Три месяца на все

— Покажи мне любовь! — Эль поднял на меня свои невозможно-прозрачные голубые глаза. — Что? — Ты сказал, то что мне показывали — это была не любовь. Я хочу узнать, какая она, прежде чем мы расстанемся. — Эль, это плохая идея! — Завтра мы прибудем в столицу. И больше шанса может не представиться. Вал, пожалуйста! Я знаю, не такой как все. Я никогда не смогу заняться любовью, как нормальные люди. Но всё равно хочу. Пусть мне будет больно. Пусть даже ничего не получится. Я хочу попробовать. Вал? Он придвинулся ещё теснее и перешагнул коленкой через мои ноги, оказавшись сразу очень близко. Как устоять? Невозможно! Возбуждение накрыло тёплой волной. Бабочки взметнулись разноцветной стаей. Единороги поудобнее устраивались вокруг, потирая в предвкушении перламутровые копытца. Твари похотливые! Валера! Валерий, контролируй своих единорогов! Я впился ногтями в ладони. Боль отрезвила. Самое главное — не сорваться, не сделать то, чего хочется сейчас больше всего: завалить и оттрахать по самое небалуйся. Я Мистер Стальные яйца! Контроль и самодисциплина — моё второе имя. Ша, парнокопытные! Бабочки, брысь! А Натаниэль себя контролировать не собирался от слова совсем. — Поцелуй меня, как тогда, — прошептал он прямо в губы, ухватившись обеими руками за рога и почти повиснув на них. — Эль, ты отдаёшь себе отчет, кого и о чём просишь? — для наглядности я лизнул его лицо от подбородка почти до лба, не двигая головой. Язык у демонов раза в два подлиннее человеческого. — Понимаешь, что я сейчас могу с тобой сделать? Ты настолько мне доверяешь? Готов, что тебя будут трогать и целовать везде-везде? Даже там, где ты сам себя никогда не трогал. Где ты даже не задумывался, что можно трогать. — Хватит болтать, трогай! И целуй! Я готов… — и он сам впивается в мои губы. Мы целуемся долго и со вкусом, сразу перейдя к тому моменту, на котором остановились в прошлый раз. Я тщательно вылизываю его губы, дёсны, нёбо — весь рот целиком. Он пытается отвечать, толкается языком, но быстро сдаётся и просто позволяет хозяйничать внутри, как мне заблагорассудится. А я превратился в лизательно-сосательную машину и насилую его рот. Нежно! Я себя контролирую. Руки путешествуют по телу. Господи, я не могу поверить, что это происходит на самом деле! Он не просто разрешил, но попросил! Сам! Доверился мне, отдался. Я не обману твоего доверия, малыш. Но следить сразу за всеми четырьмя руками сложно, позволяю им двигаться почти самостоятельно. Уж не знаю, какой части спинного мозга они подчиняются, но действуют довольно слаженно, не сталкиваются, не мешают друг другу. Вот уже рубашка расстёгнута, и две лапы добрались до вожделенного тела. Я предельно осторожен! Не забываю, что когти сточены не везде. А кожа у моего мальчика такая нежная, тонкая, бархатистая. Я невесомо глажу её подушечками пальцев, рисую кривые на животе, груди, боках. Он прогибается и подставляется под ласку, как кошка. Такой чувствительный. Пока контролирую себя. Я отрываюсь ото рта и начинаю покрывать поцелуями лицо. Для этого приходится отцепить от рогов его пальчики. Целую их тоже. Как и доверчиво подставленную шею, плечи, выпирающие косточки ключицы, вылизываю ярёмную ямку. Шепчу ему, какой он красивый, нежный, трогательный, желанный! Мне хочется вылизать его всего с ног до головы! Но боюсь напугать. Как от него сейчас пахнет! Втягиваю носом воздух, не могу насытиться ароматом. Пересекаю дорожкой поцелуев грудь и втыкаюсь носом в подмышку. Глубокий вдох… Боже! Люди не могут так пахнуть! Хочется не просто вылизать, уже хочется его съесть! Всё ещё контролирую себя. Мне нужно больше места. Опрокидываю его на постель, нависаю сверху. Какой же красивый! На лице играет румянец, горят зацелованные губы, глаза полуприкрыты, дрожат ресницы. Я запомню тебя таким, Эль! Тщательно