню нарядов Чон в итоге выбирает синего цвета платье, для которого была использована исключительной редкости ткань: начиная от пояса и ближе к подолу она становится всё темнее. Накидка поверх основного слоя наряда — небесного оттенка с вышитыми цветами пиона и вставками из серебра. От пояса к подолу также ниспадают серебряные резные цепочки, в которые вплетены сапфиры. Титул принца и дворцовый этикет обязывают делать причёску замысловатой и сложной, но не такой, как у короля. Поэтому слуги в четыре руки принимаются собирать длинные черные волосы на затылке, оставляя две пряди ближе к лицу свободно спадающими на плечи. Добавив шпильки со свисающими сапфирами, хрусталем и алмазами, беты подбирают украшения. Хванун останавливается на массивных серьгах в форме полумесяца и множеством спадающих ниточек из алмазов, браслетах, которые крепятся на запястье, но свисают с тыльной стороны ладони. Последними деталями становятся металлический пояс с драгоценными камнями, который должны носить все благородные незамужние омеги, а также яркий макияж с розовыми бутонами пионов на скулах.***
Как олицетворению жизни и процветанию государства, королю положено выделяться среди всех омег и демонстрировать всё богатство своей страны, быть средоточием благополучия и достоинства. Ему не к лицу надевать то, что надевают другие, недостойные его уровня. С утра подле него крутятся с двадцать слуг, которые только и успевают приносить лучшие платья для Его Величества и уносить неугодные. Тэбону с трудом даётся выносить эту суматоху, но в итоге, устав от шума и, кажется, присмотрев что-то особенное, он делает выбор. Поверх чёрной рубашки с полумесяцем вместо верхней пуговицы слуги надевают основное красное платье и полупрозрачную белую накидку, закрепляя все слои широким золотым поясом на талии. Тонкий отрез шёлка алого цвета ложится украшением на сгибы локтей, свисая шлейфом позади. Золотое ожерелье с рубиновой россыпью, большое ровно настолько, чтобы полукругом растечься от плеч до груди, но всё ещё тонкое и изящное, подчёркивает связь короля с солнцеликим императором. Самым сложным остаётся соорудить причёску, которая будет подчёркивать величие Луны Империи, но не станет слишком громоздкой и неудобной. Слуги приносят дорогую шкатулку, которая открывается только по особым случаям. В ней хранятся броши омег династии, а также символические украшения короля. Тэбон отдает предпочтение высокому хвосту на затылке с полураспущенными волосами к переду. Тонко сплетённая корона ложится на тёмные волосы, распуская золотые ветви подобно кроне дерева. К ней прикрепляются красные шёлковые ленточки. Завершением становится традиционный макияж, моду на которую ввёл первый король Чосона. Цветы может рисовать любой аристократ, но остальные узоры являются атрибутикой главного для нации омеги. Умелый слуга аккуратно касается припудренного лица Его Величества мокрой кистью, выводит несколько золотых изогнутых линий на лбу, ставит две точки на переносице в знак двойственности власти. Под глазами рассыпаются красные цветы лотоса в честь самого Тэбона. — Всё готово, мой король, — бета почтительно кланяется и подносит омеге зеркало, чтобы тот оценил результат. Тэбон придирчиво осматривает своё лицо, затем, подойдя к зеркалу в полный рост, оценивает общий вид, и довольно кивает. Слуги с облегчением выдыхают. — Пройдёмся по дворцу, оценим готовность к приёму, заглянем на кухню и проверим блюда, — тихо приказывает Сынгу, но тому достаточно и шёпота своего господина. Он с уважением кланяется и открывает дверь, пропуская короля вперёд. Тэбон в сопровождении двадцати личных слуг обходит зал для приёмов, в котором занимаются последними приготовлениями, раскладывая большие подушки на полу, небольшие столики для послов и украшая помост императорской семьи. Король придирчиво осматривает всё, начиная со свисающих с потолка фонариков, заканчивая свежими цветами на столах и в больших мраморных напольных вазах. Ирисы. Символ власти, величия, мудрости и уважения. Они показательно должны присутствовать в каждом букете. Язык цветов — особенно тонкий и изящный способ продемонстрировать свои намерения. Тэбон, в силу своего титула ещё в родном королевстве освоивший искусство икебаны, дотошно прослеживает, чтобы каждая композиция из растений стояла на своём месте. Это станет некоторым жестом почтения чужой культуры, если послы из Нихон окажутся способны оценить нечто подобное. А если нет — для них это будет красивым украшением и символом династии Чосон. Слуга докладывает о том, что делегация прибыла к воротам Хансона и ждёт позволения императора въехать на территорию столицы. Тэбон велит заканчивать приготовления и возвращается в свои покои до вечера. Негоже благородным омегам выходить навстречу чужакам. Пусть дипломатией занимаются альфы, а королю должно немного отдохнуть и не утомлять себя лишней суетой. Он приглашает к себе Хвануна, Тэхёна и Виена, чтобы провести немного времени вместе перед банкетом, обсудить ожидания и выпить ароматного чаю. Виен на правах Гуй-фэй позволяет себе достаточно роскошное чёрно-белое платье с серебряной вышивкой и массивные украшения на голове и кистях рук. Обычно Тэбон высказался бы против излишней роскоши, но позволяет её на этот раз в качестве извинения за то, что Виену было велено скрывать свою беременность на время пребывания послов. Из соображений безопасности ребёнка в первую очередь, и Гуй-фэй это понимает, но