Сколько нервов до Асбеста?

Уже казалось, что все проблемы должны остаться позади, не только мозг переключится, но и пульс, того и гляди, остановится. Задолбавшая нехватка времени, беготня между кафедрой РТФ и репетициями, Таня, шарахнувшая дверью перед лицом с такой не присущей миловидной девочке силой и агрессией... Ну да, пропал, не предупредил, и много там ещë себе всего накрутила. А в мыслях - Глеб. Чëрт побери, и так всë наперекос, ещё и сознание не сотрудничает... - Что вот ты ответишь?! - Танюхин крик, должно быть, слышен и внизу. Вообще не вовремя отвлëкшийся Вадик понимает, что снова нужно что-то отвечать. - Ты права, извини... И вот он, хлопок; там, кажется, штукатурка посыпалась за дверью - не угадал, видать, совсем. Ну и пофиг! И достали все! Сидя в пустой репетиционной, Вадим нервно крутит ручку в руке, отстукивает ботинком по железной ножке стола свой собственный пульс, не способный сконцентрироваться, в мыслях возвращающийся к одной и той же черте. Саше наконец-то надоедает дожидаться ответа в который уже раз отсутствующего в окружающей действительности друга. Пододвигая стул, он садится рядом, настойчиво переспрашивая с большей громкостью: - Чего ты грузишься, я не понимаю? Вадик раздражëнно откидывает ручку на стол: - Я не могу! Проклятие какое-то! Даже не сосредоточиться... Саша, напротив, радостный этому внезапному выходу из ступора, понимающе кивает: - Это, типа, кризис творческий, нельзя же всë сразу на себя сваливать, нужна определëнная гармония... Вадик саркастически усмехается, ловя и невольно прокручивая на языке Глебово словечко, чувствуя, как бы оно звучало: - Гаррмония... - Слушай, а что Глеб? Ты ведь собирался спросить стихи? Вадик в момент очнулся, внимательно уставившись на друга: - Глеб и гармония - это у тебя как вообще совмещается по смыслу? Не-е... Не, это не вариант. В голосе Саши отчётливо слышится удивление: - Что значит не вариант? То есть ты тут мечешься, не даëшь мне покоя с ним - "текст послушай, музыку наложи, почувствуй, как пишет...", понравится ему или нет, - а теперь вдруг не вариант?! - Саша лохматит волосы, устав от этой своеобразной логики. - Я бы на твоëм месте уже звонил и разговаривал, или... Стой, а ты же вот только домой ездил, и что? Спросить не мог, что ли? - Сань! Ну давай хотя бы ты мой мозг не мучай! - Да ты и без меня вон отлично справляешься. Тогда плюнь на всë и неделю отдохни, мы с пацанами завтра как раз побухать собрались, у тебя в блоке на кухне тогда и засядем. Вадик задумчиво сминает в кулак лежащий перед ним на столе тетрадный лист. - Можете и у меня, если что, ключи тебе отдам, эм... Но без меня. - Ммм, а ты куда? Писать, петь, играть, на лекции, или в Асбест? Нее, наверное, по бабам... Впрочем, можно ещё по бабам в Асбест? Ну, так, чтобы уж не совсем легко было... Оба парня не выдержали и заржали. Вадим был даже благодарен за то, что обстановка реально разрядилась. Всё ещё усмехаясь, он решает на всякий случай уточнить: - Цветы, шампанское... К Таньке пойду извиняться. Наконец-то готова со мной пообщаться. Вадик прицельным броском посылает бумажный комок в корзину и вопросительно кивает Саше. - Пошли-ка уже по домам, всё равно толку никакого от того, что я тут сижу. Весь вечер к чертям, только время впустую тратим, а завтра вернëм гаРмонию! - Во! Ну совсем уже другое дело, переломимся, перестроимся и перегармонимся! И задачи уже выполнимые перед собой поставим. Поднимаясь из-за стола, Саша одобряюще хлопает друга по плечу, обозначая дальнейший план: - Надо рубку закрыть и покурить спуститься. К сожалению, мечте о возвращении равновесия в жизни не суждено было сбыться. Вопреки всем приложенным Вадимом стараниям, сценарий писался явно без учëта его личного мнения, с завидным