У медали две стороны

      Как плен ни назови, он всё равно пленом останется, даже если холодильник полон еды, телик всегда к твоим услугам, хочешь мыться — мойся, а спать — спи. И никаких опытов вкупе с ощущением жертвы на миллион.       Чтобы чем-то развлечь себя, Бет листала порножурналы, любовалась тёлочками в неглиже и примеряла ту или иную соблазнительную позу на себя. А если встретить своего ненаглядного маньяка так? Свет приглушён, на столе перед кроватью горят свечи, самой же сесть на стол возле окна. А Джокер не зарычит на то, что расселась на его бумагах? Можно их сгрести в сторону или сложить на пол, но тогда можно получить нагоняй за то, что нарушила странный порядок вещей и тараканов в голове клоуна. Хм.       А если просто приготовить ему поесть, это достаточно сексуально?       Хорошее дело нехитрое. Бет приготовила несколько панкейков и омлет из того, что нашлось, так что получилось вкусно, но не совсем по классическому рецепту. Ещё минут двадцать ушло на быстрые кексы в микроволновке.       Жизнь вне дома готовит к суровой реальности лучше всего, хотя к соседству с Джокером ничто не способно подготовить.       После Бет решила навести порядок во временном гнёздышке: из-под раковины выгребла полупустые бутылки с зелёным змием, в навесных шкафчиках стояла ваза вперемешку с вишнёвыми карамельками и презервативами. Однако! А вот в комнате во встроенном ящике круглого стола Бет нашла две пары меховых наручников: одни розовые, а вторые, кажется, в давно засохшей крови. Кажется, месье Джокер знает толк в любовных играх. Женское бельё со стола маньяка отправилось в мусорное ведро. Интересно, что в ванной комнате в тумбе под раковиной нашлось длинное платье-футболка с тремя нарисованными мопсиками.        «Этот артефакт может пригодиться», — хмыкнула Бет и спрятала находку в комнате под подушкой.       Своё платье Бет скрутила валиком и сунула под раковину.       Билли, которого психопат обещал прислать, словно учуял, что тут что-то вкусненькое есть, потому что уже через час приехал второй раз за день, привёз немного фруктов. Он сидел на кухне за столом и рассматривал кексы в импровизированных корзинках из одноразовых кофейных стаканчиков.       — Возьми один, — Бет поставила перед ним кружку с горячим кофе и пододвинула стаканчик с кексом ближе.       Билли улыбнулся и не отказался от угощения. Вообще на первый взгляд он неплохой парень: незлой, не рычал — хотя попробуй порычи на потенциальную женщину Джокера. Бет чертыхнулась. Лихо она выстроила в своей голове отношения с психопатом! Может, она тоже не совсем здорова? При случае, наверное, стоит к доктору сходить?       Тьфу ты. С доктора всё это и началось фактически.       Хватит о нём. Лучше вернуться к Билли. Он, кажется, при Бет самый настоящий агент «007», только со знаком минус. Как Бонд, только с пометкой «анти». Бет покосилась на него украдкой, попивая чай: светлые волосы зачёсаны назад, на мужчине серый строгий костюм, голубая футболка под пиджаком.       Разговаривать не хотелось, и Бет спокойно сидела на стуле напротив Билли, молча разглядывая раковину. Так как кухня небольшая, удалось даже разглядеть пару-тройку тёмных пятен на кране. Интересно, это кровь? Как часто гостившие в этой квартире девушки покидали её на своих двоих, а не вперёд ногами?       Вообще тоже неплохо бы покинуть это место и обрести свободу. Независимость. Бет ведь всё понимает, она не желторотая сопливая девочка-подросток: Джокер есть Джокер, и если недавно он был с ней почти обходителен, это вовсе не означало, что так будет и дальше. Новости изо дня в день вещали о том или ином творчестве клоуна: отравить одного политика, с другого снять кожу, желательно с живого. Ограбить банк, взорвать что-нибудь, при этом убить как можно больше людей. «Романтика». Ага, да.       