Сколько нервов до Асбеста?

Показалось, что взволнованный голос из телефонной трубки прозвучал на весь пустой в столь поздний час коридор общежития. - Вадик... Он напился... - Кто? Протупив вначале, Вадим уже знал мамин ответ. - Как кто? Твой брат! Создав "ужасно" взволнованную интонацию, Вадим обратился к небесам: - Что же теперь будет?! Ему 17, и он напился!!! - Прекрати издеваться! - Ма-а... Ну прости. Ну что ты от него хочешь? Ты сама ведь всё время твердишь, что у него ТАКОЙ возраст... - Ты не понимаешь, это серьёзно... - Да, серьёзно; нервничать, например, тебе серьёзно не стоит... - А что я, по-твоему, должна сделать? Вадим пожимает плечами, словно мама могла видеть его жесты. - Ну не знаю... Сварить ему какой-нибудь бульончик на утро. Или таблеточку дать... Ты же медик, в конце концов. А утром прочтешь лекцию о вреде алкоголя и на всякий случай курения, и... - ...И ты должен с ним поговорить! Вадим обреченно кивает: - Да поговорю, поговорю, конечно! Как заеду, так обязательно и поговорю... - Может, отпросишься на неделю? - Нафига? Недолгое молчание на другом конце провода говорит о том, что мамина паника немного поутихла. - Ма-а? Ну слышишь? Всё нормально будет... - У меня сейчас смены... Не успеваю за ним присмотреть, а он... Совсем со мной не разговаривает, отмахивается, что всё в порядке. А вдруг он ввязался во что?.. - А вдруг "в порядке" и означает "в порядке"? Ну что, больше поводов выпить, что ли, не бывает? Вот вчера у Санька день рождения был, так мы всем блоком... Тут Вадик подумал, что, кажется, здесь нечем похвастаться. - Мам... Ты, в общем, не переживай. - Ты взрослый человек, это не одно и то же... - Ма, ты тоже... Вспомни, сколько ты себе накрутила, когда я... Эти воспоминания тоже пришлись не очень-то к месту. - Ты только не бей его... - Да не буду я бить. Он же такой уязвимый сейчас... - Ааа... ("Он-то, значит, уязвимый, а я, видимо, особо прочный был..." - Вадим хмыкнул в трубку, но решил не подливать масла в огонь.) - Ну вот и решили всё, в выходные обсудим. - Вадичка, я дежурю в выходные... - Мам, ну уж точно разберемся, не нервничай, и если что, звони мне сразу. Попрощавшись с мамой, Вадик окончательно провалился в свои рассуждения о том, что нужно разбираться в себе в первую очередь, да и не факт, что Глеб вообще пожелает общаться, он же "вообще ничего не понял!" А где тут можно было!? Не проводив и не попрощавшись с возвращающимся в Свердловск братом, Глеб чëтко дал понять, что тема закрыта навсегда. Возможно, всë сложилось как нельзя кстати - учëба и репетиции группы выжимали из Вадика почти все силы, а о времени на самоанализ речи даже не заходило. Но маму успокоить нужно было в любом случае, что бы там с Глебом ни происходило. Попросту подход поменять... Замять, раз так сложно разобраться, и общаться как раньше - музыку, как связывающее их с братом звено, никто, в конце-то концов, не отменял. За всё время поездок от Свердловска до Асбеста эта казалась самой сложной. Нервно теребя пальцами забытый в кармане куртки медиатор, Вадик глядел на проносящиеся мимо автобуса машины. Пожалуй, именно сейчас было то самое время, дающее шанс встретиться со своими мыслями лицом к лицу. На фоне всех возникающих рассуждений пугал лишь факт лёгкости, с которой всё произошло; впрочем, этому утверждению можно было сопоставить то, что мужчины, в принципе, не вызывали у Вадика никаких подобных мыслей или, не дай бог, желаний, в отличие как раз таки от особей прекрасного пола, вниманием которых он не был обделён - напротив, мог позволить себе мимолëтное увлечение. Да какого же чëрта он так перепугался из-за непонятного прокола? Придал, пожалуй, слишком большое значение произошедшему. Вадик никогда не чувствовал ни притяжения, ни влечения к Глебу, любил по-своему самовольного упрямого мальчишку, одну из глав своей жизни посвятил заботе о мелком, восполняя для него родительскую заботу, являлся примером... Долгие девять