постоянством выходя из-под контроля последнего. Несмотря на пасмурную ветреную погоду, настроение у Вадика оставалось прекрасным, явно грела перспектива примирения с Татьяной. Вставший пораньше, чтобы воспользоваться общажной ванной без очередей и суеты, гладко выбрившись и помывшись, Вадик отправляется за необходимым к вечеру букетом цветов и шампанским. План не просто идеален - кажется, сама судьба благоволит и сулит наградой за старания прекрасный вечер и, конечно же, ночь, в которой уже просто физически нуждается Вадик. Купленные в магазине розы оказываются свежайшими, их плотные алые бутоны из бархатистых лепестков наполняют комнату сладким тугим ароматом. Поглаженная, накинутая на спинку стула белая рубашка дожидается своего часа; конфеты и игристое заняли свои места на рабочем столе, рядом с букетом. Казалось, ни одна мелочь не ускользнула от воодушевлëнного предстоящим примирением романтика, всё становилось на свои привычные места. Задумчиво прокручивая сквозь пальцы скользкий галстук, Вадик решает, что, возможно, лучше и без него, главное не переборщить - или же, напротив, с ним будет просто идеально... Везение оборвалось внезапно, ровно за три часа до предполагаемого выхода. Быстрый и громкий стук в дверь неожиданно вносит свои коррективы в размеренные сборы. Сосед по этажу, посланный Зинаидой Васильевной с проходной, приветливо кивает, пожав протянутую руку, и спешит передать послание: - Здорово, Самойлов, там тебя к телефону спрашивают. И не подозревая о хитром повороте событий, Вадик, не заставляя себя ждать, быстро спускается к коменданту. Почему-то взволнованно ëкает сердце, хоть голос мамы спокоен, но звучит слишком наигранным: - Сыночка, ты как там? Сам не понимая отчего, Вадик спрашивает сразу напрямую: - Мам, что случилось? Повисшая тишина лишь подтвердила опасения, печальный вздох идёт в развес с прозвучавшим: - Нет, дорогой, ничего... Не случилось. Просто... - Мама выдерживает паузу, будто ещё решает, говорить или нет. - Глеба до сих пор ещё нет. Он обычно дома уже часов в двенадцать по субботам. - Ой, ну мам, ты опять, что ли? - Нет, нет. Подумала, вдруг ты знаешь... Вадик хмыкнул - показалось забавным, что он тут, в Свердловске, должен знать, где Глеб гуляет в Асбесте. - Чего ему дома-то сидеть, сама посуди. Не накручивайся! - Так он предупреждает обычно. - Какой молодец, а сегодня, значит, не молодец. - Да вы у меня оба хорошие мальчики... Вадик почувствовал улыбку в мамином голосе. - Ну есть в кого, ты там только не убей этого "хорошего" мальчика, если он вдруг опять выпить решил. Как сама говорила, аккуратно выясняй причину. - Ой, ну он обещал не пить! - Ааа, ну тогда замечательно, раз обещал. Дожидайся, а как придëт, позвони. Вернувшись к себе и заварив чай, Вадик невольно прикидывает, что по знакомым Глеба должно быть несложно найти, да и телефоны его друзей у мамы есть несомненно, тут помощь вряд ли уместна, справятся сами. В следующий раз мама перезванивает через полтора часа, спокойствию в её голосе больше нет места, даже наигранному. Вполне ожидаемо, что все варианты с друзьями проверены, а в лаборантской Глеб освободился ещё до полудня. Перебрав все пришедшие на ум версии произошедшего с братом и тщетно стараясь успокоить мать, Вадик наконец и сам начал внутренне волноваться, но не подавая вида и не признаваясь себе, лишь сердито ругался на подобную безалаберность. Мамины слëзы в следующий звонок сжимают сердце. Вадика вообще пугают все эти женские штучки с рыданиями и манипуляциями чувств, что уж тут говорить о маме с её глубокими переживаниями. Невероятными усилиями, используя всë своë красноречие, удаётся убедить её хотя бы не бежать к участковому и подождать ещё, в то время как Глеба просто хочется убить. Какого