И если для ближайшего на данный момент окружения Бет старалась выглядеть бесстрашной, то в душе на самом деле плескался страх. Чуть ли лавой не вытекал, но Бет крепилась, старалась не показывать того, что испытывает на самом деле и что боится за свою жизнь в стенах этого притона.       А может, не так уж всё и плохо. Пока что всяко лучше, чем было при докторе Крейне. Там-то шансов скопытиться по любому больше. Бет поскребла ногтем стол, попутно рассматривая отметины на поверхности. Или не скопытиться, но крыша поедет однозначно.       — А мы можем прогуляться немного? — заходить издалека ей не хотелось, так как стоило получше узнать свою охрану, а уж от его ответа и отплясывать в нужную сторону.       Сначала Билли молча таращился на Бет, в его взгляде так и светилось «а не прифигела ли ты?»       Бет пожала плечами и вздохнула. Хотела казаться безразличной, а на самом деле деле хотелось уронить голову на руки и взвыть.       — Мне нужно нижнее бельё, — подперев подбородок рукой, промямлила она.       — Ладно, — он кивнул, — я принесу какое-нибудь, выберешь.       Вот паскуда! Ладно, план «А» с треском провалился, переходим к плану «Душечка».       — А помаду и другую косметику ты мне тоже принесёшь? Ладно я — переживу какой-нибудь оттенок юного крокодила, а если Джокеру не понравится? И как я перед ним буду оправдываться? — всё таким же скучающим голосом спросила Бет.       Билли смотрел на неё и что-то прикидывал, но судя по его взгляду, соглашаться он пока и не думал, но определённо что-то щёлкнуло в его голове. Несложно ведь сложить дважды два: девчонка не забивается в угол, не истерит, её личико не красуется ошмётками на стенах квартирки, стало быть, Джокер её убивать не собирался.       А губа? А что губа? То же, что и засосы — фирменные знаки психопата. И раз Бет до сих пор не расчленена и не рассована по всем возможным и невозможным щелям и пакетам, это что-то да значит.       — Ладно, — как-то быстро соглашается Бет и, удивляясь сама себе, берёт первый попавшийся клочок бумаги и карандашом царапает на нём буквы.       — Это что? — кивает на бумажонку Билли, доедая последний кусочек кекса.       — Список, — спокойно отвечает Бет. — Так. Мне нужны прокладки «Олвэйс» на три капельки в тёмно-синей упаковке. Не в чёрной. Чёрные — ночные, на день они не подойдут. Ещё нужны ежедневки, названия я не помню, я их по упаковке только знаю. Значит, есть синие, зелёные и красные пачки, мне нужна…       — Воу-воу-воу! — останавливает её Билли.       Есть! Но Бет не подаёт виду.       — Что? — она вскидывает руки. — Это просто список, ты справишься, ковбой.       Она не уверена, что с человеком Джокера можно так разговаривать, формально ему не запрещено её пристрелить, а потом смотаться в Мексику, но Билли, кажется, парень терпеливый.       Он долго покусывает нижнюю губу, явно взвешивая все за и против.       — …или ты можешь раздобыть рыжий парик и очки-хамелеоны без диоптрий, и мы с тобой сработаемся, — аккуратно предлагает Бет, чувствуя себя каким-то наркобароном на полставки, а не пленницей.       — Но босс…       Бет ходит по острию, но не отпускает ситуацию на самотёк, а подталкивает парня к краю:       — А боссу мы ничего не скажем, и он никому не откусит голову.       Если бы сейчас к ней подключили какой-нибудь очень умный аппарат, то пульс и давление зашкаливали бы просто до нереальных параметров. У Бет даже во рту пересохло от собственной авантюры: ей честно плевать, как из всего выпутается в случае чего Билли, а вот ей во что бы то ни стало надо выжить, если Джокер узнает обо всём.       ***       — Мистер Уэйн, принесли документы на подпись, нужно…       — Унеси, пожалуйста, на мой стол, я позже разберусь.       Альфред вздохнул, вспоминая, какие айсберги из документов уже сгрудились на столе. Не ровен час, скоро начнут поговаривать, что Брюсу наплевать на дела компании, ничем хорошим это, конечно же, не кончится.       — Что там насчёт Крейна? — вглядываясь в монитор, как бы между делом спрашивает Брюс.       — Если найденная ниточка и ведёт к нему, то придётся потратить немало времени, чтобы распутать клубок. Да, мистер Уэйн, странные дела происходят вокруг доктора Крейна, но с пустыми догадками не прийти к человеку.       — А мэр?       — Держит в тонусе всю полицию Готэма, сэр. Никаких результатов, ни единой зацепки. Беатриче словно сквозь землю провалилась.       Альфред вовремя замолчал, потому что Брюс на него с укором посмотрел: он не любил чёрный юмор, когда дело касалось Джокера, ведь всем и каждому понятно, что психопат мог без выдвигания требований живьём закопать человека. И то, что Бет пережила одну встречу с клоуном, вовсе не говорило о том, что она сможет сделать это во второй раз. Брюс вздохнул, зная, что дальше разговор в очередной раз пойдёт о том, что нельзя отказываться от сна и изводить себя. Забота Альфреда понятна, но пока Бэтмен спит, где-то мучается ни в чём не повинная девушка.       Слишком много ниточек, и пока ни одна из них никуда не ведёт, так как за какую бы ни дёрнул Брюс, узелок затягивался ещё туже.       Взять хотя бы Бенджамина Милна. Брюс прекрасно понимал, что не ему учить взрослого человека, как тому воспитывать детей, но Уэйн видел всю кухню изнутри. Младшая дочь, Беатриче, очень натянуто называла Салли и мэра родителями, а Гвиневра видела своё будущее в политике. Её не раз пытались сосватать за Брюса, недавняя попытка не вечере судьи не первая и, увы, не последняя.       Ничем противоправным Гвиневра не занималась, всего лишь хотела стать видным человеком в своём деле и шла к цели, может, и не всегда честными путями, но точно не криминальными. Семейная жизнь не интересовала её, Гвиневра — типичная карьеристка, а быт, муж и дети только мешали бы ей идти к поставленной цели.       Беатриче просто хотела отделиться от семьи и слиться с Готэмом. Она стремилась к тому, чтобы как можно меньше людей знали о том, что она одна из дочерей мэра. До недавнего времени мистер Милн и сам особо это не афишировал.       Альфред пересказал одну занятную вещь: Бет жаловалась ему на доктора Крейна, и Брюс принял решение приглядеть за психиатром.       Так, плавая в размышлениях, он просматривал одну камеру за другой, уголок за уголком, улицу за улицей, не обращая внимания ни на периодическую рябь в глазах, ни на усталость.       На одной из камер супермаркета возле пристани, где не так давно обнаружился наркокартель, Брюс кое-что заметил и приблизил изображение. Его внимание привлекла девушка в рыжем парике, в тёмных очках и с разбитой губой. В обычных ситуациях девушка как девушка, в Готэме таких полным полно. Но. Эта посетительница ненадолго сняла очки, чтобы протереть глаза, а потом затравленно обернулась.       Беатриче Милн.       Камера поймала её как раз в тот момент, когда она сняла очки.       Час за часом Брюс просматривал видеокамеры: больницы, магазины, заправки, а аптеки… И наконец — бинго!       У Уэйна не было бы вопросов, если бы рядом с ней стоял переодетый Джокер — клоун частенько устраивал маскарады, но он всегда узнаваем. Ужимки выдают его. А этот мужчина… С ним всё в порядке, и уж больно это подозрительно.       У Брюса есть в запасе минут пятнадцать, чтобы добраться до места. Время ланча как раз недавно подошло к концу, и основная масса пробок уже должна рассосаться.       — Альфред! К обеду не вернусь! И к ужину, возможно, тоже! Попроси Камиллу отменить все мои встречи сегодня!       Он садится за руль чёрной Мазды, довольно неприметной, но быстрой машины в городской среде. Аккуратно и мастерски лавирует по переулкам, он знает, где и как объехать пробки, ведь Готэм для него не просто город. Он знает тут абсолютно всё, каждый закуток. Поэтому для Брюса не составило труда потратить на дорогу не пятнадцать минут, а всего девять. Всё это время он изводил себя догадками, при этом надеясь, что по приезду не обнаружит бездыханное тело девушки.       