Тридцать один день

      В особняке Джона Рейда действовали практически те же предписания, как и в любом психотерапевтическом диспансере. Прием пищи в определенное время, групповые сеансы терапии и одиночные, художества, просмотр телевизора в свободное время или чтение книг и газет. Но в случае с Майклом было строгое правило — любыми путями ограждать его от новостей из мира, что был за стенами. Мне удавалось получить толику запрещенной для него информации, которую я переваривала каждую молчаливую минуту. До роли медсестры я ни разу не интересовалась его жизнью, заслугами и достижениями, только с удовольствием слушала его музыку, если та где-то встречалась. Но теперь моими мыслями Майкл Джексон завладел полностью. Я часто рассуждала о мирах отдельных личностей, здесь был не просто мир, а целый космос со своими планетами и галактиками.       Несмотря на проснувшийся энтузиазм на знакомство с Джексоном, я его избегала. Мне довелось пересечься с певцом семь раз за день, хотя и пыталась это пресечь. Он спустился к завтраку, хоть ничего и не ел; несколько раз видела его в коридоре; застала его в момент арт-терапии, когда музыкант пытался что-то воссоздать со страниц книги по оригами. Майкл вел себя так, словно ничего не происходило в предрассветный час. Будто бы его пальцы во мне не блуждали, а чрезмерно твердая эрекция не кричала о своем наличии потиранием о голое бедро. Возможно, мне просто не стоило превозносить половой акт до уровня любовных игрищ, нужно было оставить это действо как товар, который я успешно выставляла на прилавок и имела в этом определенный успех. После траха за деньги я чувствовала на себе меньшее количество грязи, чем сейчас, откровенно использованной, еще и бесплатно. Даже нет, вряд ли можно было назвать это пользованием — скорее пристыжением. Мне казалось, что каждый встречный сотрудник или пациент догадывался о моей тайне. Это переросло даже в паранойю. Точно ли никто не видел меня в ванной с Майклом? Или, может, кто-то слышал мое присутствие в его спальне в виде недвусмысленного стона, который я могла не сдержать по неосторожности в момент помутнения? Моя интимная жизнь была окружена незнакомой ранее неловкостью.       — Смотри, надо вот так.       — Да нет же, этой ногой отталкиваешься, а другую ведешь… вот так…       Двое охранников, Стив и Дэн, заметно взбодрились после выпитого кофе, и решили источить полученную энергию в разучивании «лунной походки». Я же наблюдала за ними из-за стола с неубранной после обеда посудой, стараясь цепляться за эту нелепую реальность, даже умудряясь где-то посмеиваться. Неприятная мысленная тирания затягивала в себя нехилой воронкой.       — Неплохо получается, Дэни. Еще немного и сможешь пойти ко мне в подтанцовку!       На кухне появился на удивление улыбающийся Майкл и сразу же сел за стол напротив своей тарелки, поглядывая на охрану. Мое сердце пропустило удар, я сразу же отвела от него взгляд, страшась вообще выдать свое тихое присутствие.       — Да ладно? — Дэн расцвел от такого комментария и продолжил свои попытки. Все вокруг прекрасно понимали, что Джексон смешал свой юмор и вежливость в подобной оценке.       -Джесс, будь добра, передай… — Я потерялась от голоса, обращенного ко мне.       Я повернула голову к Майклу, севшему во главе стола, и сглотнула. Впервые после приятной разрядки посмотрела ему прямо в глаза. Мужчина был в своей бессменной шляпе, которая ночью покоилась на краю спинки его постели. Он как будто нарочно облизал губы, заставляя в моей голове возникнуть воспоминание того, какие они на вкус. Его протянутая ладонь в сторону графина выбила меня совсем из реальности, когда на взгляд попались музыкальные и крайне умелые пальцы. Его искренняя сквозь болезненность улыбка… Четкая формулировка моего желания сразу пришла в голову — хочу, чтобы он меня взял. Возможно, несколько раз. Сделала