Баю-баюшки Баю. Сынок хороший за-сы-па-ет. Куда ушёл хранитель снов? Перебравшись через горы, ушёл в деревню. Что за подарки из деревни взял? Бум-бум тайко, флейта сё…
— Что это за диалект? Никогда не слыхала такого прежде, — робкий нежный голос молодой девушки оторвал его от мерного покачивания под шёпот. — Это восточный. Я сам родом из маленькой деревушки в глуши, но она медленно пустела, так что и диалект забылся постепенно. — Ах, вот оно как. Господин талантлив и силён, раз смог пробиться в мир заклинателей, — лесть смешалась с искренним удивлением и восхищением. Цинхуа неоднозначно повёл плечами. — Не знаю, есть ли во мне талант, — голова упала к плечу, скрывая одну из впалых скул мокрыми прядями. — Наверняка есть, ежели господин стал бессмертным заклинателем! — «Бессмертный» — это слишком громко сказано. Любой заклинатель всё ещё человек и он может умереть. Всё же противостоять сильнейшим существам мира демонов тяжело. — Раз так, Вы сильны, господин, — слетело с розоватых лепестков губ, пока девушка задумчиво потирала подбородок. — То, что я остался жив, лишь большая удача, — горькая улыбка исказила выражение лица. — Быть может. Родиться удачливым тоже благо, господин. — Бесспорно, — охотно согласился мужчина, заправляя прядь за ухо, чтобы не мочила щёки. Пальцы оплели глиняную пиалу, обожглись, но послушались холодного приказа хозяина и не расплескали чай. Только по глади пошла рябь, и ветер загудел за накрепко закрытыми окнами, поскрипывая створками. — Холодная ночь будет, — высказала свои мысли девушка, опираясь поясницей о столешницу. Её взгляд был прикован к крепкой дубовой двери. Цинхуа невольно посмотрел туда же. Старинность и крепкость добротного железного засова выдавала ржавчина и потёртые края. Но Цинхуа нравилось это. Всё лучше, чем дорогие шелка и блестящее новизной золото. Богачи, казалось, хотели покрыть им всё в своём окружении, а могли бы — кожу себе выковали златую. Никчёмному полумёртвому главе же по душе старый скрипучий сарай в глухой деревеньке, лишь бы внутри пахло жизнью. В печи готовился ужин, за большим столом пряла старшая дочь семьи, а в углу игрались маленькие дети выструганными отцом игрушками из дерева. Это похоже на дом. О громадных дворцах, где нужно задирать голову к небесам, чтобы увидеть пики вышек, так сказать едва ли возможно. — Да. Будете топить до рассвета? — Как знать, — легко пожала плечами. — А Вы чего спать не идёте? Разве тот холодный господин не станет Вас искать? — Да нет, вряд ли. Вы наверняка заметили, что он не особо разговорчив и дружелюбен. Это касается и меня, так что я просто стараюсь не мешать ему. — Ох, вон как. Да, мне он показался очень мрачным и страшным, — от воспоминаний губы девушки поджались, а брови сошлись на переносице. — Ха-ха, в чём-то Вы правы, — лёгкий смешок заставил сестру хозяйки отеля с неподдельным удивлением взглянуть на собеседника, так что даже глаза распахнулись. — Не знала, что Вы умеете смеяться, — уголки губ поднялись в лёгкой улыбке, атмосфера заметно потеплела. Цинхуа ограничился такой же полуулыбкой, скромно отводя взгляд раскосых глаз в извилистые линии досок столешницы. Он уже и не помнил, как они начали разговаривать, само собой пошло слово за словом. — Вот, теперь будете знать, — рука коснулась опустевшей и постепенно охлаждающейся пиалы. Только заметив этот мимолётный жест, девушка спохватилась. — Ах, простите, виновата, — маленькую глиняную чашку наполнила горячая ароматная жидкость. Пахло так знакомо, родным пиком, который отпечатался на сердце кровью дорогих людей и крепкими верёвками на гниющих от сырости балках. — Ничего, — голова упала к плечу, подушечки пальцев обжигались