Три месяца на все

— Натаниэль? Но что вы здесь делаете? — Пытаюсь не умереть от холода и голода, как видишь, — пробурчал мне в ответ капризный голосок. Ну как у мужчины может быть такой голос? Ему же не десять лет! Может, дурит он меня? Точнее, тогда она. — А как же… — Они меня схватили и заперли в подвале. Голодным! С крысами! Я сам слышал, как они шуршали! Всю ночь не мог глаз сомкнуть! — Понятно. Но как… — Пожилой стражник выпустил меня тайком. Нашёлся хоть один благоразумный человек! Я не знал, куда идти. А потом увидел этот сонар… Ты мне поможешь? Не хочу в подвал к крысам… «Вал. Вал? Вал!!! Ты же не собираешься?! Да чтоб вас всех! Опять на те же грабли? Балрог тебя задери, Вал!» — истерил фамильяр. Но я его не слушал. — Конечно. Нам стоит поскорее убраться из города. Пока вас не хватились и не начали искать, — я сел за руль и собирался заводить двигатель. — Но я замерз и умираю от голода! — Могу предложить вам свой плащ… и есть пара яблок. — А хлеб? — Он уже совсем засох… — Давай! Мы летели куда-то на юг. Там вроде был небольшой городок, где можно остановиться и решить, что делать дальше. А пока я просто пытался собраться с мыслями. Натаниель сгрыз яблоки и сухари и теперь спал, завернувшись в мой плащ. Вид у него был потрёпанный: одежда помята и запачкана, рукав порван, волосы совсем растрепались. Что там с ним произошло? Он пытался сопротивляться? Я почему-то чувствовал вину за то, что с ним плохо обошлись, а я не помог. «Ну нахера ты с ним опять связался, можешь мне объяснить?» — пристал фамильяр. Мы продолжали разговаривать, совершенно не напрягаясь, звук двигателя не мешал слышать друг друга ментально. — Не собираюсь это обсуждать, пока ты не успокоишься. «Я?! Да я абсолютно спокоен!» — возопил хорёк, топорща шерсть и впиваясь коготками в моё плечо. — Тогда ты и сам должен понимать, что я не мог его там бросить. Когда он сам обратился за помощью. «Тьма и пламень! Какой же ты… — он побегал туда-сюда по моим плечам, потоптался по голове. — Ладно! Ладно. Я спокоен! Что собираешься делать?» — Отвезу его, куда попросит. «А если он в Савориш попросит? Туда попрёшься?» — Да. Он вроде на юге. Нам даже по пути. «Ты совсем тупой или притворяешься? Да за нами сейчас всех собак спустят! Анаэль пропал! В Чадлингтоне!» — А что такое? В чём проблема? «Графство Чадлингтон с Саворишем давно в контрах. Я вообще не понимаю, зачем они сюда анаэля своего драгоценного привезли. Это как махать костью перед носом голодного пса». — Погоди! То есть ты знал, что будет, если передать его местным властям? Знал и не сказал?! «Конечно. А зачем?» — А ты подлец! «Я демон, не забывай об этом. И фамильяр. У нас с тобой одна задача — добраться как можно быстрее до Чёрной пустоши». — Вот ты задрал со своей пустошью! Моя жизнь! Мне решать, что делать! Захочу, не поеду никуда. Надоело! «Нет, поедешь! Поедешь!!! Думаешь, ты меня не задрал? Своей простотой душевной! Да я затрахался уже с тобой возиться! Хочешь сдохнуть — сдохни, только верни сперва…» — он резко замолчал. — Чего? «Ничего! Рули давай, ты с курса сбился». Через три часа мы были в соседнем городишке, ещё более мелком: скорее, большой деревне. Но постоялый двор тут имелся. Я устроил Натаниэля в номере, заказал ему еды и оставил отдыхать и приходить в себя. А сам занялся делами. Нужно было продать сонар, чтоб нас не вычислили по нему, и купить другой. А также припасов в дорогу и одежды для Натаниэля. На всё это ушла половина моих денег. Об этом тоже стоило подумать. — Натаниэль, нам надо кое- что обсудить… — начал я, входя в номер. Ответом мне был пронзительный визг и подушка, прилетевшая точнёхонько в лицо. Упс! Неловко получилось. И подушка в клочья… — Простите… — я ретировался с максимально доступной скоростью. — Блин, закрываться надо! — буркнул я в пустоту коридора, чувствуя как от выброса адреналина зачастил пульс. «Там и было закрыто. Ты щеколду сорвал». — Вот чёрт… «Успел хоть разглядеть?» — Что? «Мужик или баба?» — Нет, он в полотенце был… Блин, Хорь! «Ну правильно. Одежду ты ему так и не