выцеловываю узоры на груди, играю с сосками, заставляя его вздрагивать и вздыхать. Он пока тихий, не позволяет себе громких стонов. Пока. Оставляю затвердевшие соски на растерзание рукам, спускаюсь поцелуями по животу — нет сил больше ждать — оттягиваю резинку штанов. Вот и он! Эль ахает и хватается опять за рога, отталкивает. Не поддаюсь. Я его предупреждал! Успокаивающе шепчу какую-то ерунду. Стягиваю пижамные штаны, открывая выступающие тазовые косточки, почти голый лобок, покрытый нежным пушком и гордо стоящий член с проступающей прозрачной капелькой на полностью открытой головке. Он тёмно-розовый, налившийся, довольно длинный, но совсем не толстый. Здесь запах ещё усиливается — не могу надышаться. Хочется воткнуться лицом и втереть его в себя, заглотнуть подрагивающий орган целиком, как леденец. Контролирую. Медленно стягиваю штанины и покрываю поцелуями всё, начиная от тазовых косточек и до колен. Голову не теряю. Действую обдуманно. Эль говорил, что не может кончить. И это понятно — нечем. Но остальные органы и железы в организме должны сейчас работать полноценно. А значит… У Шона бывали сухие оргазмы, когда я затрахивал до того, что сперма уже не выделялась. Это может сработать… Вот только о смазке я не подумал! — Эль, солнышко, у тебя есть какой-нибудь лосьон, крем, масло? — спрашиваю я, окончательно стягивая и отбрасывая ненужную одежду. — Зачем? — Узнаешь. Так есть? — На столе баночка… Это какое-то масло, пахнет апельсином и ещё чем-то незнакомым. Вкусно. Подойдёт. Преодолевая легкое сопротивление, развожу его стройные жеребячьи ноги, сгибая в коленях, раскрываю перед собой полностью. Яичек действительно нет. Небольшой шрам у основания члена и пустая сморщенная кожица. Все эстетично и почти даже красиво. — Не смотри… там… — тихо шепчет Натаниэль, пряча пылающее лицо в ладонях. — Буду смотреть, и трогать, и целовать — ты сам мне разрешил. Ничего прекраснее я ещё в жизни не видел… Спускаюсь поцелуями по внутренней стороне бедра к промежности. Эль уже весь дрожит. От возбуждения и стыда. Крепись, мой хороший, всё ещё только начинается! Беру его попку двумя руками, приподнимаю, как мне удобно, подтягиваю к себе. Такой контраст цвета и размера. Мои красно-коричневые пальцы и черные острые когти на светлой нежной коже. Провожу широкой частью языка вдоль всей промежности, начиная от копчика, заканчивая членом. Прохожусь по стволу снизу-вверх, слизываю прозрачную капельку с головки. Парень вскрикивает и сжимает мою голову бёдрами. Это слишком для него. Контролирую-контролирую! Мне невероятно классно в объятьях его стройных ножек. Вдыхаю концентрированный запах, целую венки на вздрагивающем, толкающемся навстречу органе. Облизываю его, оборачиваюсь вокруг ствола языком и втягиваю в рот. Эль задыхается безмолвным криком, выгибается в мостик, сжимая меня коленями. Успокаивающе глажу судорожно стиснутые бедра, не выпуская его естество из горячего плена своих губ. Ласкаю внутри языком. Его прорывает громким протяжным стоном. Какая музыка для моих ушей! Кон-тро-ли-ру-ю. Отпускаю его, даю передых. Не хочу, чтоб ему стало больно, не знаю, в какой момент это может произойти. Он лежит, раскинувшись передо мной, прячет за предплечьями лицо, пытается выровнять дыхание, справиться с собой. Любуюсь на него, размазывая и грея в ладони масло. На левой передней руке когтей почти нет, потому что струны на грифе нужно зажимать подушечками пальцев. Ею растираю по промежности масло. Эль не может терпеть. Незнакомые острые чувства заставляют его то зажиматься, то толкаться навстречу и тереться об ласкающую ладонь. То ли ещё будет! Кружу пальцами вокруг ануса, другими руками отвлекаю — глажу бёдра, тереблю сосок. Момент проникновения не должен напугать. Снова беру в рот головку, вырывая из парня ещё один сладкий