о чай, язык тоже, но это было так нужно тихим вечером, чтобы заполнить хладное тело мимолётным моментом счастья. — Впрочем, Вы не знаете… Договорить не удалось. За окном что-то зашумело, загудело. Цинхуа опустил голову по-звериному, прислушиваясь к каждому шороху. Он вырос рядом с лесом и охотился так часто, что инстинкты были в крови, следование их зову — уже на интуитивном уровне. Но это были не разбойники, ни дикие звери, а монотонное кап-кап-кап. Дождь. — Как ливануло, — поражённо подошла к створкам окна и лишь на пару секунд приоткрыла одну из них. Ветер с ливнем не заставили себя ждать. Этого хватило, чтобы всё лицо стало мокрым, а на одежде в районе груди россыпью остались капли. По водной глади пиалы пошла рябь, но быстро утихла. Для верности юная девица прижалась к деревянным затворам спиной, унимая гул ветра. — Ох, простите. — Бросьте, вот, — тонкая кисть с парой разбитых костяшек протянула лёгкое тканевое полотенце. Кивок благодарности стал наградой, лицо утёрли, мило фыркая, так что едва заметная улыбка украсила лицо Цинхуа. — Нет ли у Вас на улице ценных вещей? Сестра хозяйки в момент напряглась, брови сошлись на переносице, а пара рук застыла в воздухе с раскинутым на них светло-бежевым хлопковым полотенцем, края которого были украшены красной вышивкой, что заканчивалась осыпавшимися тонкими нитками кисточками. — Нет, должно быть…ничего ценного, — кивнув сама себе, она успокоилась и вскинула голову, чтобы заглянуть в пару каштановых глаз напротив. Редко взрослые люди были ниже Цинхуа, но даже такие порой попадались. Он приободряющие улыбнулся краешками губ, из которых левый только заживал и кровяная короста искажала нечеловечески бледное лицо. В свете ламп и свечей он походил на ожившего призрака, и, что греха таить, девушка дрогнула, но смело расправила плечи. За два часа пора было привыкнуть, да к тому же этот «призрак» уже отдалился к своему столу. Пара соколиных глаз конечно заметила её секундное смятение и этого хватило, чтобы поспешить отойти на расстояние бу* с половиной. — Кажется, господин начинал о чём-то говорить? — Да. Я собираюсь идти дальше на север. Эти места мне ещё хорошо знакомы, но севернее я редко заходил. Не знаете ли Вы особенности тех мест, или, может, у Вас найдётся карта? — Хм, — рука коснулась подбородка, взгляд озадаченно метался по предметам мебели. Цинхуа покорно ждал, склонив голову к плечу и всматриваясь в тусклые тени на лице девушки. — Да, было дело однажды. Встретился мне путник с севера, остановился у нас в пятом номере. Но, по правде говоря, выглядел он похуже Вас. И не в плане тела, нет, сплошная груда мышц, да только. Но вот взгляд… Эх, не знаю, как и обрисовать. Как волк, понимаете? — Да, полагаю, я представляю. — Вот. С шрамом на всё лицо, что там с телом, я и взглянуть боялась. Сестрица набирала ему кадку, так вышла бледнее нефрита, господин! Я её расспросила, она только и повторяла: «Проклятье, проклятье, проклятье!» — Что за проклятье? — глаза сузились, будто выжидали нужный момент, чтобы атаковать. — Сама не видела, но сестра сказала, что когда уже уходила, тот мужчина начал раздеваться и оголил спину. А там…жуть была, господин! Всё сплошь язвы и нарывы, кровь чернее ночи, да шрамы, шрамы. Что это, как не проклятье? — И вправду, — он выдохнул, опуская взгляд в столешницу. Ожидание чего-то действительно страшного не оправдалось. — Ах, видят Боги, не желаю я Вам зла, — для верности положила правую руку на грудь, прямо там, где под рёбрами скрывается нежное сердце. Промокшее полотенце осталось в пальцах левой, с него на пол упала пара капель, пробуждая Цинхуа и заставляя взглянуть в глаза собеседницы. — Не ходите на