часов пути оказались слишком мучительными для подобного ковыряния в себе, но, вполне довольный сделанными выводами, Вадик не заметил, как уснул в районе Глубокого. Маму он успел застать одетой в коридоре. - Ой... Сыночек! Думала, уже и не приедешь... - Автобус отменили, пришлось позже выехать. А ты не на смене? - Вот бегу, отпросилась на немного, чтобы поговорить, придётся завтра теперь уже... - Ты до скольки? - Утром Олечка подменит, как раз успеем пообщаться... - А Глеб? - Ой! Вадь, ты не буди, пускай отдыхает... Засуетившись, Ирина Владимировна тихо заглянула в гостиную и, кивнув в сторону дивана, оглянулась на старшего сына. - Он в последнее время сильно устаёт, даже кушать не стал, просто лёг и уснул. Не узнаю его, грустный и молчаливый... - Мам, иди, опоздаешь. Не буду трогать. - Там суп горячий на плите, покушай и Глеба покорми, как проснется. Он обрадуется, что ты приехал. - Ага, с ложечки... Не говорила, что ли? - Я же сама не была уверена, приедешь ты или нет... Вадик дождался, когда мама одела сапоги, и подал ей сумку. - Спасибо. Всё, мой хороший. Поешь. Ирина Владимировна, торопясь, вышла из квартиры. Проводив маму и заперев входную дверь, Вадик отправился на кухню, уже ощущая вкусный запах борща. Мельком заглянув в гостиную, где на его диване спал завернувшийся в плед Глеб, подумал, что и сам сейчас отрубился бы на пару суток, если бы только не был голоден. С поверхности революционно-красного, сочного, налитого в тарелку супа, поднимается лёгкий парок с мясным, смешанным с запахом сладкого, кислого и чесночного, ароматом. Размешав сметану, пробуя осторожно, не обжигаясь, Вадик смакует первые нотки сытного вкуса. По маминой домашней еде он будет скучать всегда, с удовольствием и благодарностью принимая её заботу. На улице уже окончательно темнеет, квартира погружается в серый полумрак. Помыв посуду и включив свет в коридоре, Вадик тихо, стараясь не растревожить спящего брата, заходит в гостиную и, выкрутив ручку громкости до минимума, включает телевизор. По стенам разбегаются отсветы и блики от экрана. Подходя к дивану и задумчиво разглядывая мягкий, прорисовывающийся под пледом силуэт, Вадик специально наклоняется ниже, стараясь различить дыхание - он знает, что сможет определить, спит ли Глеб. Но лежащий на животе и посапывающий носом в подушку брат сомнений не вызывает, дыхание спокойное и ровное. Только во сне он и бывает таким умиротворëнным, как всегда, родным - что же тогда? Как это было возможно, он ведь привычный, не изменившийся... Не изменившийся? А что до ощущений? Вадик наклоняется сильней, опирается руками о диван, сокращая расстояние между ними, внутренне волнуясь за результат своего внезапно возникшего в мозгу эксперимента, приближается к кудрявой голове... Мягкие волосы щекочут переносицу. Глубоко вдыхая такой родной запах, Вадик довольно ухмыляется: кроме внутреннего возмущения от того, что Глеб пользуется ЕГО одеколоном, никаких посторонних ощущений и мыслей не возникает, что определëнно радует, расставляя на места все точки. Резко вздрогнув, очнувшись то ли от прикосновения, то ли от щëлкнувшей в глубине дивана пружины, Глеб нервно оглядывается, чуть не ударив брата затылком по переносице. - Тише! Это я... - Вадь? Выпутываясь из-под пледа, щурясь спросонья и не ориентируясь ещё в окружающем пространстве, Глеб трëт глаза. - Ты чё делаешь? Вадик заржал из-за по-идиотски выглядящей картины, но решил не врать, раз уж сам дурак, непонятно чего себе навыдумывал: - Понюхал тебя... - Чёë? - Глеб хрюкнул, слегка офигев от формулировки. - Напился? - Да нее... Не пил вообще. - Ммм... - с притворным пониманием закивал Глеб. - Ну и как? Вадик легко потрепал брата по волосам. - Отлично, всё в порядке. - Рад за тебя. Объяснишь, может? Вадик вроде слегка смутился, но как есть, так и выложил, отчего даже на душе полегчало: - Не встаёт на тебя. - А? - Глеб, как рыба, открыл рот, но упустил мысль и, вытянувшись, словно