анемо солянка

итер всегда старается обходить стороной драконий хребет. не то, чтобы он сторонился встречь с кем-либо на нём или уж тем более, боялся бы кого-либо, нет, дело не в этом. юношу просто не устраивали низкие температуры и вечно морозная погода. путешественник не сильно любил мёрзнуть и мокнуть под снегом, скорее больше напоминавшим дождь из-за того, как ощущался на теле. к тому же, в укороченной кофте с короткими рукавами, итер ещё сильнее мёрз, едва успевая продвинуться чуть дальше. паймон злилась каждый раз, когда блондину приходилось тащиться на хребет и, порой даже нарушала свои обещания и оставляла итера одного со своими поручениями. вот и сегодня, путешественнику приходилось сильнее кутаться в лишь слегка тёплый шарф, вместо того, чтобы просто греться об «консерву». разобравшись с монстрами, герой мондштадта осторожно усаживается на промёрзшее бревно, стательно грея руки над небольшим костром из едва найденных, сухих веток. итер дышит на ладони, чтобы хоть немного размять пальцы, которые уже заледенели на открытом воздухе, а после лишь обеспокоенно вздыхает, когда видит синие кончики. — первая стадия обморожения. на блондина сзади кто-то накидывает что-то невероятно тёплое, словно толстая шуба и тогда, реагируя на приятный голос и проявление заботы в свою сторону, итер поднимает усталый и болезненный взгляд, едва оборачиваясь и видит рядом с собой альбедо. — пойдём, я тебя согрею. в небольшом укрытии альбедо действительно тепло. на столах стоят множество колбочек, наполненных разными жидкостям, которые алхимик использует для экспериментов; фотография невероятно милой девушки, которую, насколько итер может помнить, зовут сахарозой и она является учеником юноши и аккуратно сложенные блокноты и бумаги с записями, каждая буковка которых выведена и отточенна до идеала. — вот, выпей это, думаю, ты быстро согреешься, если всё пойдёт по плану. блондин никогда не был особо доверчивым, но из-за мороза, распространившегося уже было, по всему телу всё же поднёс скляночку-малютку с неизвестной жижей внутри, к губам, удерживая её дрожащими пальцами и, зажмурившись, выпил всё содержимое залпом. итер и правда надеялся на худшее, но привкус сладкого огненного цветка, смешенного с чем-то, по вкусу схожим со слизью слайма, заставили путешественника немного более спокойно отнестись к напитку. холод стал отступать в считанные минуты и этому помогло не только зелье, над которым так старательно пыхтел алхимик, но и пара факелов, установленных на крупных, деревянных подставках по всему периметру «укрытия» и тёплая шуба, которой был накрыт юноша. в голову ударила приятная мягкость тёплой жидкости и ноги мальчишки уже было, подвели его, подкосившись, как блондин успел удержаться в вертикальном положении, ухватившись рукой за стол. подобный расклад альбедо не устроил: союзник ордо заволновался, не ожидая подобной реакции организма итера на одно из самых слабых снадобий и, осторожно, чтобы лишний раз слишком сильно не тревожить и не будоражить путешественника, приобнял парнишку за плечи, помогая тому держаться на ногах. — мне как-то нехорошо… очухался итер уже в соборе. барбара, крутящаяся возле него, то и дело, смачивая тряпочку в холодной воде, укладывала её на лоб путешественника, таким образом стараясь снять жар. и всё же, блондин заболел, чем надолго и бесповоротно втянул себя в крупные проблемы, ведь теперь ему придётся отлежать в соборе ещё, минимум, несколько суток, чтобы уйти со стопроцентной выпиской, а при таком своде событий, у итера в ближайшее время денег на проживание хоть где-либо совсем не останется. — хвала архонтам, очнулся! барбара улыбнулась, когда увидела, что юноша приоткрыл глаза, оглядывая комнату в смятении и наконец-то расслабилась. — ах, если бы не господин альбедо, ты бы наверное замёрз и погиб, почётный рыцарь. тебе не стоит проводить столько времени на драконьем хребте! хей… хей, итер, ты меня слышишь? блондин и не заметил, как вновь погрузился в сон. в таком состоянии ему было невероятно тяжело трезво оценивать хоть какие-то слова барбары: голова раскалывалась и было то невероятно жарко, то внезанпно невыносимо холодно. приоткрыв глаза в следующий раз, итер едва успел повернуть голову, как на него налетела паймон, обеспокоенная состоянием путешественника, скорее всего, просидевшая тут всё время. на прикроватной тумбе лежала пара книг и букет цветов, словно парень неизлечимо болен или присмерти. — альбедо, итер наконец-то открыл глаза! путешественник, мы уж было думали, что с тобой всё совсем плохо и придётся писать письмо специалистам из сумеру. ты пролежал вот так, не приходя в себя, с жаром и постоянными кошмарами четыре дня… четыре… блондин рассчитывал на день-два, но никак не на столько. он ведь пропустил столько важных заданий гильдии, что теперь будет жить на улице и питаться объедками ближайшие недели две: пока не накопит хоть какой-то капитал, чтобы какой-нибудь мондштадский старикашка