Сколько нервов до Асбеста?

Вздох, только что прозвучавший в телефонной трубке, вышел уж слишком выразительным, а сам Глеб, как назло, замолчал. - Э-эй, ну и сам же знаешь, что не так... Вадик старательно постигал сложное умение общаться с братом по телефону; впрочем, Глеб в ответ чаще всего просто молчал или мычал, насмешливо фыркал или, как сейчас, - самозабвенно вздыхал, невольно заставляя брата представлять этот красиво исполненный вздох на влажных облизанных губах. - Конечно, я скучаю, как сам думаешь? - Думаю, что тебе некогда скучать. - Глеб наконец-то удостоил брата своим произнесённым полушёпотом ответом. Вообще вся эта беседа больше походила на секс по телефону, учитывая, сколько соблазнительных звуков прилетало с другого конца провода. Это только Вадику приходилось выдерживать спокойный тон голоса, осторожно оглядываться на Зинаиду Васильевну и ни на секунду не забывать о том, что находится сейчас на общажной вахте, вдумчиво выстраивая слова в предложения и прислушиваясь к ветерку шуршащего по трубке дыхания; в противном случае он давно бы уже подстегнул брата на тему его искусительного звучания. - Мне много до чего некогда, но, поверь мне, мы с тобой здесь ни при чём. Главное, что все записи скомплектованы, переданы в рок-клуб, теперь лишь ждём вердикт. - Вадик вернулся к изначальной теме их разговора. - М-м-м... И долго ждать? - Надеюсь, что нет. В материале реально заинтересованы. - Вадь? - Что? - Что ты делаешь? - В смысле "что"? С тобой говорю, ты ведь хочешь быть в курсе. - Хочу. А вечером? - А это зачем? - Буду знать, чем занимаешься, если ты не против. - С ребятами собрались посидеть, все ждут новостей. - Бухать? Вадик только хмыкнул: - Ну да. - Везёт, - выдохнул Глеб вновь потухшим голосом. - Глебка, ты не переживай, я чутка, завтра студенты у меня, так что всё разумно. А сам как? - А как здесь, по-твоему? Мама у соседей, вечером смена. Дочитал Майринка, а завтра лабораторные... Романтика, милый! - Ну, тут такая же романтика. - Ха! Нифига... - Ладно, я понимаю. Что мне сделать? Глеб потерянно молчал, но в какой-то момент сдался и тихо попросил, удивив брата своим, как слышалось, робким пожеланием, но в то же время дал понять, что они как минимум на правильном пути: - Позвони ещё завтра... - Конечно, - так же тихо и мягко отозвался Вадик, словно между ними сейчас происходило что-то интимное. Ощущение тоскливого одиночества и недосказанности, так некстати навязавшееся после окончания утреннего разговора с братом, ни в какую не желало отступать. Даже ближе к вечеру, собравшись с друзьями на квартире у общих знакомых, вопреки общему веселью Вадик молчаливо присутствовал в компании, поглощённый собственными мыслями. Шумные споры и разговоры оставались за полями его истории, и с течением времени ситуация не шибко желала меняться. На осторожный вопрос Сашки: "Прости, конечно, что лезу - что-то случилось?", Вадик благодарно улыбнулся чужой участливости, затянулся своей раскуренной папиросой и ещё с секунду обдумывал неочевидный ещё для самого себя ответ. - Да что-то я так задолбался, если честно. Вроде всё сделано по уму, а времени вообще ни на что не хватает. Вот веришь, если бы не студенты на завтра, сейчас пешком бы по шоссе домой ушёл... - Ну зачем пешком-то? - подключился к разговору сидящий рядом хозяин квартиры. - У меня батя сегодня до Рефтинского на машине едет, может проездом закинуть. Простите, что влезаю, конечно - вдруг тебе, Вадик, ночные прогулки больше по душе, а студенты только спасибо за окно скажут, все под конец года устали, не только ты. Остальная компания заинтересованно подхватила тему в обсуждения, прикидывая, за сколько ж этак можно пешком дойти до Асбеста, если вообще дойти, в минус двенадцать и по заметенной дороге, тут же подоспели застольные походные истории, из закутков хмельной памяти вылезли байки про разжигание костра без спичек и выживание в экстремальных условиях, а Вадик, кажется, уже не слыша поворотов фортуны, описываемых Ильёй, смял в пепельнице папиросу и взволнованно оглянулся на заварившего всю эту кашу Сашку. - У меня лекции крайние, ведь никто сильно-то не расстроится... - А чё? Езжай, если правда так приспичило, реальный тебе шанс. Я вот тоже на выходные, наверное, домой уеду. - А со студентами тогда как? Предупредить бы... - А заболей, пусть вон парни утром к парам забегут и скажут, что, например, отравился, нужно отлежаться - с твоими отношениями хорошими даже вопросов не возникнет, или сам из дома отзвонись на кафедру... Между рассуждениями Вадика и Саши вдруг торопливо вклинился Илья: - Слушайте, если вы думаете, что есть время долго определяться, то, может, уже и поздно совсем - ключи отцовские от гаража мелкий уже минут двадцать назад унёс, так что если решили, то надо порезче выдвигаться! Вадик в лёгком недоумении прикинул сложившуюся ситуацию и внезапно осознал, что он даже к себе заскочить, похоже, что не успеет, а просто вот так, как есть, броситься в дорогу, но уже по инерции на поторапливание резко поднялся на ноги. - А до гаража сколько? Уже поняв для себя дальнейшие действия, Саша с Ильёй последовали его примеру, встав из-за стола. - Пять минут, через двор и за дом... На бегу вниз по лестнице, натягивая куртку, Вадик старался не отставать от Ильи и так же слышал за своей спиной торопливые шаги Саши. Мало на что, конечно, приходилось надеяться, но всё же все трое лишь прибавили шаг, фактически перебегая через двор, а, как оказалось на подходе к гаражам, могли бы так не торопиться - скинувший на капот "жигулей" свою дублёнку Илюхин отец оживлённо работал лопатой, пытаясь разгрести погребенную под глухими сугробами подъездную дорожку к воротам гаража. - Пап! Мужчина прервался и вначале мельком оглянулся на подошедших молодых людей. - О, хлопчики подоспели! Что, забыл что-то? Мужчина вогнал лопату в сугроб и, переводя дух, поморщился, разгибая