север, он Вас погубит! Правду говорю, господин, точно погубит! — И всё же, — с нажимом вторил заклинатель, всматриваясь в лицо напротив. — Расскажите про север. Расскажите всё, что знаете. — Ах, — ей осталось лишь обречённо покачать головой. Воля постояльца была стальной, это видно по зрачкам, по натянутой, точно тетиве перед выстрелом, позе. — Что ж, раз Вы так хотите… Она присела на стул подле столешницы, поставила на неё локоть, подпёрла щёку, с явным осуждением смотря на гостя бледнее снегов, и начала: — От того же путника я слыхала про те страшные земли. Он был недружелюбен, но горячая еда его разговорила. Сестрица после того случая боялась к нему ближе чжана подойти, а мне было любопытно. Я тогда совсем молода была, давно это было. Так вот, он многое рассказал. Говаривал, что там людям точно не выжить, что холод зловещий ночью подбирается, и волки воют после заката. Уж не знаю, как они там выжили, но шерсть густая, непробиваемая, и клыки, точно заточенные к войне копья, да когти крепче гранита. Если не найдёшь к ночи убежища — загрызут в миг, а может попросту замёрзнешь насмерть. Снег в человеческий рост, непроходимый, да даже деревьев там нет и единой живой души на тысячи ли вперёд. Ой, страшные-то края, господин… — А про демонов он что-нибудь рассказывал? — Да. Правда, не он, а другой. Тоже заклинатель был, сильный, как я могла судить. Он туда только направлялся, да так и не вернулся, но за чаем много баллад мне поведал и раскрыл, что там обитают жутчайшие создания. С рогами, с когтями длиной в чи* и янтарными глазами с вертикальными зрачками. — Они все действуют сами или, может быть, у них есть какой-то предводитель? — Да, тот достопочтенный говорил, что у них есть, как у нас, король. Но там страшные обряды передачи власти! Говорят, что, чтобы получить престол они перебивают друг друга, пока не остаётся один выживший, и он вытягивает все жизненные соки из своих родичей. Цинхуа усмехнулся, но поспешил прикрыть неуместное выражение лица рукой, изображая искренний ужас. Он-то знал, что люди в мире могут и не такое придумать. Да к тому же, говоря откровенно, Мобэй едва ли стал бы напрягаться так сильно, чтобы получить трон. Для него это как данность, которую отрицать глупо, но и сильно бороться за неё не стоит царских рук. — Действительно, страх и ужас, — резонно подметил заклинатель, его голова упала на вовремя подставленную руку. — Вы, должно быть, уже устали. Не стоит ли пойти спать? — Да, сейчас уже собираюсь. Спасибо за ужин и чай, цзецзе, — лёгкий поклон, сродни весеннему ветерку, ворвавшемуся в покои поутру и растрепавшему волосы спящему. — Право, не стоит слов благодарности, — девушка напугано замахала руками и уже подумывала сама подойти, чтобы выпрямить необычайно вежливого господина. Благо, этого делать не потребовалось. — Спокойной ночи, — в награду послужила лёгкая улыбка на постепенно заживающих губах. — Спокойной, господин, — оставалось молчаливо смотреть, как мелькнула ткань изумрудных одеяний. На память осталась пустеющая пиала, всё ещё согретая теплом пары тонких пальцев, а он скользнул невесомой тенью по скрипучей лестнице, умудряясь задевать ступени лишь кончиками пальцев, так что казалось, будто он летит. На полные босые стопы, опутанные непривычно чистыми бинтами, опустился только когда ступил на второй этаж. Единственным ориентиром служил лунный свет, инстинкты обострились. Цинхуа прошёлся кончиком языка по обсохшим губам и невольно пригнулся к полу, воспоминания вставали перед глазами. Об охоте в далёком детстве и спасении жизни братьев в бесконечных походах. Эта его волчья натура проявлялась только в темноте, когда он чувствовал себя