Свежая кровь-3

Уведомителя здорово насторожили слова Манетт. Да, девчонка умом не блещет, но это не значит, что она врет. Ее напугали девочка-вампирша и бледный слегка клыкастый Слышащий, но это еще ничего. — Я тебе еще раз говорю: вампиров с голубыми или зелеными глазами не бывает. У него какие глаза были? — Голодные и злые! А у той ящерицы точно красные. И у орка желтые! Надо же, она смогла рассмотреть Булгура. Небывалое достижение. Все же не зря ее в Братство взяли. Пока над ее страхами можно было снисходительно посмеиваться, но потом она рассказала о новой Матери Ночи. — Какая она? — Выглядит совсем молодо, как будто ей восемнадцать. Бледная, как нордка, фигура тонкая, но большая грудь и большой живот. Лицо как будто смутно знакомое, и глаза желтые! И она… она… — Что? Что она? — Пригласила меня в комнату и предложила раздеться. — Ты разделась? — Тацит, ради Матери Ночи мы убиваем, а тут всего-то надо одежду скинуть. Да, я разделась. Она меня всю осмотрела, но не трогала. И, кажется, я ей понравилась. Может, она того… по девушкам? Он лишь развел руками. Странные дела творились. Не так давно из Данстара пришло письмо, написанное незнакомым почерком. И они должны были поверить, что к ним обращается возрожденная Мать Ночи. Кто другой письмо бы сразу выкинул, но Тацит знал о проекте Гаскара, так что бумагу сохранил и отнесся серьезно. Писала она как курица лапой, словно еще не освоилась в новом теле. Призывала всех в Данстар, немного пообщаться лично. В первую очередь хотела видеть глав убежищ, а еще больше — «юных дев и сильных мужчин». Глава брумского убежища, Ванус Сисия, пропал несколько месяцев назад. Тацит давно за ним наблюдал и подозревал, что беспокоиться не надо: Ванус нашел, наконец, портал на Дрожащие острова. И усвистал на отдых, прихватив все свои даэдрические артефакты, кроме Бритвы Дагона. Де-факто главой убежища стал сам Тацит, но в Данстар ему пока ходу не было из-за полученной на контракте травмы. И вот вернулась их юная дева Манетт. Мать Ночи — бледная женщина с желтыми глазами. А Гаскар в свое время очень хотел книгу о Лами Бал, первой вампирше. Неужели новая Мать Ночи — кровопийца? Беламону, помнится, не понравились методы Молаг Бала, книга улетела в пыльный угол. Но что, если он передумал? Или у него не осталось выбора? Большой живот на тонкой фигуре — это обычно беременность. Разве вампирши рожают? Но что, если страхи Манетт оправданны, и в Данстаре уже полно вампиров? Им пришлось обратить кандидатку, чтобы она не умерла от тяжелой беременности, Мать Ночи перешла в это тело и пошла кусать остальных? Можно долго смеяться, но кто, кроме, может быть, Стражей Рассвета, видел вампиров из орков или аргониан? Обычный человек их и не отличит от незараженных! Жуткая версия, но возможная. И куча вопросов возникает: от кого должна была понести кандидатка, чтобы Мать Ночи этим телом не побрезговала? Разве что от самого Отца Ужаса… От этих мыслей голова пухла. Нужно было дальше лечиться и ждать Мархольда, второго посланника Брумы. Тот был человек непростой: бывший легионер, от которого отвернулись товарищи после того, как на него напал оборотень. Из армии его выставили «по состоянию здоровья», и он остался сам по себе, наедине со своей бедой. Как-то научился контролировать превращения, то ли кто из Соратников ему помог, то ли из почитателей Гирцина. Но он все еще стыдился своего состояния: вечно брил все волосы, которые ему лишними казались или как-то отличались от каштановой шевелюры на голове, часто намывался с ароматным мылом и даже душился, чтобы псиной не пахнуть. Убивать предпочитал не в форме зверя, а традиционно: подбить из лука или прирезать мечом. И обожал лошадей. Втайне он надеялся, что однажды Тенегрив, знаменитый Конь из Пустоты, позволит ему оседлать себя. Вернулся он даже раньше, чем Тацит ожидал. На своем прежнем скакуне, Серебряном. По привычке расслабившись перед