отдал. Есть возможность ещё разок посмотреть», — захрюкал хорёк. — Точно, одежда! Натаниэль, я принёс вам одежду! — не глядя, просунул её в приоткрытую дверь и повесил на ручку. — Я подожду здесь. Позовите, когда будете готовы. Уйти теперь, когда я сам же сломал замок, было бы свинством. Придется караулить под дверью. И я караулил. Сел напротив к стеночке и пытался прийти в себя после увиденного. Натаниэль был в одном полотенце, намотанным от груди до бёдер, как обычно делают женщины. Зато я успел разглядеть длинные, худые, как у жеребёнка, ноги, тонкие руки и острые плечи. Ни намека на женские округлости. И ещё синяки… И тем не менее единороги слетелись, как осы на арбуз. От увиденного ли, или от осознания того, что он там за дверью сейчас, возможно, совсем голый… Да чёрт побери! Это же мальчишка! Парень. Мужик. Тощий, костлявый пацан! Почему меня так прёт от него?! Единороги окончательно перекрасились в нежно-голубой и резво галопировали по радуге. Что ж такое-то?! А ну, стоять, парнокопытные! Тпру, я сказал! Бабочки, сдохните! Тут дверь с грохотом распахнулась, на пороге возник пылающий праведным гневом Натаниэль и швырнул в меня какие-то тряпки. — Ни за что! — вскричал он, топая босой пяткой. — Ни за что на свете не надену это убожество! Я молчал. Смотрел на босую ногу, украшенную тонкой золотой цепочкой, тянувшейся от колечка на указательном пальчике до щиколотки, которую обхватывала браслетом. Взгляд пополз выше по бесконечно длинной стройной гладкой ноге и уткнулся в край полотенца, едва прикрывающего ягодицы. В горле вдруг пересохло. Я шумно сглотнул. — Слышишь меня? — уже не так решительно спросил обладатель божественных ног. — Эй, Вал! Ты чего? — голос его дрогнул, парень попятился, собираясь спрятаться от меня в номере. Ну уж нет! В следующий миг он был вдавлен в стену моим каменным торсом. Две пары рук, впившиеся когтями в штукатурку, отсекали ошарашенному анаэлю любую мысль о бегстве. Сам обладатель рук, уткнувшись рогами в стенку над его головой и теряя остатки разума, шумно втягивал носом запах волос и дешёвого гостиничного шампуня с серебряной макушки. А я, будто наблюдая за этим со стороны, пытался поймать за хвост ускользающее здравомыслие. «Эй, придурок, ты чё серьезно? Вал, остановись! Жалеть же будешь! Вал! Ты ж себя потом с говном сожрёшь! Вал! Тьма и пламень! Как тебя там… Валера!!!» — орал мне прямо в мозг хорёк. Но я не слышал. Забрало упало. Единороги, вооружившись попкорном, занимали места в первом ряду. — Отпусти. Меня. Немедленно! — острые кулачки уперлись мне в грудь, а их обладатель сердито глядел снизу вверх своими льдинками из-под бровей. Ага, щас! Делает вид, что не испугался совсем, а сам дрожит весь, и сердце колотится, как сумасшедшее. Я же чую! Всем телом его сейчас чую… И тут острые зубки хорька впились мне в мочку уха! Ах ты ж дрянь! Я дёрнулся, сбрасывая вредное животное со своего плеча… И пришел в себя… Господи, что я творю?! — Простите… — я отстранился, стараясь не смотреть на полуголого анаэля. — Оденьтесь, пожалуйста. Не надо меня провоцировать. Инстинкты… их трудно контролировать… — и поскорее утопал в коридор. — Спасибо… не ожидал… — сказал я хорьку, когда захлопнул дверь, подпёр её спиной для верности и смог перевести дух. «Ой, ладно! Просто не хотел потом твоё нытьё бесконечное слушать». Через полчаса, когда анаэль позвал меня, я уже почти успокоился. А он делал вид, будто ничего не произошло. — Натаниэль, ваши волосы! — невольно вырвалось у меня, чуть только вошёл и увидел его. Прекрасные серебряные косы были безжалостно обкорнаны. Похоже, он просто собрал волосы в хвост и отрезал, потому что спереди они получились длиннее чем сзади. Эдакое каре с удлинёнными передними прядями. — Что? Ах, ты об этом? Просто решил закончить то, что ты начал. — Что я начал? — Уродовать меня, конечно! В таком виде меня даже родная мать не узнала бы. Скажи, ты специально мне самую уродливую одежду выбирал? Я критически осмотрел недовольное сиятельство. Он всё же надел то, что я принёс. Ну да, я особо не