бы все, что он попросил. Хотела поставить галочку и смаковать всю свою оставшуюся жизнь воспоминания. Желала иметь возможность воссоздать перед собой настолько приятный образ, когда придется вернуться к основной работе. Выработанная привычка находить что-то хорошее в каждом клиенте иссякла несколько месяцев назад, а без нее было слишком отвратительно раздвигать ноги. Я перестала находить в людях что-то хорошее или приятное, наверное, из-за усталости. И я увидела замелькавшую возможность в виде Майкла, у которого что ни действие или вздох — то приятная деталь. Интересно, чтобы он сказал, если бы узнал о своем амплуа в голове обычной усредненной шлюхи?       — Эй, земля вызывает, — певец щёлкнул пальцами протянутой руки, вытаскивая меня из просмотра вереницы запомнившихся картинок и рассуждений. Я вопросительно на него уставилась. — Передай сок, пожалуйста.       — А… да. Задумалась, извини, — передав ему графин, я встала с места и принялась собирать грязную посуду, относя ее к раковине. Катастрофическая потребность чем-то себя занять вылилась в бытовые уборочные дела, если бы не это — Майкл мог снова что-то мне сказать и вытянуть очередную из эмоций, что я пыталась скрыть.       Зато, с таким моим отношением к произошедшему, Майкла вряд ли настигнут подозрения о моей карьерной лестнице на стезе местных ночных бабочек. Хоть какой то плюс от моей возродившейся неловкости.       Вслушиваясь в шум воды, я мыла тарелки одну за одной, не поворачиваясь даже на смех за спиной. Из мокрых рук одна соскользнула и разбилась о кафель. Я была безмерно рада — можно было присесть на корточки и пропасть из виду присутствующих за столешницей, имевшей П-образную форму. Спрятавшись внизу и подбирая осколки, я смогла вздохнуть.       — Идиотка, какая же ты идиотка, Джесс. Где, блядь, твой мозг… — начала я причитать, еле слышно, практически не шевеля губами, убирая осколки в стоявшую рядом мусорку, куда скидывала остатки с тарелок.       — Не поранилась? — знакомый голос напугал, и я задела пальцем острый край, шикнув.       — Теперь да.       Майкл присел рядом со мной и взял за руку, разглядывая пораненный палец. Пока на нем медленно увеличивалась в размерах капелька крови, я без стеснения вглядывалась во внимательное лицо напротив. И его глаза коснулись моих в тот момент, когда палец оказался в плену его губ. Он смотрел на меня, пошло посасывая раненую кожу, но лишь пару мгновений, и отпустил на свободу. Влажного пальца коснулась легкая прохлада воздухом из приоткрытого окна. Выдергивая мой разум обратно на, теперь ненавистную, кухню.       Мой мозг отказывался выстраивать логическую цепочку происходящего. Я не понимала мужчину. То он одаривает односторонним оргазмом, то выгоняет, теперь этот момент… Хотелось вернуться в ту вчерашнюю шалость с водой и остаться там, не переходить больше за грань и продолжать играть роль вежливой медсестры с правом общения с пациентом.       Под насмешливый взгляд знаменитости я все убрала, с грохотом закинула мусорное ведро обратно за дверцу и продолжила мытье посуды. Майкл стоял сбоку от меня в молчаливом ожидании. Но я не понимала, чего именно. От средства для мытья посуды вверх поднялся небольшой мыльный пузырь и лопнул, попав каплей мне в нос. Заставив громко чихнуть.       — Будь здорова. — Повернув голову к мужчине, я попалась под его искрящийся весельем взгляд, который выбесил в момент. Я сгорала от смущения, а этот нахал смеялся надо мной.       — Ты слишком веселый. Будем исправлять. — Всучив ему в руки недомытую тарелку и вспененную губку, я дотянулась до полотенца.       — И что мне делать?       — Мыть посуду. Молодец, насмеялся. Спустя несколько часов в момент прогулки по второму этажу, я ненароком услышала знакомые голоса за одной чуть приоткрытой дверью. Майкл и Дэвид, второй местный психиатр, часто общались тет-а-тет. Своеобразные сеансы в любом месте на территории особняка. Всколыхнулось женское любопытство, и я съехала по стене на пол, вслушиваясь в тихий разговор.       — … не нравится, когда меня касается кто-то.       — Но ты же понимаешь, что рано или поздно тебе захочется заняться сексом. Подавлять желание разрядки вредно, как для психического так и для физического здоровья.       — Секс… — Майкл усмехнулся. — Отвратительное слово, оно больше подходит для учебника, я не вижу в нем проблемы. Я боюсь, что не смогу больше ощутить чувственных прикосновений, близости… Как можно хотеть такого, как я. Который сделал такую ужасную вещь…       На меня снизошло понимание. Певец использовал меня. Эксперимент с его стороны, начавшийся в ванной, продолжался — он испытывал меня, как лабораторную крысу. Проверял на мне жизнеспособность своих теорий. Нарочно при каждом удобном случае выводил меня на откровение. Проверял, захочет ли его кто-то после клеветы, после унижения. Надо было признать — у него прекрасно это получалось, искушал меня без особых усилий.       — Мы с тобой оба знаем, что это отвратительная клевета. И если женщина захочет лечь с тобой в постель, значит и она считает так же.       — Мне кажется, я во всех вижу осуждение… На меня все смотрят теперь иначе, кроме матери и Лиз… Поверить в плохое проще, чем в оправдания. Все смотрят в ожидании, когда я сделаю ошибку и подтвержу обвинения. Я знаю нескольких женщин, влюбленных в меня, они теперь смотрят так же. С жалостью и в ожидании подтверждения или опровержения, они…       Дальше я не смогла дослушать. Я захлебнулась осознанием. Меня использовали со всех фронтов. Встала с места и выбежала из особняка на террасу, где доктор Колкауф пил чай с газетой в руках. Улица встретила меня ноябрьской прохладой и легким ароматом скорого дождя.       — Значит так, да? Вам потребовались мои знания не в психологии, а в совращении? Нужна была не моя голова, а щелка между ног?       Мужчина спокойно отложил газету на столик и поправил края куртки в ожидании тишины. Его надежды оправдались. Я замолчала.       — Здесь собрались приличные люди, давай выражаться соответствующе, хорошо?       — Приличный человек не будет зазывать проститутку для совращения и возвращения мужику уверенности в себе. Вы после этого как просыпаетесь то по утрам? Кошмары не мучают?       — Джессика, я искренне надеялся, что ты поймешь причину привода сюда, но случилось это позже ожидаемого срока. — Мне захотелось разукрасить его лицо. Надменность, оскорбление, принижение — до ужаса захотелось это все пресечь старинным и верным способом, ладонь в кармане толстовки даже уже сжалась в кулак, но я с огромным усилием взяла себя в руки. — Обычная девушка легкого поведения не сможет добиться исцеления, у тебя же, какие-никакие, но есть познания в психологии. Есть надежда. Тебе нужны деньги, мне нужен твой опыт. Если уйдешь, то придется вернуть весь гонорар. Выбирай.       Бичи закрыл газету, взял свой чай и преспокойно отправился обратно в дом. Он прекрасно знал, что мне придется остаться. Такие, как я, не дружат с деньгами, и те постоянно куда-то исчезают, мной можно было спокойно управлять.       Я не могла сойти с места. Беспросветно конченая дура. Мне нужны деньги. Я хочу мужчину, который все равно оказался моим своеобразным клиентом. Дала волю чувствам, что было запрещено в силу работы, возомнила себя помощницей, а на деле… Просто перепрыгнула с уровня дешевого бара на элиту. Моей профессии присвоили новый уровень добродетели, что само по себе абсурдно. Интересно, мне уже подготовили котел в аду или все еще в процессе? В любом случае затея Колкауфа была обречена на провал — я уже не считала Майкла объектом для работы. Я мечтала, чтобы он меня взял, его прикосновения разительного отличались от привычных мне, и хотелось ощутить их в полную силу. От одних только мыслей об этом меня пробило дрожью, я достала запретные в доме сигареты и закурила. Не хватало для полного счастья только капли джина.       