камином, он рассказал подошедшему Тациту все, что смог узнать. — Они ведь и тебя ждут. — Я пока долечиваю ногу, а заодно думаю, стоит ли и дальше прикрывать нашего даэропоклонника, Вануса. — По-моему, они о его исчезновении больше твоего рассказать смогут. Они не только знали его дольше любого из нас, но и вообще до одури проницательные. Не все, может быть, но тут и одного-двоих хватит. — Ты узнал, почему вызывали тебя и Манетт? Ну, точнее, зачем им юные девы и сильные мужчины? — Мужчины нужны Матери, чтобы стать ее защитниками. Она хочет по одному из каждого убежища. В Данстаре это Севериус, в Бруме буду я, Чейдинхол и Вэйрест тоже, думаю, кого-нибудь найдут. Так-то ее должен оберегать Хранитель, но ты знаешь Гаскара, он вообще непонятно как еще жив. И как стареть перестал. И как догадался, что я оборотень! — Надо же, тебя раскусили! Как прокололся? Помыться не дали или стейками с кровью соблазнился? — Ничего подобного, я благоухал как сад королевы Солитьюда, духами прям умывался. И стейки попросил дожарить. Но Беламон и та девчушка, Бабетта, словно заболели, стали плохо спать. И однажды ночью я проснулся, а надо мной Хранитель стоит, спасибо, что без клинков, но с пузырьком каким-то. Предложил снотворное, сказал, что знает о том, как ликантропы плохо высыпаются. Понятия не имею, что меня выдало, а эти двое только про странные сны болтали. Она — как идет по лесу в красной накидке, несет кому-то пирожки, но на нее нападают волки, кусают, и она истекает кровью. Он — что приехал в некий город со шпилями, где его быстро вылечили, но в уплату ему пришлось остаться и каждую ночь охотится на тварей, похожих на волколаков. А потом они меня вежливо, но быстро из убежища спровадили. — Ну и дела. Ладно, хватит о них. Ты же видел Мать Ночи, какая она? — Знаешь, я даже после того, что ты мне рассказывал, думал, что это какая-то афера, сомневался. Но когда она со мной заговорила — поверил. Она мудра. И с чувством юмора, скажу тебе! — Ничего странного в ней не заметил? — Кроме того, что она была высохшей мумией на веревочке, а теперь цветущая девушка? Ну ладно, заметил. Большой зашитый шрам на груди. Не представляю, как она пережила такое ранение. Сама грудь… груди пышные, даже до странного. И живот круглый, как будто она беременна. По легендам она же выносила Ситису пятерых, да? Но я читал «Подлинную Барензию», данмерки редко когда четырех-то иметь могут, а тут пятеро. Они все сразу, что ли, родились? Может, и сейчас там не меньше? — Не знаю, Брат. Но явно творится что-то странное. Еще что-то заметил? Как она выглядит? — Как нордская женщина, брюнетка, очень бледная, правда. Черты лица тонкие, красивые, породистые, и я словно уже где-то ее видел. — А глаза? — Желтые, золотистые такие, — кивнул Мархольд, а Тацит вздохнул. Ну вот почему она не родилась с голубыми или зелеными или даже серыми? Проще ориентироваться было бы. — Да ты не беспокойся, человеческие у нее глаза. Вампирша там по-прежнему только Бабетта, Гаскар все еще зеленоглазый, стейки ест, никого не кусает. Чего это тебя так беспокоит, ты что, раньше в Страже Рассвета был или в Дозоре Стендарра? — Я знаю про Грейвина и его группу Багровых шрамов из Сиродила конца Третьей эры. Он и его клыкастые товарищи зазнались и оборзели настолько, что пошли истреблять Братьев и Сестер, не зараженных вампиризмом. Не хотелось бы повторения. — Хмм… знаешь, кое-что странное я там все же заметил. В Данстаре же холод собачий, все в утепленной одежде ходят, даже Ингрид и Фьютра. Но не Мать. Разгуливает в легком платье с глубоким вырезом и хоть бы хны. — Ох. Хоть что-нибудь развеет мои сомнения? — Ее беременность, например. Вампиры, знаешь ли, не так размножаются. Или то, что я клыков не заметил. А вообще, выздоравливай скорей, ну или перестань так трястись над уже почти здоровой ногой да поезжай сам. — Мы ведь все еще не знаем, зачем ей юные девушки, — Тацит словно и не слушал.