струна, сел перед Вадимом, с видом задумчивым что-то прикидывая. - Прости... Я понимаю, глупость, конечно... - А, эм... Ты как понял? - Что как понял? - Нуу… Про импотенцию. В 23 рановато... - Ты чего несëшь? Это-то тут причём вообще? - А как называется, если не стоит? - Не пидарас! - не выдержал Вадик. - Не некрофил! - парировал Глеб. Вадик спутанно помотал головой. - Обалдел, что ли? Что за извращение? Глеб с вполне себе серьëзным уже видом заявил: - Вот именно, что извращение, потому и импотенция. Говно твои методы, короче... - Тьфу! Прекращай тут наговаривать... Нормально у меня всë со всем, ты не понял просто... - Давай ещё раз? - Чего-о?! - Вадик от удивления даже глаза округлил. - Ну что ты там делал? Дышал? А, нет - нюхал! Или ты только как маньяк можешь, над бездыханным телом?.. - Слышь, ты, "бездыханное тело", за маньяка-то и получить можно! Глеб, словно не слушая, разворачивается, укладываясь назад в прежнее положение, растянувшись на диване, соглашается: - О'кей, не бездыханное, спящее, но это тоже маньяк, не помню какой. Читал где-то... - В "Спящей красавице". Глеб усмехается в подушку и, не собираясь ждать вечность, привстаëт на локте, чуть оглядываясь на Вадима и предлагая ему свободную руку: - Руку дай... Вадик неуверенно касается протянутой ладони, уже даже успев осознать, что, по всей видимости, вписывается в очередную непонятную фигню от брата. Заводя пойманную руку себе под грудь, заставив обнять себя со спины, Глеб опускается обратно в положение лëжа, утянув на себя и Вадика. Пружины глухо отзываются, протестуя давлению. Когда Вадим перенёс свой вес на брата, жарко и сильно прижавшись, то, что пытался доказать Глеб, не заставило себя долго ждать. Волнующим трепетом по телу скользнула волна предвкушения удовольствия. Незаметно для себя Вадик сжал руку, ухватив Глеба за футболку под животом, на уровне инстинктов фиксируя его положение под собой, в ответ на что ощутил уже явно разлившееся внизу живота тепло от быстро приливающей крови. Глеб, будто специально заëрзавший под братом, еле заметно привстаëт, провоцируя его эрекцию более тесным контактом. - Ну чë? Вадик обречëнно выдыхает в кудрявый затылок: - Пиздец... Готовый к действиям член вздрагивает, лучше слов отвечая на прозвучавший вопрос. Глеб чуть поворачивает голову, так как в подушку говорить неудобно: - Вот видишь, а ты переживал... Всë стоит. Вадик обречëнно тыкается носом в волосы брата. - Я за это и переживал. И что теперь думать? - Да не думать... - Это ты тут похоже, что не думаешь... Шепча с манящим придыханием, Глеб, сам того не ожидая, окончательно завладевает сознанием брата, оставляя лишь одну прописную истину: - Можно же... Просто удовольствие получить... Ещё не до конца веря в реальность первых нерешительных прикосновений, Глеб покоряется тёплым рукам, словно в танце сжимающим и оглаживающим его грудь и живот, забирающимся под одежду, определяющим грань дозволенного, дарящим ещё не познанные юным телом ласки, от которых стонет и зажигается каждый нерв. Жёсткий шорох спешно срываемой и отбрасываемой на пол одежды вызывает у Глеба трепет нетерпения и волнения; когда же показалось, что Вадик окончательно отстранился, горячие ладони неожиданно вернулись назад, проникли под футболку Глеба, проскользив по бокам, свозя и сминая ткань, чтобы жадно сорвать её, стянув через голову. Резинка от трусов стремительно проскальзывает через узкие бëдра, дыхание перехватывает от страсти, с которой его обнажает Вадик, навалившийся сзади и обжигающий горячим контактом. Между обнажёнными телами уже нестерпимо искрит, Глеб вскидывается упрямо, приподнимая бедра, извиваясь и прижимаясь к брату всем телом, настойчиво предлагая себя на его утеху. Целиком захваченный жаждой обладания, ведущийся и действующий, безотчëтно отдавшись своим инстинктам, Вадик скользит ладонями по нежной на ощупь коже, нетерпеливо сжимая пальцами, подминая под себя подчинившееся