На моей памяти было только два случая близости вне работы. В первый раз — потеря невинности на заднем сидении автомобиля на пустой стоянке возле кинотеатра. Мне было пятнадцать, пареньку двадцать два. И, не смотря на вполне внушительный возраст для таких утех, парнишка был исключительным профаном. Второй — под алкоголем и травой в доме моего бывшего, с его другом, пару лет назад. Была вечеринка детей солнца, куда я попала по ошибке, но местной качественной траве я была рада. И оба раза можно было описать лишь одним словом — «провал». Если в первом мне было до неприличия неприятно и неловко, то второй раз я помнила слишком размыто для предоставления оценки качества.       Я нашла Джексона в его спальне с открытой настежь дверью, среди разбросанной одежды и листков, он сидел над книгой и все пытался привести в божеский вид бумажного динозавра. И не замечал моего присутствия, погруженный полностью в процесс. Он сидел, скрестив ноги, прямо на полу, с высунутым кончиком языка и беглым взглядом с рук на страницы книги и обратно. Уместившись на краю постели, я наблюдала за движениями его пальцев и чуть подпрыгнула от резкого возгласа.       — Да ладно! Получилось! Смотри. — Майкл знал, что я была здесь, но слишком умело не подавал вида. А теперь второпях подошел ко мне и вручил подделку. Я покрутила ее в руках со смешком.       — Тебе за тридцать, а радуешься так, словно и пятнадцати нет. — Мужчине было все равно, он с восторгом наблюдал за динозавром в моих руках. Майкл был прав в том, что говорил Дэну. Он улыбался, но в карих глазах плескалась боль, которую ему не удавалось скрыть. Я смотрела на него с жалостью. Наблюдала, как он пытался делать вид, что все в норме. И как у него это не получалось.       — Ты бы сама попробовала. Поняла бы тогда мою радость. Я несколько часов этого зверя мучил… Оставлю тебе на память о моих волшебных пальцах.       Желание врезать возникало ненормально часто в этот день. Я проследила за певцом, который вернулся на свое место на ковре, в окружение скомканных бумаг, и принялся пролистывать в любопытстве книгу.       — Почему ты не поимел меня? — я даже не заметила толком, как этот вопрос вырвался из моего рта. Заставила певца замереть. Лист книги, что он хотел перелистнуть, завис в его пальцах примерно на восьмидесяти градусах. И упал на место через шесть секунд.       — Поимел.       И его утвердительный кивок. Детская радость испарилась из его голоса, передавая место холодной стали. Его пальцы снова задрожали. И он обнял одну ладонь другой, прижав к себе, как будто я этого не заметила. Пока я причитала на свою роль жертвы, знание о зависимости мужчины исчезло под пыльцой моего эгоизма. Мне хотелось сгореть от стыда.       Я переместилась с кровати на пол, села рядом с Майклом и слегка коснулась его острого колена пальцами.       — Ты как себя чувствуешь?       Джексон немного помолчал, впиваясь взглядом в цветные страницы напротив.       — Чувствую себя прокаженным. Джесс, я не готов сейчас к душевным разговорам, я…       К черту мои стенания. На хрен этого ублюдка Бичи с его надменностью и напыщенностью. К Дьяволу Фрейда с его теориями о сексуальном начале. Рядом со мной сидел прекрасный молодой мужчина с нежными глазами, парадоксальной гениальностью и со сломанной жизнью. Я желала если и не помочь, так хоть сгладить острые углы его лечения необременительным присутствием.       — Тсс, не готов — так не готов. И не надо оправдываться. — Поджав губы, я тоже посмотрела на книгу. — Что-нибудь еще от сюда делал? Я вот никогда не умела делать разную дичь из бумаги, вечно получалось какое-то дерьмо.       Майкл усмехнулся и стал рыскать среди разбросанных бумаг, вскоре найдя целый, и передав его мне.       — Давай попробуем вместе.