Любить Пожирателя Смерти

Октябрь 1997 года       Идя к Хогвартсу, Миллисента была настолько погружена в собственные мысли, что даже не заметила, как её нагнали Пэнси и Драко. — Миллисента, неужели у тебя на самом деле было свидание с Лестрейнджем? — вопросил Малфой так изумленно, что даже забыл по привычке растягивать гласные. — Вроде того, — проговорила Милли, которая ещё сама не до конца в это верила. — Идём скорее в нашу спальню, всё мне расскажешь! — простонала Пэнси, сгорая от нетерпения. — Нет, я просто не понимаю, почему из всех волшебников ты выбрала именно Лестрейнджа! — недоумевал Драко. — Где ты вообще умудрилась с ним познакомиться, Милли? — Так получилось. Он друг моего отца, — призналась Миллисента. — Могу я узнать, как на это отреагировал твой папаша? — усмехнулся Драко. — Я пока и сама не знаю, — задумчиво протянула мисс Булстроуд, пытаясь предугадать реакцию родителя и прикидывая, стоит ли написать домой письмо или лучше выждать. — Погоди, я никак не могу в это поверить! Лестрейндж! — Драко, да успокойся же ты, — встряла Паркинсон. — В конце концов, тебе-то что за дело?        Драко Малфой только покачал головой и поднял ладони, как бы говоря «я умываю руки». На лице его при этом была такая гримаса изумления и неодобрения, что Миллисенте захотелось хорошенького его стукнуть. — Не обращай внимания, Милли, — посоветовала Пэнси. — Конечно, о тебе будет болтать вся школа. А с другой стороны — ведь меньше, чем через год, ты закончишь Хогвартс и вообще не вспомнишь обо всех этих людях…        Не успела Пэнси договорить, как сзади раздался какой-то топот. — Булстроуд! — громко позвал кто-то, и Милли инстинктивно обернулась.        Мелькнуло перекошенное лицо Лонгботтома, а потом ей в грудь врезалось что-то увесистое. Раздался хлопок, по одежде Миллисенты потекло нечто вязкое и чрезвычайно зловонное. Брызги прыснули на лицо. — Подстилка Пожирателя! — выплюнул гриффиндорец.        Милли с ужасом поняла, что в неё запустили навозной бомбой. Мерлин знает, как Лонгботтом пронёс её мимо Кэрроу и Филча, но сомнений быть не могло. Вся слизеринка была в ошмётках навоза, а от тошнотворного запаха мутило. Миллисента застыла как вкопанная, беспомощно подняв руки и будучи не в силах оправиться от шока. А по лицу, шее и плечам уже ползла горячая волна румянца, поскольку свидетелей этого безобразия оказалось слишком много.        Почти сразу на Лонгботтома навалились взявшиеся невесть откуда Крэбб и Гойл, а Драко выбил у него палочку заклинанием. Пэнси в это время суетливо помогала Миллисенте убрать навоз с мантии. — Ничего страшного, даже следа не останется, — приговаривала она. — Тергео!        Миллисента поймала себя на том, что задержала дыхание, и шумно выдохнула. Хотя стараниями Паркинсон от навозной бомбы почти ничего не осталось, всё равно у Милли было ощущение, что она вся в нечистотах с ног до головы. Может быть потому, что отвратительный запах никак не хотел исчезать. — Всё равно не отмоешься! — сдавленно хрипел Лонгботтом, прижатый к земле мощным телом Гойла. — Он убийца! Чудовище! И ты либо меркантильная шлюха, либо такая же, как он!        Миллисента наконец-то отмерла и ощутила прилив негодования. Да что себе позволяет этот гриффиндорец?! Она быстрым шагом подошла к Лонгботтому. Внутри неё уже поднималась целая лавина гнева. У неё было первое в жизни настоящее свидание с мужчиной, в которого она влюблена, и этот недоумок с Гриффиндора дважды пытался испортить ей вечер! — Видимо, пример родителей не научил тебя тому, что лучше на становиться на дороге у Лестрейнджа, — процедила она.        Лицо Лонгботтома сделалось вовсе багряным, на лбу вспухла венка. Он стал вырываться с новыми силами, пытаясь скинуть с себя Гойла. Но это было бесполезно.        Мисс Булстроуд развернулась и быстро пошла в замок. В носу у неё щипало, глаза застилали слёзы. Хотя это был всего лишь какой-то гриффиндорец, его слова никак не шли из головы. И невольно опять подумалось — так ли был необходим 14-часовой допрос?.. Но ведь и Пожирателей Смерти пытали, когда те попали в Азкабан! Ведь и авроры применяли Непростительные! Знает ли об этом Лонгботтом, интересно?       