Три месяца на все

В этот раз мы остановились на окраине города в небольшой уютной гостинице. К приметной палатке магистра сразу выстроилась очередь страждущих. Непорочный Анаэль больше не пересекался с нами, видимо, маршруты совпадали лишь частично. Планы магистра он больше не путал. Поэтому и очередь была длиннее, и работы — больше. Магистр уже позволял помогать на приёмах. Распознать фальшь и исправить мелодию души у меня получалось даже лучше, как он сам признавался. Люди, конечно, опасались демона, но магистр в таких делах особо не церемонился. Если видел, что нужно лишь поправить мелодию, то просто отправлял ко мне без лишних разговоров. Ослушаться мало у кого хватало смелости. Закончили мы уже затемно, когда поток людей иссяк, и я конкретно вымотался. Не физически, а больше морально. Всё-таки на меня ложилась ответственность за здоровье людей, ошибаться нельзя. Наскоро поужинав, я пришёл в номер, упал на жалобно скрипнувшую кровать и почти сразу вырубился. Разбудил Шон. Да как разбудил! Когда я открыл глаза, ещё не до конца вернувшись в реальность, первое, что увидел в лунном свете — это ошарашенное лицо мальчишки. Он сидел верхом на мне голый по пояс (снизу, что характерно!) и испуганно смотрел ошалелыми, широко распахнутыми глазами. Как кот, застигнутый на месте преступления. Не хватало только прижатых к голове ушей. В паху у меня приятным теплом разливалось возбуждение, а член что-то конкретно сдавливало со всех сторон. Очень тесно. Почти до боли. Когда понял, что именно его сдавливает, и почему у Шона такое лицо, сразу дёрнулся скинуть поганца. Он тихонько ойкнул и вдруг зашептал горячо и торопливо, хватая меня за руки: — Нет-нет-нет! Не двигайтесь, пожалуйста! Вы меня порвёте! Я немедленно замер, встревоженно глядя на его искажённое лицо, поднявшиеся домиком брови, закушенную губу. — Господи, Шон! Что ты наделал? Сейчас же вынь это! — Я не могу, простите. Только не двигайтесь, прошу! Я сейчас привыкну немного. И сам… — Зачем же ты… Ох, Шон, тебе больно? — Совсем немного. Сейчас пройдёт. Я сам. Сам… И вот он начал потихоньку подниматься. Я в напряжении следил, как он медленно, сантиметр за сантиметром, выпускает из себя тёмный затвердевший орган, блестящий от смазки. И когда успел-то?! А орган меж тем посылал недвусмысленные сигналы, что ему-то как-раз всё нравится! И эта мягкая упругая теснота, и ласкающее по всей поверхности скольжение… Поднявшись примерно до половины, Шон с шумным выдохом резко опустился обратно. Чёрт! Не знаю, как себя чувствуют посаженные на кол: именно такое впечатление производил тощий парень, надетый на демонический половой орган. А мы с членом чувствовали себя превосходно! От одного этого нехитрого движения меня прошило электрическим разрядом в паху, кровь горячей лавой потекла по венам. — Шон-н-нгх-х-х… — я хотел сказать это грозно, но он снова шевельнул бёдрами, и окрик сам собой перешёл в стон. — Прекрати! Но скинуть паршивца не решался, боясь причинить вред. Чувствовал, как от его движений горячей волной нарастает возбуждение, и понимал, что теряю контроль. Тело хочет трахаться, неважно с кем, неважно как. Управление перехватил нижний отдел позвоночника. — Шон, последнее предупреждение! Я… я не смогу потом остановиться. — Господин Валоар, я хочу. Правда хочу! Пожалуйста! Разум сделал ручкой, переходя в режим наблюдения. Цепляясь за остатки сознания, я ещё понимал, что должен немедленно остановиться. Двумя руками схватил шонову крепкую задницу, поднял, снимая с себя… и резко насадил обратно. Парень запрокинул голову: — Да! Ещё! Мозг окончательно впал в когнитивный диссонанс и отключился. Дальше запомнилось урывками, через какую-то пелену. Вот я уронил его на спину, крепко удерживая таз руками в нужном положении, чтоб удобней двигаться… Скрип кровати, шлепки, влажное хлюпанье, шумное дыхание… Шон упирается руками в изголовье кровати, чтоб не стучаться макушкой… Пахнет мускусом и потом, и спермой — это запах секса… Подо мной извивается тело, скуля и всхлипывая, будто хочет вырваться или наоборот насадиться сильнее. Не понимаю. Уже ничего не понимаю. Крепко держу его, вдавливаю в кровать. Хочу только продолжать натягивать его на себя, на свой пульсирующий