не воспользоваться расположением короля не может. Пусть придётся скрывать, если взамен позволено немного больше своеволия, чем остальным. Принц Ким удивляет тем, что отдаёт предпочтение традиционному в Нагу виду торжественных платьев, главным украшением которых является крупная вышивка. Наряд различных ярко-розовых оттенков, с орнаментом из множества роз, с минимальным количеством украшений и слегка открытыми плечами очень к лицу Тэхёну. Смутившись от комплиментов, Ким старательно переводит разговор в другое русло. Ему ещё тяжело даётся принимать то, что его здесь считают человеком, достойным похвалы. Во время беседы омеге несколько раз хочется упомянуть, что было бы неплохо пригласить и Юнги, но тот во время обучения вбил ему в голову не вспоминать его в подобных ситуациях. Он никак не относится к семье императора и делать на подобных чаепитиях ему нечего. Ким постоянно осекает самого себя, чтобы не поставить друга в неловкое положение. Юнги и так сделал слишком много для него: подсказал, что надеть традиционное платье своей страны будет хорошим жестом дружбы, подтянул знания этикета, потому что Тэхён был на банкетах меньше раз, чем пальцев на одной руке. Ким будет благодарно принимать помощь Юнги и ни в коем случае не сделает что-либо, что поставит его в неудобное положение или позволит кому-либо использовать эту ситуацию против него. — Вы глубоко задумались, принц Ким, Вас что-то беспокоит? — Хванун осторожно касается его ладони, привлекая внимание, и с заботой заглядывает в глаза. — Должно быть, Его Светлость волнуется перед приёмом, — незаинтересованно предполагает Виен, поддерживая разговор только ради приличия. — Я слышал, что в Нагу Вы были редким гостем на королевских приёмах, неужели это правда? В таком случае, возможно, Вам следует напомнить правила для подобных мероприятий? Тэхён обескуражен такой бестактностью и какое-то время молча смотрит перед собой. Юнги учил его не огрызаться, не говорить первое, что придёт на ум, и главное, что является плохой привычкой Кима, — не опускать голову, когда сидишь в одном помещении с людьми ниже по положению. Поэтому в качестве принца Тэхён во всем старается быть похожим на Хвануна, у которого достоинство и изящество сквозит в каждом движении: он горделиво держит осанку и смотрит прямо, не удосуживая Гуй Фэй взглядом. — Вам верно доложили, — Ким намеренно подчёркивает интонацией последнее слово, слишком явно намекая на то, что осведомлён попытками Виена нарыть на него побольше неприятной информации. Больше он ничего не говорит, давая понять, что объясняться не намерен. Пока он находится в Чосоне в качестве почётного гостя и жениха Великого Генерала, оправдываться и выдумывать ложь не в его положении. Уловив холодность в ответе, Пак лишь насмешливо вскидывает бровь и продолжает пить чай, не желая больше встревать в беседу. — Всё пройдёт должным образом, никто не станет открыто конфликтовать на приёме у императора, — в успокаивающем жесте Хванун поглаживает чужую руку своей, ободряюще улыбаясь. — Оставь напряжённые мысли альфам. В конце концов, это в их обязанности входит постоянно продумывать стратегию и обеспечивать нам защиту. — Я бы не был так уверен, что вечер пройдёт без проблем, — тихо уточняет Тэбон, задумчиво уставившись куда-то в стену напротив. — Принц, однако, верно подметил, что это не наша забота. Оставь тревоги, это плохо сказывается на здоровье омег. — Я благодарно приму Ваш совет, — Тэхён кивает головой и отвечает так, как его учили. И король, и принц замечают, насколько улучшились познания Кима в этикете, но оставляют похвалу при себе. Обращать на это внимание при Гуй Фэй было бы неуважением к принцу, поэтому омеги тактично молчат, но мысленно хвалят Тэхёна за усердие. Беря во внимание то, в каких обстоятельствах он рос, вести себя в соответствии со всеми правилами может быть затруднительно, но Ким определённо совершенствует свою благодетель, как и подобает высокородрому омеге. Дальнейшие разговоры на тривиальные темы прерывает стук в дверь. С разрешения короля в комнаты входит его личный помощник, в глубоком поклоне сообщая, что все члены делегации были размещены в покоях в гостевой части дворца. Сынгу также передаёт, что император велел начать банкет сразу после вечерней молитвы. — У нас есть немного времени, чтобы ещё раз проверить готовность дворца, а затем отправиться в храм, — подытоживает Тэбон, слегка поворачиваясь к Киму. — По правилам дворца на банкет правящая семья должна прийти всем составом. Поэтому мы вместе отправимся в зал для приёмов от усыпальницы почивших правителей. Ты пойдёшь под руку с Великим Генералом, но, полагаю, это и без того понятно. Тэхён благодарно кивает, обрадованный тем, что ему объяснили порядок проведения церемоний Чосона. В его стране на подобные мероприятия члены семьи должны были приходить по отдельности, в зависимости от своего положения, — последним к празднику присоединялся правитель, которого могли ждать часами, но никто не смел что-либо возразить. В Империи даже в подобных вещах выражается единение правящей династии, и Тэхён в который раз благодарит небеса за то, что попал именно сюда и станет частью столь близкой семьи. Тэбон отпускает всех, чтобы позже увидеться на вечерней молитве. Все почтительно кланяются и покидают покои короля, чтобы ещё раз привести себя в порядок.***