В глубине души у Милли были какие-то смутные сомнения. Ей и самой время от времени казалось, что от Рабастана веет опасностью. С ней он был само очарование, но ведь таилось что-то за этой маской? Может быть, она на самом деле совсем сошла с ума, раз связалась с ним? Всё-таки 14-часовой допрос… Такие страшные пытки, что двое людей потеряли рассудок от боли… Не удивительно, что Лонгботтом хотел бы голыми руками разорвать Рабастана на куски за то, что тот сделал с его родителями. На неё саму полоумный гриффндорец так набросился только по той причине, что у него недостаёт сил и смелости напасть на кого-то из Лестрейнджей. То ли дело кинуть в девушку навозной бомбой… И какое гадкое слово «подстилка»! — Милли, ну подожди!       Запыхавшаяся Паркинсон догнала её уже в холле. Миллисента к этому моменту успела справиться с собой и не позволила упасть ни единой слезинке. Не будет она плакать из-за какого-то сопливого гриффиндорца, вообразившего себя мстителем! — Только не расстраивайся! За Лонгботтома уже взялись Кэрроу и Филч! — Я в порядке, — отрезала Миллисента. — Просто зло берёт. — А что ты ему сказала? — поинтересовалась Пэнси. — Лонгботтом просто взбесился! Миллисента тяжело вздохнула. — Сказала гадость, вообще-то. — Ну так не в благодарностях же ты должна была рассыпаться, — хмыкнула Паркинсон. — Тоже верно. Я напомнила ему о родителях, которые оказались в Мунго по вине Лестрейнджей, — тихо проговорила Миллисента.       Пэнси протянула понимающее «Ооо» и приложила ладошку к губам. — Там какая-то страшная история, — закивала она. — Об аврорах, которых запытали до смерти. — Не совсем так, — вздохнула Милли.       Позднее, когда они уже были в спальне для девочек, Миллисента рассказала Пэнси о своём свидании. Рассказала о выходке Лонгботтома в «Трёх Метлах», о посещении «Кабаньей головы» и об истории с пытками. О жарких словах Рабастана, которые он нашептывал ей на ухо, Милли умолчала. Ей показалось, что это слишком личное для того, чтобы делиться даже с лучшей подругой. Зато с удовольствием обмусолила с Пэнси историю про Кэрроу. — И что ты думаешь насчёт всего этого? — спросила Паркинсон, когда Миллисента закончила свой рассказ.       Милли не спешила отвечать. Она задумчиво чесала голову Амону и смотрела на то, как кот довольно жмурится. — Не знаю, — тихо проговорила она. — Он мне очень нравится, но… Как бы объяснить… Что-то настораживает. — Ты ведь не предательница крови и не маггла, чтобы его бояться, — фыркнула Пэнси. — И сама сказала, что у него не было выбора тогда, с Лонгботтомами. — Да, но… Мерлин всемогущий, четырнадцать часов! Не каждый человек сможет даже смотреть на столь длительные и ужасные пытки! И я подумала… Глупость, конечно, ведь со мной он замечательный… Но мне кажется, что есть и другой Рабастан. Жестокий и беспощадный. И я боюсь его. — Понимаю твои сомнения, — подумав, заявила Паркинсон. — Но только тебе решать, Миллисента, доверять этому человеку или нет. Так или иначе, но многие мужчины из чистокровных семей вынуждены были принять Темную Метку. Не нужно делать вид, что тебя пугают Пожиратели Смерти. В конце концов, как ты сама говорила, они ведь борются за наш мир, так что не там их судить.       Миллисента посмотрела на разгорячившуюся Пэнси и догадалась, что та неосознанно защищает и Драко, который с прошлого года был в числе Пожирателей Смерти. Значит, это правда, что Драко был причастен к смерти Дамблдора? Поэтому Пэнси готова так яро доказывает, что Пожиратели Смерти действую на благо их мира, что бы они ни делали? — Есть, конечно, личности, которым нравится причинять людям боль. Тетка Драко, к примеру. Беллатрикс Лестрейндж. Говорят, что она владеет Круциатусом так же виртуозно, как и Тёмный Лорд, и только и ждёт случая его применить, — продолжала разглагольствовать Пэнси. — В основном пытками занималась она и её муж, — согласно кивнула Пэнси. — Но Рабастан точно не такой. Я видела, что ему даже вспоминать об этом не очень приятно. Сомнения прошли и Миллисента саму себя мысленно обругала. Рабастану и так пришлось нелегко, а она ещё и сомневается в нём. Подумаешь, кинули навозной бомбой! Надо было ещё заколдовать Лонгботтома на месте, чтобы в следующий раз неповадно было! А Рабастан просто хороший человек, попавший в ужасные обстоятельства. У него не было выбора!

