Я не верю в судьбу. Весь этот чокнутый мир всегда представлялся мне пластилином — я могла вылепить из него что угодно. Каждый поступок провоцирует ответную реакцию, каждое решение доносится после бумерангом. Наверное, таким образом мне и удавалось достойно выживать на основном поприще — придавала благородный смысл своему грехопадению, и в ответ мне везло больше, чем моим коллегам. Интересно, если я возвысила грех добродетелью, можно ли все еще считать меня христианкой?
Майкл и я молча пялились на дорогу, изредка щурясь от ближнего света фар проезжавших навстречу автомобилей. Я радовалась, как малолетка своей первой губной помаде, каждой встречной тачке — легкое ослепление вспышкой затмевало то напряжение, которое создалось в салоне, это было недолгим приятным расслаблением. Но после снова боковым зрением видела хмурого мужчину рядом, заражаясь его настроем. Я не понимала. Упорно не получалось понять, какой именно реакции он от меня пытался добиться. Тишина накалилась до легкого жжения под кожей, и я чувствовала, что в воздухе витает ожидание именно моих слов. Чувствовала исходящие вибрации от мужчины, которыми он пытался вытянуть из меня то, чего я сама в себе не нашла. Это порядком надоело, и я не сдержалась, тихо замычав от бессилия и слегка ударив ладонями по рулю. — Майкл, я не понимаю, чего ты от ждешь. Если ты ждешь отвращения к своему надуманному амплуа жертвы, то ты не по адресу, — сказала я первое, что умудрилась поймать в ветродуе своих мыслей. Эти слова были очень странными для дежурной медсестры к своему пациенту, неподходящими по всем нормам морали, но между нами уже давно витала недоговоренность о более близких, непонятных отношениях, о которых Майкл догадывался однозначно тоже. И я позволила себе эту вольность, заметно вызвав смущение. Это неприятно, когда поводья резко вырывают из рук — до этого момента лишь Джексон позволял себе в полной мере перейти за грань рабочих отношений. — Ты ошибаешься. Снова в его голосе прозвенела сталь, своим лязгом пытаясь осадить. Но это никогда со мной не срабатывало. — Я была бы рада, будь это так. — Но это так. — Я ощутила его злобный взгляд на себе. Будь он физической субстанцией, то наверняка бы предстал передо мной профессионально заточенным ножом. — Не нужно мне ничего доказывать. Я всего лишь малознакомая девчонка, что появилась в твоей жизни на месяц. Произнесенные слова меня кольнули. Я знала, что возникла в его жизни ничего не значащей встречей, короткой и по большей части пока что бессмысленной. Затмевала эту мысль другими, прилагая максимум усилий, но, стоило сказать это вслух, как смысл высказанного встал во главу всего. Признала свое поражение в битве с… кем? С Майклом? С Судьбой? С Бичи? Скорее всего с самой собой. С той своей частью, которая страстно искала успокоения. Настолько страстно, что готова была поверить любому, кто обратит на меня хотя бы толику уважительного внимания. В автомобиле снова воцарилась тишина. Она стала еще тяжелее. Я сказала ту самую правду, которую, возможно, и Майкл не хотел слышать. И я была уверена на сто процентов, что сказанным обрезала себе единственный путь, ведущий к исполнению желания. — Откуда нам знать…. может, это будет удивительно важный месяц для нас обоих. Я готова была заорать от восторга, как Джексон умело придавал яркие жизнерадостные краски всему, до чего прикасалось его внимание! Он выдавил из меня улыбку, породив надежду. До меня еще толком не дошло, на что именно я начала надеяться — на воссоздание грязных фантазий или на мою будущую реальную помощь мужчине, но я смогла, наконец, выдохнуть из себя смрадное напряжение почти полностью. Взяв в руки из бардачка покинутые ранее листок и ручку, Джексон снова начал что-то писать-зачеркивать, а я просто смотрела на дорогу и смаковала одолевшие меня приятные мысли. Но приподнятое настроение моментально опустилось ниже нулевой отметки, стоило подъехать к особняку. Уже начало светать, первые лучи солнца игриво по очереди добирались до нас сквозь колыхающиеся на ветру пышные ветви деревьев, медленно испепеляя ночную прохладу. Когда из главного входа в нашу сторону понеслась фигура местного главного надзирателя, я искренне понадеялась, что утренняя свежесть его немного успокоит. Но она не сработала. — Джессика, ты не имеешь права забирать