Любить Пожирателя Смерти

Апрель 1998 года, Лестрейндж-холл       Миллисента прикрыла глаза. Даже от столь невинного прикосновения Рабастана по коже пробежали мурашки. Платье, не сдерживаемое лентой на вороте, чуть соскользнуло на плечи. Рабастан в это время зашёл ей за спину, отвёл распущенные волосы со спины. Милли почувствовала тёплое дыхание у своей шеи, затем последовало касание горячих губ, от которых по телу девушки прошла дрожь. Рабастан принялся за пуговки платья. Он всё делал медленно, прерываясь на чувственные прикосновения и поцелуи, покрывающие плечи и шею Миллисенты. Дыхание девушки стало шумным и поверхностным. Шелковое платье соскользнуло к ногам Миллисенты. — Сколько оборочек, — одобрительно прокомментировал Лестрейндж, кладя руки на талию Миллисенты. Миллисента была в комбинации и корсаже цвета слоновой кости — она купила этот комплект ещё зимой вместе с Паркинсон. Было не стыдно раздеться, когда под платьем столь красивое бельё. — Ты никогда не носила корсет? Тебе бы пошло, — заметил Рабастан, принимаясь за тесемки корсажа. — Это почему? — вскинулась Миллисента, которой померещился намёк на лишний вес. — Потому что смотрится очень сексуально. Особенно на такой женственной фигуре, как у тебя…       Голос Лестрейнджа стал тише, превратился в грудной и бархатный. Он действовал на Миллисенту гипнотически. Корсаж тоже недолго продержался, Милли осталась в одной тонкой комбинации, скорее обрисовывающей фигуру, чем скрывающей её. По телу опять пробежали мурашки — от того, что в спальне было не топлено, или от действий Рабастана. По-прежнему стоя за спиной девушки, он словно изучал её тело — скользнул ладонями от плеч к груди, слегка сжал пышные полушария Милли, от чего та рвано выдохнула. Одна рука мужчины устремилась ниже, безошибочно нашла сквозь невесомую ткань комбинации самое сокровенное место. Сперва Миллисента слегка напряглась, но стоило ловким пальцам начать поглаживать клитор, Милли тихо застонала и бессильно откинула голову на плечо Рабастану. — Моя девочка, — ласково прошептал он. — Такая нежная…       Миллисента таяла. Ей казалось, что Лестрейндж повсюду — его приятный низкий голос над ухом, горячие губы, поминутно касающиеся шеи и вызывающие мурашки, его руки, ласкающие её тело… Милли постепенно расслаблялась и как будто плыла куда-то в этой сладкой неге. А умелые пальцы то поглаживали, то надавливали… При этом что-то стало упираться Милли в ягодицы, и было не трудно догадаться, что это было возбуждение Рабастана. Неожиданно осмелев, Миллисента завела руку назад и положила ладонь на выпирающий бугорок. Ответом этому действию послужил приглушенный стон Рабастана.       Не в силах более терпеть, Лестрейндж резко стиснул плечи Миллисенты, развернул её к себе и накинулся с неистовыми поцелуями. Сдерживать свою страсть он уже не мог. Хотелось взять всё, что Рабастан уже давно считал своим. Он терзал пухлые губы, жадно целовал шелковистую кожу шеи, требовательно стискивал руками столь желанное тело.       Милли, уже разомлевшая, с чуть затуманенным взором, была податлива, словно воск. Напор Рабастана не пугал её, а возбуждал. Она чувствовала, как бугрятся мышцы мужчины под одеждой, и голова шла кругом от того, как сильно Рабастан сжимал её в объятиях. Лестрейндж оттеснил Миллисенту к кровати и, вдруг нагнувшись, подхватил на руки и уложил на прохладное атласное покрывало. Стал срывать с себя сюртук, жилет, рубашку, глядя на Миллисенту потемневшими от похоти глазами… Милли села, стала помогать Рабастану раздеваться. Их пальцы встречались, сражались с пуговицами, мешались друг другу. Миллисента не смогла сдержать смешок. — Да пропади оно пропадом, — выругался Рабастан, срывая с себя в конце концов рубашку. — Ничего себе! — не сдержалась Миллисента, увидев курчавую поросль на груди Лестрейнджа. — Признак настоящего мужчины, — объяснил тот. — Один из.       