Закончив церемонию поклонения духам, император первым покидает храм, становясь во главе процессии. Он садится в самый большой, украшенный золотом церемониальный паланкин, поддерживаемый шестнадцатью носильщиками. Позади него менее богатый, но от того нисколько ни скромный паланкин занимает король, который опирается на руку Сынгу, чтобы грациозно сесть, как того требуют обычаи. На подобных мероприятиях должен быть соблюдён весь церемониал. Чонгук устраивается по правую сторону от Хосока. Он не выносит подобные мероприятия из-за необходимости слезать с любимого коня и использовать цзянюй. Однако сейчас его внимание переключается на сидящего на соседнем паланкине Тэхёна. Чон надолго задерживает свой взгляд на омеге, старательно держащем осанку. Он бесстыдно исследует красивое лицо, прекрасно зная, что Ким это уже заметил и оттого смутился. — Ты сегодня выглядишь потрясающе, — наклонившись в его сторону и не обращая внимания на стоящих рядом слуг. — Боюсь, мне захочется выколоть кому-нибудь глаза, если будут на тебя глазеть. — Не говорите таких ужасных вещей, — прикрывая лицо рукой с шёлковым платком, скрывает за ней улыбку. — Даже вуаль не поможет, — ухмыльнувшись, Чон выпрямляется на месте и ждёт, пока все остальные займут места и император даст позволение двигаться вперёд. Учитывая всех слуг и стражу, что послушно следуют за паланкинами, правящую семью окружает около сотни человек. Юнги с Руном медленно, в такт движения процессии, идут рядом с королём. Кинув взгляд вверх, Мин замечает, что на его лице отражается нервозность. Омега в какой-то момент кладёт руку на грудь, пытаясь унять сильное сердцебиение. Юнги копается в небольшом мешочке на поясе и достаёт крошечный свёрток. Он привлекает внимание Тэбона и протягивает ему травы, спрятанные в лоскутке ткани. — Ваше Величество, это маленькое саше содержит ароматические травы и поможет успокоиться. Спрячьте его в платке и принюхивайтесь, когда будет особенно тревожно, — положив свёрток в протянутую ладонь, ободряюще улыбается. — Всё будет хорошо. — Спасибо, — Тэбон улыбается и незаметно для других снимает одно из своих золотых колец, чтобы протянуть его омеге. — Ваше Величество, я не могу принять это! — Озирается по сторонам и почти испуганно смотрит на короля. — Это всего-лишь небольшой подарок в качестве моей личной благодарности, — настойчиво вкладывает украшение в руку омеги и накрывает своей ладонью, тут же отворачиваясь, демонстрируя этим, что отказ не принимается. — Спасибо, Ваше Величество, я буду бережно его хранить. В этой ситуации убрать кольцо некуда, так как в мешочке с травами есть такие, что могут заставить золото потемнеть, поэтому Мину приходится надеть его сразу же. — Получить подарок с руки Его Величества, несомненно, хороший знак для Вас, — тихо шепчет омеге Арун, поглядывая в спину идущего перед ними капитана Ли. — Не смотри на него так открыто. Пока для Вас нет возможности быть вместе, — говорит совсем тихо, чтобы слышал только тот, кому положено. Конечно, Рун также происходит из благородной семьи, которая отдала его в услужение наследнику рода Мин, — второму после императорского. Поэтому при желании, выйти замуж за одного из влиятельных мужей Империи, не будет проблемой. К тому же с покровительством Юнги и его семьи. Однако сейчас они оба для всего дворца всего-лишь простолюдины из провинции, и об этом нельзя забывать. — Я и не строил никаких иллюзий. Юнги ничего не отвечает, от волнения покручивая подаренное кольцо на пальце. Он поднимает взгляд на спину императора, который горделиво держит осанку и голову. Мин не видит его лица, но альфа наверняка хмурится и грозно смотрит вперёд. Процессия выходит во внешний дворец, где уже ожидает около сотни чиновников, выстроившихся в шеренги по обе стороны от дороги к залу приёмов. Мужчины встают на колени и приветствуют императора и его семью поклоном. Только когда паланкины останавливаются у лестницы и членам династии помогают с них слезть, а музыканты начинают отбивать ритм барабанами, всем разрешается встать с земли. Правящая семья, наложники и доверенные слуги входят в зал первыми, за ними торопятся чиновники. Гвардейцы, помимо тех, кто обеспечивает безопасность внутри, оцепляют большой зал. Внутрь теперь можно войти только проверенным людям и гостям. Хосок и Тэбон поднимаются на второй, неполный, этаж, образованный надстроенным балконом по всему периметру. Император садится в центре богато обставленного стола, король — рядом с ним. Подальше с одной стороны располагаются члены семьи и наложники, а с другой — министры с самым высоким рангом. Чем дальше от императора — тем ниже положение. На первом этаже, под балконом, сидят низкие чиновники и слуги. Юнги немного теряется, не понимая, где его место, поэтому встаёт у стены где-то за Хвануном, полагая, что не являясь ни частью семьи, ни частью гарема, не должен сидеть наравне с остальными. Тэбон, заметивший его замешательство, что-то спрашивает у Хосока и манит лекаря рукой. Юнги торопится подойти к столу правителей и глубоко кланяется. — Приветствую Солнце и Луну Империи. — Это моя ошибка, что я не подумал об этом заранее, — Тэбон ещё раз смотрит на Хосока, на что тот одобрительно кивает. — Ты и твой помощник можете расположиться рядом с Мэй Фэй, я прикажу слугам подготовить вам места. — Благодарим Ваши Величества, — ещё раз поклонившись, омеги идут туда, куда велено и молча ждут, пока сидящих после Лина наложников просят пересесть немного дальше. Разумеется, это вызывает недовольства, но омеги не