спину. Илья выступил вперёд. - Вадик, Саша... Игорь Николаевич. Мужчины обменялись быстрыми рукопожатиями. - Пап, можешь Вадика до Асбеста подбросить? Ему домой, а автобусы уже только утром... - Да не вопрос, отчего ж не подбросить? Саша, довольный за друга, подбадривающе хлопнул его по широкому плечу. - Во повезло! Вадик согласно кивнул. - Игорь Николаевич, а ещё лопата у вас есть? - Ща-а, найдём, если надо... Не дожидаясь скрывшегося в воротах гаража отца Ильи, Вадик выдернул воткнутую в снег простаивающую лопату и уверенно загнал глубоко в сугроб, не мешкая принявшись за работу. Через минуту вернулся и Игорь Николаевич с ещё одной, более старенькой, лопатой. - У меня тут, как в Греции... Левее, Вадик, бери, к обочине. Сашка, недолго думая, потянулся за второй лопатой. - Давайте, отдохните, мы быстро управимся! Нескрываемо довольный чужим рвением трудиться, мужчина передал лопату в Сашины руки и, забрав с капота "жигулей" свою одежду, накинул тяжёлую дублёнку на плечи. - Ещё левее, во-от туда... Спустя ещё минут пять вспотевшие парни, следуя чужому примеру, скинули куртки, а от дороги их отделял лишь ледяной покат и снега на пару лопат. - Вот молодцы! Ну удружили! А то занесло всё к чёрту за выходные... Вадик выпрямился, усмехаясь и потирая стёртые о черенок лопаты ладони, оглянулся на перелопаченные, разбросанные по бокам расчищенной под машину дорожки холмы снега, и довольно заметил: - Всё-таки картошка даром не прошла! Сашка, запыхавшийся и румяный, развеселился от неожиданных воспоминаний о "картошке" в разгар зимы. - Да она даром ни у кого не проходит! Тут же у нас все универсалы, хоть на гитаре бренчать, хоть лопатой махать, хоть лекции читать - всё могут! - Я один бы тут ещё долго возился. Это хорошо, что вы тут с картошкой в Асбест собрались, там тоже копать? Вадик, довольно улыбающийся, передал лопаты Игорю Николаевичу. - Там мама и брат... - Ну, семья - дело хорошее! Садись давай, гараж закрою, и нечего время тратить, и так запоздно доберемся. Поблагодарив и попрощавшись с друзьями, Вадик забрал у Ильи свою куртку и пошёл к машине, внезапно ощутив тронувшее его изнутри адреналиновое волнение, даже приятно подтолкнувшее вперёд к осуществлению своего желания спонтанно вернуться домой. Стереотипная, затянувшаяся с отцом приятеля беседа немного скрасила монотонную дорогу. Обсудив учёбу и поездки домой, время, растрачиваемое на такие разъезды, Вадик успел узнать, что Илюхин батя работает на водохранилище, но, так как жена отказывается перебираться из Свердловска в посёлок, вынужден раз в неделю мотаться туда-сюда, да и вообще уже давно подумывает сменить работу, вот только привычка держит. Задумавшись о собственных привычках, Вадик пришёл к выводу, что с момента поступления он, пожалуй, совсем отвык от Асбеста, да и Свердловск изначально был ближе, только тянуло совершенно не в город - дом виделся тем местом, где есть родные и любимые. Остаток пути, незаметно для себя отключившись, Вадик проспал, да так крепко, что Игорь Николаевич, тормознувший на асбестовском автовокзале, не сразу добудился своего попутчика, вначале осторожно, а потом более ощутимо тормоша Вадика за плечо. - Солдат спит, служба идёт! - рассмеялся мужчина, увидев заспанный и непритворно удивлённый взгляд. С секунду приходя в себя, быстро выпрямившись и растерев лицо руками, Вадик, всё ещё щурясь спросонок, всмотрелся в окно, за которым непонятно когда начавшийся снегопад не позволял разобраться в их местонахождении - настолько глухой стеной валили бесшумные, крупные хлопья липкого снега. - Вокзал, я ведь адреса-то твоего не знаю. Вадик окончательно сориентировался в происходящем и, распрямив плечи, согласно кивнул. - А вы как, по Промышленной проезжаете? - Вначале по Советской, но могу и забросить, куда там тебя? - Не, и так всё мимо, я там от пожарной части напрямую дойду, вообще рядом. - Ну, как знаешь, рядом - значит, рядом. - Не теряя времени даром, Игорь Николаевич привычным жестом водителя с многолетним стажем потянулся к коробке передач. Оставшейся дороги хватило ещё минут на десять, даже без учёта мешающего снегопада. Любезно распрощавшись, мужчины вернулись каждый к своей цели. Быстро отъехавшие от обочины "жигули" вернулись к маршруту, а Вадик, сдерживая себя, чтобы не спешить, побрёл вперёд сквозь молчаливый туман безветренного снегопада по совершенно пустой в столь поздний час улице, используя возможность немного охладиться, выкурить папиросу и совладать с собственным диковинным нетерпением, не удосуживая своим вниманием сказочно красивую, орудующую в городе ночь. Как будто уловив чужое волнение и нетерпеливость, ключ от квартиры устраивал ретивые танцы, проскальзывая мимо замочной скважины, а то и вовсе норовил выпасть из руки. Проковырявшись с замком уже намного дольше положенного и наделав лишнего шороха, Вадик наконец пробрался в тёмную квартиру. Глеб, перепуганный поднятым шумом, встревоженно выглянул из кухни в коридор, да так и замер от неожиданности, неверяще уставившись на брата, уже успевшего накинуть на вешалку свою заснеженную куртку и скидывающего ботинки. - Вадик?! - Мама где? Полностью вышедший из своего кухонного убежища Глеб разволновался из-за непонятной ему ситуации. - На смене мама, я же говорил. Что-то случилось? Вадик выпрямился в полный рост и довольно усмехнулся, поджидая, пока брат подойдёт ближе. - Всё отлично, ты чего так напрягся? Передернув плечом и в действительности сбрасывая с себя подкравшееся волнение, Глеб всё же чувствовал, что что-то не так, но не осознавал, что именно, ещё ни разу не оказываясь в роли жертвы чужой похоти. - Вадька, ты бухой? - Неа, - рассмеялся Вадик. - С чего это ты взял? Глеб задумчиво пожал плечами. - Ты... Странный, - не зная, как определить свои сомнения и непонятную энергетику, исходящую от брата, но уже спокойней направился навстречу своему ночному