Миллисента с широкой улыбкой, не сходившей с губ, провела руками по груди Рабастана, обняла мужчину за шею, притянула к себе, попутно опускаясь на спину. Ей было немного зябко, а Рабастан казался таким горячим, что хотелось прижаться к нему каждой клеточкой. Наконец-то можно было исследовать тело Лестрейнджа без одежды и стеснения. Миллисента с удовольствием скользила ладонями по крепким плечам и мускулистой спине, пока Рабастан ласкал её, безошибочно угадывая все чувствительные места. Постепенно его жар передался и Миллисенте, возбуждение которой усиливалось. Только когда Лестрейндж стянул с девушки комбинацию, Миллисента немного засмущалась и скрестила руки на груди. — Нечего стесняться — ты сложена изумительно, — хрипло проговорил мужчина и облизнул губы. — Истинно античная красота…       Рабастану до одури нравились налитые груди, довольно тонкая талия и роскошные пышные бедра Миллисенты. Вот она, настоящая женственность и нежность! Не такими ли античные скульпторы изображали прекрасных дев? Губы, изогнутые, как лук Амура, длинная шея, покатые плечи, округлые соблазнительные формы…        Рабастан потянул вниз трусики Миллисенты. Смущенная девушка теперь закрыла пылающее лицо руками. Но Басти знал, как стереть последние границы между ними. Избавив Милли от последнего элемента одежды, поцеловал сперва круглое колено, пошёл цепочкой поцелуев выше по бедру. — Ой нет, это слишком, — пискнула Миллисента, вдруг ощутив губы Рабастана между ног. — Тебе понравится, — заверил её Лестрейндж.        Миллисента попробовала слабо возражать, но мужчина был непреклонен. Сдавшись и откинувшись на подушки, Милли подумала, что ни за что не сможет расслабиться. Лицо у неё горело, румянец начинал заливать даже шею. Но как только Рабастан получил полную свободу действий и, посасывая клитор, начал большим пальцем поглаживать вход во влагалище, Милли забыла обо всех предрассудках. Она застонала, сначала тихо и скромно, а потом всё громче и несдержанней. Миллисента невольно открыла бедра шире, стала приподниматься навстречу ласкам Лестрейнджа. Лоно сладко потягивало, внутри что-то сжималось от удовольствия… Милли сделалось жарко, её тело стало жить своей жизнью. Голова металась по подушке, руки судорожно сжимали покрывало, ноги дрожали. Страстно хотелось большего.        Рабастан, чувствуя, что девушка уже истекает желанием, отстранился и избавил себя от остатков одежды. На мгновение замер, любуясь Миллисентой, жадно ощупывая взглядом всё её молодое, соблазнительное тело. Глаза мисс Булстроуд, подёрнутые дымкой желания, чуть округлились при виде мужского достоинства Лестрейнджа. Девушка заметно заволновалась и даже приподнялась на локтях. Ей на мгновение показалось, что она зашла слишком далеко. Но остановиться уже было невозможно, и Милли вновь сама притянула Рабастана к себе, сама стала целовать жадно, немного неумело, но явственно требовательно и просяще. Мучительно хотелось вновь окунуться в эту сладкую негу, вновь ощутить пожар внутри.       Нависнув над Миллисентой, мужчина ласкал её со всем упоением, всей страстью, накопившимися за последние месяцы. Ласки приобретали всё более смелый и разнузданный характер. Поцелуи на шее уже перемежались легкими покусываниями, руки, блуждающие по телу, стискивали грудь сильнее. Лестрейндж спустился ниже, слегка прикусил затвердевший сосок. Это вызвало у Милли дрожь и шумный стон. Она слегка впилась ноготками в плечи Рабастана, на что тот отреагировал хриплым смехом. Миллисента начала нетерпеливо ерзать, инстинктивно приподнимая бёдра. Её пробудившееся женское начало желало большего, всё существо обратилось в нетерпеливое ожидание. Теперь тот предмет, что упирался ей в бедро, уже не пугал, а, напротив, являлся сосредоточением всех желаний. Поэтому, когда Рабастан чуть шире развёл бедра Миллисенты и, помогая себе рукой, направил член в лоно, девушка лишь задержала дыхание от нетерпения.       