черта опять творит этот распустившийся подросток, скольких ещё нервов будет стоить сегодняшний вечер?! Бесконечно обещая маме, что всë будет хорошо, Вадик сам утратил эту уверенность, но, не выдав волнения, договорился созвониться через час. Явившаяся невольной свидетельницей развернувшейся драмы и не на шутку разволновавшаяся со всей этой беготнëй Зинаида Васильевна буквально засыпает похвалами своего любимчика - отзывчивого, вежливого Самойлова, восхищаясь тем, какой он хороший заботливый сын, что так переживает за маму и брата. Терпеливо выслушав все причитающиеся ему эпитеты, Вадик вновь возвращается к себе и, стоя на кухне, машинально пьëт очередную чашку чая. Грохот распахнувшейся от сильного порыва ветра оконной рамы заставляет испуганно вздрогнуть. Вся атмосфера словно специально нагнетает нерв - темнота улицы, пробирающаяся в душу через открывшуюся лазейку, сквозняк и ветер, треплющий дырявую занавеску, упрямо толкающий раму в борьбе с Вадиком, закрывающим окно с косой расползающейся трещиной в стекле. Похоже, уже достаточно бездействовать, остаётся только ехать домой. Быстро и решительно Вадик уходит к себе одеваться. Непрекращающийся косой дождь барабанит по стеклу комнаты, размывая целые дороги на гладкой поверхности, искажает соседний дом, превратив его в нечëткое световое пятно. С таким, возможно, затяжным ливнем и автобус могут отменить, так что лучше поторопиться и приехать пораньше, только домой напоследок звякнуть - пусть мама знает и ждëт, так ей тоже полегче. Тихий стук в дверь перебивает Вадика на мысли. С надеждой на то, что, возможно, в этот раз мама звонит с хорошими новостями, он быстро бежит открывать. Щëлкнув задвижкой и толкнув дверь, в неверии застывает на пороге - в до нитки мокрой одежде перед ним стоит Глеб. С души словно многотонный груз обрывается, позволяя вдохнуть полной грудью. Не думая пока ни о каких словах, Вадик просто несдержанно сгребает мелкого за шиворот, впиваясь в него всем телом, чуть не ломая в объятиях, утыкает его носом куда-то в свою шею, шепча на ухо: - Ну ты дурак... Просто дурак! Всех напугал... - Я песню дописал... - глухо бубнит Глеб, вытирая мокрую от дождя переносицу о кофту брата. - Ты придушишь меня сейчас... Вадик разжимает хватку, чуть отступая назад, внимательно глядит в опущенные глаза. - Глеб, бля, ты вообще предупредить-то не догадался, не? Ты... Да там мама только что не с милицией тебя ищет! Бережно скинув с плеча лямку от чехла с гитарой и отставив инструмент в сторону, Глеб скользит рукой в глубину одежды, вытаскивая, кажется, единственную оставшуюся при нëм сухой вещь - сложенную пополам тетрадь, нерешительно протягивая её брату. - Тебе... Вадик, растерявшийся из-за такой неожиданной причины исчезновения Глеба, нерешительно принимает тетрадь. - Из-за песни? - Из-за тебя... - Так! Спокойно! - Глубоко, шумно вдохнув и стараясь привести мысли в порядок, Вадик сует тетрадь за пояс брюк, возвращаясь к первоочередным проблемам. - Снимай куртку и дуй на вахту маме звонить! Глеб моментально поднимает умоляющий взгляд: - А что я ей скажу? - А это ты, пока будешь спускаться, сам придумаешь! Я и так тут весь вечер на телефоне, уже вся общага в курсе, что ты пропал, так что карты в руки... Недовольно прикусив губу, но не споря, Глеб отдаëт Вадику куртку и, развернувшись, скрывается в коридоре. Опасаясь, что вода сквозь чехол могла попасть к гитаре, Вадик в первую очередь осторожно снимает влажный чехол и оставляет инструмент на кресле немного подышать; после, разместив на батарее тяжëлую от впитавшейся воды куртку, открывает шкаф, соображая, во что можно переодеть брата, пока будут сохнуть вещи. Наконец отыскав свои закинутые на нижнюю полку брюки и просторную домашнюю футболку, складывает