Что-то странное творится вокруг Беатриче. Или это пустые догадки, ведь подтвердить их нечем. Может быть, всё дело в том, что Брюс просто устал, бессонная ночь прошла как обычно, а вот день без сна точно способен доконать его.       Брюс неприметен. Успел перед выходом одеться в серый костюм — старая коллекция Prada, выглядит вполне прилично, но не бесшабашно дорого. Мужчина в деловом костюме — этим никого не удивить в дневное время даже в Нерроузе. Там же, в гараже, перед выездом он наклеил на лицо аккуратную пепельную бороду и надел русый парик. На носу затемнённые очки, в руках чёрный компактный кейс.       Брюс паркует машину слева от супермаркета, выходит из машины и идёт в супермаркет. Долго бродит по территории магазина, пока не натыкается на девушку с рыжими волосами в отделе гигиены.       Это и правда Беатриче Милн. Она не выглядит напуганной или покалеченной, если не считать запёкшейся корочки на нижней губе. Впрочем, небольшое увечье ей, кажется, не мешает. Брюс в некотором замешательстве, ведь жертвы Джокера редко могли похвастаться выживаемостью, псих кромсал людей без устали и без жалости.       Бет в длинном платье-рубашке, шея скрыта под зелёным шифоновым платком. Он плохо сочетается с образом девушки, и Брюс приходит к мысли, что она скрывает или порезы, или следы от удушения.       Её могли пытать. Но подавленной она не очень-то и выглядела. Впрочем, Бет всегда отличалась стойкостью, особенно если учитывать, что как могла давала отпор родителям. Например, когда отец отказался оплачивать её любую учёбу, кроме юридического факультета, Бет обратилась к тёте, у которой жила в Нью-Йорке. И та помогла племяннице оплатить учёбу на факультете лингвистики. Куда было деваться отцу? Он скрипел зубами, но так и не смог сломить дочь. К тому же после окончания университета она съехала из родительского дома.       ***       На самом деле Джонатан не боится, что готэмский шут его раскусит, он давно готов к любому исходу. Всё-таки то, что психиатр выполняет заказы среди прочего и мафии, говорит об одном: рано или поздно всё тайное может стать явным. Его не волнует пушечное мясо, среди которых и помощник прокурора Дент, и его заноза Рейчел Доуз, они ничего не узнают. Джонатан без устали подкидывает им ложные следы, уводящие от него как можно дальше. Но если пешки и смогут подобраться слишком близко, Джонатан распорядится, чтобы их никогда никто не смог найти. В конце концов, ему не привыкать растворять чужие имена в истории.       Вообще в иных обстоятельствах он нёс бы скорбь день-два, может, неделю по похищенной дочери мэра, а потом забыл бы о ней раз и навсегда. Была и была. Какая разница, какую девчонку привязать к себе? Подошла бы и Гвиневра, но нельзя упускать важные факты. Во-первых, Беатриче слишком много знает, настолько много, что если она решит взболтнуть лишнего, её слова могут дойти не до тех ушей и уничтожить Джонатана Крейна по всем фронтам.       Нужно решить вопрос с переездом в другой дом, а ещё необходимо замести все следы в подвале.       Во-вторых, Беатриче — лакомый кусочек для его исследований. Он уже снизил концентрацию «Фобоса», кое-что поменял в формуле, чтобы вещество не было таким токсичным для девушки. Джонатан не хочет убивать её или делать умственной калекой, как иногда происходило с пациентами в Аркхеме.       Бывали случаи, что его подопытные погибали в страшных муках, раздирали лицо и сами себе выдавливали глаза, но чаще всего если и умирали, то практически всегда от инфаркта или кровоизлияния в мозг. А Беатриче нужна живой. Необходимо подобрать концентрацию токсина именно для неё, а после выяснить, почему она не впадает в панику, что заставляет девушку реагировать иначе. Все чего-то боятся, и Джонатан должен узнать о её страхах. Нельзя жить без страха.       