Последовало неприятное напряжение, а затем — резкая боль, когда Рабастан сделал поступательное движение. Миллисента вскрикнула и сильнее впилась в плечи мужчины, на глазах выступили невольные слёзы. Лестрейндж же замер, давая Милли время привыкнуть. Сцеловал сбежавшую слезу, шепнул на ушко нежно и любяще: — Скоро пройдёт, только в первый раз неприятно. Постарайся расслабиться, любовь моя.       Пришлось пустить в ход кое-какие трюки, чтобы отвлечь Милли от неприятных ощущений. Чуть прикусив мочку уха, Рабастан скользнул языком по ушной раковине. Миллисента не смогла сдержать стон — от этого неожиданного, бесстыдного жеста внизу живота вновь потянуло от желания. В это время рука Рабастана запуталась в её волосах и слегка сжала их на затылке, что также оказалось неожиданно приятно. Миллисента, вновь уносимая куда-то волнами наслаждения, даже не сразу заметила, что Рабастан начал двигаться. Медленно, неглубоко. Ощущения от этого были смешанные — тянущая, тупая боль, и к которой примешивается удовольствие. Постепенно Миллисенте удалось расслабиться, и она, крепко обняв Рабастана и уткнув лицо в его шею, стала тихо постанывать.       Лестрейнджу пришлось призвать всю силу воли, чтобы двигаться медленно и аккуратно, входить едва ли на половину. Похоть душила, неистово хотелось ввести член глубже, чтобы всей длинной ощутить тепло и влагу узкого лона. Нежность и невинность Миллисенты возбуждали до такой степени, что Рабастан был готов кончить. Но хотелось продлить столь долгожданное удовольствие, прочувствовать всю сладость обладания. И вместе с тем душу заполняла щемящая нежность к его девочке, отдавшей ему самое дорогое и теперь так беззащитно, так трепетно прижимавшейся к нему… — Моя любимая, бесценная, самая красивая… — шептал болтливый рот Рабастана с такой искренностью, как никогда раньше.       Казалось, что никаких слов в мире не хватит, чтобы выразить весь восторг и всю любовь, переполняющую его.       Боль притупилась. Теперь, когда самое страшное осталось позади, Миллисента хотела отдать всю себя Рабастану. Хотела ощутимее почувствовать мужское естество в себе, хотела, чтобы между ними не осталось никаких преград. Она ведь тоже слишком долго ждала, долгими ночами представляя, как Рабастан берёт её нежно, но властно.       Почувствовав это негласное позволение, Лестрейндж медленно ввёл член почти до основания, от чего перед глазами у него помутилось от удовольствия. Наверное, слишком долго он хранил целибат, если теперь казалось, что ещё никогда не было так хорошо. Двигаться быстро мужчина пока не решался, но позволил себе увеличить амплитуду. Миллисента, правда, вскрикивала, когда он входил слишком глубоко. Но Рабастан видел в её глазах, что девушка отдаётся ему с упоением, что сама хочет его абсолютной власти. Желая доставить ей такое же несравненное удовольствие, что получал он сам, мужчина не переставал целовать улыбающиеся губы, лицо, шею Миллисенты.       Когда терпеть больше не было сил и член уже болезненно пульсировал, Рабастан несколько раз толкнулся быстрее и сильнее, чем до этого, и издал низкий, полный удовольствия стон. Миллисента закусила губу, чтобы не вскрикнуть — ей стало немного больно. Лестрейндж успел вовремя выйти и семя выплеснулось на живот Милли. Сам Рабастан обессиленно упал рядом, шумно переводя дух. — Сейчас уберем всё лишнее, — оповестил мужчина и, найдя палочку, взмахнул ею над Миллисентой.       