гостю, рассуждая вслух: - Почему не предупредил? Да там вообще на такое время автобусов нет... Вот чего ты ночью? Вадик молча смерил взглядом приблизившегося к нему младшего, такого родного и уютного, слегка заспанного, выглядящего, пожалуй, слишком юным и тонким в не по размеру широкой и длинной домашней футболке. Рассматривал по-новому, совсем не так, как привык, а смакуя и оценивая собственные ощущения, пытаясь разобраться в происходящем - ведь не прошло ещё и двух недель разлуки, а он неожиданно для себя самого без видимых на то причин вернулся домой, но нет, - причиной служил ощутимый голод плоти, убеждающий в том, что весь путь от Свердловска до Асбеста явно того стоил. Упиваясь бьющимся внутри жадным нетерпением, Вадик хищно прищурил горячие глаза и прошептал Глебу свой очевидный ответ лишь тогда, когда тот попался в ловушку замёрзших на улице рук: - Трахать я тебя приехал. Пронизывающие холодом ладони скользнули под тонкую домашнюю футболку и через мгновение из ледяных превратились в огненно-горячие, оглаживающие спину и, кажется, до синяков крепко сжимающие кожу на боках. Идя в наступление, притискивая к себе брата и сильным импульсивным движением развернувшись вместе с ним поперёк коридора, Вадик вжал Глеба спиной в одежду на вешалке, буквально утопив в массивном пальто и собственной куртке, с которой на чувствительную обнажённую кожу шеи посыпался ещё недотаявший снег. Глеб застонал, упиваясь больше походившей на фантазию близостью. В обожженную холодом шею развязными поцелуями впились жадные губы. Уже в следующий миг Вадим подсадил младшего на свои бедра, кладя ладони ему на ягодицы, прижал к вешалке и начал отчаянно имитировать фрикции – прямо так, в одежде, жадными толчками ласкаясь и взвинчивая собственное возбуждение до предела, сорвав зажатым у вешалки Глебом пальто, у которого, лопнув, оборвалась петелька. Вадик буквально вгрызался в его существо, без спроса разжигая для себя зашедшееся трепетом сердце. - Можешь прямо здесь... Оборвав чужое дыхание страстью, с которой прижимал брата к стене, Вадик припал поцелуем к показавшимся приторно сладкими губам, сосал и смаковал, ласкал рот брата языком, касался его зубов, нежно прикусывал взаимно играющие с ним губы, нетерпеливо шумя дыханием, уже и сам не чувствовал попадавшие с вешалки и полки путающиеся под ногами вещи. Вся вселенная замкнулась на чувсте обладания; казалось, что ещё чуть-чуть, и он завалит своего вожделенного мальчишку прямо на пол. - Боже-е... Не могу. Не представляешь, как я хочу. С утра ведь о тебе думаю... Выше моих сил... - Бери... - жарко выдохнул Глеб, сжимая коленями бёдра брата. - Хочу тебя во всех позах сразу! - В живых можешь не оставля-ать... Несдержанно застонав, Глеб полностью отдался в жадные искусные руки. Если бы вообразил вообще, что его берут, то это было бы не иначе, как именно так - стихийно и неприкрыто откровенно, бессовестно заявляя на него все возможные права. - Оставлю, не думай... Потому что мне нужно будет ещё. Ни на секунду не ослабевая и не разжимая хватки, окутав прикосновениями и контролем, тесно усадив к себе на бёдра, Вадик на руках дотащил Глеба до маминой спальни. Лишь на пороге тот попытался очнуться и зацепиться рукой за косяк двери: - Э-эй-эй! Ты куда?! - Шшшш... Там кровать шире, а за тебя мне и так в аду гореть! Мягко приземлившись на гладкое покрывало, приподнимаясь, насколько это было возможно, Глеб, как мог, пытался помогать стаскивающему с него трусы и футболку брату, всё же успел ответно расстегнуть ремень и молнию джинсов, но по итогам не урвал даже капли инициативы. Вадик тихо матерился, путаясь в собственных пуговицах, вертлявых из-за сложившейся спешки, не желающих лезть через петлицы; уже не имея выдержки воевать с манжетами, так и оставшись в распахнутой рубашке на голое тело, отпихнул в сторону снятые вещи и нетерпеливо, тепло навалился на Глеба сверху, притираясь, развëл его ноги коленями, получив полный интимный доступ. Вадик с лёгкостью разогрел и возбудил брата, ощущая его полное согласие, горячо и откровенно дотрагивался, где и как хотел, стискивал, лаская руками и языком, прижимал телом, торопясь слиться воедино. Без привычной прелюдии и подготовки Вадик раскрывал брата членом, размазывал по его входу свой выступивший предэякулят, кружил и потирался твёрдой, как сталь, головкой, сплевывал и увлажнял член слюной, добиваясь ласкающего скольжения, вновь настойчиво толкался проникнуть внутрь плавным ритмом, понемногу углубляя проникновение, ожидая, когда сгорающий от собственного нетерпения и желания Глеб примет его полностью. Глеб сдавался с каждым новым, понемногу раскрывающим толчком, расслабляясь и вверяясь на усмотрение своего брата, наконец получил его член в себя до последнего сантиметра. Вконец потеряв отчёт о ранее игравших между ними приличиях и страхах, не выдерживая яркости ощущений, стонали оба: Вадик - тихо, гортанно рыча, Глеб - вскрикнув и выразительно растянув трепет голоса, но помня, как напугал брата в их первый, не слишком удачно начавшийся раз, мастерски скрыл возникшую в первые моменты проникновения боль - она уже не казалась настолько резкой и нестерпимой, а после и вовсе бесследно отступила, оставив лишь чувство наполненности и чужой силы. Умея владеть и умело владея отдавшимся ему братом, Вадик ненасытно скользил в любовнике, то опустошая, то вновь наполняя собой дрожащее в экстазе тело, тяжело и плотно наваливаясь сверху, смело вталкивая свою ненасытную плоть до последней глубины в жажде разрядки, буквально упиваясь видом развратно стонущего под собой Глеба, помогая и не забывая рукой ласкать его член. - Быстрее, пожалуйста... - взмолился Глеб, то вжимаясь в кровать, то приподнимая бедра, толкаясь в ласкающую его руку в стремлении насыщения. Удерживая Глеба в покорной под собой позиции, без устали двигаясь и изматывая его до последнего вздоха, красуясь