***
1 мая 1998 года, Малфой-менор Рабастан Лестрейндж никогда не отличался интуицией брата или звериным чутьём Беллатрикс. Но в тот день, когда Тёмный Лорд узнал об ограблении их семейного сейфа, Рабастан понял, что случилось что-то страшное, и что над всеми ними нависла пока ещё невидимая, но угроза. Никогда ещё ему не доводилось видеть Повелителя вышедшим из себя. Ярость Тёмного Лорда обычно была холодной и сдержанной. Но когда гоблин, заикаясь, просипел всего несколько слов про маленькую золотую чашу, украденную из сейфа, из горла Милорда вырвался бешеный крик. В ту же секунду Бузинная палочка хлестнула воздух, озаряя комнату ослепительной зелёной вспышкой, и гоблин повалился на пол. Гнев Тёмного Лорда был столь не сдержан, что его жертвами пали несколько попавшихся под руку оборотней Фенрира, оказавшихся поблизости. Пожиратели Смерти же опрометью кинулись вон из зала, боясь той же участи. Даже Беллатрикс предпочла убраться, что говорило о многом. — Недоумки, уродливые кретины! — выкрикивала она несколькими минутами позже, мечась из стороны в сторону по гостиной. — Я убью их всех за это! — Уму непостижимо — наш сейф! — прорычал Рудольфус, бешено вращая глазами. Обычное спокойствие изменило ему, и Рабастан понимал почему. Это ограбление было вопиющим вызовом всему семейству Лестрейндж. Они как будто вновь подвели Тёмного Лорда, ведь его вещь пропала из их семейного сейфа. А эти выродки — Поттер с дружками — показали всем, что Лестрейнджи не так уж и сильны, раз каждый школьник может пробраться в их сокровищницу. — Собирайтесь, — рявкнул старший из братьев, резко останавливаясь. — Допросим гоблинов. Нужно узнать, как им это удалось. — А если мы потребуемся Тёмному Лорду? — заволновалась Беллатрикс. Рудольфус сверкнул взглядом на жену. — Сейчас ему не до нас. А сидеть сложа руки я не намерен, — жестко проговорил он. — Белла, почему Милорд так отреагировал? — спросил Рабастан, которого действия Повелителя обескуражили. — Что это была за чаша? Беллатрикс поджала губы и переглянулась с Рудольфусом. — Салазара ради, её уже всё равно украли! — воскликнул Рабастан. — Хотелось бы понимать, чем это грозит. — Чаша Хельги Хаффлпафф, очень старинный артефакт. Отдавая её мне, Милорд сказал, что я должна хранить чашу так, словно в ней заключена частица него… — проговорила Беллатрикс дрогнувшим голосом. Белла явно видела в этом какой-то любовный подтекст. Рабастан же напряженно припоминал, есть ли какие-нибудь тёмно-магические ритуалы, позволяющие волшебнику заключать часть своей силы в предметы. Судя по тому, как хмурился Рудольфус, брат размышлял в том же ключе. Гоблинов они допросили. Результатов это никаких не дало, правда. Разве что Беллатрикс выпустила пар, выпотрошив парочку этих уродливых ублюдков. Да Рудольфус наскоро наложил новые защитные чары на их развороченный сейф. На первый взгляд ничего кроме чаши не пропало, но и это скорее пугало. Если Поттер с друзьями рисковали жизнью ради одного предмета и даже не подумали о том, чтобы украсть что-то ещё… Что же, видимо, чаша действительно была очень важна. В Малфой-менор вернулись уже на закате. В замке царило оживление — опытные и верные Пожиратели Смерти понимали, что случилось что-то из ряда вон выходящее, и стремились быть поближе к Повелителю. Вот только он сам отсутствовал в замке. — Проверю посты в Хогсмиде, — заявил Долохов, проходя мимо Лестрейнджей к камину. — Чувствую, лишним не будет. — Причём тут Хогсмид? — спросил Рабастан, чувствуя укол волнения. Антонин не ответил, так как уже кидал летучий порох под ноги. Рабастан быстро повернулся к брату. — Сейчас важна безопасность на всех стратегически