отсюда пациентов и увозить бог знает куда без нашего ведома! — Бичи подошел к нам со всей своей возможной напускной злобой, поправляя поехавшие на переносице очки. Его ноздри так смешно вздувались, что можно было бы рассмеяться — если бы не вставшая передо мной угроза увольнения. И я проглотила рвущийся смешок, выйдя из машины, и встала перед начальником, словно перед гильотиной. В панике посмотрела на медленно вышедшего Джексона. Казалось, что его вообще в этой ситуации ничего не заботило. И он всем видом показал, что не собирается в этот разговор вмешиваться — я рассчитывала на кардинально обратное… — Я… — перевела взгляд на доктора, потеряв дар речи. Что-то внутри меня отчаянно надеялось, что Майкл заступиться за меня! Такое ведь уже было, и он был инициатором помощи! Бросив на него последний быстрый взгляд, я поняла, что надежда пала крахом. — Вас не было, мне нужно было срочно уехать… — Ты подписала несколько бумаг, где четко написано черным по белому — ты в заточении в этих стенах так же, как и твой пациент. И можешь выходить за территорию только с моего разрешения. Что тебе из этого не понятно? Перед моими глазами пронеслось все, что я успела приобрести и начала терять по собственной неосторожности. За эти две недели я получила столько незримых шансов, а теперь… — Док, ничего страшного не случилось, — подал голос Майкл, и мы сразу же посмотрели на него в удивлении. Певец был абсолютно спокоен, особенно на фоне моей разрастающейся паники, он словно специально чего-то выжидал и, наконец, дождался. И решил вмешаться. — Перестань кричать на бедную девочку, иначе получишь гораздо меньше своего запланированного гонорара. Необъяснимо, но факт — Бичи замолчал. Так сильно сжал свои губы, словно пытался сдержать воинственную орду самой жестокой брани, что он знал. Мужчина потупил взгляд на Майкле и, разочарованно покачав головой, пошел в сторону входа. — Завтрак в девять, не опоздайте, — сказал на прощание доктор и скрылся за дверьми, пока мы с Майклом стояли на месте в ожидании непонятно чего. И следом пошел Джексон, так и не бросив на меня ни единого взгляда. Расслабленной походкой волка-одиночки он дошел до двери и скрылся внутри. А я осталась на месте в размышлении. Майкл не хочет моего увольнения или ему просто стало жаль меня после того скелета в шкафу, с которым познакомился и которому почти пожал руку?***
Битый час я шарилась по закромам спальни Майкла, залезая в самые святая-святых его личных вещей. Нервно поглядывала на циферблат будильника на прикроватной тумбе, в страхе не успеть закончить и прибрать все на свои места. Из-за отличного настроения Джексона Бичи стал подозревать наличие спрятанного допинга, и, естественно, грязная работа по поиску запретных веществ легла на мои хрупкие плечи. Я боялась даже представить, как поп-король разозлится во всей присущей ему харизматичной экспрессии, если это будет все зря. Пока мужчина преспокойно смотрел фильм во флигеле с остальными пациентами, я в быстром темпе приписывала в свое досье новый для себя статус предателя. Добравшись до шкафа с однообразным шмотьем известного бренда, я немного сконфузилась — в углу под висевшими вещами лежало нижнее белье Майкла. Совсем не при таких обстоятельствах я жаждала добраться до его трусов… — Ты что делаешь? — мягкий голос Майкла заставил подскочить на месте. Я обернулась. Он стоял в дверях и в опаске разглядывал мои пустые руки, наводя на мысль, что поиски проходят не зря. Поджав губы, я повернулась обратно к раскрытому шкафу, вытащила якобы пустую сумку и скинула ее на пол, под устрашающие шаги мужчины. — Подожди… — но Майкл не успел меня остановить. С треском расстегнув замок, быстро вытащив застиранную толстовку, я обомлела. А фигура Майкла остановилась всего в шаге от меня. Купол, что сдерживал мои истинные эмоции, с грохотом разбился. Несколько рисунков обычным карандашом подкинули меня от земли на устрашающую высоту и заставили разбиться об асфальт, превращая все содержимое черепной коробки в непонятное, даже мне, месиво. Я разомлела так, что можно было отщепить от меня кусок настолько же гладко и беспроблемно, как ножом кусочек сливочного масла. Глаза впились в изображения так жадно и основательно, что эту цепь невозможно было порвать даже щипцами для арматуры. Три портрета красовались