У медали две стороны

чем жест отчаянней тем тьма кругом упруга уже не выдохнешь внутри она твоя мы впаяны в неё и смотрим друг на друга как будто это ты как будто это я Алексей Цветков

      Бет только успела сложить записку, как к ней подошёл Брюс Уэйн. Как всегда в своём репертуаре: руки в карманах брюк, улыбка повесы, зато ни намёка на серьёзность. Ох уж эти богачи! Простачок и акула, таким палец в рот не клади, не только по локоть откусят, но и всего сожрут и не подавятся.       — Кажется, вы купаетесь во всеобщем внимании, — отшутился Уэйн и подмигнул Бет.       Она смущённо улыбнулась, не ощущая ни капли удовольствия от заигрываний миллионера. Катился бы он к своим супермоделям обсуждать последние веяния моды и всего такого прочего, что принято обсуждать у богачей.       — Да так, ерунда. Не обращайте внимания, мистер Уэйн, веселитесь.       Последнее слово сказано без сарказма и без презрения. Бет оставила мужчину и поспешила выйти из комнаты. Там, около двери, она ещё раз прочитала записку, повертела её в руках, посмотрела на свет люстр — вдруг какое тайное послание какими-нибудь особенными чернилами, но ничего необычного не обнаружила. Никаких скрытых посланий.       — «Алая роза». Занятно, занятно!       Записка пропала, выскользнула из рук, Бет поздно спохватилась, а когда повернулась к возмутителю спокойствия, столкнулась лицом к лицу с доктором Крейном. Он следил за ней, чёрт бы его побрал!       — Отдайте, — она протянула руку, с трудом переборов в себе желание отступить на шаг.       Раз этот человек много чего понимал в страхе, есть смысл показать мужчине, что она готова бороться со своим.       — А должен? — высокомерно спросил доктор и убрал записку во внутренний карман пиджака.       Бет закатила глаза и шумно вздохнула.       — Должны!       Доктор Крейн надменно ухмыльнулся.       — Конечно, с удовольствием. Вот только я знаю, где находится это место. «Алая роза». А ты?       Бет нахмурилась. Она не знала, что подразумевалось под странными словами в записке, но, кажется, судьба подкинула ей союзника. Хотя лучше бы его не было, сама бы как-нибудь разобралась. Среди богатеньких гостей много недалёких людей, которые свой зад от кофемолки отличить не смогут, так что никто бы ничего не заподозрил, если бы Бет начала между делом спрашивать, что за «Алая роза». Да хоть тот же гуляка Уэйн как пить дать рад был бы услужить взамен на пошлую надежду.       Страх не разливался по телу, хотя обычно он рождался где-то внутри, электрическим зарядом пронзал позвоночник, а сейчас что-то другое текло по венам. Не страх. Что-то… иррациональное, не поддающееся анализу.       Злость. Но не та, что заставляет взбираться на вершины и покорять миры, а слепая, та, которая идёт рука об руку с безрассудством. И лучше бы её не выпускать наружу, чтобы, чего доброго, не навредить ни себе, ни близким.       — Это не ваше, — она хотела вложить в голос ярость и молнии, а получилось по-детски обиженно, почти плаксиво, и Бет выругала себя за слабость перед человеком, который не заслуживал столько эмоций с её стороны.       К сожалению, он не успел ответить, так как Салли не заставила себя ждать, разъярённая, губы сжаты в тонкую красную линию, в глазах вулканы, да и в голосе тоже. Мегера мегерой.       — О, Джонатан! — пытается она быть дружелюбной. — Позвольте украсть у вас на минуточку Бет. Идём, дорогая.       Она больно впивается пальцами в локоть и тянет за собой, не давая ни секунды на раздумья. Бет оборачивается к доктору, это всё, что ей остаётся, и он похлопывает себя по тому месту на пиджаке, куда спрятал листок. Во взгляде снова вызов, чёрт бы побрал этого дьявольски опасного человека.       — Встретимся у фонтана, Беатриче, — всё с таким же звенящим вызовом бросает он Бет и уходит.       