родным. Свободным. Ухмылка слетела с губ с порывом ветра, и он выпрямился в полный рост, рассуждая, что сейчас не время дурачиться и мечтать снова поохотиться. Сердце вернулось к нормальному ритму с помощью пары сутр, заученных во времена обучения. Сквозь резные окна пробивались лучи, они вились змеями по доскам, одеяния шуршали от завихрений воздуха, зато это приводило в чувство. Цинхуа пошёл на ощупь по стене, пробегаясь кончиками пальцев по деревянным оправам. Нужную дверь нашёл по памяти и застыл перед ней. Затворы окон скрипели, ветер снаружи рвался внутрь вместе с сильным ливнем. Зябко. Он оправляет длинные рукава. Крепкая дубовая дверь поддалась с глухим скрипом, который он мысленно уже проклинал. Бесшумно шагнул внутрь, прикрывая за собой. Вздох облегчения развеял мёртвую тишину тьмы комнаты. Похоже, демон спит. Цинхуа, осчастливленный таким поворотом событий, пошёл к окну, чтобы впустить свежего воздуха, но оно долго не давалось ему, и спустя несколько минут упорных стараний поддалась только одна створка. Впрочем, и так неплохо. Он накрепко завесил её тканевыми шторами, так что никакой дождь и ветер был не страшен, зато пространство заполнились приглушёнными звуками жизни, утихшей к ночи. — А-а-а! — вскрик заполнил всё вокруг, отзываясь эхом от голых стен. Он не успел осознать свободу, как оказался вжат в деревянную оправу окна. В лунном свете сверкнула пара алмазов, они горели жаждой убийства. Но каково было удивление несчастного, когда его отпустили в тот же миг. Цинхуа сполз по стенке, потирая кончиками пальцев сильно помятую шею. Он только начал заживать, как Мобэй принялся за своё. Хмурясь от такой незавидной перспективы, лорд вскинул голову вверх, чтобы заглянуть в глаза. Моря поутихли, будто настал штиль. Это поразило до такой степени, что разошлись лепестки губ в немом вопросе. Его даже наградили ответом. — Не признал. М-да, действительно бешенный. Ну, другого он не ждал, всё же Цинхуа шёл бесшумно и дверь открывал максимально тихо, да и почему-то пошёл не укладываться спать, а к окну. В ночи он бы тоже едва ли подумал что-то хорошее про незнакомца, нагло ворвавшегося в твой номер. Мобэй ждать его не собирался, просто развернулся и ушёл обратно к себе на кровать. Заклинатель выдохнул с явным облегчением и поднялся с пола с тихим кряхтением. Старость не радость, как говорится. Он отряхнул полы одеяния и пошёл тоже к кровати, остановился подле и начал осматриваться, чтобы такого подстелить, чтобы не совсем на голом полу спать. Да у него и волосы ещё не до конца высохли, а простудиться было бы вообще некстати. Благо, добрая хозяйка оставила ему немного сена и какую-то ткань непонятного оттенка. В свете луны было не разобрать, но она не кололась, так что Цинхуа резонно наплевал на цвет и начал обустраиваться. Сначала сгрёб сено в примерно однородную массу, разложил её ближе к стенке, потому что перспектива быть прижатым упавшим во сне демоном не радовала совершенно. Следом расстелил тряпку. Мышонок тщательно осмотрел своё творение и остался им доволен. Посреди ночи он вряд ли соорудит что-то лучше. Не голые доски, и на том спасибо. Потянул руки к потолку, спеша снять с себя верхнюю одежду. Ей он и укрылся, чтобы совсем уж не замёрзнуть, к тому же она пахла заваркой любимого чая и успокоительными травами. Ветер гудел за окном, монотонные удары капель о стены убаюкивали постояльцев, лунный свет рисовал затейливые узоры на полу и лез на стены. Цинхуа начал засыпать. Он редко мог вот так тихо, без страха за жизнь свою или близких, дремать. Тонкие, хрупкие, как соломинки, пальцы сжимали края одежды с потускневшей и застиранной вышивкой. Носом уткнулся в воротник, натягивая повыше, чтобы дыханием согревать половину лица. Ноги поджал к впалому животу, чтобы ткани хватило укрыть и ступни. Они грелись от бинтов, как и предплечья, но под одеждой было теплее. Волосы прикрыл хлопковым полотенцем, которое до последнего оставалось на плечах, чтобы не замочить. Внутренности ещё помнили горячий чай, так что никчёмный глава пика Ань Дин сомкнул пару раскосых глаз в спокойствии впервые за многие года. Малыш Шан Цинхуа зализывал раны. Но шрамы извести невозможно.× × ×