одежду на кровать. Снова Глеб запропастился; впрочем, наверняка ему есть что выслушать от мамы - как можно было так вот, из-за песни, тащиться из Асбеста! Вадик замирает, осмысливая свои собственные догадки - да, так же, как и он сам тогда, волнуясь, нетерпеливо вëз брату записанную музыку, ссылаясь на то, что давно не был дома, и больше никаких объективных причин ему не требовалось. Точно так же... Отчего сейчас столько волнения? Даже ладони вспотели. Вадик быстро выхватывает тетрадь, на ходу до окна расправляет её страницы, легко находя нужную с загнутым вовнутрь углом. Вот она, целая, логичная, написанная мягким, слегка сбивчивым почерком, абсолютно законченная песня, невероятно приятная для восприятия Вадика - этакий строй мыслей с родной подачей. Невозможно не признать этого факта, Глеб чертовски хорошо довел композицию до точки. "И каким же весëлым будет финал?" Вадик уже не сомневался. Пожалуй, весь итог был сейчас чëрным по белому написан и зажат в его чуть подрагивающей от волнения руке. Он знает, что нужно делать, и знает причину. Эта мечта - на двоих, и если дальше сомневаться, то можно просто оставаться на местах, без перспектив и рисков... Без реализации. Глеб хлопает дверью, вернувшись в комнату, и, не зная, с чего начать, остаëтся у порога. Уверенно поднявшись и подходя к брату, Вадик вопросительно кивает: - Объяснил? - Да. Вадь, я не специально же... - Надеюсь. Я ещё попозже схожу позвоню. Ты раздевайся, нужно высушить всë, ты словно искупался. Не ожидая особого приглашения, Глеб развязывает шнурки и стягивает хлюпающие ботинки. - Там дождь стеной, а автобусы не ходят, тут вот пешком и пришлось по Малышева... - И носки давай, всё мокрое. Проходя в комнату, Глеб тормошит перепутавшиеся тонкие кудри своих промокших волос. Пока Вадик запихивает за батарею вымокшую обувь, Глеб уже остаётся в белье. - И куда? - Сейчас повешу, вон на кровати вещи бери. Распределяя оставшуюся одежду, Вадик с интересом следит за неторопливо одевающимся братом. Неужели они стали настолько редко видеться, что перемены в телосложении и оформленности Глеба кажутся удивительными? Перед ним красивый юный парень, с тонким ладным телосложением, так изящно обрамлëнным его привычной бледностью, плавными линиями и изгибами тела, выделяющимися косточками ключиц и бëдер, чëтко прорисованными под кожей. Вадик отворачивается к окну, наконец осознав, что просто бесстыдно изучает фактически обнажëнного брата, и, искренне стараясь переключить внимание, поправляет развешанную одежду. Глеб же, как назло, шлëпая босыми ногами и держа руками соскальзывающие с узких бëдер не по размеру большие брюки, подходит к Вадику. - Я, похоже, их потеряю. Отпустив пояс, Глеб демонстрирует, насколько легко брюки покидают занимаемую позицию, устремившись вниз, лишь чуть удерживаясь в районе паха благодаря белью. - Мда... Не говоря ни слова, Вадик быстро расстëгивает на себе ремень, тянет, выдергивая из шлевок, и, немного повернув Глеба боком, принимается вдевать его в брюки. Глеб терпеливо ждëт, когда Вадик закончит и сильно затянет ремень. - Сердишься на меня, да? Несмотря на свои странные, сбивающие с пути мысли, Вадик уже чëтко решил поговорить с братом, и, если на то пошло, то никакого особого момента не требуется. - Нет. Слушай, тут другое дело: что, если тебе остаться на эту неделю и порепетировать с группой? - В смысле, порепетировать? Вадик улыбается, стараясь придать им обоим уверенности и точно довести до понимания Глеба, что ему сейчас предложено. - В смысле, партии баса тебе отдать. Попробуешь играть с нами, ты же реально их знаешь, надо использовать возможность... Посмотрим, как пойдëт? Вадик, затянувший ремень на самую последнюю дырку, осматривает Глеба, вполне довольный тем, что