Воины тьмы

Мир, где человечеству открыт путь к звёздам и где космопорт постоянно содрогается от гула больших и малых челноков. Мир, где тебя, хоть и не даром, могут оцифровать и вернуть к жизни в случае гибели. Мир, где люди, хоть и малая их часть, могут скинуть оковы бренного тела, заменив органическую оболочку имплантами. Где давно открыт минерал инопланетного происхождения — эридий. Дарующий некоторым представителям человечества ещё большие способностей, чем их собственные технологии. Мир какого угодно рода наслаждений. Пусть и часто отвратных. Но этот мир там. Среди тех самых звёзд. А она здесь. В отравленных песках и пепле. Скитается на поверхности мира, что давно усоп. Разбомбленного «Атласом» и «Даль» по завету «так не доставайся же ты никому». Некогда густые черные волосы давно выпали, а упругая, пышущая здоровьем кожа покрылась язвами. Ибо грязно-жёлтые облака не делились с редкими обителями ничем, кроме кислоты. Тартар. Так нарекли эту планету десять лет тому назад. Или двенадцать. Она уже точно не помнила. Она вообще уже забыла всё, что не касалось её самой. Её личность. Это всё, что у неё осталось. То единственное, что невозможно отобрать, пока она сама не позволит. Её имя Августа. Ей двадцать два года. А может уже двадцать три. Её приборы давно вышли из строя. Камень же, на котором она пыталась выцарапывать зарубки, символизирующие дни и недели, спустя три месяца был разбит ржавым железным молотом полудикого гнилозубого дегенерата, который… Пытался её сожрать. Ошибочно истолковав субтильность девушки как слабость. Что стало с самим дикарём… Августе было противно об этом даже думать. Поначалу. Потом… привыкла что ли. Как до этого привыкла к боли, которую ей причиняли на тренировках в детстве. Как затем привыкла к запаху крови тех, кто заведомо не мог противопоставить что-либо её плазменному клинку. Триста семьдесят восемь. Столько человек погибло от её руки. Если бы было триста семьдесят девять… Она могла бы в очередной раз ускользнуть от взора Фемиды. Но тот парень, сын главы профсоюза горняков, оказался жив. Ударом плазменного клинка ассасин сама прижгла ему рану и остановила кровотечение. Какая тонкая насмешка судьбы… Учитывая, что Августа и пронзила его, желая выкорчевать зерно мести, пока твёрдо не проросло в почву и не дало всходы. Парень возмужал. Стал сильным и крепким. Как оказалось, впитал слова ещё одного романтика и идеалиста: «Отмщение — поступок человека, верящего в справедливость, необходимый для восстановления его душевного равновесия». Разбил натасканного корпоративного питбуля подчистую, напрочь игнорируя собственные выбитые зубы, глаз и даже отрубленную кисть. Однако лишь убивать ассасинку не захотел. И вот она здесь. Навсегда. Погребена ещё при жизни. Среди нескольких тысяч, а может, десятков тысяч подобных живых, иссушенных, потерявших большую часть рассудка мумий. — Мама… Папа… Я всегда была такой жалкой?.. — бросила девушка дрожащими губами в жёлтый вихрь пыли, на четвереньках, раздирая остатки лохмотьев, некогда бывших походной униформой, вползая в свою кроличью нору, погреб разрушенного кирпичного дома без крыши. Сама она не могла ответить на этот вопрос. Не помнила на него ответ. Или же боялась его озвучить. Ей было шесть. Когда её отобрали. Девушка только начала себя осознавать. А дальше… Зачем она цепляется за своё позорное существование? Ради чего? Что благого она принесла другим? Что хорошего сделала себе? На что потратила шанс, выпавший после падения «Атласа»? О чём, чёрт возьми, думает сейчас? О том, как бы так сделать, дабы отыграть всё назад. Не меняясь при этом самой. — Господи, почему… Почему я такая… За что… Зачем наделил это тело такой уродливой душой? — Закрывает ранеными руками глаза с давно выпавшими ресницами. Не плачет. Давно уже этого не может из-за обезвоживания. Просто не хочет ничего видеть. И никого. Страшно. Так хочется вернуться в утробу матери. Там тихо. И спокойно. Почти потеряв сознание, бывший ассасин не заметила, как очередной кислотный дождь обрушил одну из каменных брыл прямо на её убежище. Даровав, наконец, столь сакральное забытье.