***
Старший Сержант Имперской Гвардии Октавия Тагетес зашивала очередное ранение. Красное с красным, жёлтое с жёлтым, белое с белым… Где-то за спиной орал в безумном крещендо умирающий рядовой. Выстрел из болтера Космодесантника Хаоса превратил его живот в смесь крови, кишков и переваренной тущёнки. Ему было уже не помочь… Д’Арт стоял рядом с хирургом и держал чуть более везучего гвардейца: его ещё можно было спасти. Он всего лишь останется калекой на всю жизнь и вернётся на свой феодальный мир… - Держишь, дружище, док Ок своё дело знает, с тобой всё будет хорошо… - приговаривал Вольфганг. Тридцатилетний солдат никак на это не реагировал. Только слёзы стекали по его лицу. Он знал, что с рукой придётся расстаться… - Следующего! – крикнула наконец Октавия, перерезая нитку. - Никак нет, мэм… – вяло ответил полевой медик. - Обоснуй. - Он умер… - Следующего!***
В блиндаже было тихо и пусто. Воняло кровью, гнилью и грязью. На немудрённой горелке в простой жестянке кипела вода пополам с инструментами хирурга. Сам хирург сидела на земле в углу и полоскала душевные раны чьим-то подаренным «Амасеком». Вольфганг Д’Арт хмуро сидел в противоположном углу на единственном стуле и наблюдал за рыжеволосой девушкой. Та на это никак не реагировала. Молчание затянулось, и в этой тишине шум бумажного блокнота, который выудили из вещмешка, оглушал, словно артиллерийская канонада. ОктавияТагетес начала тихо напевать что-то, царапая карандашом на бумаге немудрёные слова. - Что ты делаешь? – не выдержал наконец гвардеец с феодального мира. - Пишу. - Что? - Пишу. - Что пишешь? - Песню. Вольфганг сглотнул. Он оглядел пол блиндажа, который представлял собой обычную глинистую землю, пропитанную кровью раненых. - Песню? - Да. - Сейчас? - Да. Д’Арт ещё раз пробежался глазами по окружению: по столу, на котором ещё недавно лежал калека; по окроплённым кровью простыням, который никто не будет стирать; по гнилым деревянным балкам, которые чудом до сих пор не обвалились… Он встал и выключил горелку, после чего подошёл к девушке в противоположном углу, которая продолжала напевать что-то себе под нос. - Да как ты можешь что-то писать в такой обстановке?! - Молчание – золото, Вольф. – произнесла Октавия, не отрываясь от блокнота, – Помолчи и сойдёшь за умного. - Блять… - Послушай лучше… В блиндаже, пропитанном кровью и гнилью, раздался приятный девичий голос: «Выстрел громок, а взрыв не слышен, Мы сидим в блиндаже под крышей, Нам из штаба опять не пишут...» Вольфганг Д’Арт стоял столбом напротив поющей рыжеволосой девушки. Он не знал, как реагировать на происходящее. «Пьëм за здравие упокоя, Ты глядишь на меня с тоскою, Не сменить нашей жизни кроя...» Гвардеец продолжал стоять по стойке «смирно». И тогда начался припев: «Скоро на бой, и снова плохи дела, "За Императора!" Честь, хвала... Вижу, судьба наша - чародейка... Поцелуй меня, я гвардейка! Поцелуй меня, я гвардейка! Поцелуй меня, я гвардейка! Поцелуй меня...»***
Старший Сержант ОктавияТагетес вытирала тряпкой кровь из-под носа шипящего от боли Вольфганга Д’Арта, нежно приговаривая ему: - Это не был призыв к действию, гвардеец…