И кабинет придётся сменить. Джонатан вздохнул и обвёл помещение раздражённым взглядом.       А ведь обещал себе не привязываться к вещам: работа с мафией вынуждала иной раз кочевать с места на место. Он привык. Привык прятаться и быть на виду одновременно.       И как бы ни убивалась Салли, она мысленно похоронила Беатриче, поэтому на следующий же день позвонила — заплаканная, голос упавший, и после непродолжительной беседы, во время которой Джонатан подводил женщину к главному, она раскрылась. Говорила о Гвиневре, что девочка не хуже Бет, а в чём-то даже лучше: не такая строптивая, её не придётся в каком-то смысле ломать. Но это-то в ней и теперь и казалось пресным!       Бет пытается казаться сильной, но она хрупкая, поэтому Джонатан искал к ней подходы, так, чтобы не сломать психику, не повредить личность. Ему нравится её кротость рядом с ним, страх, соседствующий с гневом. Её нельзя купить ни искусными нарядами, ни лучшими зваными вечерами, в ней живёт другой человек, и Бет это тяготит, а Джонатана привлекает.       Ведь были в истории мужчины, жившие бок о бок со своими куклами? О, сколько угодно! Стокгольмский синдром многогранен в изощрённости.       Из мыслей его выводит стук в дверь.       — Да, — спокойно отзывается он.       В дверях показывается мертвенно бледная медсестра. Халат белый, балетки, лицо. Розовая помада на губах только подчёркивает это. И глаза что два блюдца, девушка дышит часто, на грани истерики.       — Что случилось? — раздражённо спрашивает Джонатан.       Но надо отдать должное девушке: она не запала на своего босса, за это доктор её и ценил.       — К вам пришли, — девушка держится за косяк и прижимается к нему щекой, плачет.       Да что же…       Дверь распахивается и, минуя медсестру, в кабинет ярким пятном заходит Джокер. Джонатан вздыхает и кладёт руки на подлокотники, барабанит, принимает скучающий вид. Несложно догадаться, что малышка Беатриче нащебетала маньяку.       — Чем могу помочь? Пришёл на сеанс? В Аркхеме тебе было бы уютнее, — Джонатан не намерен шутить, а вот у клоуна, кажется, настроение что надо.       Доктор высокомерно ухмыляется, смотрит исподлобья. Двоечникам из Аркхема не хватает сноровки и знаний, чтобы вывести психа на чистую воду, а Джонатан видит его насквозь. Психопатия как она есть. Нарциссизм. Детская травма. И, конечно, вишенка на торте: макиавеллизм. И тестов никаких не надо, достаточно штампа в карточке, но оба раза, что псих куковал в клинике, с ним носились, как с древней китайской вазой.       — Эхе-хе, до-октор-р Крейн, могу и тебе поставить, хм, диагноз. У вас случился я.       Клоун смеётся, губы тянутся в улыбке, шрамы вырисовывают ещё одну зловещую улыбку. Вечную. Но глаза у клоуна такие же чёрные, как и краска, заполнившая глазницы.       — Да, я наслышан о твоём чувстве юмора, — холодно отвечает доктор. — Но ни к чему прелюдии. У тебя есть кое-что, что принадлежит мне.       Джокер задумчиво поднимает глаза к потолку, хмурится, касается языком уголка губ, а после смотрит на Джонатана, чуть склонив голову.       — Хм-м… Давай сыграем в горчо-хо-олодно. Это… де-евушка?       Джонатан пристально смотрит на Джокера и надменным голосом даёт подсказку:       — Теплее.       Джокеру нравится, что доктор включился в игру, ведь понимает, что они одного поля ягоды, и неважно, что растут на разных концах.       — Может бы-ыть, — Джокер снова хмурится, попутно рассматривая кабинет, — я её похитил недавно?       — Горячо, — чуть кивает Джонатан.       Джокер замолкает, обходит кабинет, останавливается у шкафа с книгами и хмыкает. Поворачивается к доктору.       — Это дочка мэ-эра? — хитро тянет клоун.       