перед ним своими мужскими силами, Вадик внимательно следовал за его желаниями, послушно доведя темп движений до неистово жаркого, граничащего с грубостью секса, пока в следующий миг брат не выгнулся под ним со стоном, упиваясь волной захлестнувшего его оргазма. Достигнув своей высшей точки, Вадик и сам следом рассыпался в нахлынувшем удовольствии, вновь слыша, как его имя страстным дрожащим стоном поёт на тонких губах, расцветая развратным звучанием, бесстыдно разрывающим ночную тишину. Очнулся Вадик лишь тогда, когда брат испуганно заметался под ним, мотая головой по постели: - М-м! Стоило широкой ладони отдернуться в сторону, Глеб резко схватил ртом воздух и удивлённо всмотрелся в родное лицо. - Вадь... За-чем ты меня душишь? - Я... Я не душу... - Вадик медленно выдохнул и, сам не до конца ещё отдышавшись от бешеного марафона их страсти, старательно выровнял голос. - Я уберегаю тебя от неприятностей, ты стонешь на полдома. - Я не специально, просто это... - Про ЭТО я, кажется, понял уже. Расслабленно потягиваясь под братом на постели, сквозь сковавшую всё тело ленивую истому Глеб посчитал нужным пояснить: - Это - ОХУЕННЫЙ по-лё-от. - Не матерись, - плохо скрывая довольную улыбку от своеобразной похвалы, проворчал Вадик, но бесшумно зевнувший и закрывший глаза Глеб, казалось, уже не слышал "своевременных" нравоучений. - Эй! Давай-ка не засыпать - вначале в душ, а потом уже в свою кровать! Вадик осторожно поднялся с постели и наскоро натянул на себя трусы. - Давай-давай, не тяни время. Недовольный вздох огласил чужой протест, но всё же, собравшись с силами, Глеб поднялся на ноги и нехотя поплёлся умываться. Дожидаясь брата, Вадик успел вернуть опрятный вид истерзанной постели, заново перестелив скомканное одеяло, укрыв сверху покрывалом и даже подоткнув его уголки под матрас, как это обычно делала мама; собрал с пола остатки вещей и отправился к кухонному окну, переняв чужой метод курить дома, чтобы не попадать в поле зрения соседей, которым лучше бы вообще ничего не знать о его ночном визите. Оставленный развязанным на кухонном столе пакет с весовой карамелью раскрыл для Вадика чужие следы преступления и тайну восхитительно сладких губ - вот, значит, чем был занят Глеб в момент его нежданного появления. Ледяной холодок из приоткрытой рамы, жгущий по голым ногам, заставлял торопиться, совершать более глубокие, жадные затяжки, сжигая папиросу резвее обычного. - А кто тебе вообще разрешал дома курить? Ловко переплетая их пальцы, Глеб, не спрашивая разрешения, разделил с братом остаток папиросы, агрессивно и нетерпеливо обхватив мундштук тонкими губами, смял мягкий картон под удобную для себя форму и жадно наполнил лёгкие табачным дымом. - Никто, так же, как и тебе, я полагаю... - Бархатные слова туманным следом вытянулись за окно, прямо под бесконечный снегопад. Тлеющего табака хватило на последнюю глубокую затяжку, после чего Глеб быстро отправил папиросу в свободный полёт с четвёртого этажа. - Неправда, я беру пример со старшего брата! - Лучше бы ты хороший пример с меня брал, - усмехнулся Вадик, торопливо захлопывая раму и отрезая холоду путь в квартиру, пока Глеб с предательским шуршанием завязал пакет и запихнул конфеты обратно в шкафчик, радуясь, что брат не комментирует его зависимость от сладкого. - Иди ложись, я пока умоюсь. Кстати, во сколько тебе завтра вставать? Глеб опасливо глянул на неумолимый циферблат кухонных часов, стрелки которых подбирались к половине четвёртого ночи. - Я могу и попозже - вначале уроки, практика часов с двенадцати начнётся. Примеряя временные рамки, Вадик задумчиво кивнул с ностальгической мягкой улыбкой на губах: - В школу тебя отведу. - Ага, как маленького... - Могу и как большого, всё равно вместе выходить. Вадик тепло помял брата за плечо и отправился в душ. Наскоро умывшись, он лишь ненадолго замер под струями согревающей воды, с удовольствием уловив ленивое чувство усталости и удовлетворения, превратившееся в умиротворяющую меланхолию. Вадик неторопливо вошёл в комнату и улыбнулся, обнаружив свой диван разложенным и расстеленным ко сну. Несвойственная Глебу забота приятно льстила, и не то чтобы младший не желал помогать брату - он, скорее, забывался или не придавал значения подобным мелочам в обыденной обстановке, витая где-то в волнах собственных мыслей, но только не сегодня. На ходу вытирая волосы небольшим полотенцем, Вадик прошёлся по комнате, подсыхая, прежде чем выключить свет и забраться в постель - ведь, не удосужившись насухо вытереться, он просто обмотал вокруг бёдер банное полотенце, да так и вернулся из ванной, влажным и покрытым каплями воды, прилизавшей тёмные волоски на его теле. Глеб буквально насильно заставил себя отвести свой изучающий взгляд куда-то в сторону, ощущая, что вот-вот раскраснеется, ловя ясное осознание того, что Вадик сейчас здесь в таком откровенном виде, после секса и поцелуев в его власти и доступе, и факты эти так разжигали, что на щеках горел лёгкий румянец. - В-вадь... Я, это... Энергично растиравший мокрые волосы брат выглянул из-под полотенца, облизав Глеба своим тёплым взглядом с головы до ног. Присутствие Вадика физически ощущалось младшим, а сейчас было особенно ярким и осязаемым, словно тот наполнял мягкой умиротворяющей энергией всё помещение, окружая и обнимая, даже не дотрагиваясь. Вадик кивнул стоящему в дверях с одеялом на плече Глебу. - Ну ложись, раз с меня теперь сказка на ночь. Но ожидание Вадика, что брат тотчас, как это бывало в детстве, юркнет в постель, исказилось, ведь Глеб хоть и проворно прошёл в комнату, но направился вовсе не в постель, а прямиком к нему навстречу, попросту испытывая свои ощущения, играя с собственным смущением и беря себя на слабо, и просто сделал то, что кружилось в мыслях. Вадик, не противясь, ощутил, как, бережно потянув, брат стащил с его бёдер полотенце, уронив в