Очистив Милли от следов их любви, Рабастан притянул девушку к себе и крепко обнял обеими руками. Прижался губами к влажному лбу Милли, приникнувшей к его груди. — Ты сделала меня счастливым, — сообщил Рабастан пьяным, плохо слушающимся голосом. — Только сегодня? — не удержалась Милли, щурящаяся от удовольствия — ей нравилось находиться в крепких объятиях Рабастана, нравилось слушать стук его сердца и чувствовать его запах. — О, сегодня так просто лучший день в моей жизни, — не растерялся Лестрейндж, к которому возвращалась обычная болтливость. — Мне было хорошо, как никогда. Но я говорю немного о другом: я на самом деле чувствую себя счастливым с тех пор, как встретил тебя. Кажется, что раньше всё было как-то мелко и суетливо, совершенно бессмысленно. Конечно, всегда оставалась служба Тёмному Лорду, но здесь, — Рабастан указал себе на грудь, — ощущалась некая пустота.       Миллисента зябко поёжилась, и они с Рабастаном переместились под одеяло. Лестрейндж зажёг камин взмахом палочки. В спальне стало уютно. Миллисента прислушивалась к себе. В промежности ещё оставалось ноющее чувство, но оно уже не было неприятным. Миллисента поймала себя на мысли, что хотела бы продолжения, чтобы получше распробовать ощущения. Зато с точки зрения чувств ей всё было ясно: Рабастана она любила даже сильнее, чем прежде. Теперь словно исчезли все границы, которые ещё оставались. Пропало стеснение, неловкость, девичья нерешительность. Можно было говорить о чём угодно, можно было делать, что угодно. И это ощущение свободы нравилось Миллисенте. — Не верю, что ты никогда раньше не влюблялся, — пробормотала Милли, сильнее прижимаясь к Рабастану. — Я ждал тебя, — высокопарно изрёк Лестрейндж, крепче прижимая к себе Милли. — К тому же, мне всегда казалось, что чувства неизбежно сопряжены с болью и разочарованием. — О нет, это совсем не так! — поспешила сказать Миллисента со всей горячностью юношеского максимализма.       Она любила впервые, её чувство было взаимно. Милли уже видела, как на картинке, их с Рабастаном долгую и счастливую совместную жизнь. Как они сыграют пышную свадьбу и счастливо заживут в этом прекрасном замке. Как будут засыпать и просыпаться вместе, станут гулять по старому парку, вечерами сидеть у камина в библиотеке и читать друг другу вслух, как станут устраивать званые обеды или даже настоящие приёмы время от времени. Она станет настоящей светской леди, достойной Рабастана, а тот остепенится, и никто уже не сможет сказать, что младший из братьев Лестрейндж — неисправимый повеса. Поттера вскоре обязательно поймают, жизнь станет мирной и спокойной. Они с Рабастаном смогут поехать в путешествие, где вместе повидают множество прекрасных мест и встретят удивительных людей. Позже, через несколько лет, когда они вдоволь насладятся друг другом, появятся дети… Миллисента хотела бы мальчика, и чтобы он обязательно был похож на Рабастана. — Конечно, у нас всё будет хорошо, — успокоил девушку Рабастан, вновь припадая губами к её лбу. — Теперь я в этом уверен.       Сейчас, когда он лежал на постели совершенно расслабленный, и щурился из-за камина в точности, как Амон, Миллисента вдруг ощутила свою силу над любимым мужчиной. Опять подумалось, что преграды и условности рухнули, и их уже не разделял возраст и опыт. Теперь Рабастан был её всецело. Здесь, в постели, они были совершенно равны. Девушка любовно провела рукой по скуле Лестрейнджа, любуясь им. Всё же была Рабастану присуща некая диковатая, мужественная красота. Широкие скулы, хищный нос с маленькой горбинкой, темные уголья глаз.       Рабастан перехватил её руку и, поднеся к губам, поцеловал тыльную сторону ладони. Положил их стиснутые руки себе на грудь. — Ну всё, Милли Булстроуд. Шуточка не вышла, всё получилось всерьёз и надолго, — изрёк он, самодовольно улыбаясь. — Теперь тебе придётся управлять всем этим огромным замком, муштровать домовиков, найти хорошего повара, чтобы тот готовил мою любимую еду, а самое главное — заботиться обо мне денно и нощно. Даже когда у нас появятся дети, я хочу, чтобы меня ты любила сильнее всех. — Ты считаешь, это правильно? — засмеялась Милли, не совсем понимая, шутит ли Рабастан, или говорит серьёзно.        