тот одетый и сухой. - Что скажешь? - Нуу, э... - А можно просто "да"? Глеб надувает щëки, радуя Вадика довольной ухмылочкой. - Ну да. Только работа же. - Устроим тебе больничный до конца недели, мама это умеет. - Ва-адь, мама обижена на меня сильнее, чем до конца недели... - Ну, это-то вполне ожидаемо, не удивил. Я схожу позвоню ей чуть позже. Разберусь. Ты только учти, что завтра-послезавтра играем, у тебя есть возможность схватить материал. Если понадобится, со мной порепетируешь. Времени у нас - до пятницы, чтобы вписаться и разыграться, а дальше запись. Глеб кивает, внимательно слушая брата. - Вадь, а песню? - Я прочитал, очень хочу твою песню. - В альбом? Вадик улыбается, осознав, что Глеб сейчас сам предложил то, что он никак не решался попросить. - А можно в альбом? - Блин, да конечно же! Это тебе написано, говорю ведь... - Ты всë только с разрешения позволяешь. - Вадик приобнимает брата за спину. - Значит, обязательно с музыкой "Воду" доработаем, у нас хватит на это времени. Давай тапки надевай и пошли на кухню, накормим тебя, что ли. Расположившиеся на кухне блока пацаны с воодушевлением встречают вошедших Самойловых. - Ооо, ряды-то пополняются! Не ожидая встречи с большой компанией, Глеб пытается притормозить, но обнимающий его за спину Вадик не позволяет сомневаться, уверенно заводя вместе с собой в гущу событий. - Нашлась потеря!.. Здорово, Глебс! Оглядываясь на знакомый голос Козлова, Глеб заметно приободряется, даже, самостоятельно отступив от брата, отходит и садится рядом с Сашей, по пути приветливо пожимая протянутую руку. Вадик тактично обращается к новым для Глеба ребятам: - Мой брат, Глеб. - Во, давайте за знакомство! Стаканы быстро наполняются. Глеб, будто невзначай, заинтересованно поглядывает на Вадика. Саша, которого веселят эти переглядки, толкает Глеба коленом: - Чë, нельзя? Запрещает? Вадик разводит руками: - Ага... Мешает ему, можно подумать, кто-то. Мама только и звонит, что жаловаться... Глеб фыркает и пододвигает к себе стакан, получив своеобразное разрешение от брата. - Ой, да разочек всего же... - Сань, ты посмотри за ним тут, я вниз спущусь позвонить. Глеб уязвлëнно оглядывается на брата: - Что я, маленький, что ли - никуда не денусь! - Ага, большой и денешься! Уже делся... Высохший, согревшийся, наевшийся бутербродов и запивший их стаканом портвейна, Глеб выглядит вполне довольным. По коротким взглядам, посылаемым в сторону возвратившегося от коменданта брата, видно нетерпение и желание задать ему какие-то свои вопросы, по всей видимости, не вписывающиеся сейчас в формат по большей части незнакомой ему компании, так как дальше взглядов не заходит, и Глеб задумчиво молчит. Второй допитый стакан украшает щëки Глеба нехарактерным для его привычной бледности румянцем, а улыбающийся взгляд светлых туманных глаз окончательно прилипает к Вадику, всë на дольше и дольше оставаясь с ним, пока усталость от длинного дня не начинает против воли закрывать его ставшие тяжëлыми веки. Саша, отвлëкшись от общего обсуждения комендантского часа, наклоняется к сидящему рядом Вадиму, осторожно замечая: - Смотри, твой уснëт щас... Вадик, давно наблюдающий за Глебом и его борьбой с усталостью, не торопясь, встаëт и, обходя Сашу, тянет брата подняться к себе. - Эй, пошли-ка ты уже отдохнëшь... Глеб пытается возражать, что вообще и не устал, но всë же, не сопротивляясь, поднимается, приваливаясь к брату, напрашиваясь в его объятья. Основная, снова смеющаяся над чьей-то шуткой часть собравшейся компании даже и не замечает, как Самойловы выходят из кухни, а спустя некоторое время возвращается лишь старший, не готовый ещё завершать вечер. Саша, коротко чокнувшись с Вадиком стаканом, довольно потягивается, закинув ноги на освободившийся