ноги, помедлил, пробегаясь своим светлым взглядом по обнаженному телу. - И что это? - Я ведь могу так сделать? - Ну, выходит, что можешь. - Ты не стесняешься? Вадик чертовски соблазнительно улыбнулся, обнажив свои белые зубы. - Не-а, смотри, сколько хочешь. - И спать в твоей постели тоже могу... Вадик рассмеялся: - Ты большую половину жизни в ней спишь, если ты про сон, конечно. Глеб состроил уязвленную физиономию, но в момент разрушил всю свою напускную серьёзность, лизнув острым языком по губам брата и запрыгнув на диван, по-хозяйски располагаясь на большей части спального места, скорее даже специально, расчитывая на то, что Вадик ляжет и начнёт его двигать. Решив долго не вдаваться в подробности происходящего, Вадик быстро растëр сброшенным полотенцем ещё влажные грудь и плечи. Однозначно было лишь то, что они с братом оба привыкали друг к другу по-своему, определяя границы и горизонты, просто каждый - со своим видением мира, и если даже себя с трудом удавалось анализировать, то что уж было ковыряться в чужих буйных фантазиях и реалиях. Погашенный свет оставил бледный прозрачный полумрак в комнате, свечения фонарей и снежного от света из-за незанавешенного окна было достаточно для того, чтобы вещи были хорошо различимы. Глеб наблюдал, как Вадик вернулся к дивану и пробрался к нему под одеяло: "Давай, двигайся, оккупант", - вопреки чему Глеб ещё ближе притянулся, счастливо и крепко обнял и прижал к себе брата, рукой проследовав на его грудь, развёл пальцы в ласковом прикосновении, и так и остался слушать обещанную сказку на ночь, в роли которой служил рассказ Вадика о записи "Второго фронта", как оказалось, не обошедшейся без приключений, ведь готовая к записи группа в первый же вечер сессии столкнулась с запертой дверью в зал и заклинившим замком. - Сломали? - Не удержав любопытства, Глеб забежал вперëд, даже приподнявшись и глянув в чёрные в полумраке комнаты глаза. - Да куда там, ты двери-то помнишь, какие. - А как попали? - Не попали, это Сашка вдруг решил в смежной аудитории записаться. Заходим, короче... Глеб поуютнее устроил голову на плече брата и начал легонько выводить вьющиеся узоры на его обнажённом торсе, касаясь лишь кончиками пальцев. - Там ни сцены нет, ни акустики, окна во всю стену и только эхо гуляет, а Саня, как всегда, упёрся и ни в какую: "Надо," - говорит, - "попытаться". Барабаны быстро перетащили, микрофоны подстроили, подключились... Тут надо было просто слышать - всё вокруг гудело, звенело, громыхало то ли внутри головы, то ли снаружи, а ведь изначально понятно было - про-вал! - Вадик красноречиво развёл руками, обозначая масштаб всего бедствия, невольно потревожив потерявшего удобную позицию Глеба. Недовольно поворочавшись и ещё теплее прижавшись, он вернул и ласковые успокаивающие прикосновения. - Петя выручил - вспомнил, как стройотрядные ансамбли делали, когда играли в спортзале. Хитрость там в том, чтобы установки барабанов и колонки находились на уровне зрителей, тогда звук можно вытянуть. Решили опытом пользоваться, подиум сложили из столов и студенческих парт, барабаны подняли и, чтобы они не разъезжались, верёвками с проволокой их связали, а микрофоны уже на пол и вверх развернули, так, чтобы к барабанам. Ну и Петьку туда взгромоздили - вишенкой на торт. Глеб фыркнул, уже воображая эдакую шаткую, постоянно двигающуюся конструкцию, сложенную наподобие карточного домика из перемешанных парт, барабанов, вьющихся во всё стороны проводов и Мая, балансирующего над всем этим великолепием. - Угу, как бы мы ни ржали, а звук-то выставили достойно и даже успели "гномиков" записать. Вот он где, профессионализм-то! Ты бы только видел! Это не телевизоры чинить... А работа команды! Рассказ всё продолжался, Глеб представлял и впитывал даже мельчайшие подробности, думая, как ребята устали, перетаскивая оборудование, выверяя и запоминая расположение техники, терпеливо отстраивали звучание, не жалея собственных сил и засыпая к утру на партах аудитории. Сколько рвения и упорства было в команде, столько вдохновения и уверенности он сейчас слышал в голосе брата. Всего несколько песен, а такая яркая победа - и вот уже "Пинкертон" обретает своё звучание. - Вадька, я с тобой хочу на партах спать, - с уверенностью в своих силах шепнул Глеб, захваченный всем услышанным и готовый бороться за результат наравне со всеми. - Надеюсь, не придётся, - Вадик мягко поцеловал кудрявую макушку. - Да и тебе бы не понравилось. - Понравилось бы, я знаю... Заканчивая свой рассказ отъездом Пети в Сургут, Вадик чувствовал, как постепенно тяжелела кудрявая голова на его плече, как замерла горячая ладонь на животе - Глеб сдался сну, окружённый защитой родного человека. Ещё немного полежав в тишине и слушая размеренное тихое дыхание, щекотно пробегающее по шее, Вадик закрыл глаза всего на какое-то мгновение, а открыл уже утром, разбуженный взволнованным голосом брата. Смысл слов долетал сонно и медленно, так, что приходилось собираться с силой воли и не давать себе отключиться вновь. - Вадь, ты слышал вообще будильник? А? Вадик обратно закрыл глаза и прошептал, показывая, что не уснул: - А сколько сейчас? - Восемь! Вадик хмыкнул и уже куда более сознательно взглянул в наклоненное к нему лицо. - Так ты сам сказал, что торопиться не надо, я и не стал будильник заводить. Нафига, если я до десяти по-любому проснусь... Присутствие брата рядом скрасило неожиданное пробуждение, и Вадик невольно заулыбался, ловя ощущение умиротворения и тепла. - Ага! "Сам", а потом будешь кричать, что мы опаздываем и завтрак не состоится? - Ты у меня на завтрак сейчас состоишься... Захватывая в засос губы брата и толкаясь перекатиться на диване, чтобы подмять его под себя, Вадик даже вскрикнул от неожиданно вступившей в поясницу боли и, схватившись за ещё отдалённо ноющую спину, замер, догадываясь, что боль вызвана движением. - М-м-м... - Вадь? Глеб