***
«Разве ты не собираешься открыть его?» Коробка была завернута в золотую бумагу с огромным красным бантом и лентой. На ней были маленькие Санта-Клаусы и рождественские ёлки. Подарок был маленький, но довольно увесистый. У Джисона даже заболели пальчики держать его. Отец назвал бы мальчика слабаком, если бы он что-то сказал, так что Джисон просто прикусил губу и терпел. «Вставай, пацан!» – орал он, давая очередную оплеуху Джисону, которая была настолько сильной, что на глазах выступили слезы. – «Только не говори, что я вырастил сопливую девчонку!» Мама всегда говорила Джисону не обращать на эти слова внимания. Отец наблюдал за ним, откинувшись на спинку дивана. Может даже в его взгляде вспыхнуло нетерпение, но Джисон этого не заметил. Мальчик медленно снимал с упаковки бант, едва касаясь пальчиками золотой слюды, боясь порвать. Он никогда не получал подарков на день рождения. Отец, кажется, не помнил дату, а у мамы не было денег, чтобы купить ему что-нибудь. А вот Рождество – это другое дело. Рождество было проще запомнить. Шелестя оберточной бумагой, мальчик наконец-то увидел черную коробочку, и дрожащими руками Джисон поднял крышку. Что-то блеснуло серебристым металлом и привлекло его внимание. «Обошлась мне в целое состояние. Старикашка из «Young Wings» запросил просто несусветные бабки…» Отец положил руку маме на плечо, и та напряглась, а затем робко ее сбросила. Внимание Джисона было полностью приковано к подарку. Это была видеокамера. Совершенно новая. Полированный серебряный металл, сверкнув на свету, подмигнул ему, и мальчишка с широкими глазами вытащил ее из коробки. Он откинул крышечку с экраном и трясущимися пальцами нажал на кнопку включения. Красный индикатор замигал, словно кроличий глаз. Улыбнувшись, мальчишка поднял камеру на родителей. Он был счастлив. С экрана на него глядели пустые глаза отца и напряженная мать. Мама улыбнулась в объектив. «Счастливого Рождества, солнышко» Джисон отвернулся, он был слишком очарован своим подарком, чтобы заметить, что улыбка матери была словно маска. Это было его последнее настоящее Рождество.***
22 февраля 2005 год. Джисон повернулся в объектив и прищурился. «Да! Вот, что произошло на днях...» Словно перед зрителями, мальчик раскрыл рот и прошелся языком по щели между зубов. Он потерял свой первый молочный зуб пару дней назад и готов был поклясться, что металлический привкус крови все еще был у него во рту. Он провел рукой по лицу. Кровь была невкусной, и он решил, что не хочет больше иметь с ней дело. Джисон сидел в своей комнате на полу, скрестив ноги. Лучи солнца, которое катилось к горизонту, проникали сквозь окно и путались в его волосах. Он снимал все, начиная с Рождества. Какие волшебные драматические бои происходили между его плюшевым медведем и фигурками солдатиков! А иногда он притворялся знаменитостью и пел песенку, которую слышал по радио, придерживая камеру, чтобы она снимала его. Мама говорила, что он слишком мал, чтобы играть на улице с другими. А отец… Отец никогда с ним не играл. – Черт, – бормотал Джисон, когда видео становилось нечетким. – Почему ты продолжаешь так делать? Он ходил по своей комнате, направляя видеокамеру на случайные предметы. Она все еще отказывалась фокусироваться Тогда он открыл дверь своей комнатки и вышел в коридор. Отец был дома. Джисон не видел его весь день, но он слышал звуки, раздающиеся из родительской спальни. Папа же знает, что нужно делать, чтобы все заработало как надо, правда? – Папа? – позвал Джисон. Его голос звучал робко. – Я знаю, что тебе не нравится, когда тебя беспокоят, но моя видеокамера не работает. Э-э-м, можешь посмотреть, что… Неуверенные заикания мальчика были прерваны странным громким вздохом, который и заставил его замереть около двери. Звучало так, словно кому-то