в моих руках, и на всех была именно я. Такая, какой я хотела себя видеть. Такая, какой никогда не стать. Искала способ обмана, а врезалась в гладь правды, на глубину которой мне еще не дали опуститься. Подняв глаза на мужчину, я хотела задать миллион вопросов. Почему я? Неужели ты меня так видишь? Когда ты успел? Подглядывал или по памяти? Чем я так привлекла твое воображение?.. Но не смогла выдавить из себя ни слова. Мой изумленный взгляд привел в движение онемевшего от смущения мужчину, и тот вырвал из моих рук листы, тут же сложив их вместе и потянув за края… — Стой! — Я ринулась спасать прекрасные наброски и попыталась их вырвать из рук Майкла, но тот приложил максимум усилий. Вновь вырвал их из пальцев и на моих глазах начал рвать. — Зачем? Они же такие… — Лживые? — Майкл отпустил разорванные клочья, и те мягко приземлились на ковер под мой обескураженный взгляд. — Ты же не их искала? — Не их… — И что же тогда? — Скрестив руки на груди, певец буравил разоблачающим взглядом. Он знал ответ и ждал, когда я скажу его вслух и тем самым заслужу помилования. Но мне было слишком стыдно. — Майкл… — Нет, ты ответь. Будь любезна. Но я молчала, чувствуя себя последней идиоткой. Как ребенок перед директором за шалостью. За всю жизнь я ни разу не представала на суд кого-либо. — Я никаких таблеток не прячу, ничего не принимаю. Так и передай Бичи. Как бы ни хотела, я не могла противиться его хозяйскому тону. Ноги сами повели к выходу, от крайне редко появляющегося во мне чувства самосохранения. Но стоило сделать шаг ближе к своим порванным портретам, которые тут же приковали к себе мой взгляд, я остановилась от прилива смелости. Нельзя было потерять единственный шанс, иначе его мог подобрать недостойный. Знаменитый певец вряд ли бы долго находился здесь без шлейфа влюбленных взглядов других потекших сотрудниц — эта мысль меня мотивировала сильнее, чем выплаченный аванс. Планируя выглядеть повнушительнее, чем Моська перед слоном, я повернулась к Майклу. Мужчина медленно застегнул сумку и в задумчивости кинул ее обратно в шкаф, с тихим скрипом от нерасторопности дверцы закрылись. Я вглядывалась в его спину, как ткань его алой рубашки переливалась на тусклом свету от каждого движения, подняла глаза выше и заметила, как его челюсть то сжималась, выделяя сильнее очертания скул, то разжималась, сглаживая общий вид. Готова была смотреть куда угодно, лишь бы дать смысл своему нахождению здесь. Казалось, что стоит переступить за порог — как в нашем с ним общении поставится жирная и нестираемая точка. Пусть я и проявляю сейчас незамаскированный эгоизм, но чего он стоит, если не использовать его наличие в делах душевных? Прослыву дрянью, так хоть счастливой дрянью. — Я всего лишь сотрудница, которой пришлось выполнить приказ начальника. Не суди меня строго. Ты ведь должен понимать, какого это — делать ненужные тебе вещи из-за приказа сверху. Мужчина скосил на меня глаза, испытующе вглядываясь в мои, выглядел так, словно что-то потерял. Что-то глубоко личное и важное, необходимое. В моей душе затеплился мелкий огонек, что, пусть и с негативом, но к его смятению причастна я. Подтверждение, что ему не все равно. Очередное подтверждение помимо портретов. — Это ведь не все, что ты хочешь сказать? Или спросить? — Майкл, словно нарочно, подошел к рваным рисункам, собрал на скорую руку оторванные куски и театрально выкинул их в ведро для бумаг под письменным столом. Я же наблюдала за этим с нескрываемым отчаянием. Эти рисунки запали мне в душу. И сейчас он будто мою душу выкинул, а не бумагу. — Ты же нарисуешь мне еще? Майкл молча покачал обескураженно головой. Сел за стол ко мне спиной и не произнес ни звука. Я подошла к нему ближе и присела на пятки рядом с его стулом, выжидающе вглядываясь в его знаменитый профиль. Его глаза опустились на меня. Смотрел так внимательно, вычитывая каждую эмоцию, очерчивая каждую черту моего лица, пока его мысли блуждали далеко от сюда. Я молилась, чтобы он проделал все то же самое, но реальным прикосновением. Но мои мольбы и в этот раз услышаны не были. Он будто искал во причины, объяснения, подоплеку. Не понимая, что во мне было только искреннее желание его понимания. Я боялась. Искренне ужасалась от одной только мысли, что эта рабочая необходимость сломает все то, что и так