Лестрейндж приоткрыл глаза и покосился на Миллисенту. — Я считаю, что это возможно. Во всяком случае, не представляю, как буду делить твою любовь с кем-либо. — Об этом пока рано говорить, — проворковала Милли, которой в душе было очень приятно от их разговора — ведь и Рабастан мечтал о совместном будущем. — Но почему я буду управлять замком? Разве не Беллатрикс тут хозяйка? — Беллатрикс не занимается обязанностями леди Лестрейндж, скажем так, — туманно отозвался Рабастан. — У неё есть дела поважнее. Тёмный Лорд высоко ценит её в качестве боевого мага, и уж точно Белле нет равных во владении пыточными заклинаниями. — Может быть, я тоже захочу как-то самореализоваться? — дерзко спросила Миллисента. — Мерлина ради, только подальше от организации, — с улыбкой, но довольно твёрдо проговорил Рабастан. — При всей моей верности Милорду, разумеется. Тебе в это впутываться не надо. — Беллатрикс впуталась однажды, да? — спросила Милли, не в силах сдерживать своё любопытство. — И после этого все — даже Рудольфус — отошли на задний план? — Да, — проговорил Рабастан, глядя в камин. — Весь мир отошёл на задний план, когда Беллатрикс встретила Тёмного Лорда, а он даровал ей Метку. Но о чём ты думаешь, скажи на милость?        Рабастан, еще мгновение назад казавшийся совершенно расслабленным, вдруг приподнялся и, сгребая Миллисенту в охапку, вновь оказался сверху. — Наша любовь, наконец-то, достигла квинтэссенции. А ты, Милли, думаешь о Беллатрикс? — Ни о ком я не думаю, — проворковала Миллисента, проводя ладонями по напряженной спине мужчины. — Просто мне интересно, как мы будем жить.        Мысли стали привычно путаться, стоило губам Рабастана оказаться у её губ. Голос Миллисенты стал невнятным, девушка начала путаться в словах. На губах сама собой расплывалась блаженная улыбка. — Тебе нужно только сказать, что потребуется для полного счастья, — проговорил Рабастан, целуя шею Милли. — А мне на самом деле не так уж много надо: я шутил.        Лестрейндж, играя, слегка укусил шею Миллисенты и та, взвизгнув, сжалась и засмеялась. Ей всё ещё казалось, что это всё — какой-то сказочный сон. Счастье распирало душу, хотелось, чтобы этот момент никогда не заканчивался. В это время Милли ощутила, что мужское естество Рабастана вновь отвердело. — Это моё нормальное состояние, — горделиво ухмыльнулся тот, увидев удивление на лице Миллисенты. — Но на сегодня хватит. У нас ещё будет время предаться всевозможным способам любви, но сегодня тебе вряд ли будет приятно.        Мужчина вдруг отстранился и сел на кровати. — Пожалуй, мне не помешает зайти в душ, — проговорил он с улыбкой.        В ответ на это Миллисента тоже села и крепко обняла Рабастана со спины. Положила подбородок ему на плечо. — Не могу тебя отпустить. — В таком случае, идём вместе. Но я не гарантирую, что это не закончится чем-нибудь интересным, — проговорил Лестрейндж бархатистым, чарующим голосом.        Душ вдвоём — что может быть романтичнее! Милли бы ущипнула себя, дабы убедиться, что это всё не сон. Да вот только промежность неприятно ныла, напоминая о реальности. И почему обязательно должно быть больно в первый раз? Она ждала так долго и хотела бы оставаться с Рабастаном в постели просто бесконечно! Тем более, что, насколько могла судить Милли, он знал, как сделать женщине приятное.        В просторной ванной комнате, смежной со спальней Рабастана, был и душ, и довольно большая ванна, в которой могли бы поместиться три взрослых человека. Но Рабастан потянул Миллисенту в душевую кабинку. — Принимать ванную тебе пока нежелательно, — сказал он.        