важных объектах, — ответил Рудольфус. — Но Хогвартс в безопасности, там достаточно наших людей. Нам лучше отдохнуть, пока есть возможность… Наскоро перекусили, каждый думая о своём. И не успел Рабастан дожевать свой ужин, как Тёмная Метка огнём вспыхнула на руке. Беллатрикс взметнулась с места, чуть не опрокидывая стул. Рудольфус вздрогнул. Остальные Пожиратели Смерти тоже подобрались, и Рабастан понял, что Метки зажглись у всех. Без промедлений Пожиратели Смерти поспешили на зов Тёмного Лорда. Уже давно, выходя в рейд или на операцию, Рабастан не ощущал такого волнения. Причину его он понял, как только они добрались до места назначения. Приземлившись на землю и подняв взгляд, Рабастан увидел возвышающийся вдали Хогвартс. В груди что-то болезненно сжалось. *Вертолёт, конечно. Пэнси намеренно делает вид, что даже разбираться в маггловщине не хочет.Глава 23. Затишье перед бурей
1 января 2022 г. в 00:01
Апрель 1998 года
Вернувшись домой, Миллисента поняла, что не так уж просто будет вести себя как ни в чём не бывало. Мать Милли сразу же заметила лихорадочный блеск в глазах дочери (благо, Милли успела с помощью крема убрать покраснение с зацелованных губ). Но Розамунд Булстроуд всего лишь предположила, что Рабастан дал о себе знать и поэтому Милли такая радостная. Зато в дальнейшие дни Миллисенте стоило немалых трудов вести себя естественно. Время от времени, сидя за столом с родителями, она вдруг вспоминала какой-нибудь особенно жаркий эпизод и на губах сама собой начинала расплываться блаженная улыбка. Или, к примеру, Милли только с третьего раза слышала, как к ней обращаются.
— Миллисента! В конце концов, это ведь твоя свадьба! — возмущалась Розамунд Булстроуд в последние дни каникул.
День бракосочетания уже был назначен — пятнадцатое июля. А поскольку Милли должна была вернуться из Хогвартса только в первых числах июля, нельзя было терять времени даром. Стараниями миссис Булстроуд и Пэнси, принимавшей живейшее участие в подготовке, уже были разосланы приглашения, заказана мебель для проведения церемонии в саду Лестрейндж-холла, пошито платье. А Миллисента, которая раньше страстно мечтала обо всей этой волнительной кутерьме, витала в облаках! В мыслях была только назначенная встреча с Рабастаном в последний день каникул — она довольно ловко соврала матери, что останется на ночь у Пэнси и они с подругой отправятся в школу вместе.
— Да, мне нравится, — рассеянно проговорила Милли, глядя на себя в зеркало.
Свадебное платье было сшито из жемчужно-белого шелка и муслина, казалось воздушным и нежным. Миллисенте было странно видеть себя в нём — такая взрослая, изящная. Уже молодая женщина, а не девочка.
— Фасон создан для нашей Милли, — похвалила Пэнси, обходя подругу и поправляя верхнюю юбку. — Смотрится очень утончённо. Я бы только немного подрезала рукава, чтобы не утяжелять верхнюю часть.
— Неплохая мысль, дорогая, — согласилась миссис Булстроуд. — Милли?
Миллисента повернулась боком к зеркалу.
— Да, пожалуй.
— А как же фата? — полюбопытствовала Пэнси.
— Милли должна обязательно надеть фамильную диадему Лестрейнджей. Как только нам её пришлют, можно будет взяться за фату, — проинформировала Розамунд Булстроуд.
Миллисента опять повернулась перед зеркалом так и эдак. Да, платье ей нравилось. И Милли уже не волновалась о полноте рук или о том, как она будет смотреться в глазах Рабастана. Свадьба и та уже не казалась таким уж важным событием, хотя, безусловно, приятно волновала. Теперь их воссоединение с Рабастаном представлялось лишь вопросом времени, и Миллисенте просто хотелось как можно скорее уладить все формальности, чтобы быть вместе с любимым мужчиной.