заморачивался. Купил, что, как показалось, подойдёт по размеру. На его фигуру жирафа-мутанта так трудно найти что-то подходящее. Штаны оказались явно широки, рубаха тоже болталась, как на вешалке, да ещё и застегнута криво. Я развел руками, извиняясь. Этот довольно простой жест, выполненный двумя парами конечностей, видимо, произвёл впечатление на непорочного. Потому что он тяжело вздохнул и перевёл тему. — Я подумал и решил нанять тебя в телохранители. Ты сопроводишь меня до Савориша и получишь щедрую награду по прибытии. «Вот наглец сопливый!» В кои-то веки я был согласен с фамильяром. — А не боитесь, ваше сиятельство? После… — Нет. Ты ведь меня послушался. И я больше не буду… провоцировать. «Может, сказать ему?» — встрял Хорь, но я потёр пострадавшее ухо и уточнил: — А ничего, что я демон? — Ничего. Я готов терпеть твоё присутствие. Я многое могу вытерпеть. Главное — добраться до дома. Меня там ждут. И почему-то сейчас, в твоём обществе, я чувствую себя в большей безопасности, — он с вызовом уставился на меня своими льдистыми глазами. — А вот это можно продать или обменять на еду, — и он высыпал на стол все свои пережившие подвал украшения. — И нормальную одежду! В общем, и так собирался везти его до Савориша. Так что ломаться не стал. Машина готова, припасы закуплены и погружены. Оставалось одно последнее дело, и можно выдвигаться. — Натаниэль, я видел на ваших руках синяки… — Что ещё ты там видел?! — тут же взвился он. — Я могу полечить. Просто сыграю вам, как в прошлый раз. Это безопасно, не отказывайтесь. — Ладно, давай. Только быстро! — снизошёл непорочный и, помедлив, добавил. — Можешь обращаться ко мне без этикета. Без «Вы» и «Ваше Сиятельство». Я дозволяю. Ох, намучаюсь я с этой фифой, чует моё сердце! Усадил его, взял за руки и закрыл глаза. В этот раз, слушая его мелодию внимательно, различил гораздо больше погрешностей, а в одном месте даже как будто пропадало несколько тактов. Наверное, натаскался с клиентами магистра выискивать именно такие места. Так что пришлось постараться, исправляя его фальшивящие колокольчики. Пока он приходил в себя после лечения, а на это всем требовалось какое-то время, сыграл нам обоим щит. Лишним точно не будет. Хотелось ещё ему поиграть, а может и спеть, но боялся напугать. Воспоминания об улепётывающих в кусты разбойниках были ещё свежи. Поэтому не стал испытывать судьбу. Полюбовался, пока он отходил от шока. Притихший такой, спокойный… Перестегнул ему пуговички на рубашке, и пошёл в уборную приводить себя в порядок и разгонять единорогов. Так началось наше путешествие… или продолжилось? Моя роль не особо поменялась. Снова с кем-то возился. Только теперь не с фриковатым стариком, а со вздорным избалованным мальчишкой. Я, в общем-то, не против: в прошлой жизни всё время кто-то ухаживал за мной, и теперь я будто возвращал долг. Натаниэль оказался абсолютно не приспособлен к самостоятельной жизни. Он не умел ничего! От слова «совсем»! И его невинные просьбы: принести салфетку, налить чай, почистить яблочко — произносимые с полной уверенностью, что так и надо, вызывали во мне когнитивный диссонанс. А капризы доводили до белого каления. Нет, я понимаю, в этом нет его вины. Воспитание такое. Парню даже в голову не приходило, что он может делать всё сам. А когда приходило, становилось ещё хуже, потому что приходилось учить чистить яблочки и лечить потом порезанные пальцы. Как дитя малое, ей Богу! — Ой! Сидит, глаза на пол-лица, пальцы зажимает. Почистил картошку, помощничек! — Ну-ка покажи, что там у тебя, горе луковое! Протягивает мне руки, кулаки не разжимает. Весь напряжённый, как струна. Сильно порезался, что ли? Невольно тоже напрягаюсь. — Крови боишься? — Немного… — Тогда не смотри. С некоторым усилием разжимаю его стиснутые пальцы и вижу маленький, не больше саниметра порез на указательном пальчике. Ндя. Незаметно выдыхаю. Усмехаюсь: — Жить будешь. Надо смыть кровь… «Оближи, — Хорь наблюдает за происходящим с моего плеча. — У демонов слюна целебная». Серьёзно? Как удобно! Не долго