В душе было достаточно просторно для них обоих. Набор душевых принадлежностей — мужской, аскетический. Но какое удовольствие стоять под струями теплой, почти горячей воды и нежно, медленно вспенивать гель для душа на друг друге. Миллисенте казалось, что ей никогда не надоест гладить руки и спину Рабастана, узнавать его тело и запоминать все его черточки. Она попросту дурела от радости быть вместе с любимым мужчиной, смотрела на него завороженно и влюбленно. — Девочка моя, так мы эту проблему не решим, — с хрипотцой ответил Лестрейндж, выразительно кивая вниз.        Прикосновения Миллисенты были слишком приятными, чтобы он не реагировал. Член упрямо стоял колом, как будто разрядки и не наступало совсем недавно. В общем-то, Рабастану было даже приятно показать свою мужскую силу, да вот только слишком тяжело было держаться, чтобы не наброситься на Миллисенту. Ему казалось невероятно сексуальным то, как вода сбегает по её телу, повторяя его волнующие изгибы. Как капли скапливаются на ключицах, сбегают по груди и, задержавшись на сосках, падают вниз. — Ты говорил про другие способы, — уронила Миллисента, глядя на Рабастана из-под полуопущенных ресниц, на которых дрожали капельки воды.       Её рука нерешительно, но целеустремленно стала опускаться ниже по его груди, по животу… Это было больше, чем он мог выдержать. Юное и нежное лицо Миллисенты с раскрасневшимися от поцелуев губами, её ласковые руки… — Способы есть, — кивнул Рабастан, кладя руку Милли на подрагивающий от желания член.        Милли смотрела на мужчину с интересом и ожиданием. Как примерная ученица - на учителя. А Рабастан мучительно пытался придумать, в каких выражениях объяснить недавней девственнице, как делать минет. Всё-таки Миллисента была леди, и не хотелось бы оскорбить её, в первый же раз вывалив всю свою похоть. — Так какие? — нетерпеливо поинтересовалась девушка, сильнее сжимая горячую плоть в руке и скользя ладонью вверх-вниз.        Рабастан положил руку на шею Милли, притянул к себе для поцелуя. Потом переместился к её ушку. — Помнишь, с чего мы начали? — спросил он. — Ты можешь сделать то же самое.        Милли почувствовала, как щеки тронул румянец. Ей хотелось попробовать это новое и запретное, хотелось сделать Рабастану приятное. Но присутствовало волнение, что получится плохо. Видя, как по личику Миллисенты пробегает тень сомнения, Рабастан подумал, что она точно откажется. Ещё и выскажет ему насчёт такого предложения. Но ответ девушки ошарашил его. — Только подсказывай мне, — попросила Миллисента и вдруг решительно опустилась на колени.        С языка Лестрейнджа чуть не сорвалось, что для этого он и нужен, но мужчина сдержался. Не хотелось сыпать привычными гнусными шуточками. В этот раз всё воспринималось серьёзнее. Хотя то, с каким сосредоточенным видом Милли рассматривала его член, и вызывало невольную улыбку. Потом девушка неуверенно поцеловала головку. — Принцип такой же, как, скажем, с леденцом, — проговорил Рабастан, старательно подбирая приличные термины.        Поразмыслив, Миллисента приоткрыла губы и осторожно взяла член в рот. — Только без зубов, моя девочка, — простонал Рабастан, поморщившись.        Действовала Милли совсем неумело, но один тот факт, что это именно Миллисента делает ему приятное таким образом страшно возбуждал Рабастана. Упершись одной рукой в стену, другую он положил на затылок девушке, чтобы направлять её. Струи горячей воды падали на широкую спину Лестрейнджа и не мешали Миллисенте. — Да, Милли, так, — сдавленно простонал Рабастан, когда Милли наконец приноровилась. — Ты можешь помогать себе рукой. Ммм… И если ты ещё будешь использовать язычок…        У Миллисенты получалось всё лучше. Рабастан не мог сдержать низких, глухих стонов. Да и вид сверху возбуждал — изогнутая спина, округлая попка… Забывшись, он слегка надавил на затылок Милли, и девушка закашлялась. Рабастан поспешил ослабить хватку. Миллисента же, слыша, как Лестрейндж стонет, усиленно старалась, хотя держать рот столь широко открытым оказалось утомительным. И всё же ей нравилось, что она доставляет Рабастану столько удовольствия.        