смеют высказаться вслух под пристальным вниманием короля и императора. Лишь убедившись, что Юнги и Арун разместились, правители возвращают внимание к остальным присутствующим. Пока все чиновники занимают свои места и слуги снуют туда-сюда, никто не замечает, что какому-то лекарю оказывают слишком много чести. — Сначала он занял сердце императора и не позволяет нам получить хоть крупицу внимания, а теперь занимает наше место на официальном приёме. Какой-то выскочка из провинции! — Наложники, которым пришлось пересесть, тихо, но так, чтобы Юнги услышал, возмущённо перешёптываются. Арун хочет вмешаться и осадить омег, но Мин останавливает его, ухватив за ладонь. Сейчас даже наложники с самым низким рангом выше его по официальной иерархии, поэтому он обязан молча слушать упрёки в свой адрес. По-хорошему, даже если они захотят его наказать, — придётся подчиниться. С другой стороны, посмеют ли они что-то сделать с приближённым императора и короля, — вопрос. Как нельзя кстати в разговор вмешивается Лин, который до этого бросал на лекаря лишь многозначительные взгляды. — Смеете обсуждать решение короля и императора? Мне приказать выпороть вас после банкета? — По тону и взгляду, обращённому ровно возмущающимся омегам, становится понятно, что это не пустые угрозы. Что ж, у наложника его ранга достаточно власти, чтобы наказывать стоящих ниже по иерархии и не отчитываться об этому королю. — Мэй Фэй, Вы напрасно так спокойны. Кто знает, может, завтра этот лекарь займет Ваше место? Что тогда будет с Вашим кланом, если Вы потеряете нынешнее расположение императора? Не боитесь, что Ваш отец может потерять место при дворе? — Не боишься, что я прикажу отрезать твой язык и заставлю стоять на коленях у моих покоев, пока не сядет солнце? — Прикрывает улыбку платком, но зловещий блеск в глазах никак не вяжется с пусть и притворной, но сдержанностью. — Такие наложники, как ты, не знают своего места, и Его Величество обязательно похвалит меня за то, что я преподал гарему урок добродетели. Поэтому закрой свой рот и не открывай его, пока не позволят. Омеги хотят что-то ответить, но подошедший к ним слуга Мэй Фэй довольно доходчиво объясняет, что не стоит. Юнги, всё это время молча наблюдающий за словесной перепалкой, благодарно кивает Лину, когда тот снова кидает на него мимолётный взгляд. Возможно, он и на стороне Виена, но иногда стоит остановиться и трезво оценить ситуацию, верно отслеживая, кто на данный момент пользуется благосклонностью императора. Даже с высоким рангом, но без внимания сына Солнца, ни один омега гарема, кроме Хуан-хоу, не выживет. Поэтому имея расположение правителя, даже простой лекарь вроде Юнги мог бы добиться наказания для наложников. И в случае, если омегу наказывает император, вероятнее всего, его больше никогда не пригласят в Главные покои. А значит, никакого величия, никакой власти, влияния и богатств. Лишь холодные стены собственной комнаты до конца жизни и одиночество. Мин уходит в свои мысли, но его одергивает Рун ровно в тот момент, когда приближённый императора выходит в центр большого зала и кланяется. Он громко докладывает, что делегация послов из Нихон уже прибыла во дворец и сейчас направляется в зал приёмов, чтобы выразить своё почтение правителям Империи. Музыка затихает, а за ней и все присутствующие. Воцаряется мертвенная тишина, кажется, будто слышно даже то, как пылинки падают на начищенный до блеска мраморный пол. Сокджин, до этого сидевший с опущенной головой, как и положено слугам-альфам, медленно играющий свою мелодию, мимолётно поднимает глаза и осматривает помещение. Музыканты сидят под балконом, на котором размещена императорская семья, в специальной нише, чтобы быть совершенно незаметными для богатых людей. Он окидывает взглядом присутствующих и, не заметив среди слуг того, кто ищет, возвращает внимание к инструменту в руках. Теперь нужно сидеть, не издавая никаких звуков, пока император снова не распорядится играть мелодию. Дверь широко распахивается, впуская в помещение делегацию из тридцати человек. Самым первым входит, очевидно, главный посол, уверенным шагом сокращающий расстояние до стола императора и короля. Невысокий полноватый человек с мерзко блестящим лицом и гадкой ухмылкой на губах доходит до места, где его останавливает стража, и глубоко кланяется. — Приветствую Солнце и Луну Империи от имени моего повелителя. Докладываю, что прибывшая делегация составляет семь высокопоставленных послов и сопровождающих их слуг и солдат. Хосок смеряет их взглядом и не сразу позволяет поднять головы. Он молча выжимает из этого момента последнее напряжение. Только выждав достаточно времени, чтобы это было на грани неуважением к прибывшим гостям, Чон разрешает подняться. Послы, тем не менее, ни одной эмоцией на лице не показывают даже крупицу смущения. Они обязаны терпеть, пока это не выходит за рамки правил. А Хосок будет пользоваться их обязанностью до последнего. — А остальных солдат вы спрятали или бросили на произвол судьбы? — С невозмутимым видом отпивает чай, не разрывая зрительный контакт с главой делегации. — Этот скромный слуга не понимает, о чём говорит Ваше Величество… — Ещё раз кланяясь, растекается в притворной улыбке. Хосок решает оставить этот вопрос и перейти к более важным. Но для начала необходимо соблюсти некоторый церемониал. — Как тебя зовут? — Макото, Ваше Величество. Если пожелаете, представлю остальных членов делегации. — Не