После примерки, пока матушка отдавала распоряжения швее, Миллисента и Пэнси наконец-то остались одни. Милли, всё ещё будучи в своих мыслях, задумчиво покручивала кольцо на пальце.
— О, меня просто убивает этот вид скромницы, который ты теперь приняла! — зашипела Пэнси, покосившись на дверь. — Немедленно всё рассказывай, маленькая бесстыдница! Что ты задумала провернуть завтра, когда якобы будешь у меня?
Миллисента подняла взгляд на подругу и улыбнулась хмельной, широкой улыбкой.
— Ничего из того, что бы я уже не сделала, — шепнула она в ответ.
Паркинсон ахнула и прикрыла рот рукой, испугавшись, что их услышит мать Миллисенты.
— Вот я и думаю, что ты слишком загадочная! — протянула Пэнси. — Учти — я жажду подробностей!
— Какие подробности, не мама, так домовик подслушает, — заметила Миллисента.
— Предлагаешь ждать до Хогвартса? Я спать не смогу! — простонала Пэнси.
Милли взглянула на дверь и быстро проговорила:
— Это было романтично и даже более страстно, чем я ожидала.
— Так и знала, что твой Лестрейндж — отличный любовник, — вздохнула Пэнси. — Но, Милли, а если ты забеременеешь?
— Мы позаботимся о том, чтобы это не произошло раньше времени, — важно проговорила Миллисента.
Паркинсон смотрела на неё с уважением и горящим в глазах любопытством. Это было приятно, в общем-то — Милли чувствовала себя совсем взрослой. Но рассказывать о самом сокровенном пока не хотела. От Пэнси у неё не было секретов, но всё же то, что произошло между Милли и Рабастаном было слишком личным. Это было только её, Миллисенты.
К счастью, возвращение миссис Булстроуд заставило девушек сменить тему разговора. Но теперь и Пэнси поминутно путалась и сбивалась с мысли, обсуждая детали предстоящей свадьбы. А Розамунд Булстроуд сетовала на то, какие же девочки ответственные — видимо, думают исключительно о ЖАБА.
Накануне отъезда в Хогвартс, Миллисента попрощалась с родителями и через камин отправилась к Пэнси. Пришлось на самом деле посетить дом Паркинсонов, чтобы не называть адрес Холла при родителях. Пробыв у подруги совсем немного, Миллисента наконец отбыла в Лестрейндж-холл. При этом от нетерпения у неё сердце выпрыгивало из груди, а от предвкушения сладко посасывало под ложечкой.
К этой встрече Рабастан подготовился — в его комнатах потрескивал камин, в спальне были расставлены большие свечи и уютно пахло воском. Рядом с постелью стояло ведерко со льдом, из которого показывалась запотевшая бутылка шампанского. На столике с колёсиками громоздились фрукты и сладости. Миллисента, падкая на такого рода романтические жесты, не могла скрыть своего восхищения. Сам Рабастан был гладко выбрит, рубашка сияла белизной, чувствовался приятный запах одеколона.
— Я уже боялся, что ты не придёшь, — вместо приветствия заявил мужчина, откупоривая бутыль шампанского и разливая шипящую жидкость по бокалам.
— Пришлось заглянуть к Паркинсон — родители провожали меня до камина, — объяснилась Миллисента.
Зато у Пэнси она переоделась из повседневного платья в одно из новых — соблазнительное и приталенное, из чёрного бархата. Под платьем ждало своего часа сексуальное бельё глубокого вишнёвого цвета.
— Неужели всё это вскоре станет обыденностью? — задумчиво проговорила Миллисента, принимая бокал из рук Рабастана.
— Что — это? — спросил он со смешинками в глазах.
— Такие вечера вдвоём в Лестрейндж-холле, — проговорила Миллисента.