желанием член. Снова и снова. Туда и обратно. Жар разгорается всё сильнее, в паху всё горит огнем. Я будто горячим ножом вхожу в тающее масло. — Горячо… м-м-мх-х-х… как горячо! — хрипло стонет Шон. Возбуждение нарастает, готовое взорваться в любой момент. Ещё, ещё, ещё! Да! Я взрываюсь оргазмом, с рычанием кончаю внутрь вздрагивающего тела. Последними толчками, уже хлюпая в нём собственной спермой, продлеваю наслаждение. Хватает соображения завалиться не на него, а рядом. Не хочу ни о чем думать или говорить, обхватываю его руками, прижимаю к себе и проваливаюсь в сон. Просыпаться утром не хотелось. Вместе со мной просыпалось стойкое ощущение чего-то непоправимого. Господи, Шон! Что я натворил! Я же его… Волчонок тихонько сопел мне в плечо, уютно устроившись в объятиях. Быстро осмотрел его — синяки, засохшая сперма… Крови вроде нет. Прислушался, мелодия души звучала стройно, без ощутимых изменений. Чуть подотпустило. Хоть не покалечил охламона. Крепкий оказался. Я прикинул размеры своего аппарата и опять вспомнил про древние анальные казни. Парень завозился, потревоженный моими манипуляциями, запыхтел, тыкаясь в меня лицом, принюхиваясь, как собака. — Шон, ты в порядке? Как себя чувствуешь? Он замер испуганным мышонком, кажется, даже дышать перестал. — Шон? Я сел, без труда поднял его и посадил перед собой. Он ойкнул и, поёрзав, сел бочком. Всё-таки болит… — Всё хорошо, господин Валоар! — он так и не научился говорить мне «ты». — Я уже вижу… Зачем ты начал это, Шон? Ты мог серьёзно пострадать. — Я хотел… Хотел быть с вами, — опять этот щенячий взгляд! Блин, у него же реально сейчас уши собачьи! Или волчьи, я не спец. Остроконечные лохматые уши торчали из-под волос, печально обвиснув на его голове. Так! Нельзя поддаваться на эти уловки! — Ты и так всё время со мной. Шон, ты ведь взрослый парень. Не надо отдаваться первому, кто проявил к тебе немного доброты. Что ты ко мне чувствуешь? Ты ведь не влюбился? Он пожал плечами. Этого ещё не хватало! — Стоп машина! Никакой любви! Никакого секса! Мы в любом случае скоро расстанемся, — я понял, что должен оградить его от себя. Моё время здесь стремительно убывает. Надо прекращать всё это немедленно. — Всё, разговор окончен. Дуй в ванну. Потом придёшь, сыграю тебе исцеление. Следующие пару дней мы были плотно заняты с клиентами магистра Тар-Кихуна. Многие приходили на повторный сеанс. Кроме того, на мне по-прежнему были обязанности по обеспечению продовольствием и припасами. Шон ходил расстроенный, бросал в мою сторону жалобные взгляды, способные растопить даже камень. Но я упорно держал дистанцию, хотя тоже было паршиво. Потом ещё спасибо скажет. Должен же он научиться быть независимым и самостоятельным. Из-за этого всего атмосфера в нашем маленьком лагере стояла гнетущая. Заметил даже рассеянный магистр. Но обсуждать с ним такие интимные проблемы — не вариант. Не спасала даже любимая гитара. Я всегда жил по принципу — в любой непонятной ситуации играй. Когда не знаешь, что делать, когда грустно, скучно, одиноко — играй! Музыка никогда не подводила. Сколько раз она спасала меня, вытаскивала из затяжных депрессий, возвращала смысл жизни. Как бы ни было паршиво, играл всегда: не было дня, чтобы не взял в руки инструмент. Правда сейчас для этого приходилось прятаться, все здесь напрягались, когда слышали музыку. Но это меня не останавливало. Специально выбирал самые сложные произведения, чтобы отключиться от реальности наверняка. Но даже трудноисполнимые медитативные композиции Тобиаса Раушера, требующие полной концентрации и погружения, спасали лишь на время. Разрядить атмосферу совершенно неожиданно помог фамильяр. «Чего ты грузишься по ерунде? Иди выпей, расслабься», — посоветовал он вечером третьего дня. — Я не пью. «Ещё как пьёшь!» Я решил, что это, в сущности, неплохая идея, и пошел в ресторанчик при гостинице. Было уже совсем поздно, в полупустом зале горел приглушен свет. Сидели парочки и выпивающие компании. Я забрался в тёмный угол, мебель уже привычно скрипнула, принимая немалый вес. «Эй, блаженный. Я не понял, ты чего заказал?» — Молоко. «Молоко?! МОЛОКО?! Тьма и пламень! Демоны не пьют это телячье пойло! Не позорься!» — заверещал верный спутник, злобной