стоит утруждаться, — жестом останавливает собирающегося разговориться мужчину. — Я буду беседовать непосредственно с тобой и только. Тэбон нервно поджимает губы, благо за вуалью, которую все омеги надели перед тем, как войти в зал приёмов, этого не видно. Он не ожидал, что Хосок будет так откровенно провоцировать послов. Но гарем не сведущ в политике, поэтому омега очередной раз доверяется мужу и просто молча ждёт. Он подносит к лицу платок, в котором спрятано саше, данное лекарем, и, вдохнув аромат трав, немного успокаивается. Этот жест не уходит от цепких глаз Макото. — Я ещё никогда не видел, чтобы при дворе императора все омеги скрывали лицо, — кинув взгляд наверх, цепляется за острый Хвануна. Хосок самодовольно ухмыляется и ещё раз оглядывает всех омег из гарема и семьи. Он определённо не прогадал с тем, чтобы заставить всех надеть вуаль. — Это моё нововведение, — подаёт голос Тэбон, понимая, что императору подробные вещи пояснять не пристало. — Такова мода в Запретном городе. — У Вашего Величества тонкий вкус, — положив руку на сердце и заискивающе улыбаясь, Макото кланяется конкретно королю. — Я восхищён. — Полагаю, вы устали с дороги и хотите отдохнуть, — пока Хосок молчит и отдаёт бразды правления приёмом Тэбону, омега берёт инициативу устроить гостей на себя. — Слуги помогут вам расположиться. Послов устраивают на балконе на стороне чиновников и сразу же наливают кому вино, кому — свежий чай. Макото оказывается напротив Великого генерала, который смотрит на него из-под бровей с предупреждением. В ответ Чонгук получает лишь смазанную вежливую улыбку, которая тут же расплывается шире, стоит послу перевести взгляд на сидящего рядом омегу. Чон почти физически ощущает, как Тэхёна, его Тэхёна, трогают, пусть и глазами. Ещё чуть-чуть и он будет готов послать дипломатию и кого-нибудь убить. Благо, Макото вовремя осознаёт ситуацию и переводит взгляд на императора. Дальше долгое время альфы обсуждают политические вопросы о делении территории, ресурсов и прочего, что можно назвать попыткой создать союз. Послы Нихон четко излагают пожелания своего правителя, который, пусть и номинально, но всё ещё занимает трон. Однако пожелания исходят вовсе не от него, а от генерала Садамори, и все присутствующие это понимают. Тэхён сидит рядом с Чонгуком, но сейчас, когда вновь ощущает на себе чужой бесстыжий липкий взгляд, хочет вовсе прильнуть к Чону и спрятаться за его спиной. Макото наглым образом пялится на него слишком пристально и неприлично. Повернувшись к жениху, Ким видит, что тот слишком увлечён разговором с императором и не замечает. Разумеется, заметь он это, не стал бы подобное спускать с рук. Ещё одну подобную выходку Чонгук не упустит. Но жаловаться напрямую подобно маленькому ребёнку недостойно члена правящей династии, а Тэхён в скором будущем станет её частью. Ему остаётся досадливо кусать губы и смотреть в свою чашку, по-прежнему кожей ощущая впившийся в него взгляд. К чёрту вуаль, она нисколько не помогает, потому что Ким в данный момент не чувствует на себе даже одежды. Посидев так ещё немного и убедившись, что посол слишком увлечен своей безнаказанностью и продолжает нарушать все мыслимые и немыслимые правила приличия, Ким поворачивается к королю и негромко просит разрешения отлучиться ненадолго. Теперь Чонгук замечает, что его жениху некомфортно. Но нельзя спрашивать открыто. Генерал подходит к брату, что-то тихо спрашивая, на что тот молча кивает. Чонгук возвращается к Тэхёну, вставая рядом с ним на одно колено и наклоняясь к уху омеги. — Тебе нехорошо? — Незаметно для окружающих гладит его по руке в успокаивающем жесте. — Выведи меня отсюда, пожалуйста, — Тэхён с обидой дует губы, отвернувшись от всех присутствующих и показывая досаду в глазах одному Чонгуку. — Ваше Величество, прошу нас простить, — кивает императору и, придерживая омегу под локоть, помогает ему встать. Они выходят под вопросительные взгляды присутствующих и насмешливые — послов, воспользовавшись вспомогательной лестницей, ведущей в боковой коридор и дальше — в павильон. — Наверное, ему стало душно, — пытается разрядить обстановку Хванун и слегка улыбается, отвлекая внимание от ушедшей пары. Слуги торопятся приоткрыть окна, чтобы впустить в помещение свежий прохладный воздух. Юнги смотрит туда, где сидел Тэхён, и пытается понять, что его смутило. Душно ему стало или нет — он не стал бы из-за этого уходить с приёма. Слишком долго они изучали правила этикета, и такое поведение в его рамки не входит. Пробежавшись глазами по помещению и гостям, Мин замечает, что не один смотрит на опустевшее место Тэхёна. Макото с надменной ухмылкой буравит его столик и оставленную полной чашку с вином. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, посол переводит всё внимание на его источник. Оценивающе оглядев фигуру и лицо омеги, скрытое тканью, альфа медленно облизывает губы и продолжает ухмыляться. Однако Юнги не из тех, кого можно смутить чем-то подобным. Кажется, стало понятно, что именно не понравилось Киму. Мин уверенно смотрит в ответ и не отводит глаза до последнего, пока не слышит, что его окликает принц. Его спрашивают о вкусе чая, отмечая, что Юнги в этом разбирается очень хорошо. Лекарь что-то вежливо отвечает и возвращает взгляд на посла. Теперь тот осмелел настолько, что в наглую глазеет на членов династии. Смотреть на принца и, тем более, на Луну Империи совершенно непозволительно. Но мужчина знает, что открыто никто не может сделать ему замечание, потому что выкрутиться из этой ситуации ему не составит труда. Юнги понимает, к чему всё это, а потому думает, как пресечь на корню подобную отвратительную игру от человека, который, очевидно, омег за людей не считает. Мин смотрит на императора, в упор, ждёт, пока тот почувствует и посмотрит в ответ. Хосок ощущает, как его профиль прожигают, поэтому отвлекается от разговора с министром и поворачивается к Юнги, одним взглядом спрашивая, в чем дело. Тот маячит и незаметно для других глазами стреляет в посла, намекая, что проблема в нём. Чон поворачивается, куда ему указывают, и теперь недоверчивым взглядом буравит каждого из делегации. Чонгук придерживает Тэхёна под руку и ведёт его в боковой павильон, который выходит к пруду. Усадив омегу на лавочку, Чон берет его руки в свои и присаживается перед Кимом на корточки. Он аккуратно снимает с него вуаль и кладёт её рядом. — Что не так? — Я… Повел себя глупо, да? — Кусает губы и смотрит себе на ноги, но не в лицо альфе, добавляет: — Не по правилам… — Знал бы ты, как мне всё равно на правила, — поддевает подбородок омеги пальцами и вынуждает посмотреть на себя. — Ну же, Тэ. Расскажи мне, что случилось? Куда делась твоя бравада? Где тот омега, который угрожал перерезать мне горло и воткнул нож в живот? — Тому омеге не нужно было подстраиваться под дворцовый этикет и правила, — грустным взглядом смотрит в глаза Чона. — Тебя тяготит это? То, что ты мой жених и теперь все на тебя смотрят? — Кладёт ладонь Тэхёна себе на щеку и прижимается. — Прости, я не подумал, что ты совсем не приспособлен к подобному. — Дома, — это слово режет слух, словно бы совершенно неправильно называть им то место, где он жил, — в Нагу, — исправляется, — я был заперт, не посещал никакие светские мероприятия, меня ничему не учили. Только брату было до меня дело, но кроме умения владеть оружием и защищать себя, он не мог ничего мне дать. Над тобой будут смеяться, потому что муж Великого генерала не умеет ни вышивать, ни готовить, ни музицировать. Это даже не политический брак, потому что мое государство порабощено, моя семья — предатели, и никого из них нет в живых, — к концу говорит всё тише и почти плачет. — Так-так, успокойся, — приподнимается и берёт чужое лицо в свои ладони, — если бы меня это всё волновало, стал бы я звать тебя замуж? — Садится рядом с омегой на лавочку. — Я добровольно отказался от титула принца, стал мечом моего императора, главой его армии, отказался от возможности когда-нибудь быть у власти, потому что мне никогда не придёт в голову поднять бунт против брата. Меня не волнуют никакие условности и правила, поэтому я и выбрал тебя, кто всем своим существом противоречит всем нормам. Зачем мне твои умения в вышивке, если ты замечательно рисуешь? Даже если на моем теле, — не отпуская руки Тэхёна смотрит ему в профиль, а омега — стыдливо перед собой. — Мне так даже больше нравится, — смеётся, на что Ким смущенно улыбается в ответ и наконец-то поворачивает голову. — А как же все эти добродетели омег? — А кто сказал, что у тебя их нет? Но если бы ты был таким же хрустальным, как остальные омеги, будучи на поле боя, я бы непременно волновался. Поверь, я повидал всяких омег, но ещё никто из них не был способен так взбудоражить. Мне всегда нужен был кто-то такой сильный, смелый и «неправильный». Просто понял я это только тогда, когда встретил тебя. Я буду уходить, зная, что ты сможешь постоять за себя, что мой дом в надёжных руках, что меня там будет ждать такой вот взбалмошный муж и, надеюсь, в скором будущем, такие же взбалмошные дети. — Не говори такое, а то я умру от смущения… — Тэхён улыбается ещё сильнее и прячет лицо, уткнувшись в плечо альфе. — А то ты об этом не думал? — Продолжает смеяться и гладит омегу по затылку. — Тебе правда не нужно всё это от меня? — Мне нужна только твоя преданность и верность, я не прошу многого, — целует в макушку. — Это ведь несложно? — Нет, я бы и не подумал тебя предавать, — поднимает голову и с улыбкой смотрит на альфу. Маленькая слеза радости течёт по щеке, но Чонгук тут же ее сцеловывает. — Теперь ты расскажешь мне, что произошло? — В миг становится серьёзным и также серьёзно заглядывает Киму в глаза. Тот свои уводит. — Это из-за послов? — Как ты понял… — Он опять на тебя глазел? — Чонгук закипает и Тэхён, сразу почувствовав это, берёт его руку и успокаивающе гладит. — Думаю, он это делает специально, чтобы вывести нашу сторону на конфликт. Поэтому не поддавайся. — Не поддаваться не выйдет. Я не потерплю никакого неуважения в твою сторону, — делает глубокий вдох, чтобы розовый аромат Кима ударил в голову, и понемногу отходит. — Хорошо, что ты не стал терпеть. — Что нам с ним делать? — Ты можешь ни о чём не переживать, — мягко целует омегу в лоб и выуживает вуаль, аккуратно возвращая ее на лицо Тэхёна. — У нас с императором изначально был план, как осадить их. Они не с теми связались. А теперь, с этим личным оскорблением, нанесённым тебе, а значит и мне, я с бóльшим удовольствием буду наказывать провинившихся. — План? Он ведь не подразумевает пролитие крови? — Не стану тебе врать. Подразумевает, — встаёт с места и поднимает за собой Кима. — Тебе не нужно беспокоиться. Просто, когда император намекнет королю покинуть зал, ты и все остальные омеги должны молча уйти. Не нужно вам все это видеть, не для вас представление. Вскоре Тэхён и Чонгук возвращаются