в момент перепуганно уселся на диване, нерешительно поглаживая руку брата. - Сейчас, погоди секундочку... Морщась от вернувшейся вместе с движением боли, хоть и не такой неожиданной, но достаточно пронизывающей, Вадик осторожно перевернулся на бок. - Спину, кажется, надорвал... Глеб прополз ближе, склоняясь над братом, осторожно прикоснулся к спине, ощупывая нагретую под одеялом кожу. - Очень больно? Это из-за меня, да? Вадик отрицающе помотал головой. - Не, двигаться только вот, кажется, совсем невозможно. Нужно расходиться. - Прости... - Да ты-то тут вообще при чём! Это пока машину вчера откапывали, или продуло, или сорвал. Вадик ещё немного подвинулся к краю, стараясь не стонать и терпеть, прикусив губу, но Глеб понимал и так, по напрягшимся мышцам и серьёзному выражению лица, по тому, как брат неторопливо и выверенно приподнимался, боясь поймать очередной прострел. - Вадька, прям правда больно? Хочешь, я массаж сделаю, может, полегче станет. - Да что ты там сделаешь? Массажист... Вначале скептически хмыкнув, но в следующий же момент вздрогнув от стрельнувшей между позвонками боли, как показалось, вызванной более глубоким вдохом, решив, что хуже уже точно не будет, Вадик благодарно согласился. - Хочу, наверное... "Эспол" в аптечке только найди, у мамы, это крем обезболивающий. Спорхнув с дивана, Глеб в рекордные сроки справился с поиском, разворошив аптечку прямо на кухонном столе, вернулся к брату с тюбиком "Эспола". - Всё, нашёл, давай ложись поудобнее, будем тебя лечить. Упираясь локтями в диван и всё так же выверенно медленно двигаясь под одеялом, Вадик спустился ниже. - Что-то меня пугает твоё воодушевление, давай-ка там поосторожнее... Глеб усмехнулся и, не дожидаясь особого приглашения, пробрался к Вадику под одеяло, укладываясь на его жаркую спину; нежно тронул поцелуем плечо, довольно лаская губами, смелее припал к шее. - Радость моя, не хочу тебя разочаровывать, но то, что ты делаешь, по-другому, пожалуй, называется... - Вадь... Ты правда из-за меня вчера приехал? - Нерешительный шёпот ласково щекотал влажную после поцелуев кожу. - Да, родной, а как ещё, по-твоему, это выглядело? Так и оставив вопрос брата без ответа, Глеб довольно улыбнулся и ткнулся переносицей в его затылок, глубоко вдыхая и окутывая бережным объятием со спины. - Мажь давай уже эту херню, не томи. - Я просто хочу, чтобы ты расслабился... Вадька, мне так нравится, что ты дома. Глеб вместе с одеялом сполз ниже и уселся брату на ноги. - Где намазывать? - Поясницу давай. Присутствие Вадика и его нахождение так близко приятно волновало и разжигало желание дотрагиваться, скользя взглядом по широкой спине, запоминая и изучая линии и изгибы его крепкого телосложения. Глеб пальцем щекотно провёл линию по резинке трусов и потянулся за тюбиком с мазью. - Тут? Приподнявшись на одном локте, неловко из-за скованности движений, Вадик приспустил трусы до половины ягодиц, насколько сумел дотянуться свободной рукой. - Кажется, тут, немного только, и втирай прям хорошо. Глеб, еле решившись, без спроса спустил бельё дальше, обнажая бархатную бледную кожу, разглядывая обнажившееся тело, болезненно напряжённые мышцы спины, рельефно прорисовывающиеся под кожей. Поясничные ямочки притягивали взгляд, пальцы сами просились их потрогать. Смазанные мазью ладони робко легли на поясницу и скользнули в стороны, обозначая границы для дальнейших поглаживаний. С продолжившимися круговыми движениями Вадик чувствовал и увеличившийся нажим. Сейчас он был боязливо напряжён каждой мышцей тела, едва дышал и совершенно не шевелился, ожидая болезненного ответа на прикосновения. Пальцы принялись втирать мазь в попытках расслабить его спину, но расслабление здесь только снится, зато тепло буквально разжигается под непрестанно работающими руками, охватывая вначале кожу, а следом проникая вглубь мышц, невидимыми покалываниями тончайших иголочек разливая жар по всей пояснице. Глеб уже уверенней мнёт и растирает, даже наглядно убеждаясь в действенности мази; кожа розовеет, а между его ладонями и поясницей брата ощутимо пышет жаром. Такое массирование, в отличие от поглаживаний, причиняло боль, но она не шла ни в какое сравнение с той, что вспыхивала в пояснице при движениях.Без устали гуляющие взад-вперёд пальцы то двигались вверх по позвоночнику, то очерчивали горизонталь по пояснице, заворачивая к бокам, потягивали и стискивали, терпеливо и долго прорабатывали каждый встречающийся на пути участок кожи; следуя дальше, заботливо прогревали, залечивая боль и оставляя за собой пожар на раскрасневшейся масляной коже, подобно тлеющим углям, концентрируя пыл внутри, посылая его к самому эпицентру боли, заставляя постепенно занеметь и притупиться, о чем свидетельствовали начавшие наконец расслабляться мышцы. Вадик доверился и обмяк, опуская плечи, со вздохом расправляясь на диване, подтверждая своё состояние сопящим тихом стоном: - Хорошо-о... Спасибо... Глеб, поначалу нерешительно упёршийся ладонями в поясницу брата, постепенно перенёс на него вначале половину своего веса; переминаясь с руки на руку, мял кожу. Вадик вздрогнул, ощутив и услышав глухой щелчок поясничных позвонков, протяжно заскулил в подушку, но послушно поддался заботливым рукам, когда Глеб всё же устроил большие пальцы в его поясничных ямочках и стал массировать их круговыми движениями. Естественно напрашивающееся возбуждение раздражало, так некстати играя в теле волнующим томлением. Глеб быстро поправил свой топорщащийся, неудобно загнувшийся в трусах член, искренне пытаясь переключиться, сосредотачивая внимание на вдохе и выдохе, ещё больше сконцентрировался на точности своих действий, но неожиданный мурлыкающий стон брата "О-очень... хорошо-о..." вконец разрушил все старания успокоиться. Тело бунтовало и хотело брата, кажется, даже огнём полыхало от ощущения его крепких, то и дело сокращающихся ягодиц в прямом контакте с пахом, в каких-то дюймах от уже внаглую стоящего жаждущего члена - да ещё и эти стоны, довольные и благодарящие, подчёркивающие, как ему хорошо в родных руках... Глеб уже видит свой предел. Он уже взведён и разгорячен и либо должен будет в ударном темпе сбежать, чтобы облегчить своё возбуждение, либо довести дело до конца прямо здесь. Но это будет ещё не сейчас... Ещё немного...