больно, но не совсем. Дверь была закрыта, но если внимательно прислушаться, то были слышны… Тяжелое дыхание, вздохи и… Женский голос. – Мама? – голос мальчика был едва громче шепота, когда он повернул ручку двери. Внутри было темно, но его камера была направлена вперед, и Джисон видел, как видео фокусируется на двух фигурах на кровати. Первой был его отец. А вторая… Женщина. И она определенно не его мать. Джисон задрожал. Одежда была разбросана везде. Красное кашемировое пальто, рубашка его отца... Мальчик смущенно пытался вглядеться в темноту. Отец не причинял этой женщине вреда, нет. Он целовал ее. Она трогала его, и он… Разрешал ей. А мама? Её нигде не было. И… Видеокамера упала на пол, и Джисон почувствовал, что его сердце остановилось, когда оба человека повернулись на звук. – Милый, кажется у нас маленький посетитель, – холодным голосом сказала женщина. От ее тона по коже Джисона пробежался холодок. – Пошел вон. – Отец закрыл глаза. Джисон оставался на месте. Стоял как вкопанный. Тогда отец оттолкнул женщину и, вскочив, пошел прямо на малыша. – Я сказал – УБИРАЙСЯ! Тогда внутри мальчика что-то щелкнуло, и он, словно выйдя из транса, схватил потными руками видеокамеру, упал на колени, пытаясь выползти из родительской спальни. Его отец стоял в дверях. – Если ты скажешь хоть слово об этом своей матери, пацан, – голос его был тихим, словно перед бурей, – я воткну эту камеру тебе в черепушку. Отец приложил палец ко лбу мальчика и надавил, от чего тот упал на спину, ударившись головой, наблюдая, как лицо отца скрывается за закрывающейся дверью спальни. Поднявшись на ватных ногах, он спотыкаясь добрался до своей комнаты и захлопнул дверь. Мальчик посмотрел на видеокамеру у себя в руках. Голова раскалывалась так, словно она сейчас треснет надвое. Красный огонек записи мигал, оповещая владельца о том, что камера все еще записывает. Джисону показалось, что камера издевается над ним, как будто это самый забавный случай из тех, что ей когда-либо приходилось видеть. Мальчик упал на пол, почувствовал, что его сейчас стошнит, и нажал на кнопку, чтобы остановить запись.***
3 июня 2006 год. Грузовик с мороженым проехал мимо, и Джисон слегка присвистнул, когда тот скрылся за углом. – Это район, в котором я живу. Вон там баскетбольная площадка! – Он направил видеокамеру через сетчатый забор, где играли парни постарше. – А это – Лавандовый парк. На экране показалась детская площадка, окруженная цветами лаванды. – А там вдалеке – Миро Хайтс. Мальчик поднял камеру повыше, чтобы снять высокие здания. – А теперь возвращаемся домой. С тех пор, как мама начала брать дополнительные смены, Джисон мог улизнуть на улицу так, что никто не замечал этого. Когда отец возвращался домой, на работу уходила мама, и наоборот. Джисон изо всех сил пытался забыть ту женщину в кровати отца. Он больше не видел ее с тех пор и больше никогда не заходил в родительскую спальню. Иногда мальчик задавался вопросом, было ли это на самом деле или это был один из его кошмаров. Все было так странно. Он тихонько открыл дверь и нагнулся, чтобы снять кроссовки. Как вдруг увидел на коврике пару красных туфель. Разве у мамы были красные туфли? Мальчик побежал на кухню, и к горлу подступило уже знакомое чувство тошноты. На кухонном столе сидела женщина, та самая, которую он видел. Несмотря на летнюю погоду на ней было красное кашемировое пальто, которое спадало с оголенных плеч. У Джисона сперло дыхание. Он хотел, чтобы ноги двигались, но они его не слушались. Всеми клеточками тела мальчик хотел убежать в свою комнату, выбежать из кухни. Но вместо этого он поднял свою видеокамеру и дрожа пытался сосредоточиться на лице гостьи. Ему нужно было показать кому-то, что все это реально, что он не выдумал. Словно почувствовав чье-то присутствие, женщина