Она не могла наглядеться на Рабастана. Казалось, что они не виделись целую вечность, хотя прошёл всего день. Милли тонула в его глазах, скользила ласкающим взглядом по скуластому улыбающемуся лицу. Бокал подрагивал в руке, и весь мир куда-то отдалялся. Вновь был только Рабастан, и хотелось лишь одного — поскорее оказаться в его объятиях, и чтобы ночь не кончалась. Не верилось, что когда-нибудь она сможет просто привыкнуть к Рабастану, и это головокружительное счастье от каждой встречи, каждого прикосновения притупится.
— Когда наша жизнь покажется тебе обыденной, мы что-нибудь придумаем, — весело сообщил Лестрейндж, стукая краем своего фужера о бокал Миллисенты. — Немного фантазии всегда поможет скрасить вечер.
— Звучит, как что-то извращенное, — хихикнула Милли с плохо скрываемым предвкушением и отпила шампанского.
— Меня всегда изумлял этот термин, — фыркнул Рабастан, делая глоток и отставляя свой бокал в сторону. — Не может быть ничего извращенного в том, что происходит между двумя людьми. При условии, что это никак не мешает окружающим, конечно. Кэрроу вон на собственную сестру засматривался, и что с того?
— Что? — опешила Миллисента.
— Что? — хмыкнул Лестрейндж. — Неужели ты не замечала? Впрочем, Алекто порядочно подурнела, так что всё могло поменяться…
— Предпочту не задумывать об этом, — засмеялась Милли, не до конца понимая, шутит Рабастан или нет.
Девушка тоже отставила бокал и медленно обвила шею мужчины руками. Прижавшись к его груди, коснулась губами вожделенных губ. Рабастан с готовностью обнял её, ответил на поцелуй. Ему понравилось, что Миллисента так явственно истосковалась по нему и тоже желала близости. Губы сами собой растягивались в улыбку.
— Рудольфус вчера заявил, что я улыбаюсь, как завсегдатай Святого Мунго, — сообщил Рабастан, прерывая поцелуй.
Милли рассмеялась.
— Мама сказала мне примерно то же самое, — призналась она.
— Главное, взять себя в руки до очередного собрания у Милорда, — заметил Лестрейндж.
— А мне — сосредоточиться на подготовке к ЖАБА, — вздохнула Миллисента, прижимаясь к груди Рабастана и щурясь от удовольствия.
Опять кружил голову его запах и тепло его тела. Милли даже не сразу заметила, что ловкие пальцы Лестрейнджа расправились с крючками на платье. Миллисента сделала шаг назад и повела плечами, позволяя платью эффектно соскользнуть к её ногам. Увидев соблазнительное бельё, Рабастан не сдержался и похабно присвистнул. Миллисента приподняла подбородок, наслаждаясь произведенным эффектом. Просто удивительно, насколько иначе она себя чувствовала в этот вечер: красивой, желанной, уверенной.
— Миллисента, следующие два с половиной месяца будут самыми долгими в моей жизни, — изрёк Рабастан с хрипотцой в голосе.
В этот раз всё происходило спокойнее и без тени неловкости. Откидываясь на прохладное шелковое покрывало постели, Миллисента знала, что её ждёт только удовольствие. Её тело с жаром отзывалось на ласки любимого мужчины. Милли, прикрыв глаза, сладко постанывала, полностью отдаваясь ощущениям, с головой погружаясь в водоворот лишь недавно открытых страстей. Она уже и не думала останавливать Рабастана, когда тот спустился дорожкой поцелуев к клитору. Лишь стонала от нетерпения, уже чётко понимая, что хочет почувствовать Рабастана в себе как можно скорее. Лоно сочилось соками, готовое принять его.