разрешил итеру и паймон временно остаться под крышей его дома. стоит ли говорить, что путешественника волновало не только жильё? по поводу дома или хотя бы небольшой комнатушки, размером с собачью будку, можно было особо не париться: итер почётный рыцарь монштадта, если ему понадобится временное пристанище, он попросит помощи у магистра джинн или, в крайнем случае, направится к кэйе за материальной поддержкой. блондина беспокоило сейчас нечто другое: нечто, скрытое от чужих глаз; нечто, о чём может знать только сам путник и великий адепт ли юэ, один из защитников якса, чьё имя сяо. — сяо… мне нужно к сяо, мне очень нужно к сяо. итер приподнялся, поправляя растрёпанные волосы, но альбедо постарался успокоить его и уложить на место, накрывая руку путешественника своей. — тише, итер, ты не в том состоянии, в котором мог бы так резко двигаться. ты ведь едва очнулся после четырёхдневного сна, твой организм ещё не привык заново к активной работоспособности, дай ему немного приспособиться. алхимик осторожно огладил кисть юноши, приподнимаясь к его запястью, но когда увидел непонимающий взгляд паймон понял, что все его действия не остались незамеченными, поэтому лишь осторожно похлопал итера по руке, моментально отстраняясь. — как же хорошо, что ты снова пришёл в себя, итер. увидеться с любимым, но суровым адептом удалось нескоро. итера отпустили на вольные хлева только через пару дней и, как только, он оказался на свободе, жители мондштадта только и могли видеть, как сверкают пятки светловолосого. — сяо! весь мокрый и запыхавшийся, итер налетел на старшего, запрыгивая в объятья адепта и крепко прижимаясь к груди возлюбленного, на что тот лишь удивлённо хлопает большими глазами, но когда понимает, что его драгоценный путешественник наконец явился после пропажи на длительный период, лишь сжал хрупкие плечи юноши, подавляя довольную, словно у чеширского кота, улыбку. — ты вернулся… то время, что итер и сяо проводят вместе кажется незабываемым. адепт всегда крайне осторожен с младшим, а сам блондин, кажется, никогда не боится заходить дальше, чем дозволено. путешественник почти постоянно ластится к сяо, но не лезет к нему слишком сильно, смущаясь каждый раз, когда старший позволяет себе усадить итера на собственные колени или провести рукой по упругому бедру, что становится мягким каждый раз, когда блондин расслабляется. вот и в этот раз юноши познают новые горизонты, закрывшись в комнате на постоялом дворе ваншу. сяо, осторожно ведя вниз по оголённому животу итера, медленно заползает рукой под одежду, приподнимая ткань штанов и нижнего белья рукой. — сяо, ты лучший мужчина на свете. путешественник словно боится оттолкнуть адепта слишком громкой речью, поэтому все комплименты шепчет едва слышно, что вызывает у сяо улыбку. итер и правда донельзя милый, особенно когда так заботливо беспокоится и следит за каждым своим действием. адепт осторожно сжимает в руке член младшего, на пробу проводя ладонью по основанию, чем выбивает из путешественника сдавленный стон. итер краснеет, утыкаясь лицом в изгиб логтя и чувствует, как сяо растирает, выступившую на красноватой головке, капельку смазки шершавой ладонью. адепт и правда мастер боевых искусств и об этом больше всего, говорят его руки: измотанные долгосрочными тренировками, покрытые стёртыми в кровь мозолями, шелушащиеся, но всё равно невероятно нежные. — я люблю тебя. всё, что когда-то казалось неправильным, сейчас обрастает какими-то непривычно приятными чувствами, греет всё внутри и заставляет итера забыться так надого, что блондин и сам пугается. все мысли из головы улетучиваются и поиски сестры становятся не такими уж и важными, но… что если люмин сейчас тяжело? что, если она совсем одна, борется с кошмарами и ищет итера? путешественник старается отогнать от себя грусть, по крайней мере до поры, до времени. юноша действительно не любит, когда кто-то видит его в унылом состоянии. — я тоже люблю тебя. вернувшись в мондштадт, итер и не думал, что вновь так вскоре окажется на драконьем хребте. вдохнув холодный воздух, неприятно наполняющий лёгкие, парень вновь крепче затянул шарф, ступая по заснеженным землям вверх, в сторону небольшой уездной лаборатории альбедо. и что только могло потребоваться алхимику в подобное время? в монде наступил праздник ветряных цветов, значущий для каждого жителя что-то своё и путешественник искренне думал, что все отдыхают в это лёгкое и парящее время, особенно ребята, чья работа не так уж и однотипна. по крайней мере, итеру всегда казалось, что альбедо не переживает ежедневно повторяющуюся рутинную деятельность, смешивая разные жидкости в колбочках, наблюдаяя за реакциями и записывая их в небошьшой блокнот, от корки до корки полный тысячами химических уравнений. — спасибо, что занёс то, что мне передала сахароза, итер. я даже и не знаю, что делал бы без тебя. альбедо бросает на парня незаинтересованный взгляд, но после всё же одаряет юношу своим