повернулась. Её глаза раскрылись от удивления, прежде чем нахальная ухмылка тронула кроваво-красные губы. – Так-так. Посмотрите, кто у нас тут? Снимаешь фильм? – Я… я не скажу маме, – Джисон запнулся, а лицо женщины напряглось. – Пожалуйста, только не говори папе. – О, его нет дома, малыш, – она посмеялась и встала. Ноги Джисона словно вросли в пол, во рту пересохло, а она медленно подошла к нему. – Это наш с тобой секрет. Твой и мой. В одной руке женщина держала красную зажигалку Zippo, а другой шарила в кармане пальто, словно искала сигареты. Она легким движением откинула крышку зажигалки и чиркнула колесиком, от чего мальчик подпрыгнул. Женщина провела длинным пальцем по его щеке, прежде чем с презрением опустить взгляд на камеру. – Ты такой непослушный. Хотя выглядишь как твой папочка. Такие же красивые глазки. Она держала его за подбородок своими длинными пальцами с красными ногтями. Джисон попытался вырваться, звук его сбившегося дыхания наполнил комнату, а в глазах уже стояли слезы. – Ты еще совсем малыш, да? – хихикнула женщина. От нее пахло сигаретами и алкоголем. С ухмылкой, которая заставила внутренности Джисона перевернуться, она скинула с себя пальто. Тяжелая ткань опустилась на пол кухни. На ней не было ничего кроме кружевного нижнего белья. А ее кошачий взгляд скользил по лицу мальчика. – Скажи, маменькин малыш, хочешь, я научу тебя, как быть папочкой? Джисон замер, его глаза бегали туда-сюда и сам мальчик дрожал. – Дай мне свою камеру. Ты сможешь дотронуться до меня, и я сделаю тебе очень хорошо. Она касалась его руками. По плечам, по груди, спускаясь ниже… Джисон неистово замотал головой, вскинув руки, пытаясь оттолкнуть женщину от себя, но та вцепилась в его руку, останавливая слабые попытки малыша выбраться. Женщина скалилась, и прежде чем Джисон что-то понял, его рука загорелась сильной болью. Дама прижала зажженную сигарету к его предплечью, пытаясь потушить ее. Мальчик извивался, корчился от боли, но не кричал. Она не отпускала его, красными ногтями впиваясь в руку мальчика, как змея клыками. Он вдыхал все яростнее, и с каждым вдохом его легкие наполнялись ароматом ее духов и его собственной горелой плоти. Мальчик изо всех сил прижимал к себе свою видеокамеру. Она надавила сильнее, и он наконец-то закричал, от чего женщина подняла брови в удивлении, затем она расслабилась, словно добилась того, чего хотела. Воспользовавшись шансом, Джисон вырвал руку и уже хотел убежать, но голос, разнесшийся по всей кухне, остановил его. – Что за херня? Его отец вернулся домой. В тот момент все встало на свои места. Джисон все понял. Женщина прислонилась к кухонному столу, а ее красные губы расплылись в улыбке как у чеширского кота. Она играла с ним. Она знала, что отец дома, и оттягивала момент, когда тот спустится и увидит мальчика с его видеокамерой. Мальчик словно вышел из транса и наконец-то заставил свои ноги двигаться. Он выскочил через парадную дверь. Пронзительный женский смех звенел в его ушах. Он бежал что было сил, стараясь убежать настолько далеко, насколько сможет. Небо начало темнеть. Красные оттенки заката непроизвольно заставляли Джисона дрожать. Когда мальчик наконец обессилено упал, он был в лавандовом парке на окраине города. Джисон перевернулся на спину, глядя прямо в небо, и зарыдал. А потом потерял сознание.***