Почувствовав, что кончает, мужчина отстранил Миллисенту, и семя выплеснулось ей на грудь. Прислонившись спиной к стене, Рабастан прикрыл глаза, перед которыми пошли круги. А Милли в это время подняла на ноги и, вновь смыв с себя всё лишнее, прильнула к Лестрейнджу. Вот теперь ей казалось, что всё прошло хорошо. Что их первый раз был не только романтическим, но и весьма запоминающимся.        Через четверть часа Рабастан и Миллисента возлежали в постели. Поверх покрывала стоял поднос с закусками, который принёс дряхлый домовой эльф — откуда, неизвестно. Но угрозы его хозяина подействовали.        Милли, чувствуя себя страшно голодной, с аппетитом поглощала свежий хрустящий багет, ветчину и сыр. Запивать приходилось вином, но опьянеть она не боялась. Миллисента теперь вообще ничего не боялась — ей казалось, что за спиной выросли крылья и ей всё по плечу. ЖАБА, свадебные хлопоты, другие вопросы, которые ещё недавно тревожили — всё казалось сущей ерундой. Только бы Рабастан был с ней, и тогда она сможет всё. Он, вальяжно развалившийся на подушках и потягивающий вино, стал самым родным человеком на свете, самым любимым. Важнее подруг, ближе родителей. Они стали одним целым, и не существовало больше никого, кроме Рабастана. — Теперь я ещё захмелею и явлюсь домой во всей красе, — хихикнула Миллисента, отпивая глоток вина.       Рабастан улыбнулся немного усталой, ленивой улыбкой. — Придётся сходить в душ ещё раз, чтобы отрезвить тебя, — сказал он, и положил руку на бедро Миллисенты. — Как ты себя чувствуешь, кстати?        На светлых простынях осталось несколько кровавых пятнышек, и Рабастан беспокоился, не слишком ли больно Милли. Может быть, стоит позаботиться о каком-нибудь зелье? Хотя вид у девушки довольно бодрый, насколько он мог судить. — О, живой как никогда! — с энтузиазмом заявила Миллисента и, отставив бокал, легла на грудь Рабастана.        Её глаза счастливо искрились, с губ не сходила улыбка. Это было приятно, Лестрейндж чувствовал полное умиротворение от того, что Милли с ним и, кажется, на самом деле счастлива. Сам он ощущал сладкую усталость и не отказался бы вздремнуть часок-другой. Вино способствовало этому. — Я пошлю домовика за кое-каким снадобьем, — проговорил Лестрейндж. — Чтобы всё прошло побыстрее.        Он приобнял Милли, провёл пальцами по шелковой, нежной коже. Подавил зевок. Обнять бы её и просто заснуть вместе, зная, что не надо никуда спешить, что её не станут искать родители, а его самого не вызовет вдруг Тёмный Лорд. — А… не будет последствий? — запоздало осенило Миллисенту. — Я имею в виду детей… — Я был осторожен, — успокоил её Рабастан. — Не будет, пока мы не решим, что пора. Но будь готова к тому, что Рудольфус начнёт донимать нас этим вопросом, едва мы поженимся. — И всё-таки, — протянула Миллисента, вспомнив, о чём проговорился Рабастан. — У них с Беллатрикс нет детей из-за Тёмного Лорда.        Это была скорее констатация факта. — Ох уж это женское любопытство, — простонал Рабастан, потирая переносицу.        Он приподнялся, чтобы убрать поднос с кровати прямо на пол, и с удовольствием вытянулся на постели. Прижал Миллисенту к себе и прикрыл глаза. Опять подавил зевок. — Всё равно ты скоро узнаешь, — пробубнил Рабастан, уткнувшись лицом в плечо Милли. — Только имей в виду, что это тайна, за разглашение которой можно схлопотать наказание от самого Тёмного Лорда. — Так это правда?! — ахнула Миллисента, поворачиваясь к Рабастану. — О, Моргана, я до последнего не верила! — Лучше уж я тебе расскажу, чем ты начнёшь спрашивать у кого-то или строить теории, — решил Рабастан. — Или ляпнешь что-нибудь по незнанию… Первым делом важно уяснить, что у Тёмного Лорда не может быть слабостей и привязанностей. Никто не должен усомниться в этом.        