Холодно… Всё, что он успел заметить сквозь сонную пелену глаз, это размытый силуэт мужчины с широкими плечами. Он коснулся ледяными руками его плеч, они были жилистые, с большими крепкими пальцами. Перевернули на спину, стащили верхнюю одежду, заставляя ощутить холод, который в миг окутал всё тело… Полотенце спало с необычно пушистых прядей. Странно… Спины коснулось что-то тяжелое и мягкое. Его закутали в неизвестную вещицу, как куколку бабочки. Щёки защекотало, а ноги подогнулись, чтобы хватило ткани на всё тело. У шеи тоже что-то мягкое тёрлось. Но он не успел рассмотреть ни лицо, ни вещь, которую принёс незнакомец. Сон грубо ударил, и голова упала на импровизированную подушку с глухим «бух».× × ×
Первое, что он увидел — это комок белого меха. Да, меха. Цинхуа сонно протёр глаза и уставился в стену. Хоть что-то привычное. Всё такая же деревянная, а, задрав голову, можно увидеть резную кайму, проходящую по периметру всей комнаты. Он приподнялся на локте и хотел осмотреться, но взгляд упал на ткань, скользнувшую с плеча. Мелодичный звон серебра и аквамаринов в изящной оправе заставил окончательно проснуться. Пару секунд мышонок поражённо моргал. Нет, бред. Он определённо сошёл с ума, и это его галлюцинация. Крайне правдоподобная. Даже слишком, ведь боль он чувствует прекрасно. Цинхуа замотал головой, отгоняя лишние мысли, но и там его ждал сюрприз. Пряди были мягкие и пушистые, так что топорщились в разные стороны, сплетались вместе в морские узлы и ему уже становилось плохо от мысли о том, как он потом будет гребнем продирать эти джунгли. Но они были такие…потрясающие. Это стало первым, что увидел Мобэй, войдя в номер. Дверь так и осталась распахнутой, а на полу около окна сидел Шан Цинхуа. Его подчинённый, невзрачный и всегда печальный, будто на его плечи положили долю искупить грехи всего человечества, а согласие спросить забыли. Смеялся. Он не знал, что лорд вообще умеет издавать такие звуки, но это был определённо смех. Конечно, мелькнула мысль, что у него конвульсии, но…она не оправдалась. Он опирался рукой в пол за спиной, чтобы не упасть обратно на импровизированное ложе, с плеча медленно сползал плащ, цвета вороного крыла; мех грел его тонкую шею, второй рукой трепал и так спутанные волосы, в их путах оказалось множество соломинок, а в глазах, двух огромных свежих каштанах, отражалось солнце. Даже демону в это утро досталась лучезарная улыбка. Левый уголок зажил. — Спасибо. Мобэй просто молчал и смотрел в пару омутов напротив. Красивые. Они были очень красивые. И он весь такой...необычно тёплый. Домашний. Рука слетела с деревянной ручки и он наконец смог унять странные мысли, закрывая за собой дверь. — Доброе утро, — Цинхуа был необычайно смел сегодня. Король поднял голову на его слова, но не смог до конца понять, причём здесь это, и резонно проигнорировал. Впрочем, его подчинённого это ничуть не расстроило, наоборот, он бодро вскочил, ещё раз встряхнул головой, так что на пол посыпались мелкие соломинки, застрявшие в складках одежды или волосах, и улыбнулся, смотря в окно через открытую створку. Он открыл её парой ловких рук. Сначала отцепил шторы, тщательно выжал их в ведро