в зал. Генерал выглядит таким рассерженным, что, кажется, может рассечь голову любому, кто с ним сейчас заговорит. И первой жертвой, очевидно, станет чужеземец. Впрочем, Макото, кажется, настолько уверен в своей безнаказанности, что решает собственноручно обрубить цепи, которые до этого сдерживали присутствующих от проявления грубости. — В вашей стране все омеги настолько красивы, что невозможно выбрать? Хосок теперь осознает, на что именно в его поведении намекал Юнги, и хмурится так сильно, что недовольство скапливается вокруг него одной большой тучей. Тэбон и Хванун, до этого не замечавшие ничего, непонятливо переглядываются. Чонгук замирает на месте, не успев вернуться за свой столик, держит Тэхёна за руку и медленно отсчитывает несколько секунд. — А кто сказал, что вам позволено выбирать? — Уже не в состоянии сдерживаться, не отпуская ладонь Тэхёна, прячет его за свою спину, вторую руку угрожающе укладывая на рукоять меча. — Не стоит так остро воспринимать мои слова. Это лишь комплимент омегам Империи, — положив руку на сердце, мужчина притворно улыбается. — У Вас хватает времени рассматривать наших омег, значит, Вы недостаточно увлечены разрешением проблем между государствами? Нихон послали кого-то столь некомпетентного? — Хосок сжимает ладони на ручках стула, и лишь богам известно, как он сдерживает себя в эту секунду. — Мне не требовалось рассматривать, их красота бросается в глаза, — всё ещё держа руку на сердце, кивает императору. — Прошу простить, если Вашему Величеству это показалось грубым. Макото специально выделяет, что его не волнует, насколько некомфортно себя чувствовали в этот момент омеги, и это раздражает всех ещё больше. Чонгук делает порывистый шаг вперёд, но Тэхён сдерживает его, утягивая за ладонь на себя. — Пожалуйста, это не стоит того, — умоляюще шепчет, смотря в глаза и не отпуская. — Любой оскорбивший тебя оскорбляет меня, — сглатывает напряжение, прикладывает все усилия, чтобы не уничтожить противника прямо сейчас. Не для него вся эта дипломатия. — А за оскорбления я привык убивать. Хосок слегка откидывает голову назад и надменно смотрит на понемногу начинающуюся перепалку. Что ж, не Империя это начала. — Кажется, — негромко, но уверенно начинает, привлекая к себе всё внимание. — Настало время для десерта. Чонгук, посвящённый в план брата, только услышав условленный сигнал, с прищуром смотрит сначала на императора, а затем на делегацию. Заметно расслабляется, ухмылка трогает его губы. — Мы осведомлены о развлечениях в стране Восходящего солнца. Настал черед Империи показать, как принято развлекаться у нас, — Чон смотрит на Тэбона, и тот, поняв знак, начинает собираться. За ним суетятся все остальные. — Утончённые омеги наверняка утомились от наших скучных разговоров, к тому же столь великолепная подготовка празднества отняла множество сил, поэтому я хотел бы, чтобы вы отправились отдыхать. Не будь они осведомлены о происходящем, остались бы в замешательстве. О каких таких «развлечениях» идёт речь, раз для них нужно выгнать всех омег из зала? Но сейчас они с удовольствием уходят сами, чтобы не видеть того, что последует дальше. Император говорит столь высокопарно, что Чонгук ухмыляется и с непривычки почти смеётся в голос. Повернувшись к Тэхёну, он шёпотом коротко вводит его в курс дела и успокаивает, что под «десертом» не имеются ввиду кисэн или ещё чего похуже. Тот с напускным возмущением легко пихает генерала кулаком в плечо и улыбается благодарно. За то, что объяснил и не оставил в неведении. Пусть Киму и не нравится данная ситуация, но если таким образом император и генерал собираются проучить и поставить на место наглых послов, то не так уж и плохо всё это. Тэбон демонстративно послушно кивает и, возглавив колонну из изящно и богато одетых омег, в окружении слуг направляется к выходу из зала. За ним следуют Хванун, Тэхён и Юнги, нервно оглянувшиеся на императора и генерала напоследок. — Нам будет не хватать их компании, — делегация вынуждена встать и с поклоном проводить уходящих, не разгибаясь, пока дверь за ними не закроется. Чонгук возвращается к брату и встаёт за его спиной, хищным взглядом проскользнув по каждому из гостей. Чиновники Империи тоже находятся в неведении, предупреждённые лишь о том, что удивляться сюрпризу не стоит. — Ну, раз мы остались одни, — Хосок немного выпрямляется на стуле и говорит в сторону брата, не сводя при этом глаз с главы делегации. — Генерал, думаю, можно подавать десерт. Чонгук ещё раз ухмыляется и кивает своим людям у входа. Те с поклоном принимают немой приказ и открывают дверь для стоящих снаружи гвардейцев. Они привлекают всеобщее внимание, двигаясь к центру помещения наперевес со своей ношей. Хосок окидывает новоприбывших довольным взглядом и удовлетворённо кивает. Перед ним расстилается самая прекрасная картина, которую он, как правитель, может представлять. На мраморном полу в, пока ещё, целом виде, в одежде, насквозь пропитанной засохшей кровью, с множеством синяков и открытых ран лежат двое мужчин, которых послы наверняка узнали. Мимолетный испуг в их глазах Чоны успевают прочесть и упиться им вдоволь. — Полагаю, вы не знаете, кто это, поэтому поясню, — император, не переставая скалиться, перенимает внимание на себя. — Можете себе представить, каково было моё удивление, когда я узнал, что эти разведчики продались нашим врагам за горстку монет? Полуживые альфы расстилаются по полу не в силах