***

      На следующий день Миллисента с самого утра взращивала в себе воинственность, готовая ответить на любую провокацию Лонгботтома так, чтобы Рабастану не было за неё стыдно. Но за завтраком гриффиндорец разве что злобно на неё косился. История Магии прошла в обычной сонной дрёме, и Милли даже забыла о своей вражде. В кабинете бывшей Защиты от, а нынче просто Темных Искусств, Кэрроу и вовсе не смотрел в сторону Милли. Девушке даже показалось, будто ему и самому стыдно. — Сегодняшний урок станет очень важным для всех вас, — говорил Кэрроу, прохаживаясь вдоль учительского стола. — Всё, что вы учили до этого, является лишь прелюдией к настоящей магии. Тема нашего урока — заклятие «Круциатус», — менторским тоном проговорил Кэрроу, поворачиваясь к доске и выписывая в воздухе палочкой слова.       На потемневшей от времени грифельной доске появилась тема занятия. Но на учащихся она не произвела большого впечатления — ещё свежи были воспоминания о преподавании Лже-Грюма. Класс спокойно и даже как-то буднично заскрипел перьями, переписывая слова с доски на пергаменты. — Кто из вас владеет этим заклинанием или хотя бы имеет представление о нём? — поинтересовался Кэрроу, когда основная масса вновь подняла головы.       Гриффиндорцы хранили презрительное молчание, как и почти всегда на уроках Кэрроу. На Слизерине завозились, переглядываясь. Все знали о свойствах непростительного заклинания, а Драко Малфой даже владел им, насколько было известно Миллисенте. Но всё же использовать Круциатус было запрещено законом, поэтому никто не спешил отвечать. Как-никак пыточное заклятие было почище Империуса, сопротивляться которому ребята учились со Лже-Грюмом на четвёртом курсе. Наконец, Забини решился и поднял руку. После кивка Кэрроу Блейз заговорил: — Это одно из трёх непростительных, профессор. Оно причиняет нестерпимую боль…       Не дослушав, Кэрроу досадливо поморщился. — И первокурсник это знает, Забини. Стыдно так отвечать на последнем курсе, — с укоризной проговорил он. — Ну что, неужели никто не сможет дополнить? Признаться, я ожидал большего от выпускного курса. — Простите, сэр, но ведь это заклятие запрещено законом, — робко подала голос Лаванда Браун с Гриффиндора.       Кэрроу тяжело вздохнул и покачал головой с таким видом, словно семикурсники бесконечно его разочаровали. — Это заклятие, это, — зло передразнил профессор. — Как вы собираетесь держать грязнокровок и магглов в узде, если даже произнести слово «Круциатус» боитесь?       На гриффиндоре началось какое-то движение. Юноши и девушки хмуро переглядывались, роптали, ерзали на своих местах. Словом, возмущались. Миллисента уже не сомневалась в том, что вот-вот кто-нибудь из них не вытерпит и выпалит с места что-нибудь безрассудное и неуместное. Более того, Милли ясно понимала, что и Кэрроу только того и ждёт. — Лонгботтом, и вы ничего не знаете об этом заклятии? — с садистскими нотками вопросил Кэрроу.       Милли могла наблюдать только профиль Невилла Лонгботтома, но даже с такого ракурса увидела, как глаза его бешено сверкнули, а к лицу прилила кровь. — Я знаю, что его используют только злые волшебники! Садисты и маньяки! — выпалил он на одном дыхании, подавшись в сторону Кэрроу. — Ох, ну сейчас будет, — прошептала Пэнси. — Сколь поверхностные знания, — уже откровенно издевательски заметил профессор. — Впрочем, есть ещё надежда. Ведь в этой комнате присутствует племянник самой легендарной Беллатрикс Лестрейндж, которая, как известно, мастерски владеет Круциатусом. Ну же, мистер Малфой, поделитесь с нами своими знаниями.       Короткая стрижка Пэнси взметнулась — так быстро она повернулась от Кэрроу к Драко. Миллисента тоже покосилась на одногруппника: Драко сохранял каменное лицо, видимо, твёрдо решив не доставлять Кэрроу удовольствия над ним издеваться. — Простите, профессор, но тётушка не нашла времени на каникулах, чтобы обучить меня, — ровно ответил Драко, спокойно выдерживая взгляд профессора.       