уже было прилично разрушено. Прошедшие сутки чуть ли не каждый час ставили палки в колеса, и произошедший инцидент с поиском мог стать последней каплей. — Майкл, я не знаю, о чем ты думаешь. Да и боюсь знать, если по-честному. Но еще сильнее я боюсь потерять надежду на твое доверие ко мне, — я прошептала настолько личные для себя вещи, что ощутила себя голой на площади. Но не могла продолжить свою речь. Не сказала, насколько его кратковременное присутствие в моей жизни важно. Что он дарил мне то, о чем я только читала до этого момента. Он дарил веру в то, что по жизни можно купаться не только в дерьме. А еще и в заботливом взгляде, который он посветил мне возле холодного каменного здания дома престарелых. Там, где даже намека на причину его приезда не могло быть. Молчание тушило рвавшийся из меня огонь смелости. Майкл не отрывал от меня своего внимания, продолжал свою игру в эксперимент, и я решила дать ему то, чего он хотел этим добиться. Поднялась на ноги, под сопровождение его взгляда, присела на край стола и несмело, медленно потянулась пальцами его щеки. Того места, где красовались небольшие углубленные шрамы от прошедших по молодости прыщей. Даже они казались прекрасными, как олицетворение его главной сути — он обычный человек, биологически. И даже такому гению все человеческое не чуждо. Мужчина напрягся под моими пальцами, но прикоснуться позволил. Осмелев, я положила всю ладонь на его щеку, подмечая его тягу к ней. Певец прикрыл глаза, а я пропиталась решимостью окончательно и сняла с него шляпу, отложила ее на стол. Этот удивленный от моей наглости взгляд я, наверное, на всю жизнь запомню. В немом испуге глянув на свой головной убор, Майкл поспешил поправить свои волосы задрожавшей рукой. — Эй, эй… — поймав его руку, я притянула ладонь мужчины к себе и поцеловала пальцы. — Перестань, ты прекрасно выглядишь. Как и всегда. Я не придала ему уверенности такими словами, судя по его смятению, но заметила, как тот начал пытаться эту уверенность на себя напустить. Разоблачали только его вздрагивающие ресницы. Хотелось стереть эту его робость, хотя бы на несколько мгновений. Я не понимала, что происходит, но уже осторожно тянулась к его лицу своим, с опаской поглядывая в распахнутые глаза мужчины. Но он не подавал знаков против. Наклоняясь ниже, я впилась взглядом в его приоткрытые губы, ощущая душераздирающее желание коснуться их. Смять своими. Ощутить его легкий выдох на себе. Уже не понимая, нужно это мне, или ему, я коснулась его невесомым поцелуем, теряя почву под ногами от мягкости его губ. Эта тихая интимность выбивала все остатки моего самообладания, за которое я сразу же начала в тревоге цепляться всеми своими выдающимися частями. Нежно мяла податливые губы своими. Прикрыла глаза, но чувствовала, как мужчина все еще наблюдает за мной, почти незаметно подчиняясь. Через несколько секунд ощущение слежки пропало, а моей шеи коснулись обжигающе холодные пальцы в сомнении. Я положила свою ладонь поверх его, чтобы тот не смел убирать руку, и легко провела кончиком языка по его влажной верхней губе. Мягко чмокнула напоследок, не спеша приподнимая веки. До слуха донеслись шаркающие шаги со стороны приоткрытой двери, но я решила подумать об этом позже — Майкл был так близко, так открыт мне сейчас, что в душе начало все расцветать. Отсутствие должного расстояния позволило ощутить слабый аромат его геля для душа с легкими нотками морозной свежести, запах неизвестного мне крема. Готова была раствориться в этих благоуханиях и легком дыхании, которое доносилось медленными потоками до моей кожи. По моему телу разлилась расслабляющая нега. Не помню, когда в последний раз подобная близость доставляла настолько явное умиротворение, и было ли такое чувство у меня когда-то вообще. Подняв глаза на его ожидающий и немного растерянный взгляд, я отстранилась. Понимала, что вызвала недоумение своим неприлично долгим присутствием в его личном пространстве, но ничего не могла с собой поделать. И не хотела. От него исходило такое исключительное радушие, и, стоило попасть под его слабую и умиленную от моего поведения улыбку, я растаяла окончательно. Но он привел меня в чувство, убрав ладонь с моей кожи и выпрямившись на стуле. Заметно натягивая на себя обыденную маску спокойствия, будто бы ничего сверх