после ухода Глеба стул. - Ну вот, это я понимаю, так сразу и нужно было, а Глеб-то что? Допивший остатки портвейна Вадик отставляет стакан на стол. - Что Глеб? Согласился. - Обрадовался? Вадика рассмешила постановка вопроса, хотя Саша, конечно же, отлично знал про мечты Глеба о группе. Также он был реалистом и понимал, какими титаническими усилиями им сейчас даëтся раскрутка своей собственной, и если все рассказы старшего Самойлова о таланте брата не были преувеличены, то происходящее было вполне логичным развитием для их коллектива, новое свежее дыхание и подспорье в работе, да и Глеб давно импонировал Саше. - Ну, наверное, обрадовался... - уже задумался о реакции брата Вадик. - Точно не ожидал, он такой пугливый в рамках перемен. - Так по нему и не скажешь... - Ну да... А внутри ураган. Вадик, сам довольный перспективой возможных перемен, улыбается. Незаметно для весëлой компании вечер переваливает за двенадцать. Освободив часть большого кухонного стола, желающие режутся в подкидного под юморное сопровождение вспоминаемых общажных историй и монотонное гудение голосов беседующих ребят. Кто-то из сидящих напротив Вадика парней резко концентрируется на двери за его спиной, оборвав диалог на полуслове и запустив цепную реакцию, и вот уже все собравшиеся смолкли, с любопытством глядя за его спину. Не видя вошедшего и оглянувшись на дверь лишь из-за внезапно воцарившейся на кухне тишины, Вадик в изумлении обнаруживает бледного, точно мел, так и стоящего в проходе на кухню, одной рукой намертво вцепившись в дверной косяк, брата. Из всей одежды на Глебе оставались лишь прилипшая к телу футболка и семейные трусы. - Я выстрелил, Вадь!.. - Чего ты?.. - Внутри пробегает неприятный холодок, а эта испуганная истеричная интонация так и подавно не сулит ничего хорошего. Глеб озирается по сторонам, отчего кажется, будто он вообще не фиксирует взгляд на собравшейся компании. - В рот тебе дуло вставил... И... Нажал... Курок... Вадик обомлел, медленно соображая, в чём дело, в то время как на лице Сани уже расползалась предательская улыбка. Глеба передëргивает: - Убил... - Чё?.. Приснилось? - Убил! - Тьфу! - Опустив стакан с ударом о стол, Вадик устало потирает лицо. - Ну ты ещё заплачь! Сашин шёпот, коварно веселящий собравшихся, прокрадывается в затуманенное алкоголем сознание: - Воо как... Ну ты, Вадь, воспита-ал... Готовые заржать собутыльники неожиданно смиряются жëстким взглядом Вадима, резко поднявшегося из-за стола с пронзительным скрипом ножек табуретки по полу. - Тааак, снайпер, пошли-ка со мной! В испарине и ледяной на ощупь Глеб пугает, по дрожащим рукам и бегающему взгляду ясно, что он ещё не до конца проснулся и определился с реальностью. Уверенно направляя перед собой по коридору, Вадик доводит брата обратно до своей комнаты, дверь которой оставлена нараспашку открытой. Теряя тапок и спотыкаясь о порог, теряя и второй, Глеб не падает только благодаря дëрнувшему его на себя Вадику. - Тише ты... Дошли же уже. Глеб послушно идëт дальше, шлëпая босыми ногами по полу. - И нафига ты в меня стреляешь? - усаживая брата на свою постель, решается полюбопытствовать Вадик. - Я не хотел... Вот делал, а остановиться не мог, словно рука не моя... - Снимай футболку, мокрая насквозь. Ты не заболел, а? Стянув с брата футболку и скомкав ткань в руке, Вадик вытирает его лицо с прилипшими к вискам завитками кудрей, проходится по линии плеч, ключиц и шее, опуская руку по животу; заставляет себя отвернуться, понимая, что открыто рассматривает юную фигуру, а выпитый с ребятами алкоголь охотно помогает ему отметить красивый влажный блеск кожи в тускло освещённой настольной лампой комнате. - Ладно, фиг с ним. Будем считать, что промахнулся... И не убил. - В рот! - Глеб поднимает