фурией прыгая по столу. — Горячее молоко перед сном прекрасно успокаивает. Попробуй, тебе понравится, — налил немного в блюдечко и поставил перед хорьком. Все мелкие животные, насколько помню, любят лакомиться молоком. «Вот ещё!» — но носиком повел заинтересованно. Через пять минут хорёк увлеченно лакал из блюдечка, а мне очень хотелось погладить его мягкую шерстку. Протянул руку и осторожно провёл двумя пальцами вдоль спинки. Хорь перестал лакать, но не огрызнулся по обыкновению. Я осмелел и погладил ещё раз. Зверёк опустил мордочку в блюдечко и продолжил лакомиться молоком, позволяя себя гладить. — Не знаю, что делать с Шоном, — начал я задумчиво. Очень хотелось выговориться, и так получилось, что кроме фамильяра душу излить некому. Поэтому решил просто вывалить всё, не особо рассчитывая на поддержку или помощь. — Вижу, что нужен ему. Но боюсь подпускать близко. А прогонять жалко. «Ну, не прогоняй, — перебил Хорь. — Он же тебе даёт. Пользуйся!» — Я не его люблю! В смысле, не люблю его… «А кого?» — тут же ухватился за мою оговорку фамильяр. — Никого. Не важно. Всё равно на это нет времени. Сколько там осталось? Два месяца? Хорь почему-то не ответил, хотя обычно строго следил за временем. Но сейчас неожиданно замялся. Повисла неловкая тишина. — И почему мне так… «По поводу этого… » Начали мы одновременнно и одновременно замолчали. — Что? «Хм… Это… Да так… Ничего. Продолжай». Странный он сегодня. Я пожал плечами и вернулся к наболевшему: — Я хотел спросить. Почему мне так срывает крышу от секса? Просто теряю всякий контроль и превращаюсь в какое-то животное! «Для демонов это нормально. Не зря про нас говорят, у демонов две страсти — война и секс. Тебе не хватает практики. Немного тренировки, и ты сможешь себя контролировать». — Так вот почему он ко мне в постель лезет. Тоже эту поговорку слышал? Решил пойти по короткому пути? «Я тебя предупреждал насчёт этого прохвоста. Ты сам решил его подобрать. Что ты теперь с ним церемонишься? Пацан не против. Тебе тоже разрядка не повредит. Вон он, кстати, возле дверей трется. Позови его». Шон действительно топтался у входа, не решаясь подойти. Поманил его рукой. — Шон, скажи, ты слышал, что демоны хотят только секса? Поэтому так… себя ведёшь? — Нет! То есть, да. Конечно, я слышал, — затараторил опять Шон, спеша высказать всё и сразу. — Но я на самом деле хотел… с вами. Пожалуйста, не прогоняйте меня! Ещё никто не был так добр ко мне. Я буду делать, как вы скажете. Если вы не хотите со мной… я больше не буду… Только не прогоняйте! — Не в этом дело, Шон. Садись, возьми молока. Послушай, — я задумался, как лучше объяснить, и ничего толком не придумал. — Я скоро уйду из этих мест. Навсегда. И взять тебя с собой не смогу. Очень скоро нам придётся расстаться. Месяц, два — максимум. Волчонок поник. — Тогда… Разрешите мне быть с вами это время? — Потом тебе будет больнее. — Пусть. Зато будет, что вспомнить. Вот и что с ним делать? Я тяжело вздохнул. Как трудно принимать решения, когда от них зависит кто-то близкий, небезразличный. — Хорошо. Только не надо больше вот этих вот сюрпризов. Я хочу спокойно ложиться спать, не боясь проснуться с членом, засунутым в тебя без моего ведома. Понимаешь? — Да, понимаю! — закивал он. — Я обещаю, больше никогда! Только если вы сами… Вы во сне бываете очень настойчивы! — смутился вдруг парень. — Настолько? Он кивнул. — И тебя это не напрягает? — Нет. Наоборот нравится. И секс с вами тоже нравится. — Но ведь я о тебе совсем не заботился. Оттрахал, как последнюю… и спать завалился. Ты, наверное, и удовольствия никакого не получил. — Ну, вообще я кончил… дважды… — прошептал он, розовея щеками. Вот же ж! Я сдался. В конце-концов, это не самый плохой вариант — посвятить оставшееся время кому-то, если это сделает его немного счастливее — успокаивал я свою совесть. Пусть даже счастье он понимает вот так. Я не психолог, чтобы лечить его душевные травмы и искажённое представление об отношениях. Могу только подарить немного тепла и внимания. Самое большее, что в моих силах — быть нежнее и аккуратнее. Контролировать себя и беспокоиться в первую очередь о нём, когда будем заниматься… этим. А я уверен, что будем. Сам же дал зелёный свет.