думая, засовываю в рот его палец. Ничего, что немного в земле от картошки, зато полечим. Глаза у Натаниэля становятся ещё больше. Хотя это физически невозможно. Но руку не отнимает. Его кровь неожиданно вкусная, засасываю средний, а потом и безымянный пальчики. — Зачем ты это делаешь? — наконец отмирает сиятельство. — Лецю, — шепелявлю я в ответ, не вынимая его пальцев изо рта, и намекаю советчику. — Тойко не жнаю, скойко дейжать надо. «Держи, сколько хочешь, — бросает хорёк, спрыгивая с плеча и вальяжно удаляясь в траву. — Я пошутил про целебную слюну. Обычная она у демонов. Так что, как насосёшься, так и вынимай. И не благодари, я знаю, что тебе понравилось!» Вот гадёныш! А на ладошке тоже потёки крови, облизываю и её. Чего уж теперь… К моим каждодневным обязанностям добавилось планирование и логистика. Пользуясь советами хорька, прокладывал маршрут по карте, выбирая дороги побезлюднее и населённые пункты поменьше. Вёл сонар, закупался всем необходимым на остановках, шуршал по хозяйству и охранял непорочное сиятельство. Хорь сперва плевался, потом привык, или махнул на нас рукой. Ну, то есть лапкой. Мы двигались в правильном направлении, и его это устраивало. Кроме того я при любой возможности припадал к источнику своего вдохновения — играл на гитаре для Натаниэля. Он оказался благодарным слушателем, не пугался, не напрягался даже, а просто наслаждался музыкой вместе со мной. За это я был понастоящему благодарен. И даже осмелел настолько, что начал снова петь. Bell* на языке оригинала в моём исполнении сразила чувствительного мальчика наповал, пришлось потом утешать. — Никогда не думал, что можно исполнять музыку просто для удовольствия, — задумчиво говорит Натаниэль. Мы остановились на привал на живописном берегу реки. Нещадно жарит полуденное солнце. Но здесь, в тени деревьев, у воды, прохладно. Свет играет на водной глади, порхают стрекозы, над водой проносятся быстрые ласточки, хватая насекомых на лету. Не уверен, что именно стрекозы и ласточки, но это не важно. Ветерок шевелит листву, чирикают какие-то птицы… Анаэль расслабленно сидит, удобно устроившись в корнях дерева. Только отзвучали последние аккорды May Be**. И теперь я просто тихонько перебираю струны. — Где ты этому научился? Я загадочно улыбаюсь. Эх, хотел бы я рассказать тебе всё, малыш. Но… Хорь предупреждал, что этого нельзя делать ни в коем случае. И правда, сам не знаю, как среагировал бы на подобный рассказ, услышав его в прежней жизни. Наверное, решил бы, что у бедняги крыша протекает. — Я умею играть на флейте. Это обязанность анаэля. Отец-наставник научил меня исполнять несколько мелодий-благословений. Я всегда играю их для прихожан и паломников. Это трудно! Мне пришлось учить их целую вечность! А сколько дней я провел в комнате для медитаций, когда отказывался зубрить их! Один в темноте. Так что я даже рад, что флейта потерялась. — Комната медитаций? Это наказание такое? — Нет. Никто не смеет наказывать анаэля! Но когда я отказывался делать то, что положено, Отец-наставник запирал меня в комнате для медитаций. Чтобы я молился и внимал Божественному Гласу. Я иногда и правда слышал голоса, когда долго сидел в темноте и тишине… — Понятно. А кто это отец-наставник? — Ну… это… Отец-наставник, — Натаниэль смотрит удивленно, будто не понимает, как можно такого не знать. — Он говорит, что я должен делать, учит всему, следит, чтобы я вёл себя как положено. Он самый главный в храме. Верховный Хранитель. Его все боятся. — И ты? — Ну, когда я плохо себя веду, он сердится. Он тогда начинает говорить особым голосом. Может больно схватить за руку, так что синяки останутся, назначить пост или медитацию. Поэтому я стараюсь обязанности выполнять. — И много у тебя таких обязанностей? — Да нет. Молитвы, посты, ночные бдения, изучение святого писания, исполнение благословений… Мне всё равно больше делать нечего. Только косы плести. — Как же ты теперь без кос? — Вырастут. Зато никто их на кулак не намотает… — Что? Кто посмел?! — Ну те, что меня в подвале заперли… С крысами… Я не