И, помолчав, добавил: — И всё же у него есть Беллатрикс. — Но как Рудольфус терпит это? — недоумевающе спросила Миллисента.        Рабастан чуть нахмурился и начал свой рассказ чарующим, низким голосом с хрипотцой. — Когда мы с братом были маленькими, со мной возились няньки. А Руди отец брал с собой в картинную галерею с портретами наших предков и водил за ручку, вдалбливая в голову брата, что тот — наследник великого рода. Рассказывал обо всех бесчисленных доблестных Лестрейнджах, веками прославлявших нашу фамилию и оберегающих чистоту крови. И объяснял, что для Рудольфуса в этой жизни не может быть ничего важнее чести семьи и доброго имени. Ну и верности Тёмному Лорду, конечно. Рудольфус вырос идеальным наследником. Широко образованным, с благородными манерами и рыцарской верностью Милорду, бесстрашным и готовым с кем угодно скрестить палочку, если фамильная честь вдруг будет задета. Его ждало блестящее будущее — в этом никто не сомневался. Приятно звучащая должность в министерстве, дома — красивая жена из лучшей семьи, высокое положение в Ближнем Круге… А потом Тёмный Лорд заметил Беллатрикс, — Рабастан помолчал. — Уж не знаю, на каком этапе Рудольфус узнал об их связи. Но только предпринимать что-либо уже было поздно. На развод мой брат ни за что не пошёл бы — это опорочило бы и его имя, и репутацию Беллы. Закрыть Беллатрикс дома и не позволять видеться с Милордом? Смешно — легче было бы совладать с венгерской хвосторогой. К тому же, магический потенциал Беллы был таков, что Милорд лично обучал её и ценил, как одного из своих лучших бойцов. Добавим к этому фанатичную верность Рудольфуса Повелителю и любовь к Беллатрикс. И вот мой брат уже более четверти века является хранителем этой тайны, а заодно заложником чести и верности. — Ужасная судьба, — содрогнулась Миллисента. — Как же он это выносит?        Рабастан покачал головой. — До Азкабана частенько срывался. Сейчас как будто смирился со своей участью.        Лестрейндж опять нахмурился, видимо, задумавшись о нелёгкой судьбе старшего брата. Миллисента попыталась заглянуть ему в глаза, но Рабастан как будто дремал. — Это поэтому ты всегда избегал брака? — спросила она. — Из-за примера Рудольфуса? — Возможно, — подумав, согласился мужчина. — Но у нас всё будет по-другому, — с нажимом произнесла Миллисента. — Только ты и я. Никто не посмеет вмешаться.        Для убедительности Милли поцеловала Рабастана и почувствовала, как тот улыбается. Руки мужчины легли на её талию. Миллисенте подумалось, что теперь, когда они воссоединились, она не сможет оторваться от Рабастана никогда. Хотелось прирасти к нему каждой клеточкой тела, чтобы всегда быть вместе. Милли с упоением и чувством бесконечной нежности в груди стала целовать небритое, но очень довольное лицо Лестрейнджа. Медленно и ласково, стремясь каждым прикосновением показать свою любовь. Вот бы этот момент никогда не заканчивался! — Мой любимый, — прошептала Милли, отстраняясь и любовно рассматривая Рабастана.        Каждая его чёрточка казалась родной и знакомой. Морщинки в углах смеющихся темных глаз и линии поглубже, пересекающие лоб, колющиеся щетиной скулы и губы с извечной ухмылочкой. Миллисента провела кончиками пальцев по этим ухмыляющимся губам, а Рабастан шутливо клацнул зубами, словно намереваясь её укусить. — Что же, быть любимым довольно приятно, — ввернул Лестрейндж с напускной беззаботностью.        А сам подумал, что ещё никогда не чувствовал себя столь нужным, обласканным, желанным и дорогим. Посмотрел на Миллисенту с каким-то удивлением, словно впервые увидел. Как поразительно складывается жизнь! Пока он сражался с врагами, гонялся за женщинами, прозябал в Азкабане — где-то не столь уж далеко росла эта девушка с мягкими лучистыми глазами. Росла для него, чтобы однажды подарить ему любовь и покой. Искренняя, нежная, его Милли. Он должен обязательно сделать её счастливой.