***

Лучи вечернего солнца освещали малую гостиную. Резные рамы стрельчатых окон бросали ажурные тени на богатый интерьер комнаты. Князь Вильгельм Кристиан Савори расположился в кресле со свитком пергамента в руках. Перед ним на изящном чайном столике разложены книги, свитки, бумаги… Князь погружен в изучение пергамента. Неслышно входит прелестная девушка, точнее, молодая женщина. Стройная и высокая, с великолепной осанкой и гордым выражением на прекрасном лице. Пепельные локоны убраны в сложную прическу, выглядящую одновременно слегка небрежной, но идеально оттеняющую красоту девушки. Она садится в соседнее кресло и достает из корзинки пяльцы. Через приоткрытое окно из сада доносится пение птиц и шелест листвы. Тихий уютный вечер княжеского семейства. — Чем ты занят, любезный брат? — Ариэль? — мужчина оборачивается к девушке. — Я не заметил, как ты вошла. — Неудивительно, — улыбается она, — ты был так погружен в свои бумаги. Государственные дела не отпускают? Что ты читаешь? — Решил прочесть предсказание Литийского оракула в оригинале. — Как интересно! И что получается? — Пока ничего вразумительного. Одно понятно, здесь везде про анаэля и демонов… — Прочти мне, вдруг это про нашего анаэля? — Ну, вот самое начало… Первое слово переводится как демон, дьявол, Тёмный властелин. Дальше глагол с множеством значений: давать, передавать, жертвовать, обретать, получать и так далее. И потом однозначно — человеческая душа. Вариантов перевода может быть масса! — Да, действительно… Может следующее как-то прояснит смысл? Может быть в связке надо смотреть? — Следующее: ангел, херувим, анаэль — это понятно. Опять этот глагол и тело человека, мужа… — Что бы это могло значить? — В душе не чаю, сестричка! Всё, что угодно! — А как переводят наши храмовики? — По их версии какого-то бедолагу должны принести в жертву, душу отдать демонам, тело — анаэлю. Но как? Это должен быть какой-то обряд? А главное, зачем? Что анаэль будет делать с трупом? Зачем демонам душа человека? В общем, всё очень запутанно… — А дальше что? — Дальше вообще ерунда какая-то! Анаэль — предатель, анаэль — убийца… Что-то про демонов опять… великая битва… Самое интересное в конце, послушай: «небесный огонь поглотит чёрное пламя»… «закончится вековое противостояние и воцарится мир на землях людей и демонов»! Анаэль должен победить демонов. Из-за этих двух строк пророчество Литийского оракула и перечитывают из года в год. — Ох. Надеюсь, это всё не про нашего анаэля! — В душе тоже на это надеюсь. Ему ни за что с этим не справиться! До сих пор, как ребёнок. Не стоит с ним так носиться, пора уже и взрослеть. — Никто специально этого и не делает. Просто привыкли. А он такой милый… ну, ты знаешь, любезный братец! Ах! Как я по нему соскучилась! Когда он возвращается? — Я приказал передать, чтобы возвращался немедленно. Но у них на пути сейчас как раз Чадлингтон. — Опять этот несносный граф! Сколько он мне уже крови попортил! Спасибо, дорогой Вильгельм, что не принуждаешь к браку. Был бы жив отец, уже бы пошла с графом под венец. И ведь всем понятно, что не от большой любви хочет породниться с нами. Благословение рода Савори ему захотелось! — Я уже говорил тебе, Ариэль. Ты свободна сама выбирать свою судьбу. Пусть хоть у кого-то в нашей семье будет этот выбор. — Спасибо, Вильгельм! — сестра протянула руку и нежно сжала ладонь брата.