31 декабря 2009 год. Собственный голос казался чужим. Его дом всегда был тихим. Мальчик всегда ходил на носочках, говорил шепотом, старался лишний раз ни на кого не смотреть. Сколько себя помнил, Джисон все время ждал, что вот-вот взорвется бомба. И сейчас мальчик отдал бы все на свете за эту самую тишину. Он слышал крики и стуки. Все это сотрясало стены, заставляя его дрожать от каждого звука. В тот момент, когда все это началось, он замер, свесив ноги с кровати, прежде чем почти рефлекторно схватить с комода свою серебряную видеокамеру. С того момента он не мог держать ее в руках без чувства тошноты. Месяцы? Нет, годы...В тот момент, когда его пальцы касались холодного металла, воспоминания пронзали голову, словно электрический ток. Комнату наполнило его прерывистое дыхание, а ладонь словно обожгло. – Что ты сказала, шлюха? Хочешь бросить меня? Стоит ли мне напоминать, что ты жива только благодаря мне? Отец. Его голос всегда был словно гром среди ясного неба, не важно, далеко он был или нет. Джисон слышал, как что-то упало на пол, а затем… Кто-то бежал? Нет, полз. Ногти мамы отчаянно скребли последнюю ступеньку лестницы наверх. Потом резкий стук, и все стихло. – Н-н-нет, по-пожалуйста, – приглушенно рыдала мама. Джисон слышал все, словно стены в доме были бумажные. – Ты можешь ударить меня, можешь… Я не буду говорить о твоей любовнице, но, прошу, не перед Джисоном. Мальчик услышал, как отец разразился противным скрипучим смехом. – Не при Джисоне? – выплюнул он эти слова. – Ты должна была избавится от него, когда я сказал тебе. Я говорил тебе, Чжи Ын... Имя мамы из уст отца звучало просто ужасно. – Я никогда его не хотел. – Послышались гулкий звук удара и крик. – Но ты не избавилась от него, не смогла, да? Ты все проебала, а теперь ноешь, каждый день ноешь о том, как тяжело тебе жить… Каждый гребаный день! – Н-но Джисон… – мама отчаянно кричала. – Чунхо, он же твой… – Этот парень не мой сын! – Внезапный рёв отца заставил Джисона вскочить на ноги, он лихорадочно бегал глазами по комнате, лишь бы найти что-то, что поможет ему не слышать всего этого. – Я никогда не хотел ребенка, этот мальчик – ошибка, которую ты совершила. Послышались шаги, словно кто-то поднимался по лестнице, и они становились все громче и громче. Джисон с ужасом понял, что отец тащит маму в его спальню. До того, как Джисон успел что-либо понять, в дверь что-то ударило и мальчик в страхе упал. Как будто звуковая волна сбила его с ног. Еще никогда родители не ругались так близко к его комнате. Они всегда выясняли отношения внизу, как будто мама хотела, чтобы Джисон был как можно дальше, когда это происходило. Мама всегда говорила ему держаться подальше от опасности, в особенности от отца. Но еще никогда ссоры не заходили так далеко. Джисон всегда оставался в своей комнате и молился, чтобы это все закончилось, притворяясь, что крики, стуки и возня – это все помехи в телевизоре, который он мог включить, если бы захотел. Но с годами все становилось только хуже. Ярость отца в пьяном бреду становилась все более и более жестокой, а мама была все бледнее и бледнее. Звук срываемой с петель двери вернул мальчика в реальность. Он дрожал от страха и продолжал лихорадочно искать, куда бы ему спрятаться. Он кинул взгляд на окно, на кровать, а затем на шкаф. Не чувствуя ног, Джисон добрался до шкафа и спрятался там, даже не закрыв как следует дверцу, когда дверь в его комнату не выдержала и рухнула на пол, попутно осыпая все вокруг штукатуркой. Словно в замедленной съемке Джисон увидел, как отец вдавливает тело матери в дверь на полу. Лица обоих были поцарапаны. Мальчик прижался к стенке. Но он был уже не в том возрасте, чтобы как следует спрятаться от драки в шкафу. Он был гораздо выше, чем пару лет назад, поэтому ноги и руки пришлось сложить в неудобной позе. Камера дрожала в руках, когда он направил объектив в крошечную щель. На экране он видел адскую сцену. Отец держал руки на шее мамы. Тело Джисона было словно в огне, каждая клеточка кричала, что ему нужно выйти, спасти ее, остановить этого монстра. Но голос мамы эхом отдавался в ушах, приказывая держаться как можно дальше от опасности, бежать, но… Отец же убивал ее. ОН ЕЕ УБИВАЛ! Джисон опустил видеокамеру. Дрожащими пальцами