Милли не могла не отдать Малфою должное. В отличие от Лонгботтома он умел держать себя в руках и говорил взвешенно и обдуманно. У Кэрроу был зуб на отца Драко, поэтому юный Малфой знал, что ничего хорошего от профессора ЗОТИ может не ждать. А Лонгботтом в свою очередь на каждом уроке начинал плеваться слюной, объясняя Кэрроу, что всех тёмных волшебников неотступно ждёт Азкабан. — Вот как? У меня были другие сведения… Что же, в любом случае, полагаю, у вас должно получиться. К доске, Малфой, — пригласил Кэрроу, в радостном нетерпении постукивая палочкой по бедру. — Лонгботтом, и вы!       Опять начались переглядывание и шушукание. Все задавались вопросом, что придётся делать Малфою и Лонгботтому? Неужели проклинать друг друга по очереди Круциатусом? Подождав, пока оба семикурсника выйдут к доске, Кэрроу заговорил: — Мистер Малфой скромничает, но ему наверняка известно, что нужно по-настоящему хотеть причинить боль, дабы заклинание подействовало. Мало просто нацелить палочку и проговорить «Круцио». Но, что-то мне подсказывает, у мистера Малфоя всё получится. — Но ведь так нельзя! — выкрикнул с места кто-то из гриффиндорцев. — Что им, по очереди друг друга проклинать?! — Да, это ведь непростительное! — Его нельзя применять к людям, за такое отправляют в Азкабан!       В классе поднялся шум, уже все кричали с места. Даже некоторые слизеринцы спорили между собой. Те, кто поумнее, молчали и выжидали.       Кэрроу поднял обе руки, призывая класс к молчанию. Когда возмущенные голоса немного стихли, он громко и чётко произнёс. — Кто вам сказал, что Малфой и Лонгботтом будут по очереди насылать друг на друга Круциатус? — изумился он. — У нас ведь тут не бои без правил. Но Тёмный Лорд ввёл в Хогвартсе систему телесных наказаний, а Лонгботтом вчера нарушил школьные правила самым непотребным образом. Ведь вы знали, что навозные бомбы запрещены, не так ли, Лонгботтом? — обратился Кэрроу к Невиллу.       Тот вскинул на него бешеный взгляд. — Отпираться бесполезно. Вы были пойманы с поличным, когда кинули навозной бомбой в мисс Булстроуд, — напомнил профессор Кэрроу. — Неужели вы думали, что отделаетесь парой десятков баллов, вычтенных у факультета? Это при Дамблдоре в Хогвартсе можно было безнаказанно нарушать школьный устав забавы ради. Теперь же порядки изменились, — по мере того, как Кэрроу говорил, его голос из злобно-весёлого превращался в глухой и страшный. — Теперь малейшее нарушение правил будет нести за собой последствия. Серьёзные последствия. А поскольку меня одного не хватит, чтобы всем вам вправлять мозги, было разрешено привлекать учеников старших курсов. Это и полезно — обучаться владеть Круциатусом к концу школы. Как-никак никакие лекции не дадут столько знаний и уверенности, сколько можно получить на практике.       К концу речи Кэрроу в классе стояла гробовая тишина. Уже всем, даже гриффиндорцам, было ясно, что профессор не шутит. Класс погрузился в оцепенение. Только Лонгботтом шумно и возмущенно дышал, с ненавистью глядя то на Кэрроу, то на Малфоя. Последний всё ещё держал лицо, но был смертельно бледен. — Так что, мистер Малфой, приступайте, — велел Кэрроу. — Только имейте ввиду, что держать Круциатус на человеке слишком долго нельзя. Так можно лишить жертву рассудка.       Невилл Лонгботтом крупно задрожал всем телом. Миллисента подумала, что от страха, но уже через мгновение поняла, что ошиблась. — Давай, выродок Пожирателя! — с яростью завопил Лонгботтом, глядя прямо на Малфоя. — У тебя рука поднимется! Небось только об этом и мечтал все эти годы! Ну!       