тело, несдержанно торопясь взять то, что ему предложено. Шаблонно раздвигая чужие ноги нажатием колена и властно притягивая к себе за бëдра, Вадик пошло демонстрирует возбуждение, скользя налитой головкой члена между ягодиц, размазывая выступившие капли предэякулята по вожделенному отверстию. Глеб невольно вздрагивает, ощутив откровенное прикосновение, от чего всё тело Вадима будто прошибает электрическим разрядом. - Блядь! Вадик до боли стискивает кожу на предполагаемой талии партнёра, на мгновение испытав испуг от своих действий и того, куда они могли завести, не осознай он сейчас, что и с кем собирается сделать. Отступая и рыча от переламывающихся в теле ощущений, он резко сводит ноги брата, стиснув их коленями, и, подавшись вперёд, быстро вгоняет свой каменный член между его бедер, толкаясь промеж сведëнных ног и создав нужное себе для разрядки давление, начинает жадные, выдержанные по ритму фрикции. Возбуждëнный и потерявший дыхание Глеб не сразу осознаёт, что брат выкрутился из ситуации, лишь чувствует его разгорячëнно двигающуюся плоть, не в себе, но всецело с собой. Прихватывая зубами за кожу на загривке Глеба и рыча дыханием, Вадик доводит свои движения до неистово грубого, иступляющего и бьющего тело в экстазе темпа. Вскрик Глеба, заглушëнный подушкой, ускользает от шагнувшего вслед за братом и задрожавшего от накатившего в теле оргазма Вадима. Брызнувшая сперма пачкает простыни и бëдра Глеба. Ещё совершая тягучие глубокие движения, Вадик наслаждается угасающим кайфом разрядки. Кончивший от захлестнувших его ощущений, прижатый к дивану и не имеющий сил даже вздохнуть, Глеб замирает, чувствуя расслабившегося брата, его всё ещё крепкие объятия. Этот жëсткий умопомрачительный акт, словно танк, проехал по телу Глеба, растерзав и ещё больше распалив живущие в сознании желания получить от брата максимум ощущений. Родное умиротворяющее дыхание, еле слышное сопение и тепло, ласкающее кожу шеи, сопровождают сквозь дымку сна. Устраиваясь удобнее, Вадим перекидывает руку через спящего брата, целиком скрывая его в своих объятиях. Осмысление приходит внезапно, к чертям убивая сон - распахивая глаза и встречаясь с русыми кудрями, рассыпанными по подушке, Вадик замирает. Внутри будто обрывается струна, стонет и ноет, выворачивая сознание: "Это неправда... Не должно ей быть... Не переиграть..." Стараясь медленно отодвинуться к краю, Вадик отпускает зажатое у себя между ног согнутое колено Глеба. Ладонь брата тепло соскальзывает с его бедра, мягко падает на одеяло. Сложнее оказывается вытащить вконец занемевшую руку из-под кудрявой головы. Глеб недовольно хмурится, теряя уютное положение, через силу приоткрывает сонные глаза: - Ва-а-дь... Куда... Тебя... Понесло так... Рано?.. Щёки Вадима моментально вспыхивают стыдливым румянцем, Глеб же готов провалиться обратно в сон, но вынужденно пробуждается из-за резко дернувшегося и вскочившего с дивана брата, вылетевшего из комнаты с какой-то сверхъестественной скоростью, попутно прихватив попавшую под ноги одежду. Нервно прохаживаясь взад-вперёд по кухне, так и не притронувшись к налитому в чашку кофе, Вадик не выдерживает и, стащив с холодильника запрятанную пачку сигарет, закуривает, даже не удосужившись открыть окно, глубоко затягиваясь и чуть не до головокружения задерживая дыхание. Глеб легко проскальзывает на кухню, обалдев от завесы дыма и резкого запаха табака, поспешно захлопывает за собой дверь. - Вадь! Да ты чё?! Резко отдергивая занавеску, с грохотом рамы Глеб распахивает окно. - Мама убьëт к чертям! Второпях хватая с крючка у раковины кухонное полотенце, запихивая его под кран и заливая всё вокруг мелкими брызгами ледяной воды, Глеб отжимает лишнее и, проворно проходясь по кухне, старается разогнать едкий дым, взмахивая влажной тканью. - Аафигеть! Вадь, прекрати дымить, не выветрим! Остановившись напротив брата, Глеб выхватывает недокуренную сигарету из его пальцев и быстро