хотел туда идти. Ну вот один и схватил за волосы, и потащил. Это было больно… Естественно, я регулярно играл ему исцеляющую мелодию души, но пропавшие несколько тактов не желали восстанавливаться, как ни старался. И это беспокоило, потому что казалось, что из-за них ехала и рассыпалась вся композиция. Единороги тоже не скучали. Стоило этому тощему недоразумению появиться на горизонте, начинали водить вокруг нас хороводы, нашёптывать крамольные мысли и подбивать на предосудительные поступки. Похотливые тварюги! Но я держался. После памятного события сообразил, что боль отлично приводит в чувства. И в критических случаях острые когти, воткнутые в ладони, неплохо справлялись с ролью вытрезвителя. Это спасало, потому что заводило в нём всё абсолютно! Тонкие кисти, длинная шея, губы, глаза, волосы, ноги эти его жеребячьи, движения, голос. А как он спал! Господи, дай мне сил! Стоило увидеть его сладко спящим в обнимку с подушкой, и стойкий оловянный солдатик занимал свой пост, а единороги начинали скандировать что-то про «вали и трахай!». Мне уже с полной уверенностью можно было присуждать титул «Мистер стальные яйца!». Место для ночлега я выбрал не самое удачное. Вершина небольшого холма обдувалась всеми ветрами. И если душным вечером ветерок приятно освежал, то к ночи стало холодно. Не мне. Внутреннее тепло не давало замёрзнуть и в более холодные ночи. А вот непривычный к походным условиям анаэль довольно быстро начал зябнуть, кутаться, а потом и вовсе спрятался в машине, подготовленной для сна, и заперся там. Я же расстелил возле костра свой универсальный плащ и отбыл в страну грёз и единорогов. Однорогие парнокопытные не подвели, Натаниэль в моих руках был, как живой. Доверчиво льнул к широкой груди, дышал в шею, обнимал своими руками-веточками. Ну, и я не подкачал. Не, ничего такого я с ним не позволял себе даже во сне. Зато наобнимался и натискался вдоволь. Вот лежу, наглаживаю худую спину с острыми лопатками. Чем только этих анаэлей кормят?! Каждый позвонок посчитать можно! А в другой ладони целое полупопие разом помещается. Его тоже глажу и тискаю. Пальцы как раз во впадинку так удобно попадают. Там тоже тихонько глажу. Хозяин попы вздыхает и притирается плотнее. Чувствую бедром его стояк, и коленку на своём. Стоп! Это уже не сон. Похоже Шон-проказник опять в мою постель забрался. Прижимаю ласкового волчонка к себе покрепче. Стоп, машина! Полный назад! Какой ещё Шон? Откуда?! Скашиваю глаза, чтоб рассмотреть, кто же спит на моей груди. Вижу кокон из одеяла и едва выглядывающую светлую макушку. Мать моя женщина! Реально Натаниэль! Сопит на широкой демонической груди. Руки мои, чудесным образом оказавшиеся внутри кокона, обнимают и наглаживают непорочную спину и сиятельную задницу. А-хри-неть! Почувствовав, как я напрягся, парень вздыхает и высовывает мордашку из одеяльного кулька, смотрит, сонно моргает… Такой милый! Так бы и зацеловал! Но вместо этого боюсь пошевелиться и убрать — чтоб вас всех! — пальцы из впадинки. Он, наконец, наводит фокус на моё лицо и выдает: — Что ты тут делаешь? — Сплю. А что, каков вопрос, таков и ответ! — А ты? Он обводит глазами окрестности, начинает соображать. Прямо вижу, как на лице рождается осмысленное выражение. — А я… погреться пришёл… Парад эмоций сменяется на его лице. Вдруг парень подхватывается, заглядывает под одеяло и начинает стремительно розоветь. Выкарабкивается из моих рук и, кутаясь в одеяло, убегает к сонару. И запирается там на два часа, оставляя меня наедине с единорогами, стояком и светлым образом непорочного анаэля в ночной рубашке до пят. С рюшечками. Несмотря на всё, я был бесконечно счастлив проводить своё время с Натаниэлем. Что ни говори, а это лучший способ прожить свои последние дни. Он был так трогателен в своей беспомощности и наивных попытках проявить самостоятельность. Всем своим существом: и внешностью, и поведением — он вызывал желание опекать и заботиться. Не понимаю, как у кого-то может подняться на него рука. И когда увидел это своими глазами, вынесло в один момент!