естественного не произошло, Майкл меня откровенно смутил. Но певца хватило лишь на секунду, под натиском каких-то резко пришедших дум его черты заметно напряглись, и он отвел виновато взгляд в сторону. — Прости меня за тот вечер… Мне безумно стыдно. Отвратительно себя повел…. Я был немного не в себе… Сказать, что я ошалела — ничего не сказать. Он стыдится и по этой причине так радушно поддался на мой порыв сейчас? Чтобы сгладить будущий отказ? Я была совершенно не готова вспоминать тот вечер, о котором Майкл и начал говорить. Не хотела поднимать эту тему, когда мне так хорошо. Тем более в том ключе, что это было ошибкой — лучше я буду умирать в неведении, но иметь надежду на хороший исход. Чем сразу увижу поставленную плодом моих фантазий жирную точку. — Не стоит, Майкл… — Нет… Все должно было начаться не таким образом. Слова. Если научиться ими правильно жонглировать, то можно открыть любые необходимые двери. Достичь любых высот. Завоевать, влюбить, убить и оживить. Можно стать кем угодно, и сковывать тебя будет лишь твое собственное воображение. Я всегда любила слова за их силу в умелых устах. Но в тот момент я возненавидела их всеми фибрами души. Стоило Майклу лишь поменять местами сказанные предложения, и все воспринялось бы иначе. Но он меня унизил, скинув пинком под зад с небес на землю. А после попытался возродить подаренной надеждой. Под изначальным унижением последующий намек на шанс потерялся в дымке горечи, предстал передо мной не намеком на возможное продолжение сближения, а жестокой иронией, и я не могла насладиться им сполна. Я опустила глаза, пытаясь набраться уверенности и засунуть поглубже возникшую боль, настолько, чтобы она не просачивалась на моем лице. Но вышло отвратно. Улыбкой тоже не получилось сгладить возникшее на моем лице ощущение разрушения. И Майкл это явно заметил, тут же взяв меня за руку. — Джесс, ты не так все восприняла. Просто… я должен был начать по другому. Не должен был даже поддаваться своему порыву, не то, чтобы его не заканчивать. Но мне было так плохо тогда, по своей же вине я начал все не так, как хотелось бы. Как хотелось мне, — он сделал акцент на последнем слове, внимательно следя за эмоциями на моем лице. От чего то стало даже смешно. Майкл так отчаянно пытался исправить неправильно сказанное им, что от этой по-детски наивной тревоги я не могла не улыбнуться. Улыбка самостоятельно просочилась на моем лице, без моего ведома. И Джексон ее отзеркалил. — Возможно, дело лишь в том, что я попал сюда в том состоянии, в котором остро нуждался в близком человеке. И мне первой попалась именно ты… Или же из-за того, что из-за твоих обязанностей мы проводим так много времени вместе. Это уже не важно. Мне нравится проводить с тобой время. Мне нравится, когда ты заставляешь меня проявлять самостоятельность. Мне нравится… Ты мне нравишься. Все сказанное заставило меня усмехнуться. И поверить. Слишком невинным и искренним выглядело это признание. Но внутри уже образовался уничтожающий душу торнадо, который Майкл успокоил лишь наполовину. — Ты самый странный мужчина из всех, кого я встречала. Такой фатальный уровень неуверенности несовместим с миллионами разбитых тобой сердец, — прошептала я и пришла в исходное положение, выпрямившись и так же облокачиваясь на стол. Меня окутала неясная тревога, стоило отдалиться все лишь на несколько гребных сантиметров от него, казавшихся милями. Хотелось вернуться на несколько секунд назад и остаться там. — Если бы они знали про всех моих тараканов, то перекрестились бы и сбежали. — Я бы с удовольствием познакомила их со своими за чашкой чая. И я буду ждать новый рисунок. По неясному наитию, я положила ладонь на открытый участок его шеи над воротником рубашки. Внешне не придала этому значения, но под пальцами происходило нечто невероятное — они коснулись настоящего пожара, который пронесся по всем нервным окончаниям вдоль моего тела до самых пяток. Непривычное ощущение его кожи под пальцами в момент моего спокойствия, а не возбуждения, стирали некоторые разделяющие полосы между мной и певцом на глазах. Я стала ближе к нему, и он никак на это не среагировал. Все произошло как само собой разумеющееся. — Тогда… я пью зеленый чай. Майкл слегка улыбнулся и заправил тонкие локоны, которыми постоянно прикрывал лицо, за уши.