стоять даже на коленях. Вид истощённых, измученных, забитых до близкого к смерти состояния мужчин заставляет некоторых из послов удивлённо переглядываться. Конечно, в этом саботаже участвовали не все, а лишь некоторые посвящённые. Вот они то сейчас и сидят с каменными выражениями лиц, стараясь не выдавать себя, одновременно с этим спокойные по той причине, что лично из них никто с чосонцами не взаимодействовал. А значит и в лицо их не узнают. — Ваше Величество, позволите спросить, к чему это представление? — Макото всё же не сдерживается, не желая слушать жалобный скулёж лежащих перед ним в близком к обмороку состоянии. — Кто разрешил прерывать Его Величество? — Нарочито строгий Чонгук встревает и угрожающе делает шаг вперёд. — Молчите, когда говорит Сын Солнца. К удивлению Хосока, никто из чиновников Империи даже не встревает и не возражает. Понимают, что лучше не мешать императору творить правосудие. А может просто боятся попасть под горячую руку. Он непроницаемым взглядом буравит мужчин внизу и невозмутимо продолжает свою тираду. — Ошеломлённый таким предательством, я, разумеется, велел их сурово наказать. Однако, немного поразмыслив, решил повременить с приговором, чтобы оставить это на потеху нашим гостям, — встаёт с места, складывая руки на спиной и медленно, очень медленно спускаясь с помоста. — Я ведь обещал показать наши развлечения. Чонгук спускается следом и встаёт тенью подле брата. Тот кивает на арестованных, и младший Чон подходит к ним ближе, присаживаясь на корточки и склоняясь над жертвами. Он задирает одному голову прямо за волосы и отодвигается, чтобы императору было видно лицо обречённого. — Генерал, что думаете с ними делать? У меня решение одно. — Ваше слово — закон, мой император, — Чонгук смотрит на брата снизу вверх и улыбается ядовито. Хосок делает вид, что глубоко задумывается, и неожиданно обращается к главному послу. — А что принято делать с предателями в вашей стране? Четвертование? Костер? Кол? Чан с кипящей водой? — Обычно… Обезглавливание, — нехотя отвечает сквозь стиснутые зубы и косится на генерала, который сильно бьёт несчастных бывших солдат Империи по щекам, чтобы очнулись. — Эй, это ваш последний шанс оказаться полезными Его Величеству, — подобно демону наслаждается немощью своих жертв Чонгук и продолжает хлестать по щекам. — Не собираетесь подниматься? Совершенно бесполезный мусор. Хосок кидает на брата быстрый взгляд и поднимается на балкон, подходя к послу вплотную. Тот заметно напрягается и встаёт с места, кланяясь. За ним повторяют остальные. Сидеть, пока император стоит, непозволительно. — Обезглавливание, говоришь… — Смотрит то на лежащих на полу, то на стоящих перед ним чужеземцев, недолго обдумывает и обращается к брату. — Мне нравится эта идея, генерал. Старший Чон быстрыми шагами возвращается на свое место и, удобно усевшись, строго приказывает. — Выполняйте. Генерал послушно кланяется и достает меч, тут же, не раздумывая, отсекает голову первому шпиону. Если бы послы сидели рядом, он бы намеренно направил брызги крови предателя в их сторону. Да, гостей не порадовала бы грязь на одежде и коже, но кто они такие, чтобы возмутиться в этой ситуации? Жаль, что они уселись наверху и смотрят представление издалека. Со второй жертвой Чонгук медлит. — Ваше Величество, будет грубостью не позволить гостям отведать главного блюда, — оборачивается к брату, размазывая свободной рукой брызги крови на своём лице. Хосок улыбается и кивает, и тогда младший Чон хищным зверем осматривает делегацию, останавливаясь на её главе. — Окажите нам честь, — с притворной вежливостью протягивает меч, на время взятый у стражника, мужчине, который сначала брезгливо осматривает оружие, а затем нехотя спускается и принимает его. Чонгук отходит немного в сторону и рукой указывает на лежащего в полубреду альфу на полу. Послу не остаётся ничего, кроме как послушно подойти и неумелым движением обезглавить, при этом брезгливо отвернувшись в последнюю секунду. — В первый раз? Ничего, ещё наловчитесь, — снисходительно похлопывает мужчину по плечу генерал и отбирает меч, возвращая своему солдату. Чонгук довольно осматривает откатившуюся к ногам мужчины голову разведчика и возвращается на помост к брату. Император чувствует, как тяжелеет атмосфера в помещении, как заполняется запахом крови и смерти. Гости вот-вот должны начать возмущаться, поэтому Чон идёт на опережение. — Полагаю, вам необходим отдых после долгого пути. Ваши покои уже готовы, — неожиданно встаёт и всем приходится подскочить со своих мест следом. Кидает надменный взгляд сверху вниз, медленно проезжаясь глазами по луже крови, пачкающей мрамор. — Вас будет охранять дворцовая гвардия, можете не волноваться о своей безопасности. Иными словами, это значит, что послов сажают под стражу и о каждом шаге императору будет известно. Безопасность обеспечивается не для чужеземцев, а для жителей дворца. Хосок не позволит касаться своих близких даже взглядом. Под притворной заботой Чона скрывается угроза. Пусть они не в самом выгодном положении в переговорах с Нихон, но никогда ещё послам не спускалось с рук неуважение. А после устроенного представления, все ясно уяснили своё такое же шаткое положение в стане врага. Стоит быть благодарными за то, что уродливые головы ещё украшают их шеи, а не катаются по полу подобно этим двум. Хосок спускается с помоста и выходит из зала, а за ним следуют брат и чиновники.......