Когда Рабастан избавился от одежды и, обняв Миллисенту, медленно вошёл в неё, с губ Милли сорвался стон удовольствия. Рабастан теперь двигался смелее, позволив себе нарастить темп и глубину толчков. Миллисента не сдерживала себя — стонала, впивалась ногтями в его спину, двигалась навстречу. Инстинктивно ей было понятно, что делать и, обнаружив в себе неожиданно сладострастную натуру, девушка потеряла всякое стеснение. Когда Рабастан неожиданно отстранился и вышел, Милли протестующе ахнула. Но мужчина, стиснув её бедра, властно перевернул Миллисенту на бок и вновь овладел ею. При этом его рука оказалась между её ног, пальцы принялись за клитор. Милли, чувствуя, как внутри всё сжимается и пульсирует, задержала дыхание… А потом по телу прокатилась лавина удовольствия, перед глазами засверкали разноцветные вспышки и спальню огласил громкий и протяжный крик.
Ночь тянулась бесконечно. Рабастан и Миллисента словно желали компенсировать потерянное за последние полгода время. Уже в четвёртом часу утра Миллисента, наконец, совершенно вымоталась и обессилено растянулась на развороченной постели. Ноги дрожали, лоно горело. Не было сил даже до душа дойти. Рабастан крепко обнимал её со спины. Милли скользила пальчиками по его руке, с каким-то детским удивлением думая о том, как это удивительно — что вот жили два разных человека, не знали толком о существовании друг друга. И вот они вдруг становятся самыми родными и близкими. Чувствуют друг друга, понимают без слов. И каждое прикосновение дарит такое блаженство, что и не описать.
Потом они долго-долго разговаривали, и о таких личных вещах, которых ранее касались только вскользь.
— На самом деле всё детство я страдал от того, что у меня не было матери, — рассказывал Рабастан. — Но видеть жалость в глазах родственников мне не хотелось, и я быстро научился шутить и проказничать. Отец был холодным человеком, и это был единственный способ вывести его на какие-то эмоции и убедиться, что ему не всё равно…
— Как это неправильно! — возмущалась Миллисента. — Отец наоборот должен был всячески показывать свою любовь…
— Тогда были немного другие времена. Мальчиков чаще воспитывали в строгости, проявлять слишком много чувств было не принято… Во многих семьях, не только в нашей. Отец того же Люциуса Малфоя тоже был весьма суровым человеком. Сейчас к детям относятся иначе — Драко, к примеру, разбаловали и изнежили, дальше некуда.
— Лучше уж так, чем позволять собственному ребёнку чувствовать себя одиноким, — проговорила Милли, поёжившись.
— Зато и воспитывали настоящих мужчин, моя дорогая. А не кисейных барышень, — возразил Рабастан.
— Не хотела бы я, чтобы ты строго воспитывал наших собственных детей, — заметила Миллисента.
— Думаю, мы договоримся об этом заранее, — отозвался Лестрейндж.
— А ты бы хотел мальчика, конечно? — полюбопытствовала Милли.
Рабастан призадумался.
— С мальчиками попроще, я полагаю, — сказал он чуть погодя. — Они мне понятнее. Да вдобавок стоит вообразить, что однажды дочь вырастает в очаровательную девушку, и рядом с ней начинают крутиться всякие… Нет уж, слишком хорошо я знаю, что в головах у молодых людей…
Много чего ещё обсуждалось в эту ночь. И планы на жизнь, и события прошлого. Рабастан рассказал о том, как мучительно одиноко ему было в Азкабане, и как темное отчаяние время от времени накрывало его с головой. Миллисента в основном слушала и успокаивающе поглаживала руку Лестрейнджа, которой тот её обнимал. Про себя она могла рассказать лишь то, что в детстве её дразнили из-за лишнего веса, но как-то не хотелось. По сравнению с жизненным путем Рабастана это казалось совсем детским. Только когда начало святать, Милли наконец заснула. Да и то только потому, что Рабастан стал похрапывать вместо того, чтобы отвечать на её вопросы.
Невзирая на тот факт, что вставать пришлось довольно рано, чтобы успеть на поезд, Миллисента была полна энергии. Чего нельзя было сказать о Рабастане, который поминутно зевал и тёр глаза. Более-менее проснулся он только тогда, когда они прибыли на платформу 9 и ¾.