У неё, между тем, ни шанса на спасение из рук матери, Салли заталкивает её в одну из комнат, не заботясь об осторожности, и закрывает за собой дверь. Нервно вытирает рот, словно сделала что-то ужасное и сейчас обдумывала, что же делать, куда прятать тело, например. Сгорбилась. Походка шаткая. Нервная. Но ни тела, ни дела, конечно же. В комнате кроме них только отец, он выглядит куда спокойнее матери. Конечно, мэр должен уметь держаться стойко, что бы ни случилось.       Бет готова к непростому разговору о Бэтмене, у любой заварушки ого-го какие могут быть последствия, и ей, если честно, плевать, поверять ей или нет, ведь проверить всё равно никто не сможет. Всем придётся смириться с правдивой ложью.       — Беатриче! — с порога Салли всплеснула руками. — Зачем, скажи, ну зачем ты ругаешься с Джонатаном?       Мать нервно ходила из стороны в сторону.       — Удивительно, что он терпит твой несносный характер! Но даже его терпение наверняка не безграничное, и однажды Джонатан передумает и откажется от тебя. Одумайся! Я не переживу вашего разрыва! Ты только о себе думаешь, неблагодарная. А о нас с отцом ты подумала?       Бет и рта раскрыть не успела, как отец продолжил вслед за Салли:       — И мать рассказала о твоей выходке, — спокойно говорит отец. — Постарайся объяснить, зачем ты облила шампанским доктора Крейна?       Бет выкатила на него глаза, опешив. Отступила на шаг назад, будто увидела призрака и не могла поверить в его существование. Вот что их интересует? Не похищение и освобождение дочери, а доктор Крейн? С ума можно сойти!       Она растеряна, обнимает себя за плечи, не знает, что ответить. Только и получается пожать плечами и потерянно смотреть в сторону, мимо родителей, не веря в их скотское отношение. В такие моменты принято говорить, что даже животные — и те милосерднее к своим детям. Чушь полная, но людям нравится верить в неприкрытый пафос.       — Когда ты поумнеешь? Я даже не знаю, как отблагодарить Джонатана за то, что он от тебя не отказался! Хотя имел на это полное право. Боже, — мама прикрыла глаза ладонью и помотала головой. — Не знаю, как мы это переживём… Твои выходки… Бет, за что ты так с нами?       Салли устало посмотрела на дочь, но это лишь ещё больше возмутило Бет: они пытались сделать её козлом отпущения! Ладно. К чёрту всё. Пора раскрывать карты. Бет глубоко вздохнула и сделала то, что давно хотела.       — Доктор Крейн издевается надо мной. Мам, выслушай! Вы не представляете, что он творит! Как он меня мучает! Он несколько раз чуть не убил меня! — Бет всхлипнула, и на душе стало немного легче после признания. Как долго она нуждалась в этом — просто рассказать кому-нибудь, кто сможет понять. И помочь.       — Кто тут всех мучает, так это ты,— твёрдо и резко ответил отец.       Бет чуть не задохнулась от услышанного.       — Два года назад ты, никого не предупредив, сбежала из дома, прихватив только рюкзак да чёрт знает что ещё. Где ты моталась, помнишь? Как с упоением нам рассказывала потом об этом, ни разу не задумавшись о том, что мы переживали, подняли на уши едва ли не полмира, чтобы в итоге найти тебя в Мексике.       — Я была счастлива, — едва живой голос Бет прорезался, но этого оказалось чертовски мало в качестве аргумента.       — Ты же не сраная потаскуха и не беженка! — взревел отец и ударил кулаком по стене.       Бет вздрагивает, а Салли молчит.       — Это ты изводишь всех нас, дрянь! — орал отец. — Выучилась на бог знает кого и побираешься от дома к дому, будто мы для тебя прокажённые!       — Мне нравится моя работа, — тихо и почти смиренно отвечает Бет, но губы её дрожат.       — В кои-то веки у тебя появился нормальный мужчина, но и ему ты треплешь нервы! Когда ты прекратишь быть такой взбалмошной?!       Бет быстро вытерла глаза, не глядя на рассвирепевшего отца. Он нарочито громко откупорил стоявшую неподалёку на столе бутылку виски и плеснул в стакан, выпил залпом. Тем временем Салли подкралась сзади и приобняла дочь за плечи, прижала к себе, погладила по волосам.       — Если Джонатан не будет против, устроит тебя в какую-нибудь хорошую школу. Или даже в колледж. А лучше бы тебе подумать об образовании юриста, Джонатану не помешал бы хороший специалист в этой области, милая. Учитель английского — ну это же не предел мечтаний. Пусть учителями работают те, у кого есть призвание, а ты всё-таки Беатриче Милн, дочь мэра, а не какая-то простушка из трущоб. А то ты, видимо, редко себе об этом напоминаешь.       Голос Салли сладкий, спокойный, так матери рассказывают сказки на ночь своим детям, чтобы те поскорее засыпали. Вот и сейчас мама пыталась усыпить дочь, вливала ей в уши гнусные вещи, пыталась перекроить её на свой манер.       — Я тебя люблю, ты же моя девочка, — улыбнулась Салли.       Бет выдохнула и посмотрела на неё мокрыми от слёз глазами.       — Именно поэтому ты отказалась от меня, когда Офелия заболела? Хороша же твоя любовь. Мама.       Хлоп! Голова Бет откинулась в сторону от звонкой пощёчины. Слёзы снова потекли по щекам. Не от боли, не от того, что Салли подняла на неё руку, а от обиды: самые близкие люди отказывались верить, не хотели понимать. Наоборот. С кровожадным упоением подталкивали дочь в бездну, вели её к смертному одру, чтобы отдать на заклание монстру.       Дверь в комнату отворилась.       — Надеюсь, я не помешал?       Бет обернулась и посмотрела на вошедшего доктора Крейна. Он с любопытством разглядывал мокрое от слёз лицо Бет, а после невозмутимо обратился к её родителям:       — Могу я чем-то помочь?       Салли тяжко вздохнула и подошла к нему, взяла доктора Крейна за руки и запричитала:       — Джонатан, мы так вам благодарны! С Бет бывает очень сложно, и я перед вами в неоплатном долгу за то, что вы всё ещё с ней.       Доктор улыбнулся и кивнул.       — Да, с Беатриче бывает сложно, но в целом мы справляемся.       Он вздохнул и встрепенулся.       — Могу я забрать её? Мы хотели прогуляться.       — Да, да, конечно, — Салли расплылась в улыбке, но на дочь бросила предостерегающий взгляд. — К тому же Бет обещала быть хорошей девочкой. Да ведь, милая?       Бет не ответила и даже не удостоила мать кивком, лишь опустила глаза в пол, чувствуя себя в очередной раз загнанной в угол. Что ж, беда ведь никогда не говорит, когда нагрянет.       — Мы немного подышим воздухом.       Бет вытягивается в струну под ладонью доктора Крейна. Он в меру улыбчив, в меру холоден, всего понемногу, снимает с себя пиджак и накидывает на её дрожащие плечи.       Салли сияет, ведь вроде как мир восстановлен, спаситель прибыл вовремя, а вот отец строго смотрит на дочь, хмурый, как небо над Готэмом. Может быть, не верит. Может быть, верит, но недостаточно сильно. А Бет только и остаётся кивнуть своему спутнику, взять его под руку и выйти с ним из комнаты.       — Признаю, я и правда немного перестарался с тобой. Но и ты могла бы быть немного сговорчивее. Меньше драмы, Беатриче, меньше.       Он протягивает ей платок, Бет с немой благодарностью принимает его и вытирает лицо.       Они выходят из гостевого шумного зала в фойе, оттуда идут к лестнице. Бет послушна, ступает следом, цокая каблучками. А что ещё остаётся? Могла бы она хоть на кого-то в зале положиться, непременно бы запросила так называемое политическое убежище. Вот если бы Бэтмен и правда примчался на её спасение. В реальности, а не в гнусном вранье.       — Мне нехорошо…       Бет не врёт, голова действительно идёт кругом, и каждый шаг какой-то чугунный, ноги едва шевелятся. Мужчина позволяет ей сесть на ступеньку, а сам встаёт напротив. И что дальше? Бет отдохнёт, преодолеет головокружение, и они просто поднимутся ещё выше?       — Зачем вы так со мной? — разбитый голос выдавал е обречённость.       — Позже, как только мы разберёмся с твоим таинственным посланием, попробуем начать заново. Только ты и я, мышонок. Только ты и я.       Мышонок. Опять это странное слово, указывающее на место при докторе. Не подруга, не пациентка, а лабораторный зверёк. А всё потому, что она идиотка. Могла бы несколько лет назад просто отказаться уезжать из Нью-Йорка, тем более тётя на её стороне. Это Бет поверила в слова приехавших чужаков, что они её семья, и она примерила на себя это странное, чужое слово, вылезшее из прошлого, как из старой шкатулки. Мамина сестра — да, семья, единственная, и Бет её бросила.       