умоляющий взгляд. - Тьфу! Значит, патроны холостые! - И что? Вадик вытаскивает из-под подушки свою футболку и спешно натягивает на Глеба, всё же не сдержавшись, вскользь проводя ладонью по его груди и животу, словно поправляя ткань. - И ничего! Все живы, здоровы, и это всего лишь сон! Глеба окружает запах брата, исходящий от одежды - сладость одеколона с примесью пота, родной, успокаивающий, дарящий уют и усыпляющий не на шутку разыгравшееся воображение. Вадик осторожно присаживается рядом, двигая Глеба дальше к стенке, и, осторожно прислоняя его к своей груди, закидывает ноги на постель, устраиваясь поудобнее, предоставляя брату опору на своë плечо. - Засыпай, что ли... - К ребятам не пойдëшь? Ждут, наверное... - Не, хватит мне, пожалуй, А ТО ты тут ещё в кого нибудь... - Вадик усмехнулся, потрепав брата по волосам. - Выстрелишь. Глеб взволнованно открывает глаза. - А вдруг опять приснится? Вадик неумолимо щëлкает кнопкой лампы, погружая комнату в полумрак, тут же ощутив, как Глеб прижался сильнее, намного сильнее, чем это сейчас было можно для того, чтобы не вспоминать, как захватывающе приятно подчинять его себе. - Выстрелишь в воздух... Правда сейчас куда больше выстрелов Вадика пугали свои собственные, подогретые алкоголем воспоминания, и это уже не была провокация со стороны Глеба, который, успокоившись и засыпая, вполне мирно замер - здесь несвоевременно заиграли собственные порочные мысли и желания. Память столь чëтко и красиво рисовала прикосновения и ощущения, а тепло, исходящее в этой близости от брата, склоняло к неправильным действиям и ощущениям. Любая из подружек Вадима уже оказалась бы прижатой и зацелованной нетерпеливым любовником, охваченным сладким порывом возбуждения. Но жестокая борьба разума с желанием заставляла его упрямо игнорировать своë либидо, мысленно отвлекаться от действительности. Планируя, как с утра первым делом отправится к коменданту за раскладушкой, и проклиная всю эту ситуацию в целом, не говоря уже о собственном, повернувшем не в ту сторону сознании, Вадик, к счастью, сдаëтся усталости. Не трогать Глеба оказывается не такой уж и невыполнимой задачей, особенно если бы Глеб только сам себя не трогал... Дëрнувшись с плеча под утро и потеряв равновесие, он крепко вцепляется в брата, видимо, испугавшись падения, и в который уже раз за эту ночь будит Вадима своим беспокойным сном. - Ш-ш-ш. Болезненно распрямив руку и успокаивающе поглаживая Глеба по щеке, Вадик морщится от ноющей боли в спине. Сколько ещё мучиться в неудобной позе, стараясь уместиться на узкой кровати... Младший-то спит беспробудно, успевая толкаться через каждые двадцать-тридцать минут, превращая эту ночь в извращëнную пытку для старшего. Наконец, не выдержав этого физического испытания, Вадик уверенно толкает брата подвинуться к стенке и, окончательно плюнув на все формальности, утыкается носом в его шею, перекидывает колено через ноги и обнимает за грудь, прижав к постели так, чтобы тот больше не дëргался. Удовольствие от смены положения и ощущение уюта позволяют буквально сразу крепко уснуть, пронося с собой в сознание лишь родное тепло, запах и монотонный звук тихого, ставшего одним на двоих дыхания. Привычка просыпаться до сигнала будильника спасает от очередной катастрофы. Набравшая полную силу утренняя эрекция дарит волнующее тело ощущение. Сильно прижатому под одеждой к бедру Глеба члену хватает этого тесного контакта и пульсации собственной крови для достижения оргазма. Просыпаясь буквально в шаге от неминуемой разрядки, Вадик успевает лишь дëрнуться к краю кровати, ощущая, как его накрывает накатившим удовольствием. Выдав свой стон только дыханием, откинувшись на подушку, Вадик позволяет играющим в теле ощущениям угаснуть неторопливо.