— Милли-Милли, — вздохнул Лестрейндж, потягиваясь. — Только представь — в следующий раз, когда ты пересечёшь порог Лестрейндж-холла, ты будешь уже моей законной женой или без пяти минут ею. А Холл будет уже и твоим домом.
— Не могу дождаться, — просияла Миллисента. — Даже готова возглавить войну против пикси и садовых гномов.
— Геноцид последних обещал провести Рудольфус, — усмехнулся Лестрейндж. — Нам ведь не хочется, чтобы они кусали гостей за пятки во время церемонии, не так ли?
Милли прыснула со смеху. В это время к ним подошла Пэнси, глядящая на подругу с немым укором. В руках у Паркинсон была корзина с Амоном.
— Не думала я, Миллисента, что ты способна забыть про своего питомца, — заметила она. — Он выл всю ночь, к слову сказать.
Миллисенте тут же сделалось страшно стыдно перед любимым котом и перед подругой. Она извинилась и с неловкой улыбкой приняла корзину в руки.
— Что же, ты правильно расставляешь приоритеты, Милли, — заметил Рабастан, победоносно поглядывая на корзинку с котом.
— О, но ведь я смогу забрать его с собой в Лестрейндж-холл? — заволновалась Милли, прижимая к груди корзину.
— Конечно, если тебе угодно, — отозвался Рабастан, который в душе не очень-то хотел делить Милли с огромным и наглым котищем.
— Теперь мне неловко, что я вам помешала, — заметила Паркинсон.
— Что вы, Пэнси, — учтиво улыбнулся Рабастан. — Я знаю, как вы помогаете с подготовкой свадьбы, так как вы можете мешать?
Пэнси польщенно улыбнулась и с чувством собственной значимости кивнула.
— На самом деле это очень хорошо, что я вас встретила, мистер Лестрейндж, — в привычной бойкой манере заговорила слизеринская староста. — Миссис Булстроуд всё хотела выяснить, кто будет шафером? Нужно знать такие вещи заранее, чтобы всё подготовить надлежащим образом.
— Я думал о Рудольфусе, но из-за травмы колена ему бывает тяжело долго стоять, — протянул Рабастан, прикидывая, кому ещё может доверить столь высокую роль. — Долохов не должен отказаться. Да вы же с ним знакомы. Если нужно будет уточнить какие-то детали — смело пишите Антонину.
Пэнси заметно напряглась, но всё же выжала улыбку и кивнула.
Пора было садиться в вагон. Поезд дал уже последний гудок. Паркинсон тактично удалилась, по доброте душевной захватив с собой и корзину с Амоном. А Милли задержалась на подножке поезда, прощаясь с Рабастаном.
— Всего пара месяцев, моя девочка, — шепнул тот, целуя её на прощанье.
Хотя расставаться совсем не хотелось, Миллисента всё ещё чувствовала распирающее грудь счастье. За прошедшую ночь она вдоволь насытилась Рабастаном, чтобы теперь спокойно расстаться до следующего похода в Хогсмид. В конце концов, уже был апрель, до окончания школы оставалось всего несколько месяцев. А потом они будут всегда вместе, ещё надоесть друг другу успеют.
Со счастливой улыбкой на губах Миллисента пришла в купе к друзьям и, вытащив Амона из корзины, принялась почёсывать его в знак примирения. Кот фыркал и презрительно уворачивался от ласковых рук, но в итоге сменил гнев на милость и замурчал. А Милли смотрела в окно, на стремительно удаляющийся Лондон, и думала о том, как же счастливо складывается её жизнь.
Апрель пролетел, не успела Миллисента толком заскучать. С Рабастаном они виделись в Хогсмиде и постоянно переписывались. Остальное время поглощала учёба и предсвадебные хлопоты, в которых Пэнси Паркинсон принимала не последнее участие. Её собственные отношения с Драко Малфоем, кажется, потерпели окончательный крах. Драко вернулся с каникул ещё более взвинченным, чем был весь год до этого. По неведомой причине он ко всему прочему потерял свою палочку и теперь пользовался материной. Хотя Драко никому не рассказывал, как так вышло, можно было догадаться, что история это весьма и весьма позорная. Крэбб с Гойлом и то обменивались усмешками, когда Малфой на трансфигруации сражался с чужой палочкой, сопровождая это действо ругательствами. Его нервозность, дёрганность и всё более проявляющаяся неуверенность в себе сильнее и сильнее отталкивали Пэнси, тем более, что Драко время от времени пытался самоутвердиться за её счёт. Но Паркинсон нашла таки управу на Малфоя.