Впрочем, тётя исправно присылала имейлы, раз за разом напоминая, что в случае чего всегда рада принять племянницу обратно.       Тогда, два года назад, Бет сбежала не просто в кругосветку, она хотела проверить, жива ли она или всё вокруг — всего лишь непонятный дурной сон. Хотела испытать себя, не забыла ли, что такое простота и душевность. Пусть испорченные роскошью Уйэн и его окружение вместе с отцом купаются в праздных буднях, а ей всё это богемство чуждо. Тётя растила её человеком, а не украшением богатенького интерьерчика на потеху публике.       — А если я не хочу? — Бет скрестила пальцы.       — Решать не тебе, — просто ответил доктор Крейн и пожал плечами.       Ну да, ну да. Чёрт. Как же всё паршиво скручивается вокруг, и чем активнее сопротивляешься, тем туже затягиваются узлы. Может, Бет просто не умеет упрощать сложное? Или наоборот, усложняет простое, а потом думает, как же через преграду перелезть? Может быть, всего-то и надо что встать и уйти, плотно прикрыв за собой дверь, давая понять, что это точка в их общении, а не многоточие. И уж точно не приглашение.       И чёрт знает, нервы ли сдали или шампанское ударило в голову сильнее, чем предполагалось, но Бет поднялась со ступеньки, поправила подол платья и неуверенно переступила с ноги на ногу. Психика пыталась подстроиться, потому что в голову полезли странные мысли. Например: «Может, он и не собирался насиловать? Сама ведь попыталась сбежать. Просто секс без особого согласия. В конце концов, и грубым его нельзя назвать».       — Отдохнула? — насмешливо спросил доктор Крейн.       Бет замялась, поднялась было на ступеньку выше, а когда мужчина последовал за ней, развернулась и предупредила:       — Только не выдумывайте себе всякое!       Да, он определённо удивился, а потом с интересом выждал секунду, давая Бет подумать хорошенько над сказанным, и она воспользовалась заминкой. Подалась вперёд и прижалась губами к его губам. Джонатан определённо не оробел: положил ладонь на её шею и ответил на поцелуй. Бет выдохнула. Отстранилась и вытерла губы ладонью, отвернулась почти сразу, пропуская мужчину вперёд. Не глядя на неё, он насмешливо спросил:       — Каков итог эксперимента?       — Хотела понять, насколько ненавижу вас, — со злостью ответила Бет и пошла следом, держась на расстоянии.       Ноги подкашивались, сердце в груди бухало, а руки дрожали как после недельного запоя. Наверное, и голос дрожал.       — Иррациональный поступок, — спокойно отозвался доктор Крейн.       — Это вы… В-вы на-адругались надо мной, — кое-как выдавила из себя Бет и чуть не задохнулась.       Доктор Крейн остановился и повернулся. Чуть качнул головой, вздохнул. Снял очки и, протерев их платком, снова надел.       — Даже твой иммунитет оказался не способен справиться с дозой полученного токсина. Я не день и даже не месяц провожу эксперименты и знаю, как воспринимают жизнь пациенты после. Всё искажено. Покажи человеку белый лист бумаги, и он ответит, что видит белого кота, а не бумагу. Вот и ты обычный секс восприняла как нечто постыдное, ужасное. Да, стоило подождать, когда токсин окончательно вывелся бы из твоего организма.       — Да вы бредите! — возмутилась Бет.       — Ты ведь тут психиатр, судя по всему, — доктор Крейн усмехнулся и продолжил подниматься по лестнице.       Нельзя ему верить. Нельзя! Бет шла следом и повторяла слова как мантру, не разрешая брошенным семенам сомнения прорастать в её воспалённом мозгу. Доктор Крейн играет с ней, хочет сделать её не просто своим мышонком, а доказать, что она его поля ягода — пациентка, которой нужна помощь.       Или это паранойя? Может, ничего он не хочет, а Бет сама тут всего себе напридумывала и поверила в конспирологическую теорию.       Попробуй теперь разберись, где правда, а где ложь.       