Джонатан кивает и поднимается из кресла.       — Жарко. Очень жарко.       Доктор знал, что могло случиться всё, и это произошло. Джокер прав: он случился в жизни Джонатана, и как знать, как распорядится судьба этими двумя фигурами. В Аркхеме уж слишком нянчились с опасными преступниками, Готэм мог бы снять мараторий на смертную казнь. И как знать, может, именно Джонатану Крейну выпала бы удача опустить рубильник или ввести смертельную инъекцию, и клоун больше никогда никому не переходил бы дорогу. Всё так просто, но люди обожают усложнять то, что усложнять не стоит.       — Можем больше не ходить вокруг да около, — Джонатан первым ставит точку в их игре, — Беатриче Милн у тебя. И она мне нужна.       Джокер принимает такой наивный вид, что хочется врезать ему, но вместо этого Джонатан сцепляет руки в замок и долго и высокомерно смотрит на клоуна.       — О! Правда нужна, да-а? — клоун хихикает.       Джонатан не ведётся на провокацию, он с вызовом глядит на незваного гостя, который вот-вот подомнёт весь Готэм под себя. Странно, что до сих пор этого не сделал, слишком уж затянулась игра.       — Скажи, куда подъехать, и мои люди приедут за ней, — это не проба почвы под ногами, Джонатан безапелляционно предъявляет права на девчонку. Кто успел, тот и съел, и доктор заполучил её первый, так что ему и обладать мышонком.       Джокер причмокивает, то ли разочарованно, то ли это его привычный жест для любой ситуации, но он разводит руками и скалится, быстро облизывает нижнюю губу несколько раз, а после горбится и склоняет голову. Походит в этот момент на кобру.       — Всем хочется быть поближе к мэру, ве-ерно? Крошка Бетти — билет наверх. Так… почему-у я должен делиться ею? М-м? Мне ведь то-оже хочется быть поближе к главной семейке Готэма.       Клоун морщится, кажется, ему не очень нравится обсуждать дела насущные, которые приближают его к обычным людям. И Джонатан получает подтверждение своих догадок:       — Сначала дела, до-ок, а тёлки подождут. Ита-ак. Я знаю, что ты мозговитый парень и… мхм… хочу предложить тебе работу. Подумай хо-ро-шень-ко-о, док. Я ведь могу не да-ать второго шанса.       Джонатан с презрением смеряет Джокера взглядом, затем снова смотри ему в глаза, с вызовом как всегда.       — Что за работа?       Джокер подмигнул и щёлкнул пальцами, сразу после этого указав на доктора и кивнув.       — Люблю деловых люде-ей. Можем поговорить в твоей лаборатории,— как ни в чём не бывало продолжил Джокер, а когда заметил удивление, промелькнувшее во взгляде Джонатана, картинно закатил глаза и шумно выдохнул — Ты же не ду-умал, Эйнштейн, что я не догадываюсь? По-твоему, я дурак?       Последние слова Джокер прорычал с угрозой, сопровождая их медленными шагами в сторону доктора. Джонатан на всякий случай отступил назад, но позиций не сдавал.       — Что ещё обо мне рассказала Беатриче? — доктор сузил глаза и с неприязнью посмотрел на клоуна.       — Много чего… хм… заня-ятного, — ухмыльнулся Джокер. — Но ближе к делу, до-ок! Ты же понимаешь, не могу согласиться на чашку чая, эхе-хе… Не люблю, знаешь, когда на мне ставят о-опыты.       Джонатан кивнул, прикидывая, что опасно покидать свой дом, не имея запасной вариант. Что ж. Придётся потратиться и пустить пыль в глаза: его дом станет картонной дурилкой, для отвода глаз, но надо обзавестись новым жильём, о котором бы не узнал клоун. И от Беатриче Джонатан не готов отказаться, она слишком уж ценный экземпляр, чтобы вот так просто разбрасываться ею.       Что ж, сначала дела с клоуном, за это время он успеет переехать и перевезти часть важного оборудования, а ещё подготовится к встрече с Беатриче.       — Так что за… дело? — спокойно спросил доктор.       — Если я не ошиба-аюсь, а я уверен, что не ошибаюсь, скорее всего, такой башковитый парень наверняка на побегушках у ма-афии. Я ведь пра-ав, док? Как насчёт того, чтобы перестать быть шестёркой, а… скажем… иметь долю? М? Хорошее предложение, до-ок? Быть на-ра-вне.       Джокер снова подмигивает, а после самодовольно смотрит на Джонатана. Если паяц не лжёт, его предложение и правда звучит заманчиво. Но опасно бросаться в омут с головой и доверять психопату, нужно как следует просчитать риски. По правде сказать, с такими людьми лучше быть компаньонами и держаться поближе друг к другу, чем быть врагами и не знать планов каждой из сторон. Но Джонатан про себя чертыхается, когда осознаёт: он заведомо записал клоуна в список своих врагов, осознавая, что и сам доктор обоюдно враг для Джокера.       Что ж. Быть для мафии не средством, не штатным химиком, а входить в их когорту — это, пожалуй, дорогого стоит. Фальконе и остальным членам мафии до сегодняшнего дня удавалось уладить скользкий вопрос с доктором, хорошо бы это исправить.       Но с шутом надо быть аккуратнее, обезопасить себя на тот случай, если он решит не просто обмануть, а отдать Джонатана на съедение той же мафии.       — И когда ты хочешь увидеть мою лабораторию?       Джокер довольно улыбается, но улыбка у него ядовитая, как, впрочем, и он сам.       — А чего время терять, док? Сейчас и хочу уви-идеть, эхе-хе.       ***       Ему повезло, ему определённо повезло: он не просто нашёл пропавшую девушку, но, кажется, понял, за какую ниточку теперь тянуть. Скулы сводило при мысли о том, что все ниточки могли внезапно привести к Беатриче. Она центр всего и никто одновременно. Как такое возможно? Или Брюс ошибается?       Он следит за Бет и её странным спутником от супермаркета до захудалого кафе, перед входом в которое мужчина достаётся из внутреннего кармана ветровки сложенный серый платок и передаёт его спутнице. Бет покрывает платком голову, и они садятся за самый дальний столик на углу дома, ждут официанта. Того долго нет, хотя посетителей раз-два — и всё. А когда парень появляется, он лениво принимает заказ и так же лениво исчезает в дверях кафе.       Брюс вздыхает. Обед ему уже не светит, а вот…       Мысли о еде прерываются увиденным почтовым ящиком за спиной спутника Бет. Брюс быстро осматривает карманы пиджака, но безрезультатно. Беглый осмотр вокруг даёт свои плоды: на скамье рядом кто-то оставил газету. А может сработать!       Брюс вынимает середину из газеты, складывает из неё нечто, напоминающее по форме конферт, и направляется прогулочным шагом к ящику. Парень смотрит на мужчину, но Брюс играет роль офисного планктона, и скоро спутник девушки теряет к нему всякий интерес. А Бет даже не смотрит в сторону незнакомца.       Из колонки, стоявшей в открытом окне, льётся что-то из репертуара современных певичек. Лёгкая музыка располагает, расслабляет, и это всем на руку.       Около стула Брюс достаёт маячок и огрызок карандаша: карандаш падает — Брюс наклоняется за ним, стараясь не мешкать особо, и попутно прицепляет маячок к полам пиджака, с внутренней стороны. Выпрямившись, Брюс опускает свёрнутую газету в почтовый ящик.       Нехитрое дело. Сколько раз он проделывал подобный трюк — и не сосчитать!       Когда официант приносит долгожданный кофе, Бет и её спутник чуть ли не залпом выпивают напиток и спешат обратно к супермаркету, где садятся в тёмно-синий Рено. Брюс не теряет ни секунды, быстро садится в свою машину и следует за парочкой. Удивительно. Эти двое проезжают буквально три квартала и останавливаются у старого офисного здания, доживающего свои отмеренные года. Половина офисов пустует, а с четвёртого этажа и до последнего, десятого, расположился хостел.       Хотя хостелом это трудно назвать, скорее — общежитие.       Когда Бет и мужчина вошли в подъезд, Брюсу осталось только ждать.       