стон. Он подаётся навстречу, а сзади весь сжимается. Если он так сделает с пальцем внутри, ему точно будет больно. Значит надо по-другому… Вбираю ствол полностью (спасибо тебе Шон, научил), выпускаю, облизываю головку, щекочу уздечку, дразню дырочку уретры, снова засасываю целиком и отпускаю. Эль падает на подушку, тяжело дыша, расфокусированный взгляд скользит по комнате, останавливается на мне. Малыш просто восхитителен сейчас! Я. Контролирую. Себя. Поддаюсь искушению, склоняюсь и целую припухшие искусанные губы. Он мгновенно присасывается, обхватывает руками шею, прижимается. Чувствую, как он дрожит, отчаянно сливаясь в поцелуе, а потом отпускает себя, оседает в моих руках, позволяет себя ласкать. Вот сейчас. Палец легко проскальзывает внутрь и сразу назад. Льдистые глаза широко распахиваются. — Тихо-тихо. Всё хорошо? Эль, солнышко, тебе хорошо? — шепчу ему в губы, целую невесомо лицо. А пальцем продолжаю нырять в смазанное скользкое отверстие. Я не тороплюсь, делаю всё медленно и нежно. Постепенно вхожу всё глубже, задерживаясь там всё дольше, двигаюсь внутри, поворачиваюсь, щекочу, массирую гладкие стенки. Заменяю палец на средний и продолжаю искать. Опыта в этом явно не хватает, но я не сдаюсь. Взгляд у парня снова плывет, дыхание учащается, он позволяет себе наслаждаться этим. И вдруг вздрагивает всем телом, как от разряда электричества, и сжимает мой палец внутри. — Что это? Вал, что ты сделал? Что-что? Нашёл! Повторяю последнее движение, чуть сильнее надавливая на переднюю стенку. Парня сотрясает новым разрядом, изо рта вырывается хриплый стон. Он опять сжимает меня внутри. Боже! Как же хочется туда, в горячую тесную глубину! У меня всё болит. Стоит, пульсирует и горит огнём с самого начала. Таким стояком можно ломать стены, вбивать сваи. Убивать можно таким стояком! Но я терплю. Я! Контролирую! Себя! Все руки при деле. Двумя крепко держу его таз, не даю сводить ноги. Потому что парень уже ничего не соображает — его крутит и ломает. Он то пытается насадиться глубже, то вывернуться из рук. Не даю. Продолжаю массировать его внутри третьей рукой и четвёртой ласкаю крепко стоящий розовый член. Внимательно слежу за выражением лица. Эль бьётся и мечется на постели, стонет, не скрываясь: — Вал! Ва-а-а-а-ал! Я сейчас умру! Умру-у-у-у-у! — голос срывается в тонкий скулеж. — Не умирай, мой хороший. Давай! Кончай! Сделай это. Для меня. Ты сможешь! Давай! Ещё немножко! Внутри него два пальца, растирают и стимулируют простату. Из уретры сочится прозрачный густой предэякулят. Очень боюсь и надеюсь, что Эль сможет, потому что если вот ЭТО закончится ничем… — Вал, что со мной? Я умираю! Вал! Валя! Валечка-а-а-а-а-а! — он почти кричит. Его выгибает дугой, анус сжимается и пульсирует, а член дёргается в моей руке, брызгая прозрачными каплями. — Пусти, пусти! — шепчет парень, задыхаясь. Выкручивается из моих рук и обессиленно падает на подушку. Я замираю, пережидаю. Получилось? — Эль, ты как? — спрашиваю и тихонько глажу. Его пробивает крупная дрожь. — М-м-м-м… Не трогай! Дай побыть… Так хорошо… Неужели получилось? Ложусь рядом, обнимаю. Моего мальчика ещё потряхивает, но он уже потихоньку приходит в себя. Эль, как тряпочка: совершенно без сил. Глаза закрыты, по вискам влажные дорожки. Слёзы? Волосы взмокли от пота. На лице блаженная улыбка. Получилось! Точно получилось! Отходняк от оргазма ни с чем не спутаешь. Касаюсь губами сомкнутых век, собираю солёную влагу с висков, целую скулы, острый носик, краешек улыбки… И понимаю, что если прямо сейчас что-нибудь с собой не сделаю, то просто взорвусь! — Отдыхай. Я сейчас вернусь. — Не уходи, — обнимает, прижимается, цепляется слабыми руками. — Прости, мне срочно нужно… спустить пар. — Зачем? Молча беру его расслабленную ладошку и кладу на свой кол, еле сдерживаемый