Они прошли пять пролётов, прежде чем остановились у двери, ведущей в длинный коридор. Из света только две тусклые лампы, скупо освещающие коридор на тот случай, если что-то произойдёт, чтобы люди не натыкались друг на друга и на стены в сумерках, а видели, куда двигаться.       — Я думала, вы выберемся на крышу небоскрёба, где нас будет поджидать вертолёт с кучей ваших людей, — позолота интриги постепенно сползала с таинственности записки.       — Алая роза — это мелкая лаборатория, приторговывающая кое-чем интересным. Это же не просто дом. С десятого этажа и выше офисы.       Не стоит даже спрашивать, откуда он знает об этом, ведь мистер психиатр не так прост. И если он умеет создавать крышесносящие токсины, наверняка не только удовольствия ради, но и какой-никакой, а бизнес сколотил.       В коридоре никого, и это вроде как неплохой повод, чтобы наконец взять ноги в руки и смотаться. Бет не спринтер, но в школе у неё были пятёрки по бегу, так что пусть мистер злодей испытает свои лёгкие и ноги на прочность. Бет даже под дурацкий предлогом наклонилась к ремешкам на туфлях, чтобы избавиться от неудобной обуви, но доктор Крейн недовольно что-то пробормотал себе под нос и подтолкнул её к одной из дверей.       Табличка в стиле «у дизайнера эпилепсия» гласила, что именно тут находилась «Алая роза», а ниже подпись — самая быстрая лаборатория по обработке анализов. Ну и местечко!       — Как романтично, — ехидно заметила Бет, когда оказалось, что дверь открыта, а внутри лаборатории никого.       — Не я автор записки, мышонок, — как ни в чём не бывало ответил доктор Крейн, осматривая помещение. — Ну и кого ты хотела сюда заманить? Уж не Брюса ли Уэйна?       — Я? — возмутилась Бет. — Может, это вы подсунули мне записку, чтобы затащить в это… сюда… чёрт… ради своих извращений!       Нелепо. Всё какое-то не такое, отчего склизко внутри и холодно. Находясь рядом с доктором Крейном, Бет чувствует себя умершей, а потом воскресшей, как-то внезапно и неправильно, и она — это уже не она, а что-то другое. Будто пассажир в своём собственном теле.       Вариантов, что с этим делать, не так много, но кое-какой выбор всё же есть: например, двигаться дальше и ждать, а можно попробовать побарахтаться против течения. Всяко что-нибудь да получится, пусть и абы как, но результат не заставит себя ждать. Жизнь то ли рушилась, то ли обрастала новыми обстоятельствами. Хрен разберёшь с налёту.       — Чудненько, — прошептала Бет, разглядывая комнату, дизайнер которой, видимо, большой любитель не то фантастики, не то тяжёлых наркотиков. Впрочем, вряд ли кто ему запрещал любить всё и сразу. С другой стороны, руки из задницы — это тоже своего рода талант.       Ей отвратителен этот человек. Чёрт, нет, не дизайнер! А доктор Джонатан Крейн, он заносчивый, самовлюблённый, у него патологическое отсутствие эмпатии, а ещё он мучает людей. Вот как Бет, изматывал её, а ведь говорят, что нервные клетки не восстанавливаются. Она шаркнула ногой, чем привлекла к себе внимание.       — Вы завладели моей запиской, узнали мой страх, так, может, пожмём друг руки, пожелаем удачи и… что там ещё делают на прощание. Разойдёмся.       Это и не должно было сработать, поэтому ожидаемо не сработало: доктор Крейн просто поправил очки и вскинул голову.       — Вы плохой человек.       Он усмехнулся и спросил:       — А как же клоун?       — А что с ним? — Бет нахмурилась.       — Если оценивать его по шкале, скажем… по шкале Банди, от одного до десяти, сколько Банди у Джокера?       Она усмехнулась. Ну да, логично измерять маньяков маньяками, хотя Джокер наверняка предпочёл бы, чтобы его оценивали Джокерами, а не какими-то посторонними людьми.       — Может быть, восемь, — сдалась Бет и прислонилась спиной к двери, сверля хмурым взглядом доктора. — Это вы подсунули мне записку? Очередная пытка, только теперь вне стен вашего дома?       