отправляет в окно, напоследок ещё пару раз взмахнув полотенцем. - Чего ты творишь вообще? Можно же на лестнице... До Глеба наконец доходит, что его не слышат. Неподвижно замерший на месте Вадик даже не поднимает на него взгляд, а на щеках брата вновь разгорается румянец. Задумчиво ухмыляясь, Глеб закатывает глаза и кивает в сторону открытого окна и солнца, ещё лишь еле показавшегося из-за очерченного вершинами сосен горизонта. - Ва-адь… Ну чего ты, правда, что ли?.. Тут только заря увидела твой стыд. Уходя от заглядывающей в кухонное окно зари, Вадик садится за стол рядом с холодильником и подвигает к себе кофе. Из-за опущенного взгляда складывается впечатление, что он разговаривает не с Глебом, а с чашкой. - Пффф… А тебе - не?.. Ничего, нормально? - Со мной смертельного ничего такого не случилось! Не надо раздувать! - Ты даже целоваться-то нормально не умеешь! - Чё?! Явно оскорблённый Глеб обходит стол и останавливается прямо напротив Вадима. - Умею я целоваться! Ты не целовал! Вадим фыркнул и, собираясь наконец отпить кофе, мельком глянул на брата, встречаясь взглядом прямо с клетчатыми серыми трусами. - Бля... Да сними ты их! - В смысле снять? Глеб уже, кажется, потянулся рукой к резинке. - Тьфу! Не вздумай! Не в смысле "сними"... Опущенная чашка тяжело бьётся о стол, расплескав кофе по столешнице, а Вадик чуть ли не подпрыгивает на месте, сразу садясь обратно, в принципе не понимая, куда деться из всей этой ситуации. - Оденься, в смысле! Глеб садится за стол напротив, забавно передразнивая: - Оденься... Разденься... И наоборо-о-т... Вадик наконец поднимает глаза на брата: - Да что в тебе за чёрт? Глеб непонимающе пожимает плечами. - А что ты к трусам-то прицепился? И целоваться я не умею... И вообще всё не так, да? - Всë. Не так. ДА! Глеб обиженно и с отвращением кривит лицо. - Вот, честно, если настолько противно, нафигаа нуужно быыло? - Да не было мне противно! Да лучше уж было бы!.. Я же чуть не... Щёки брата в который уже раз заливаются краской, а слова теряются, так и не сорвавшись с губ, предоставляя фантазии Глеба полный полёт насчёт всего того, что "НЕ". - Да что ты на меня смотришь, как на экспонат? Увлекшийся своими мыслями Глеб отрывается от созерцания Вадима. - Вадь, да я же не расскажу никому... - Бляяя… - Про "расскажу" и "никому" Вадик вообще как-то и не успел подумать. - Меня просто посадят. - Куда посадят? - Блять... На кол! Куда ж ещё сажают?! Глеб распахнул восхищëнные глаза, словно прикидывая кровавую перспективу. - В тюрьму, дурак! - Это за что? - Как это за что?! А за что бы тут не посадить-то, а?! За.. За... Подбор хоть мало-мальски пристойного эпитета давался с трудом. - Мужеложество. Тьфу... Совращение малолетних и... И... Последнее его психика уже окончательно отказалась воспринимать, и с болью в сердце Вадик обреченно завыл куда-то в чашку, а попытавшийся подбодрить и подсказать брату "забытое" слово Глеб опустился рядом за стол. - О, я знаю, что ты хотел сказать... - Молчи, ради бога! Ещё только не хватало от тебя такие слова слышать. Вадик закрывает голову руками, стараясь сохранить хоть немного спокойствия, но с поддержкой Глеба удаётся только наоборот. - Да меня, нахер, мать твоя раньше убьёт! - Наша... Вадик медленно поднимает взгляд на абсолютно спокойного брата, выглядящего, словно они тут чаю собрались выпить чашку. - Мать НАША, - невозмутимо уточняет Глеб и кивает на закрытую дверь кухни. - Пришла, кажется... Щелчок входного замка не оставляет никаких сомнений в правильности этого предположения. Словно сковав всë тело Вадима холодом, внутри поднимается паника. Внезапно сжавший его ладонь и тепло прильнувший к щеке Глеб жарко шепчет в ухо: - Пока ты сам не поверишь в свою правду, никто не поверит. Ни-че-го не было, и это факт! Мы с тобой договоррились... Такой привычный, но более долгий поцелуй в висок; ладонь, вскользь прогулявшаяся по щеке - и это спасительное тепло Глеба бесследно тает