около двери и развесил на прежнее место, чтобы просохли. К утру дождь закончился и на улице пахло свежестью, рассвет только занимался, но они были в деревне, а здесь все люди вставали с петухами, так что на дороге уже были видны торговцы, раскладывающие товар, или молодые парни, которые собирались снова сеять. Такая мирная спокойная жизнь вызывала счастливую улыбку. Цинхуа вздрогнул, и помотал головой, чтобы собраться с мыслями, он смело распахнул обе створки окна, чтобы проветрить. А сам наконец смог осмотреться. Демон опёрся спиной о стену и скрестил руки на груди, молчаливо наблюдая за суматохой своего мышонка. Первым делом тот поднял плащ и отряхнул его от сена, отдал его в руки законного владельца и одарил его ещё парой слов благодарности. Мобэй продолжал упорно игнорировать. Цинхуа это не смущало ничуть, он был слишком радостным, чтобы возмущаться и жаловаться на подобные мелочи. Захватил верхнюю одежду и, завязывая пояс на ходу поспешил вниз, но стоило достигнуть середины лестницы, как ударил себя по лбу и вернулся обратно знакомым коридором. Король поднял одну бровь, немо вопрошая, зачем он, собственно, вернулся, Цинхуа же схватил свой дорожный мешок с бинтами и лекарствами. — Я помыться, — кратко объяснился, реакции не последовало, но на душе стало спокойнее. Мышонок слетел вихрем с лестницы и прикрыл лицо рукой, чтобы не ослепнуть от солнца. — Уже проснулись? — знакомый голос сестры хозяйки и её добродушная улыбка только украсила поистине доброе утро. — Да и мне бы пригодилась Ваша помощь, — он улыбнулся в ответ так широко, что глаза собеседницы распахнулись и чуть не выпали из орбит от удивления. — В-всегда к Вашим услугам, господин, — поражённо приоткрылся рот, так что в речи она запнулась. Цинхуа необычайно мягко усмехнулся, тряхнул пушистой головой, с которой походил на маленького львёнка. — Мне бы кадку набрать, хочу помыться с утра. Воду можно похолоднее. — Ох, да, сейчас, — девушка закивала и в миг исчезла, а уже через пару секунд шла быстрыми шагами с кадкой в руках. — У нас на заднем дворе никого не бывает, а окна у постояльцев выходят почти все на другую сторону, только ваши и ещё комната, в которой сейчас ремонт. — Отлично, там и помоюсь, спасибо, шицзе. — Рада услужить, господин, — девушка широко улыбнулась и утёрла пот со лба. Кадку она поставила на заднем дворе, Цинхуа вызвался помогать носить вёдра воды, но был быстро остановлен строгим взглядом и больше не рыпался. Юная девица на удивление была хорошо натренирована и, спустя половину палочки благовоний, его импровизированная ванна была до верху наполнена слегка тёплой водой, а на поверхности плавали травы, которые он сам добавил. Нарвал по пути, и немного из запасов. Мужчина скинул верхнее одеяние, стоило помощнице скрыться за углом. Это омовение было необычно быстрым. Редко у него выпадала возможность искупаться днём, так что это было непривычно, но рассветное небо и тёплые лучи солнца подкупали. Цинхуа стал настоящим ребёнком, он плескался и делал волны на глади, смеясь результату. Но смотря на парней в щели забора, которые бурно обсуждали сегодняшнюю работу, ему тоже захотелось поскорее отправиться дальше, даже если конечным пунктом будет колодец с гладкими стенами и парой псов. Он ступил голыми ступнями на траву и поспешил присесть на любезно вынесенный стул с кухни. Бинты валялись рядом, их он позже выбросит, а сейчас старательно затягивал свежие. Раны на ногах медленно заживали, поэтому понадобилось на порядок меньше заживляющей мази. С руками дела обстояли даже лучше, кисти стали полностью боеспособны, но предплечья все равно пришлось замотать. Цинхуа пятерней закинул уж слишком пушистые