приготовился открыть дверь и… Замер. В этот момент его мама повернула голову. Ее глаза встретились с его широкими от страха глазами за дверцей. Джисон почувствовал, что его сердце остановилось. «Мама, я иду», – хотел крикнуть он. – «Я спасу тебя, мама.» Лицо исказила гримаса боли, опухшие глаза были прикованы к мальчику, а потом… Она слегка покачала головой. И… Что-то хрустнуло, и ее глаза закатились. Тишина, кажется, поглотила Джисона целиком. Этого не может быть. Это не правда. Мама… Она не могла. Но ее тело обмякло, словно она была тряпичной куклой. Дом вдруг стал таким пустым. Этот момент.. Джисон просто понял, что только что произошло. Мальчика вернуло в реальность беспорядочное дыхание по ту сторону дверцы. – Дерьмо, – пробормотал отец. Крови было так много. Она скапливалась под головой матери и, образуя тоненький ручеек, текла к месту, где прятался Джисон. – Сука, ты сама виновата… Ты сама напросилась… В горле Джисона стояли неприятным комом слезы, ужас накатывал волной. Он начал икать, все громче и громче, и сколько бы он ни старался подавить эти звуки, он не мог. Зрение затуманилось, голова пульсировала. И когда отец вытер кровь с рук о мамино тело, словно она была тряпкой, что-то внутри мальчика сломалось. Джисон распахнул дверь, а из горла вырвались хриплые рыдания, больше похожие на рычание. Его глаза горели от слез и от кроваво-красной пелены, что затуманивала взгляд. В ушах звенело, а лицо исказилось, превращаясь в гримасу ярости. Что-то, чего Джисон никогда не чувствовал, теперь управляло им. Все вокруг вращалось, пол и потолок поменялись местами и реальность готова была вот-вот рассыпаться под ногами. Он схватил первое, что попалось под руку, словно это был якорь, который удерживает его в этом океане чувств, пытаясь собрать воедино кусочки сознания, которое только чудом не ускользнуло от мальчика. Джисон выпустил гортанный вой и воткнул палку в шею своего отца. Мужчина закричал от боли, извиваясь всем телом, но Джисон уже выскочил в перекошенный дверной проем и кубарем скатился с лестницы. Весь пол был залит темной жидкостью и сильно пахло алкоголем. Под ногами хрустели осколки бутылок, пока мальчик бежал, а сзади слышались тяжелые шаги отца. Джисон оказался на кухне, и перед ним развернулась ужасная картина, заставившая кровь застыть в жилах. Мама готовила: на плите стояла кастрюля, которая кипела, и горячая вода брызгала на плиту и пол. Словно через объектив с широкой линзой, боковое зрение не фокусировалось. Но он видел ровно столько, сколько было нужно. Открытая бутылка растительного масла, нож для разделки мяса, брошенный на столе... Джисон все еще сжимал в окровавленной руке свою камеру. Он вышел из транса как раз вовремя, его отец уже готов был броситься на него. Джисон почувствовал, как пальцы нашли рукоятку ножа, и, прежде чем успел понять хоть что-нибудь, мальчик бросился на монстра напротив. Он воткнул нож прямо в грудь отца с такой силой, о которой даже не подозревал. Мальчик кричал, надрывая голосовые связки, втыкая нож снова, и снова, и снова, пока у него не устали руки. Когда крики Джисона наконец-то сменили тихие рыдания, руки сами обмякли, опустились, и нож выпал с тихим звоном. Внезапная тишина, окутавшая все вокруг, оглушила. Воздух вокруг был таким густым, что было трудно дышать. Каким-то образом Джисону удалось подняться на ноги, и он хромая вышел с кухни, спотыкаясь побрел в сторону своей комнаты. – Мама? – пробормотал он. Глаза плохо фокусировались, и он не мог сконцентрироваться на чем-то одном, бегая глазами по всей комнате. – Мама? Джисон упал на колени рядом с ней. Он сжимал ее холодные руки, касался лица, но ничего. Мальчик не знал, как долго он сидел рядом с телом матери. Тихие рыдания ломали тело, и он практически чувствовал, как женщина