сразу, как только брат не спеша отходит к окну, закрыть раму. Загнавшийся в петлю разум немного отрезвило. - Вадик! В донëсшемся из коридора вскрике явно звучит возмущение. Не медля, быстро покидая кухню, Вадик словно вкопанный замер напротив остановившейся в дверях гостиной мамы; не решаясь заглянуть в комнату, отводит взгляд, чëтко прорисовывая в памяти картину с измятым, запачканным и чёрт знает во что превращëнным диваном, с разбросанной одеждой Глеба, да и его самого тоже. Ирина Владимировна не выдерживает этого непонятного ступора: - Как собираетесь объяснять? - А что там? - голос подошедшего Глеба звучит настолько удивлëнно, что Вадик оглядывается на брата, желая убедиться в том, что тот не издевается. Глеб же, напротив, не мешкая, сразу заглядывает в комнату через мамино плечо, успев на ходу чмокнуть её щёку. - Ммм, это к Вадику все вопросы... - задумчиво тянет Глеб, заставляя брата побледнеть и нервно вздрогнуть. - Блин, Вадь! Да очнись ты уже! Ничего лучше уже не придумаешь. Крепко притягивая брата за плечо, Глеб подталкивает его к себе и маме. - Аафигеть! - А ты что ожидал? - Глеб усмехается, закатывая глаза. Сложенный и даже заправленный пледом диван мирно покоится на своëм законном месте, приютив на подлокотнике кофту и рубашку Вадима, аккуратно разглаженные заботливой рукой. - Маа, а что не так-то? - Не знаю, что тут у вас "не так", сами давайте-ка объясняйте! Вадик не может поверить - неужели мама каким-то шестым чувством понимает, что... Глеб больно толкает в бок острым локтем, моментально возвращая к реальности. Быстрый кивок его головы настойчиво указывает Вадику на пол у дивана, где лежит одинокая, чуть закатившаяся к ножке папироса. - Давай уже, объясняй... - торопит Глеб. - Я пока чайник пойду поставлю. Вадик расплывается в довольной улыбке - как же он рад этой неопознанной папиросе, хоть даже ему не принадлежавшей и непонятно откуда тут появившейся... Впрочем, конечно же, понятно. - Мам, это моя... - Вадик проходит в комнату, быстро нагибаясь перед диваном. Ирина Владимировна заходит следом и присаживается перед сыном: - Покрываешь его? - Неее... Правда моя. - И какой ты пример подаëшь брату? - Да мама! Никакой не подаю... Ты что думаешь, из его друзей, что ли, никто не... - Ты брат! - Ну да, извини. Вадик садится рядом с мамой, приобняв за плечи. - Ты же знаешь, как вредно... - Знаю, знаю. Давай потом об этом, ладно? - Я же за вас переживаю... Вадик крепче обнимает маму, стараясь отвлечь её от тревожных мыслей, а в комнату осторожно, прощупывая ситуацию, возвращается Глеб с чашкой чая в руках. - Спасибо дорогой. Оденься, ведь простудишься же... Глеб с недовольным из-за полученных указаний видом, но молча, отправляется к себе, а Ирина Владимировна, улучив момент, тихо обращается к старшему сыну: - Ну как? Что он сказал? - Мам, давай ты после работы просто отдохнëшь, а потом мы спокойно поговорим. Всё в порядке с ним, ты зря накручиваешься. Ирина Владимировна внимательно, словно испытывая, смотрит на сына. - Просто волновать меня не хочешь? - Нет, мам, хотя волновать не хочу, но тут и не о чем... - Давай, покушать вам приготовлю... - Я сам сделаю, и покормлю. Лучше иди поспи, поговорить хоть успеем с тобой нормально, а то уезжать вечером... - Сегодня?! - остановившийся на пороге Глеб ошарашенно уставился на брата, так внимательно, что Вадику даже стало не по себе, словно он обманул или скрыл что-то важное. Захотелось оправдаться, и дальнейшие его слова скорее и прозвучали подобно оправданиям: - Да... Мне же к учëбе нужно возвращаться, а тут езды по полдня. Закончу скоро, и спокойно смогу приезжать. И... Продолжать говорить было просто некому. Развернувшийся и резко вышедший из комнаты Глеб не желал выслушивать этот монолог, уже получив простой ответ на свой вопрос, и одного уязвившего его слова "да" хватило, чтобы закрыться от всего окружающего мира, оставшись наедине со своими мыслями и разочарованием.