Немно-о-ого... Руки, пустившиеся в произвол, легли на упругую задницу, немного сжав ее, сорвали нервный растянутый выдох: "Глеб, выше-е..." Вырвавшийся на свободу ответный, шумящий дыханием, стон, до крови закушенная губа и яркая, прокатившаяся по телу волна желания вынудили Глеба одним порывом сорваться с места и вылететь из комнаты, так что разомлевший, разогретый Вадик вообще не сразу понял, что произошло, и, полежав ещё минутку, натянул на себя одеяло, не желая распускать тепло. - Ва-адь! Вадь!!! Внезапный, какой-то непривычно испуганный и нуждающийся крик прервал ленивое расслабление, в секунду заставив позабыть обо всём на свете. Слышался и ещё какой-то грохот и шум из ванной. Вадик буквально сорвался с дивана, протопав босыми ногами до коридора. Дверь ванной, нараспашку открытая, и сильный шум льющейся в ванну воды, новый, со всхлипом прозвучавший призыв буквально переполошили испугавшееся и зашедшееся в бешеном ритме сердце. Вадик диким зверем влетел в ванную, рисуя в воображении нечто страшное, но замер от совсем уж неожиданной картины. Брат, с нечеловеческой проворностью орудуя куском банного мыла, в похожем на паническое состоянии намыливал свой пах. - Глеб? Перепуганные глаза и метнувшийся к Вадику молящий взгляд не оставили сомнений в серьёзности происходящего. - Вадь... Горит, гори-ит... Что делать, Вадь?! - Что горит? - заново рассматривая представшую перед ним картину, растерялся старший Самойлов. Глеб прижался к ванне, сунув густо покрытый пеной член под струю воды, окатив разлетевшимися брызгами всё вокруг, и, чуть не плача, опять схватился за мыло, нервно вспенивая его в ладонях. - Вадь, блядь... Почему эта херня так щиплет? - мученически всхлипнул Глеб, отводя взгляд покрасневших глаз в сторону. - Вот чëрт! - До Вадика наконец дошла страшная суть случившегося. - Как ты... Бегло заметались мысли. Не хватало только всем удариться в панику, а соображать нужно было быстро. - "Эспол" же на перце, чтобы кровообращение разгонять! Стой, не надо его больше водой, он жирный! Глеб, приседая от жгущей боли, вцепился в борт ванны. - Вадь, всё горит! Озираясь по сторонам и ища выход туда-сюда перепрыгивающим взглядом, Вадик просто пулей вылетел из ванной. - Маслом его надо, вот! Глеб уже ничего не слышал и не способен был воспринимать информацию, замыкаясь только на бесконечном, доводящем до сумасшествия полыхании внизу живота. - Сейчас, сейчас, - суетился с бутылкой подсолнечного масла в руках старший. - Потерпи немножко. Выскользнувшая из пальцев металлическая пробка со стуком об раковину улетела и закатилась куда-то под ванну, а Вадик уже щедро лил масло в ладонь. - Двигайся, над ванной надо, а то течёт. Глеб быстро прижался к бортику ванны дрожащими от внутренней паники и внешнего жжения коленями, кусая губу, и чуть ли не на месте подпрыгнул, когда брат, обводя рукой его полыхающую плоть, принялся старательно распределять масло по покрасневшей коже. - С-с-с-с, - Глеб зажмурился, заживо сгорая в адском пламени; казалось, стало только ещё хуже. - Тише, тише, терпи... Схватив первое попавшееся под руку полотенце, Вадик принялся аккуратно, до капли стирать намазанное им масло, меняя угол полотенца на сухой, бережно промакивая вокруг головки, спрятавшейся за крайней плотью. - Внутри не щиплет? Глеб не открывал глаз и дрожал уже, как осиновый лист, стискивая пальцами край раковины, попавшийся под руку. - Г-где внутри? - Под кожей, где же ещё?! - Не знаю, Вадь, кажется, всё гори-ит! - заскулил Глеб. - Может, скорую вызвать? Вадик кашлянул, давясь от внезапной атакой напрашивающегося смеха, и снова плесканул масла в ладонь, повторяя свои действия и заново обмазывая член. - И что скажем? Что я приехал из Свердловска, чтобы ты мне кремом спину намазал и подрочил заодно?! - Вадик все-таки не удержался и заржал, трясущимися руками обтирая масло. - Вадик! А если у меня это?! - Глеб внутренне похолодел и перепуганно взглянул вниз, где брат, уже умирая от бесшумного хохота, орудовал полотенцем изо всех сил, спасая его достоинство. - Чë ты ржëшь, козёл?! Вадик всхлипнул, но, хоть и понимал, как нелегко сейчас брату, а ничего с собой поделать не мог. В уголках глаз, где заломились весёлые морщинки, выступили слëзы и дрожащие от веселья руки с трудом продолжали свои танцы вокруг чужой "проблемы". - Я в аду, а тебе, блядь, весело?! - захныкал потерявший надежду на спасение грешник. Ладонь опять наполнялась маслом. - Терпи, боец, брат поможет. - Почему-то Вадику стало ещё смешней, и он чуть не опрокинул неустойчивую стеклянную бутылку. Всё вокруг стало окончательно скользким и благоухало подсолнухом. - Не поможет! - Отставить панику, поможет! - Нет! - Готовый уже зарыдать от безысходности, Глеб внезапно замер, прислушиваясь к ощущениям. Ладонь опять, вертляво скользя, густо смазывала его маслом, с каждым новым поворотом и движением принося штиль взамен разыгравшегося урагана пожара. Жжение, хоть и не пропадало полностью, но стало в тысячу раз меньше, как и ещё меньше, когда брат принялся стирать масло, терпеливо, словно мантру, повторяя все движения, уже начиная промакивать плоть полотенцем. - Вадь? Вадик хоть и несдержанно улыбался, подняв взгляд на брата, но хотя бы уже не смеялся в голос, быстро утерев щеку, оставил на своей скуле блестящий маслянистый след. - Ну что? - Кажется, полегче... - уже смущаясь своей, устроенной брату, истерики, промямлил Глеб. - Ну слава богу! Давай-ка ещё разок, для верности, - Вадик