— О, Моргана, я сейчас лишусь чувств, — как-то за завтраком сообщила Пэнси, и начала обмахиваться только что вскрытым письмом, как веером. — Я написала Долохову, чтобы узнать о том, как он планирует одеться… Чтобы я могла выбрать подходящее платье. А он говорит, что я буду изумительно смотреться, что бы ни надела…
Драко закашлялся, подавившись тыквенным соком. Милли и та вытаращила глаза.
— Ты написала Долохову?! — переспросила она.
— Конечно, он ведь шафер, — ответила Пэнси с таким видом, словно невозможно было не догадаться. — Мне приходится обсуждать с ним кое-какие организационные моменты. Например, он ответственен за поиск крылатых коней для свадебной кареты…
— Кареты? — ахнула Миллисента.
— Милли, спустись с небес на землю! Твоя мама ведь писала, что в память о старых добрых традициях будет сформирован небольшой кортеж — от замка Булстроуд прямиком к Лестрейндж-холлу! Что может быть романтичнее, скажи на милость? А Долохов отлично разбирается в крылатых конях. Даже пишет, что может летать на них без седла, но я попрошу оставить эту идею, — деловито трещала Пэнси.
— Ты переписываешься с Долоховым? — выдавил, наконец, Малфой.
— Великий Салазар, Драко, я точно говорила об этом, — не без затаённого злорадства отозвалась Паркинсон.
— А почему он делает тебе комплименты? — возмущенно вопросил Драко.
Пэнси возвела глаза к потолку.
— Потому что для джентльмена это естественно, — заявила она.
В последнее время Паркинсон очень нравилось поддевать Малфоя подобным образом. Да и переписка с Долоховым, видимо, приятно щекотала нервы.
— Но карета? — продолжала недоумевать Миллисента. — Как Министерство позволит такое? Ведь маггловские летательные аппараты затрудняют движение даже на метле…
— Пора забыть о старых законах, дискриминирующих права волшебников, — с нажимом произнесла Пэнси. — Чистокровные веками использовали крылатых коней, а политика Тёмного Лорда нацелена на возрождение традиций! Даже если какой-нибудь маггловский — как его? — вертилёт* вдруг появится на пути, всегда можно его развернуть.
— Я как-то упустила кортеж из внимания, — виновато проговорила Милли. — Думаю только о том, что уже совсем скоро мы с Рабастаном будем вместе. Честное слово, я бы согласилась на тихую и скромную свадьбу, только бы поскорее!
— Нет уж, ваше бракосочетание имеет и политическое значение, — возразила Пэнси. — Всё-таки два таких старинных рода породнятся. И когда женится такой Пожиратель Смерти, как Лестрейндж, это весьма символично. Значит, приближенные Темного Лорда совершенно уверены в завтрашнем дне, раз не боятся создавать семьи.
— А что ещё пишет Долохов? — встрял недовольный Малфой, пытаясь заглянуть в пергамент.
— Это уже просто некрасиво, Драко, — одёрнула его Пэнси, быстро сворачивая письмо. — Так, Милли, я хотела с тобой обсудить ещё кое-какие моменты… Но это уже вечером, после уроков.
Им предстояло сдвоенное маггловедение с гриффиндорцами. Не самое приятное времяпровождение, по правде сказать. Но была пятница, завтра планировался поход в Хогсмид и встреча с Рабастаном, поэтому Милли не унывала.
— Я совершенно серьёзно, Миллисента, — важно выговаривала Пэнси по пути в кабинет маггловедения. — Уже первое мая, оставшиеся два месяца пролетят — не успеешь опомниться.