трещащими по швам штанами. Чувствую, как оживают тонкие пальчики, робко ощупывают находку. Вижу, как меняется выражение на сонном лице, удивлённо распахиваются глаза. Сам едва не кончаю от первого же его прикосновения. Естество моё рвется к нему через ткань штанов, как к родному. — А как ты будешь спускать с него пар? Покажи! — Нарываешься? Мало потрясений на сегодня? — Я хочу увидеть, как это… по-нормальному… — По-нормальному это нужно вогнать в чьё-нибудь нежное тело, желательно женское. Но твоё тоже подойдет, — начинаю заводиться. Ему любопытно, видите ли! А у меня сейчас этот пар из ушей пойдёт! Или польётся. Эль делает титаническое усилие, взбирается на меня и нагло укладывается сверху, обхватив голыми ногами, ещё подрагивающими после перенапряжения. Говорит куда-то в район шеи: — Ну, тогда вгоняй. Я согласен. Слышу, как шипя перегорают предохранители. Крупный демонический член тычется в голую непорочную задницу, смазанную, раскрытую, растянутую. Я могу сейчас одним движением насадить его на себя. Ну, двумя — штаны сперва спустить… Затаившие дыхание единороги испускают дружный стон разочарования, когда я стряхиваю наглого анаэля с себя. — Вгоняй, говоришь? — сажусь между беззащитно разведённых жеребячьих ног, подтягиваю к себе вожделенную попку. Господи, дай мне сил! Подаюсь вперёд, нависаю, освобождаю своего истомившегося одноглазого змея. Говорю проникновенно, глядя прямо в глаза, — Порвёшься ведь, твоё сиятельство. Я в тебя еле-еле два пальца засунул, — под пристальным взглядом льдистых глаз оглаживаю масляной рукой ствол и отпускаю. Он тяжёло шлёпается парню на низ живота, заставляя вздрогнуть. Мой агрегат не намного длиннее, но значительно толще. Эль только недавно разрядился и сейчас в невозбужденном состоянии, контраст особенно ярок. Видимо, доходит, что куда предстоит вгонять: он испуганно сводит ноги и зажимает ими моё демоническое достоинство. Боже! Как хорошо! — Позволь одолжить твои прелестные ножки? Подтягиваю его ближе, закидываю на плечо голени и толкаюсь в тесноту между бедёр, проезжаю по промежности. Узко, горячо, скользко. Кайф! Скопившееся напряжение переплавляется в концентрированное удовольствие. Долго я не продержусь. Натаниэль почти висит, опираясь лишь на лопатки, и завороженно смотрит, как ритмично появляется и исчезает красно-коричневый, блестящий от масла детородный орган демона-ракшаса у него между ног. Потом протягивает руки и ловит головку в ладони. Чё-ё-ё-ё-ёрт! В паху что-то взрывается, прошивая всё тело разрядом наслаждения. Перед глазами вспыхивают разноцветные пятна. Меня скрючивает. Утыкаюсь рогами в кровать, хрипло рыча, изливаюсь прямо ему в руки. — Вал! Вал, пусти! Задавил, глупый демон! Понемногу прихожу в себя, чувствуя, как Эль вяло барахтается подо мной. О Боже! Я ж загнул его в бараний рог! Бедный мальчик. — Прости, Эль. Потёки спермы у него на руках, груди, животе, даже на лице. Вижу как он задумчиво слизывает мое семя с нижней губы и чуть не кончаю снова. Пойду-ка лучше полотенце намочу! Хватит на сегодня приключений! Когда вернулся с мокрым полотенцем, Натаниэль уже крепко спал. Не проснулся ни когда я смывал с него пот и сперму, ни когда одевал, ни когда ложился рядом, не очень нежно сграбастав своё сокровище в объятия четырёх лап. Единороги пытались поднять бунт. Цыкнул на них. Ненасытные твари! И всё думал, любуясь на сонную мордашку, не идеальное, но такое соблазнительное тело, неровно обрезанные серебряные волосы: как же я благодарен судьбе, Богу, Вселенной за это чудо! Он прав, завтра мы, возможно, расстанемся навсегда. А через месяц я и вовсе уйду. Из жизни или из этого мира — как повезёт. Не знаю, что меня ждёт, смогу ли вернуться в свой мир, живо ли мое тело, здорово ли? Но, пока я жив, буду помнить время, проведённое с ним. Буду помнить моего Эля.