Маячок сработал через десять минут, и судя по данным, Бет на последнем этаже. Прямо сейчас туда идти опасно, не постучится же он в дверь, что так и так, я тут мимо проходил, но раз уж такое дело, расскажите, кто вы такие и как связаны с Джокером.       Брюс походил вокруг дома, определил всё по тому же маячку квартиру и решил вернуться сюда под покровом ночи.       Хотелось бы верить, что у девочки есть шанс, что на самом деле её не сломали, а просто у неё получилось сбежать. Не от себя, конечно — от Джокера. Да разве от психопата убежишь? Но ведь кем-то ей приходился этот человек без шрамов, в сером костюме. Какую бы игру не затеяла Бет — лишь бы во благо и во спасение, а не для очередного зла, которого в Готэме, увы, хватает. И множится, множится многоликое, многоголосое зло, не устаёт расти.       Брюс вздохнул. Не Брюс.       Бэтмен.       Как и задумал, он пришёл сюда после захода солнца, когда последний луч спрятался за горизонтом.       В окнах горел свет, и в квартире, которую отметил маячок — тоже. Очень кстати, ведь так Бэтмен будет мало кому заметен. Или вовсе никому. Он спустился на выступ в стене, бывший когда-то лепниной, проверил ещё раз удерживающие его верёвки и опустил на глаза тактические очки со встроенной камерой.       Судя по всему, на кухне играло радио, Бет нарезала сыр и колбасу, рядом стояла миска с зеленью, а чуть в стороне — тарелка с тостами. Девушка качала бёдрами и что-то напевала. Несчастной или подавленной она точно не выглядела, но теперь на ней не было шарфа, и Брюс увидел их. Синяки. Следы от укусов. Отметины, говорившие о том, что случилось недавно. Брюс как мог отмахивался от мысли об изнасиловании, но и о том, что Бет пытали, он тоже думать не хотел. Но увиденное говорило само за себя. А ещё пятно на губе — запёкшаяся кровь.       Он не знал, есть ли ещё кто-то в квартире, но попытался взвесить все за и против: открыть окно — дело минутное, забрать девушку и раствориться с ней в сумерках. Повременить со встречей с мэром, до поры до времени обеспечить Бет убежище в пентхаусе.       Брюс почти решился. Портативный стеклорез при нём, всё пройдёт тихо.       На пол кухни легла тень, и Брюс осёкся. Возможно, это тот самый мужчина, что сопровождал Бет, но лучше пока не высовываться.       Тень двинулась вперёд, и в кухню вошёл Джокер. При параде: в гриме, в пальто. Не обращая внимания на девушку, он стянул перчатки, бросил их на стул, затем снял тренч и повесил на спинку. Небрежно поправил волосы, не переставая облизываться.       Брюс замер. Дьявол! Неужели Бет не ощущает его присутствия, не понимает, что в опасности? Уэйн суматошно роется в мыслях, выискивая верное решение. Мешкает. Он подтянулся на верёвке, занося кулак для того, чтобы разбить окно, но именно в этот момент замер. Потому что Джокер подошёл к девушке и положил ладони ей на талию, что-то сказал на ушко, и Бет поёжилась. Повернула голову и, кокетливо улыбаясь, потянулась к мужчине и коснулась своими губами его губ.       Брюс обмер. Всё внутри него перевернулось и рухнуло. Ухнуло.       Клоун целует девушку в ответ, ухмыляется, задирает её халат, исследуя бёдра, впиваясь в кожу пальцами. Бет откладывает нож и нависает над столом, тяжело дышит, закрывает глаза. Мужчина коленом грубо заставляет её расставить ноги шире.       Брюс отворачивается. Он не хочет это видеть, не может. Но картина впечаталась в память, стоит перед глазами. Бэтмену только и остаётся тяжело подняться обратно на крышу, чтобы там, глядя себе под ноги, размышлять.       Может быть, Джокер ей угрожал, и у Бет не осталось другого выбора, как отдаваться ему.       Но если Брюс спустится обратно и проникнет на кухню, девушка может пострадать во время драки. Нельзя ею рисковать. Верным из всех решений будет проследить за Беатриче, чтобы понять.       И Бэтмен снова опускается к окну, но лишь для того, чтобы прикрепить к раме маленькую точку-камеру, а после он покидает дом.