пряди за спину и накинул на плечи нижние одеяния, и уже более добротно надел верхние, в этот раз завязывая пояс по всем правилам. Вскинул голову к небесам и улыбнулся им, но в этот раз надменно усмехаясь над тем, что умирать сейчас совершенно не собирается. Он вернулся в комнату быстрее порывов ветра и вот уже стоит подле туалетного столика, с женской дотошностью прочёсывая дебри волос. Скажем прямо, задача это была не из лёгких. Пряди поддавались с натугом и по большей части попросту выпадали, поэтому он старался быть максимально ювелирным с ними. Но это не сильно-то спасало ситуацию. Пока его потуги не разозлили Мобэя настолько сильно, что он незаметно подошёл сзади и рванул руку Цинхуа вниз со всей силы. Тот от испуга едва гребень не выронил, зато половина головы стала идеально уложенной. Со второй поступил так же, но уже помягче. Придерживал пряди одной рукой, второй проходился гребнем по всей длине: от корней и до самых кончиков. И так по несколько раз. В считанные минуты его волосы окончательно пришли в норму. Ему даже не хотелось их подвязывать лентой, но делать было нечего. Зажимая одну из белых в зубах Цинхуа старательно собирал пряди в хотя бы какой-то хвостик. Они поддаваться не собирались, топорщились и электризовались во все стороны. Благо, руки были ещё немного влажные после купания и это помогло минимально пригладить шевелюру. Вот уже он щеголял с необычайно густым пучком и вышагивал на почти ровных ногах, так что теперь даже не шатался. А ещё улыбался. Да, улыбался. Солнцу, людям и простым вещам. Но не замечал внимательный взгляд демона, который как тень наблюдал за каждым движением. Почему-то это перестало так сильно его заботить. Цинхуа обернулся к Мобэю и только тогда словил этот тяжёлый взгляд пары тёмно-синих глаз. — Я завтракать. Вы со мной? — Человеческая еда отвратительная. Цинхуа размеренно кивнул, принимая такой ответ за королевское «нет» и даже не огорчился, просто захватил с собой заварку чая, мешочек с деньгами, расшитый красной вышивкой с лепестками хайтана, и вышел, слетел с лестницы с попутным ветром и кивнул встреченной девушке. Она поняла без слов, вот уже стоит у печи, корпит, прикрывает глаза, и внимательно следит, чтобы ненароком не обжечься. Зато спустя немного времени на крепком дубовом столе появились миска с баоцзы, а рядом пиала дымящегося чая. Он просит несколько в дорогу, пока медленно жуёт. — Вы сегодня так улыбаетесь. Что-то случилось? — искреннее детское любопытство скользит в изредка брошенных взглядах. — Можно и так сказать. Скажем, я просто немного отдохнул, а человеку мало для счастья надо. — Ну, не скажите, вот зажиточных господ сервизы из золота не радуют, и всё им не так. А Вам достаточно ночи на полу? — На сене, — он почти смеётся, но так счастливо, что невольно подкупает и заставляет тоже украдкой улыбнуться в ответ. — Всё же, Вы потрясающий. Греет подушечки пальцев о миску с аппетитными булочками, на языке горит ощущение чая, а за окном загорается привычное кипение жизни. Простые люди снуют туда сюда, таская на спинах мешки с зерном и другими приблудами. Девушка воркует около печи, а позже бережно складывает баоцзы в хлопковый мешочек и даже лентой завязывает, точно драгоценный подарок. — Вот, это Вам, — протягивает в хрупкие пальцы, которые с нежностью сжимают мешочек, перехватывают одной рукой и прижимают к груди, вторая же вкладывает в оставшуюся протянутой ладонь пару золотых. Глаза девушки распахиваются от удивления, она было спешит сказать, что это стоит пару медных, но её опережают. — Спасибо. Улыбка останется навеки запечатлённой в свете рассветных лучей, как и выбившиеся из пучка пряди, которые треплет ветер.