наклонился за почти опустевшей бутылкой. - Всё масло вон вылили, а ничего не пожарили... Уголки тонких губ дëрнулись в искривившей рот ухмылке. - Ну, как сказать - по ощущениям ещё как пожарили... - Глеб умиротворяюще выдохнул, чувствуя обволакивающую маслянистую ласку, приносящую успокоение. - Хорошо, что ты глаза не потëр, - постарался сменить тему старший. - Точно бы скорой помощью дело закончилось. - Да с чего бы мне глаза тереть? - Ну, не знаю... Член же с чего-то потëр... - Вадик сделал вид, что не заметил расцветший на щеках брата румянец. - А теперь ещё и ванну отмывать придётся, - вздохнул старший, беря в руки душ и выворачивая кипяток на полную. От бьющей по ванне упругими струями воды повалил пар. - Вадь... А как спина? Склонившийся над ванной Вадик удивленно приостановился и выпрямился в полный рост, офигевая от мысли о том, с какой сноровкой он тут выпрыгивает перед братом после того, как даже не мог повернуться на диване. - Ни-фи-га...Там на упаковке написано, конечно, что крем отвлекающий, но тут он отвлёк на все двести процентов! Я вообще с тобой забыл, что у меня спина есть. - Это я, похоже, что отвлекающий... Из ванной братья вывалились уже с запасом обоюдного веселья, один - взъерошенный и вспотевший после паровой бани при оттирании жирной поверхности ванны, второй - с завёрнутым в полотенце членом. Вообразив всю абсурдность ситуации и не стесняясь обидеть друг друга, оба зашлись в накатившем приступе смеха. Потратив на свои утренние приключения полтора часа живого времени, парни немного пришли в себя. Одевшись и повязав на поясницу кофту под футболку, Вадик принялся критично осматривать квартиру на предмет порядка и любых неожиданных вещей. Глеб, натянувший на себя лишь футболку и побоявшийся разматывать полотенце, чуть не уснул в кресле, так как брату пришлось конкретно повозиться с прихожей, заваленной разбросанными по полу вещами, собрать и убрать обратно в шкаф перемешанную аптечку, по новой проверить обстановку с запахом в ванной и наконец сложить свой диван. - Мда, надо тебе сообразить, что маме говорить. Глеб настороженно приоткрыл глаза. - О чëм? - Там, в ванной, как на маслобойном заводе. Боюсь, не скоро теперь выветрится... Довольный результатом уборки, Вадик осмотрелся по сторонам и обнаружил последнюю неточность. - А ты-то чего не одеваешься? Позавтракать же ещё надо. Глеб с мучительной тоской во взгляде и переживанием в голосе отозвался на страшащий его вопрос. - Я... Смотреть боюсь. Вадик вздохнул, поразмыслив над уровнем пережитого Глебом стресса, решил, что для брата этого, пожалуй что, и вправду многовато. - Посмотреть? Глеб собрался было смутиться на такой прямой вопрос, но, вспомнив подробности спасательной операции, просто кивнул. Вадик сосредоточенно присел на корточки перед зажавшимся в кресле братом. - Ну, давай. Глеб дёрнулся от протянутой руки, даже не успевшей к нему прикоснуться, и вцарапался ногтями в подлокотники, удерживая себя на месте. - Так, слушай, прям так болит сильно? Глеб помотал головой. - Колется, как...Ну, как от крапивы. - Ну, значит, уже и не так страшно. Может, даже для кровообращения полезно, - подшучивая, деловито сумничал Вадик. - Для кровообращения ему другое полезно, - угрюмо буркнул Глеб и зажмурился, как только брат принялся осторожно распутывать полотенце. - О, ну не так всё и плохо, тут и тут вот, видимо, мазь попала, - Вадик, подставив ладонь, заботливо держал на ней плоть брата, пальцем второй руки обрисовывая покраснения. Кожа приобрела привычный бледный цвет, а об ожоге напоминали только два более тёмных припухших пятна неправильной формы. - Если зудит, то можно, например, сметаной из холодильника помазать. - Вадь, ты опять, что ли, издеваешься?! Вадик подул в свою ладонь, похолодив раздраженную кожу ветерком дыхания. - Да нет, это я серьёзно, вообще-то. Глеб недоверчиво нахмурил брови. - А одеваться я как со сметаной буду, не подскажешь? - Вставай, пошли на кухню, там совсем немного её нужно, не член же в банку макать, а во-от тут только помазать. Пока младший Самойлов, сидя на табуретке с разведенными коленями, ждал подсыхания колдовской, холодящей его достоинство сметаны, Вадик, хозяйничая на кухне, приготовил бутерброды с кофе. Глебу, наблюдавшему за умелыми по-взрослому, домашними действиями, брат казался невероятно красивым и надёжным. Заботливость внушала глубокие чувства защищённости и уверенности, понимания того, что его дом - это там, где Вадик. Именно такой принадлежности желало всё его существо, к сожалению, не имея ни малейшего представления о том, как добиться безраздельной принадлежности брата себе. Они - два разных космоса, и всё, что оставалось - это тянуться за желанным. - Чего задумался? Давай перекусим уже. - Ага, спасибо, ща оденусь и позавтракаем. Завтрак вышел неспешным и задумчивым. Глеб с удовольствием съел бутерброды и даже выпил не особо любимый кофе - просто из-за того, что Вадик сделал их для него, чем явно порадовал брата. Время не подгоняло, а спокойно, размеренно таяло, позволяя успеть помыть посуду и собраться к выходу. Уже обувая ботинки, Вадик спохватился и стал звонить на кафедру, чтобы предупредить о своём незапланированном отсутствии, а Глеб, всё время разговора стоя в дверях, ковырял и вертел в руке ключи от квартиры, раза три убирая их в карман и вытаскивая обратно, даже не замечая собственных навязчивых движений. Он старался ни о чем не думать, вернее, даже не позволял себе погружаться в ощущение надвигающейся разлуки, просто терпеливо ждал, пока брат закончит разговор и повесит трубку, но даже не заметил, как это наконец-то произошло, очнувшись только от прикосновения к своей руке. - Готов? Глеб промолчал, опустив глаза, а Вадик, не спрашивая, что его печалит, боясь услышать очевидный ответ, мягко поцеловал привычно сладкие губы, без слов показывая, что всё не так, как сейчас кажется Глебу.