Она выжата, раздавлена, уничтожена. Хотелось заламывать руки и выть, биться затылком о дверь, чтобы стало легче, чтобы боль физическая затмила пустоту в душе. Чтобы забыть и забыться. Но голос доктора Крейна выманивает её из тёмных коридоров подсознания:       — Нет, Беатриче, это не я послал тебе записку.       — Это вы… вы… вы… — в исступлении повторяет она и закрывает глаза.       Ей необходимо унять бурлящую ярость, смешавшуюся со страхом, сварившуюся в нём, превратившуюся в сгусток крови на дне колодца души. Она хватает ртом воздух и проталкивает внутрь, сипит, впивается пальцами в дверь, хотя чувствует острое желание разодрать горло. Это паника. Бет сползает по двери, но когда касается пола, находит в себе силы подняться обратно, чтобы затравленно посмотреть на доктора.       Впрочем, он довольно быстро теряет интерес к её катарсису и обходит помещение, разглядывает пустые колбы, аппараты, шелестит бумагами на столе. Может, это правда, и не он подсунул ей чёртову записку, но он здесь и сейчас, рядом, и Бет не может уговорить себя, что всё хорошо. Она всё ещё шумно дышит, а по спине каплями стекает горячий пот.       Доктор Крейн останавливается у навесного шкафчика, копается в документах, пересматривает записи, перекладывает стопку за стопкой, и Бет наконец знает, что надо делать. Она крадётся, как тень из своих видений, попутно отыскивает взглядом пустую бутылку из-под колы, и вот он, момент истины. Рука поднимается над головой, вдох, замереть, и стекло обрушивается на голову мужчины.       Звон! Стон! Бет бьёт ещё раз, теперь сильнее, вкладывает всю себя, весь животный страх. Стекло разлетается, Бет отбрасывает отколовшееся от бутылки горлышко в сторону. Доктор Крейн согнулся пополам, схватился за голову, стекло высыпается из его волос, кажется, ранит руки. По шее стекает тонкая струйка крови. Бет пятится, заворожённая алым цветом, забывает, что надо бежать. Отступает, медленно, как от змеи, шарит по столу в поисках колбы или ещё одной бутылки, роняет стопки бумаг и пару стеклянных ёмкостей. Наконец выходит из оцепенения, но не успевает предпринять ничего: доктор Крейн вскидывает руку, и в лицо Бет летит клуб серого газа.       Она кашляет, запоздало отмахивается руками, мотает головой и пытается задержать дыхание, но новый приступ кашля выворачивает её лёгкие. Сквозь слёзы она видит, как мужчина прикрывает рот и нос рукавом и наблюдает.       Закашливаясь, почти ничего не видя, Бет удаётся нащупать что-то небольшое и тяжёлое, она с усилием делает шаг вперёд, опирается на стол, пытается не упасть. Кашель снова мучает её, колени подгибаются, а голова будто наливается лавой. Но она должна, должна дать отпор негодяю!       Последнее, что она слышит, прежде чем окончательно провалиться в небытие, голос:       — А-ах, Джо-онни! Испортил всё веселье!       ***       Джокер цокнул языком, поднял девушку на руки и передал её Джонатану. Потрепал её по щеке и цокнул языком.       — Подержи немного.       Развернувшись, он направился к двери, но доктор Крейн не собирался сдаваться так просто. Взяв Бет поудобнее, он шагнул следом. Она то и дело вздрагивала, закатив глаза, дрожала.       — Нашёл что иска-ал? — в коридоре спросил Джокер. С сарказмом, конечно, впридачу ухмыляясь.       Джонатан с сомнением на него посмотрел и промолчал.       — Да брось, док! Было же весело, пока ты не воспользовался запрещённым приёмчиком. Кстати, у тебя кровь.       — Это ты послал ей записку, — глаза доктора Крейна сузились.       А Джокер замер, подняв взгляд к потолку, облизнулся и кивнул.       — Ну да.       — Зачем? — с нажимом спросил Джонатан.       — Ну… знаешь… Я предположил, что так будет интереснее, ведь ты забрал записку, и всё пошло по моему плану.       — Что именно? — вспылил Джонатан.       — Мне просто стало интересно, что будет, если вас двоих столкнуть друг с другом, как две частицы. Взры-ыв! Он произошёл!       Джокер засмеялся и пошёл дальше по коридору, а потом остановился, кашлянул в кулак и кивнул на девушку.       — Эм… У тебя ведь есть антидот, великий отравитель? Вам же ещё на вечер возвращаться, эхе-хе… И… Это как бы всё ещё, хм-м, моя крошка.       — Я не!..       — Ата-та-та! — Джокер погрозил доктору пальцем и склонил голову. — Второго раунда не будет.       — А девушка? — повысил голос Джонатан.       Не оборачиваясь, Джокер махнул рукой.       — Введи ей антидот, гений! Ты за неё голово-ой отвечаешь, эхе-хе…       Сунув руки в карманы пальто, клоун толкнул ногой дверь на лестничную площадку и, насвистывая что-то, исчез.       — Чёрт, — выругался Джонатан, снова поудобнее перехватывая Бет. Она всё ещё плавала в бессознании, то открывая глаза, то закрывая, иногда постанывала.       Брошка. Только сейчас Джонатан заметил, что украшение с платья пропало, и всё встало на свои места. Кажется. «Сукин сын», — выругался он про себя и опустил Бет к стене, придерживая, чтобы девушка не завалилась на пол.       Клоун мог позволить себе бесследно исчезнуть и с этажа, и из здания, а вот с Бет такая шутка не прокатит. Да и к Крейну будет много вопросов, ведь он же последний, с кем её видели. Он вытер лицо ладонью и вытащил из внутреннего кармана пиджака небольшой жёлтый пузырёк, вскрыл его и высыпал в руку две таблетки. Запрокинув голову девушки, Джонатан просунул их ей в рот, за щёку.       Бет отходила долго, то погружаясь обратно в морок, то выныривая из него. Омрачало ситуацию то, что она не могла самостоятельно крепко держаться на ногах, так что пришлось её вести. А так как ключа от лифта у Джонатана не было — после окончания рабочего дня лифты работали только от ключей, двигались они куда медленнее, чем когда поднимались сюда.       Приходилось всё время останавливаться на отдых, потому что Бет мутило, она то и дело терялась в пространстве. Пару раз она даже отключалась на несколько секунд, но похлопывания по щекам приводили её в относительное чувство.       Да и доктор Крейн тоже не в самой лучше форме. Платок, которым он периодически вытирался, пропитался кровью. Так что и Джонатан пользовался моментом сделать глоток-второй воздуха и пару секунд просто постоять на месте, приводя мысли в какой-то более или менее порядок.       — Ну же, Беатриче, соберись, — поддерживая её за талию, приговаривал Джонатан. — Надеюсь, ты тоже уяснила для себя, что связываться с клоунами себе дороже. А ведь могли бы не усложнять друг другу жизнь.       Всё так же медленно они прошли ещё один пролёт.       — Ты должна взять себя в руки, Беатриче. Нам ещё танцевать скоро — ты же не думаешь, что Салли отстанет от нас, когда объявят медленные танцы?       Хотя по его голосу слышно, что он тоже сегодня уже не танцор. К тому же на рубашке пятна крови.       Нога Бет соскользнула со ступеньки, и она чуть не упала, но Джонатан вовремя подхватил девушку, придержал. Он тоже запыхался и устал, поэтому прижал Бет к перилам и поставил руки по сторонам, заключив её между ними. Склонился. Вздохнул. Его волосы коснулись её лба, и Бет посмотрела на него из-под прикрытых век.       — Вот вы где! — Салли взбежала по лестницам, присобрав подол. — Я уже готова была поднять тревогу, послала охрану проверить, где вы. Хотела сказать… Бет! Что с ней?       Салли прижала руки к груди и осторожно придвинулась ближе, но доктор Крейн прижал Бет к себе, она почти повисла в его руках.       — Да мы уединились, и… Да просто она перебрала с шампанским, — он поморщился и улыбнулся, чуть склонив голову набок.       — Ладно… — неуверенно ответила Салли. — Господи! У вас кровь, Джонатан! Внизу дежурит скорая, я…       — О, не стоит! Не надо! Поверьте, ничего серьёзного. Мы просто не рассчитали с позой, и… Ну вы понимаете…       Он обезоруживающе улыбнулся, и Салли смутилась, кивая.       — Я отвезу её к себе, всё будет хорошо. Беатриче отоспится и завтра придёт в себя.       Джонатан хотел было повести девушку дальше, но Салли запротестовала:       — Ох, это хорошая идея, да… Но в таком состоянии… Я хочу забрать её домой и завтра поговорить с ней. Вы ведь поедете с нами, Джонатан?       — Конечно, — улыбнулся он.       Один из охранников воспользовался ключом, и Джонатан с Бет спустились на лифте на первый этаж. Салли сопровождала их, намереваясь поехать вместе с ними домой. Но внизу их ждала новая встреча, на входе они столкнулись с приехавшей на вечер Рейчел Доуз. Она приветливо поздоровалась с Салли, а вот в сторону Джонатана посмотрела недовольно.       — Рейчел, познакомься, это доктор…       —… Джонатан Крейн, — сухо закончила Рейчел. — Мы знакомы, мисс Милн.       Джонатан тоже не высказал радости от их встречи, он смотрел на девушку с нескрываемым высокомерием.       — А что с Бет? — Рейчел перевела взгляд на девушку возле доктора.       — Перебрала с шампанским, — не менее высокомерно ответил он.       — Брюс наверху, — Салли дотронулась до локтя Рейчел.       Бет просыпалась долго, трудно, ворочалась, то и дело вздыхая в полудрёме. Окончательно пробуждение тоже ничего хорошего не принесло, появилось стойкое ощущение, что всю ночь по телу носились грузовики как минимум. Голова тяжёлая. Гудит. Может, глоток-другой кофе и помог бы, но его ж ещё заварить надо, а чтобы заварить — надо встать. Воскреснуть, иначе говоря.       Повернувшись на другой бок, Бет уткнулась носом в тёплое плечо и улыбнулась. Как же хорошо, что после пробуждения исчезает весь приснившийся абсурд. Прочистив горло, Бет тихо позвала:       — Джей.       В ответ вздох.       — И тебе с добрым утром, Беатриче.       Голос доктора Крейна похлеще любого ледяного душа по утрам, отрезвляет и возвращает в мир живых просто на ура. Бет приподнялась на локтях и посмотрела на лежавшего рядом мужчину, а после огляделась: они в её комнате. Поправочка: в доме её родителей. Так значит, всё, что произошло вчера…       — Вы меня отравили какой-то гадостью, — недовольно прошептала Бет.       — Да. Ну а ты ударила меня бутылкой. Кажется, в таких случаях говорят: мы квиты.       Квиты. Слово-то какое! Да вот хер! Некоторые вещи просто так не забываются и не прощаются, и это тот самый случай.       — Я расскажу родителям, — глухо отзывается она, ковыряя ногтем маленькое пятнышко на простыни от некогда пролитого красного вина.       В ответ усталый вздох.       — Они ведь уверены, что ты переборщила с шампанским, — несколько самоуверенно, но довольно тихо отвечает доктор Крейн. — Гвиневра тоже была не очень осторожна с выпивкой.       Бет выпрямила спину и резко повернулась к доктору Крейну, не понимая до конца, куда идёт разговор, но мужчина шепчет и надменно продолжает:       — Если ты попытаешься настроить родителей против меня, однажды Гвиневра может перепить и не проснуться вовсе.       — Вы… её…       Он приложил палец к её губам, не давая закончить начатое. Его голос по-прежнему тихий.       — Я ведь обещал тебе, что твои действия будут иметь неприятные последствия, мышонок.       Она не могла выдавить из себя ни звука, горло будто свело в спазме, язык не ворочался, лишь только немой страх за жизнь сестры бился в голове. Бет вздрогнула при мысли о Гвен, лежащей в луже рвоты, и дело во все не в шампанском. Доктор Крейн провёл пальцами по щеке Бет и наклонился к ней.       — Ты будешь послушной девочкой. С этого дня. В противном случае пострадает много людей.       Бет сдержанно кивнула и сморгнула солёный морок перед глазами.       — Беатриче! Вы уже проснулись? Я просто хотела узнать, как у вас дела. Гвен, кажется, тоже немного перебрала вчера. Я хотела вызвать врача, — голос у Салли на удивление жалостливый.       — Мы уже проснулись, — отозвался доктор Крейн, не переставая смотреть на Бет. — Не надо врача, я посмотрю Гвен.       — О, спасибо! — с облегчением ответила Салли. — Да, как же я могла забыть, вы ведь тоже доктор. Я прикажу подать завтрак в столовой.       — Хорошо, Салли. Спасибо. Мы скоро спустимся.       Мужчина поднялся с кровати и обратился к Бет:       — Заглянешь со мной к сестре? Пойдём, не отказывайся, — он мотнул головой, указывая на дверь. — Узнаешь, как выглядят овощи.