Лонгботтом раскинул руки в стороны, выгибая грудь вперёд, и шагнул к Малфою. Тот попятился, как от прокажённого, и чуть не повалил доску, ударившись об неё спиной. — Вот чему учат в школе, директор которой — Пожиратель Смерти! — продолжал надрываться Лонгботтом. — Круциатусу! Скоро будем проходить и смертельное непростительное! Понятно, что для всех этих змей — это раз плюнуть! — тут он махнул рукой на слизеринцев, и Милли почему-то вздрогнула. — А мы так и будем мишенями! — Молчать! — рыкнул Кэрроу с такой яростью, что Лонгботтом невольно осёкся. — Только злостные нарушители порядка будут караться таким образом. Ну же, Малфой! Или вы тоже хотите нарушить правила, ослушавшись преподавателя?       Намёк прозвучал настолько недвусмысленно, что у Драко желваки заиграли, и Милли почувствовала дрожь Пэнси, прижавшейся к ней боком в испуге. — Я и так владею заклятьем Круциатус, мне его разучивать не надо, — глухо проговорил Малфой в конце концов. — А если сомневаетесь в этом, я попрошу тетушку приехать в Хогвартс.        Кэрроу хотел что-то сказать, но передумал. На лице его проступила неприязненная ухмылочка. Поквитаться с Люциусом Малфоем ему явно очень хотелось, но навлекать на себя гнев Беллатрикс Лестрейндж было слишком опасно. — На место, — рыкнул он на Драко. — Минус десять баллов со Слизерина! Ну, есть желающие?        Миллисента была уверена, что желающих не найдется, и что всё представление так и останется фарсом. Но вдруг позади неё раздался звук отодвигаемой скамьи, и голос Гойла пробасил: — Я попробую.        И слизеринцы, и гриффиндорцы наблюдали за Грегори с изумлением, когда тот вразвалочку шёл к доске. — Очень хорошо, — похвалил его Кэрроу. — Помните, как действовать? Поднимите палочку, развейте в себе желание причинить боль и произнесите «Круцио»!        Класс, кажется, даже не дышал. Всем было одновременно страшно, но вместе с тем как будто любопытно. Милли поймала и себя на том, что и ей интересно узнать, решится ли Грегори и будет ли эффект Круциатуса настолько страшным, как говорят? Лонгботтом же, явно приободренный самовольным отказом Малфоя, по-видимому считавший, что он победил того чуть ли не в бою, насмешливо смотрел на Гойла. Милли тоже глядела на однокурсника во все глаза. Ей даже показалось, что в мощной фигуре Грега появилось что-то пугающе звериное. То, как он опустил голову и смотрел исподлобья, словно примеряясь к Лонгботтому, как обходил его полукругом.        «Неужели сможет?» — напряженно подумала Миллисента. — Круцио! — воскликнул Гойл, направляя палочку на Лонгботтома.        Тот инстинктивно отпрянул назад, но только коротко ойкнул, словно его ужалила оса. Вопреки ожиданиям, не упал на пол, конвульсивно содрогаясь и крича во весь голос. Послышались облегченные выдохи. — Ничего, в первый раз ни у кого не получается, — утешил Кэрроу. — Сосредоточьтесь на желании причинить боль, Грегори. Почувствуйте в себе гнев, направьте его на оппонента…        «Скорее — на жертву», — подумалось Миллисенте.        Но тут Лонгботтом опомнился и поднял собственную палочку. Без боя сдаваться он не собирался. — Круцио! — опять взревел Грегори. — Экспеллиармус! — одновременно закричал Лонгботтом, выписывая палочкой завиток в воздухе.        На этот раз Лонгботтом взвыл через стиснутые зубы и упал на колени, будто у него вдруг ноги подкосились. Палочка выскользнула из руки. Лицо сделалось красным, совсем как накануне вечером, когда его скручивали Гойл и Крэбб, на лбу вновь вспухла венка. Но, стиснув зубы, гриффиндорец сдерживал крик. И вот он уже выдохнул, задышал быстро и жадно, взялся рукой за остов доски, чтобы не упасть. Действие Круциатуса закончилось — палочка, вырванная Экспеллиармусом из руки Грегори Гойла, со стуком упала на пол рядом с Лонгботтомом.        