остывает. Мама всегда была теплой. С мамой он всегда был в безопасности. А теперь мама была мертва. Он обнял ее, пытаясь поднять, чтобы спустить вниз по лестнице. Но не смог, лишь доволок до лестницы, и сам, вместе с телом, скатился вниз, больно ударившись. Не в силах подняться, Джисон ползком добрался до кухни, и у него пересохло во рту, когда он увидел то, что сделал. Кровавое месиво. Только так он мог описать то, что осталось от его отца. По белоснежной плитке кухни растекалась красная густая жидкость. И его собственные руки тоже были в крови. Знакомая красная зажигалка торчала из кармана отцовских брюк. Бутылка масла все еще стояла на столе открытая. И в тот момент, к своему ужасу, Джисон понял, что ему нужно сделать. Он бросился вперед и опрокинул бутыль с маслом, разливая его вокруг. Затем подхватил зажигалку и сделал вдох. Чиркнув колесиком, он на мгновение залюбовался пламенем, а затем позволил ей упасть на пол. Пламя вспыхнуло мгновенно, обдав жаром. Это было похоже на взрыв бомбы. Стены заходили ходуном, а черный дым наполнил легкие. Задыхаясь, Джисон добежал до тела матери и за руки попытался вытащить ее из огня. Акриловый ремешок камеры прилип к его ладони, и больно вплавился в кожу. Он был невыносимо горячим, но мальчик хромая двигался вперед, уже не понимая, движется он на выход или наоборот – дальше в огонь. Ладонь мальчика коснулась стекла входной двери, и оно взорвалось, осыпав того осколками. Взрыв холодного воздуха ударил его, почти сбив с ног, нащупав ручку, Джисон открыл дверь и буквально выпал из горящего дома в снег, ободрав коленки. Небо было пурпурным, слабые огни звезд тонули в черном дыме от того, что когда-то было его домом. Джисон видел перед глазами безжизненное тело своей матери и почти слышал знакомую колыбельную. За ним горел его дом, а он, словно ангел, падший в ад, слышал эту песенку, которая была похожа на спасательный круг… «Спи, моя кроха, глазки закрой Ветер хранит твой сон и покой Спи, моя кроха...» Где-то вдалеке послышались звуки пожарных и полицейских сирен. А Хан Джисон сжимал в руках свою камеру и смеялся словно сумасшедший.***
– Мне сказали, что огонь не оставил ничего, кроме костей, – сказал тебе Джисон. – Тетушка из службы доставки, старая мисисс Хван, это она вызвала полицию. Я очнулся прямо перед приездом парамедиков и успел спрятать карту памяти в кармане. Как будто у меня уже тогда были рефлексы убийцы. – А что произошло потом? – спросила ты шепотом. – Они… – Узнали? Нет. Как мог семилетка устроить пожар? Но что важнее, зачем это ему? Я, должно быть, выглядел травмированным, потому что все списали на взрыв газа. Неисправные трубы, что-то протекло и в тот момент, когда мой отец включил плиту, дом вспыхнул. Парень замолчал, что-то обдумывая. – Я был знаменит по всей стране, – голос Джисона звучал иронично, но его взгляд был пустым. Как будто он сам давно себя осудил. – Все вокруг меня жалели, осиротевший мальчик, жертва… А через месяц обо мне забыли. Я стал призраком, переходящим из приюта в приют. А потом я встретил Минхо… Джисон посмотрел на тебя. – А после дела о похищении все словно рухнуло. Я не мог убежать от того, что сделал. Я видел и вижу это каждый раз, когда закрываю глаза… На минуту воцарилась тишина. – Я не смог ее спасти. Я должен был умереть в тот день. Нет… – парень усмехнулся. – Возможно, я никогда и не должен был рождаться.***