Только тогда Милли будто очнулась и поняла, что всё это заняло какие-то секунды. Поймала себя на том, что прижала стиснутые в кулаки руки к груди и в ужасе припала к парте. Ошалелым взглядом обвела класс. Кто-то, как она, сжался. Задние ряды повскакивали с мест, чтобы лучше видеть Лонгботтома, скорчившегося на полу. Томас и Финниган с Гриффиндора уже кинулись к товарищу, стали помогать ему подняться, с ненавистью глядя на Кэрроу и Гойла. — Вы ещё поплатитесь за это! — воскликнул Финниган, обращаясь то ли к Кэрроу, то ли к Гойлу, то ли ко всем сразу. — Думаете, всегда будете делать, что хотите? Что ваш Лорд вечен? Гарри вернется, и тогда…        Договорить Финниган не успел, потому что его тело словно свела судорога и, вскрикнув тонким, совсем мальчишеским голосом, он плашмя упал на пол. Кэрроу, совсем тихо произнёсший «Круцио», опустил палочку. — Вам следует запомнить две вещи. Во-первых, ни при каких обстоятельствах не произносить имя Поттера в этом классе. А во-вторых, учитывать тот факт, что наказания за непослушание будут самые суровые. Гойл, десять баллов Слизерину. У вас явный талант. Финниган, Томас, сели на свои места. Ещё раз без разрешения встанете, окажетесь на месте товарища. Лонгботтом, прекратите притворяться, вас едва задело. Где же гриффиндорское благородство? Неужели вас так просто сломить?        Миллисента была уверена, что Лонгботтом пойдет к МакГонагалл или хотя бы отпроситься в больничное крыло. Выглядел он просто ужасно: в глазах полопались сосуды, лицо красное, зубы стучат… И Финниган не лучше — из носа сочится кровь. То ли от воздействия умело наколдованного Круциатуса, то ли он так ударился лицом об пол, когда падал… Но гриффиндорцы только молча заняли свои места и, стиснув зубы, остались сидеть до конца урока. Словно этим они бросали вызов Кэрроу и доказывали, что так просто их не сломить, и что они готовы и не такое перенести. Зато Лаванда Браун вдруг тихо расплакалась. Миллисента напряженно наблюдала за тем, как она вздрагивает и зажимает рот ладонью, боясь, что Кэрроу заметит. — Вижу, что к практике вы ещё не готовы. Что же, тогда дам вам немного теории… — проговорил Кэрроу и начал читать лекцию, как ни в чём не бывало.        Класс послушно как никогда записывал за ним. До самого звонка никто не проронил и слова. Многие даже боялись поднять головы, чтобы посмотреть на учителя. Сама Миллисента никак не могла избавиться от чувства ужаса и жалости, сдавившего ей грудь. Бездумно водила пером по пергаменту, не вдумываясь в смысл написанного. Когда прозвенел звонок, никто и не шелохнулся. — К следующему уроку выучить лекцию, будет опрос. Если кто-нибудь не подготовится, у нас появится материал для практики, — проговорил Кэрроу, и сдобрил свои слова смешком, посчитав шутку про материал забавной.        Слизеринцы и гриффиндорцы одним гуртом попалили на выход. Каждый хотел поскорее покинуть кабинет, словно чувствуя над собой угрозу Круциатуса. Только Гойл шел неспешно, гордо подняв голову. Крэбб и Забини шагали рядом с ним, бурно и восторженно обсуждая поступок товарища. Драко не было видно — он одним из первых выскользнул из кабинета и, быстро меряя пол своими длинными ногами, скрылся за углом коридора. Миллисента с Пэнси, не сговариваясь, пошли в туалет для девочек.        Пэнси намочила руки холодной водой и прислонила к лицу. Миллисента яростно оттирала с руки чернила. К сдавившему грудь испугу добавилось новое чувство — чувство вины. Это ведь из-за неё Лонгботтому досталось. Вернее сказать, потому что он кинул в Милли навозной бомбой… Сам виноват, конечно! Но Круциатус за такое… Нет, она ни в чём не виновата. Нечего было нарушать школьные правила! Но Круциатус… — Неужели это и правда разрешено? — как со стороны услышала она свой голос. — Может быть, профессор Снейп не знает? — Ты иногда такая наивная, Милли! — вдруг с раздражением сказала Пэнси. — Думаешь, Снейп всем заправляет в школе? Оба Кэрроу — Пожиратели Смерти и подчиняются Тёмному Лорду. И уж кто-кто, а они — настоящие садисты!        