Луна была полна на три четверти и смотрела в окно спальни, словно бледная слезинка. Ты совсем запуталась. Мысли метались от слов Джисона, от того, что ты знала, и того, что услышала. Картина, наконец, собралась воедино. Джисон наконец-то уснул. Его брови были слегка нахмурены, но дыхание было ровным. Ты заставила его остаться на ночь. Эта просьба, казалось, удивила вас обоих – Джисона, который ценил личное пространство, и тебя. Но ты не могла даже подумать о том, чтобы оставить его наедине с кошмарами. Особенно после того, что ты услышала. Как ни странно, ты предпочла, чтобы разыскиваемый серийный убийца спокойно спал рядом, чем бродил по улицам и творил бог знает что. Ты никогда бы не подумала, что первый парень, который будет лежать с тобой в одной постели, окажется в ней при таких обстоятельствах. Не особо хороших обстоятельствах… Но, кажется, ты ничего не могла с этим поделать. В этом был свой смысл. Паззл сложился и перестал быть гротескной загадкой: то, как Джисон реагировал на красный цвет, все его странные тревожные симптомы, то, почему все жертвы были преступниками и… его семья. В голове возникла картина, как маленький Джисон идет с ножом на своего отца, арматурой на похитителя, как бьет камнем мужчину из «Желтого Леса». Как будто у него была личная Метка Каина – тот, кто причинит ему боль или заставит гневаться, получит стократно. Может быть, это было неправильно – то, что ты чувствовала. У тебя должно было быть отвращение. Ты должна была позвонить в полицию и сдать его, но ты этого не сделала. Как бы ты ни старалась, ты не могла заставить себя ненавидеть его. Ты видела его настоящего, когда все его стены рухнули. Ты знала его измученного, уязвимого, сломленного. Ты чувствовала то сожаление и те мучения, с которыми он жил каждый день, что пожирали его изнутри, словно рак. И самое главное – ты видела в нем человека, которым он мог бы быть с его широкой улыбкой, ярким взглядом, нежными прикосновениями и мягким голосом. Ты видела его счастливым. А теперь и знала, что когда-то его счастье было украдено и он так и не смог жить как нормальный ребенок и человек. И теперь ты была абсолютно уверена в одном… Ты была безнадежно влюблена в Хан Джисона. Ты наблюдала, как он спит, изучала темные круги под его глазами, нахмуренные брови. Ты видела то же самое в выражении лица Ли Минхо. Эти мальчики, которые вынесли боль и выросли, на их душах были выгравированы шрамы. Джисон пошевелился, бессвязно бормоча что-то во сне. Ты осторожно взяла его за руку, изучая запястье. Слабые белые линии говорили о том, что когда-то они были связаны. Рубашка парня слегка задралась, обнажив бледную кожу, покрытую синяками, и показывая старые зажившие шрамы, которые, словно созвездия, горели, рассказывая историю его нелегкого пути. Ты подняла взгляд к лицу парня, пытаясь сдержать внутри комок горьких чувств. В серебряном свете луны он выглядел эфемерным – словно юный бог со слишком большой силой для этого мира. Холодный, израненный, красивый и способный на самые ужасные вещи. Ты не знала, что происходит в его голове, и понятия не имела, что может измениться, когда наступит утро. Тебе казалось, что чем сильнее ты пытаешься его удержать, тем больше он ускользает от тебя. Это то, что чувствовал Минхо? Тогда же все вышло из-под контроля? Если так и есть, то ты понимаешь, почему коронер пытался помочь Джисону. Скрыть всю мерзкую правду. Он просто хотел защитить своего друга, единственного брата, родного человека, который у него был. «Поверь мне, Т/И, я тоже был на твоем месте. Ты такая же как я.» Может ты не так уж и отличаешься от Минхо. Потому что когда ты смотришь на спящего Джисона, чувствуешь тепло его тела, что-то в твоей груди бьется нежностью и болью. И ты готова лгать ради него. Если у тебя есть шанс спасти Хан Джисона, если ты можешь вернуть того мальчика с ангельской улыбкой, с которым ты познакомилась тогда в кафе «У Мии»... Нет, если ты можешь сохранить хотя бы маленький лучик света и покоя, который ты видишь в его взгляде, то ты должна это сделать. Ты спрячешь все, пока дело не закроют. Даже если луна упадет на землю, даже если весь мир встанет против вас двоих, ты будешь рядом. И тогда все будет хорошо.