Милли с облегчением подумала, что Рабастан совсем не такой. Как только она вчера могла подумать, что он может представлять для неё какую-то опасность! Кэрроу — вот кого следует опасаться. — Я боялась, что он накажет Драко, — выдохнула Паркинсон, отворачиваясь от умывальника и тяжело прислоняясь к нему поясницей. — Я бы не смогла на это смотреть! Придумала бы что-нибудь! — Все просто смотрели на то, что происходит… Никто даже не вмешался… — проговорила Миллисента. — Хотя все мы волшебники, почти закончившие Хогвартс, у всех есть палочки… — Да что ты говоришь?! — опять вспылила Паркинсон. — Нам, что ли, кидаться на защиту Лонгботтома? Даже гриффиндорцам хватило ума не вмешиваться! Да и инферналы с ними, — выругалась вдруг Пэнси. — Слава богу, Драко — Малфой, чистокровный волшебник из семьи Пожирателей. Его побоялись трогать. И нас никто не тронет, понятно? Нечего нам бояться. Лонгботтом получил по заслугам, в следующий раз будет думать хоть немного.        Пэнси очень горячилась, строчила слова одно за одним, спеша убедить саму себя в том, что они в безопасности. Миллисента и хотела бы ей верить, но отнюдь не чувствовала себя неприкосновенной. Буквально под её носом двое однокурсников получили по Круциатусу! Так близко! А что, если бы у Кэрроу был повод?..        Миллисента посмотрела на Пэнси, которая опять умывалась холодной водой. У подруги даже губы дрожали. — Он ничего не сделает Драко. Только задирает его, чтобы отвести душу, — успокоила Миллисента Пэнси. — Я не думаю, чтобы он на самом деле решился применить к нему Круциатус.        Говорила, а саму точили сомнения.        В этот момент в туалет вбежали Браун и Патил. Обе всё ещё были взвинченными, и Лаванда тоже кинулась умываться. Миллисента с Пэнси поспешили уйти, боясь, что гриффиндорки затеют какие-нибудь разборки из-за случившегося. Совсем не было настроения острить и подтрунивать над ними, как обычно.        Обед тоже проходил в непривычно гнетущей обстановке. Миллисента едва смогла проглотить жаркое. У многих также был плохой аппетит. Разве что Крэбб с Гойлом ели каждый за троих, как и всегда.        После обеда Грегори догнал Миллисенту у выхода из Большого зала и попросил на пару слов. Они отошли к стене, чтобы не мешаться спешившим на занятия ученикам. Миллисента смотрела на друга по-новому. Впервые за семь лет совместной учёбы она увидела в немного тугодумом увальне что-то новое, доселе скрытое. Девушка почувствовала удивление и почему-то настороженность. Тот факт, что у Гойла не дрогнула рука, её поразил. — Милли, я просто хотел сказать, что… Ну, короче, я не слабее Лестрейнджа. Если кто-то тебя обидит, я им сразу устрою, — проговорил он на одном дыхании, пока решимость, приобретенная на уроке ЗОТИ, его не покинула.        Неужели это он за неё мстил? Какой ужас! Чувство вины, старательно задушенное в туалете, опять дало о себе знать. Миллисента усилием воли подавила его и ответила почти ровным голосом: — Лестрейндж использовал Круциатус по долгу службы. А ты — чтобы отомстить за навозную бомбу.        Лицо Грегори, ещё минуту назад выражавшее уверенность, переменилось. На нём читалась растерянность и даже обида. Миллисента глубоко вздохнула. Великий Мерлин, как всё сложно и неоднозначно! Гойл ведь как рыцарь из романа защищал её честь. Но в жизни это почему-то не казалось геройским или даже справедливым. Скорее его поступок пугал и отталкивал. — Больше не делай этого, пожалуйста, — прошептала Миллисента, коснувшись руки поникшего юноши.        Миллисента и сама не могла понять всю гамму охвативших её чувств и противоречий. Круциатус произвёл на неё неизгладимое действие, было в поступке Грегори слишком много жестокости. Ведь он даже не колебался! А с другой стороны, Лонгботтом дал повод… Так она пыталась убедить себя, пока в душе ширилось и крепло чувство несправедливости.