вниманием, принимаясь критиковать внешний вид блондина. — снова ты в этом ничтожном шарфике… что он только по твоему может согреть? алхимик накидывает на итера тёплую шубку, поправляя косу юноши и приподнимает его лицо за подбородок, заглядывая в карамельные глаза. — итер, тебе стоило бы одеваться теплее, если ты не хочешь вновь попасть к барбаре в собор и поменьше времени проводить с тем адептом, разве ты не знаешь о его злодеяниях? итер непонимающе сводит брови, будто спрашивая, что альбедо имеет ввиду. — разве ты не знаешь, скольких людей он перебил, сколько жизней забрал? блондин точно знает, что его сяо не поступил бы плохо, он уверен в том, что адепт всегда отдаёт отчёт своим действиям и не стал бы губить простых людей направо и налево, только ради своего удовольствия. алхимик, продолжая удерживать итера за подбородок, шарит рукой по столу, словно ища что-то. парень подхватывает склянку, наполненную странной жидкостью и подносит её к губам путешесвенника, из-за чего блондин чувствует неприятную горечь и морщится, стараясь оттолкнуть альбедо. юноша приходит в себя довольно быстро, откладывая микстуру и отпускает итера, недовольно вздыхая. — извини, не знаю, что на меня нашло. я просто… итер, я… путешественник опускает грустный взгляд карамельных глаз вниз, чтобы не смотреть на лицо альбедо, потому что точно понимает, о чём хочет сказать алхимик. итер давно заметил странное отношение альбедо к себе, постоянные попытки притронуться или просьбы остаться на хребте немного дольше. чувства юноши давно были понятны страннику, но тот не может сказать, что ответил бы на них взаимностью хоть в одном из случаев: альбедо хороший человек, заботливый и ласковый, но итер влюблён в сяо так крепко, что чувства парня вряд ли можно описать словами. рядом с адептом, блондин чувствует себя счастливо и комфортно, ему приятнее и удобнее на постоялом дворе, вместе с возлюбленным, чем в любом другом, даже самом невероятно красивом месте тэйвата. — итер, я влюблён в тебя. голос альбедо словно слегка дрожит, но лицо парня остаётся неизменно спокойным, будто он говорит обыденные вещи, о которых все давным-давно знают. на признание, путешественник отвечает молчанием, начиная пугливо перебирать пряди волос и заламывать пальцы. жест некой немоты даёт алхимику в полной всеобщей доступности понять, что отношение итера к нему не привышает лёгкую дружескую привязанность, как к паймон или кейе — не больше. альбедо, непривыкший к необычности окрыляющих чувств, не считает, что он не может привязать блондина к себе, оставить и не отпускать, поэтому изящными пальцами, первоначально поправляя перчатку, подхватывает вышеназванную скляночку и, ловко зажимая пару нужных нервов на лице, с лёгкостью раскрывает рот итера и всовывает пальцы между рядов ровных зубов, вследствие чего у путешественника не получается сжать челюсти из-за острой боли, получаемой при натягивании кожи под грубым материалом рукавиц. — ты в любом случае будешь моим итер, — грозится и заливает в рот густоватую смесь, схожую со слизью, остающуюся на языке лёгким послевкусием цветка-сахарка, после чего зажимает рот путешественника, словно бешенной собаке, чтобы юноша не выплюнул неприятную жидкость. — ну, что теперь скажешь, дорогой? прости, я не опробовал эту сыворотку на себе, поэтому могут быть побочные эффекты, которые мы проверим на тебе, ты ведь непротив? глаза блондина пустеют, словно два неогранённых кристалла и по щеке скатывается слезинка, вряд ли имеющая значение. итер плачет не из-за собственной беспомощности в этой ситуации, не из-за безумности альбедо и жестокого желания алхимика навязать свою любовь; путешественник, даже путаясь в сознании, под действием тяжёлого наркотического средства, старается вспоминать моменты лёгкой эйфории, получаемой, когда сяо находится рядом. — ты ведь тоже любишь меня, итер? я уверен, что ты и сам привязался ко мне за время твоего путешествия, неужели, ты забыл, как мы ставили эксперементы и как нам было весело, когда ты случайно разбивал колбы? итер, я помню каждое мгновение с тобой, почему, ты не хочешь признать, что чувсвуешь то же, что и я? альбедо принимается развязывать узелок на шарфике итера, прохладными перчатками проникая под кофту возлюбленного, на что юноша лишь склоняет голову, приоткрывая оголённые участки тела, на которых алхимик старательно оставляет множество поцелуев, доказывая, в первую очередь самому себе, что теперь блондин теперь полностью принадлежит принцу. город свободы показался адепту крайне незнакомым, несмотря на то, что в нём сохранились былые черты. сяо давно не покидал родные края, но он услышал зов и обязан был отозваться на него, как и обещал итеру когда-то. защитник ли юэ привлекал много внимания, отталкивая народ монда необычным видом и одеяниями, но вряд ли брюнета это волновало. он лишь пытался узнать, где находится путешественник. — почему ты продолжаешь звать его, итер? ты ведь теперь знаешь о том что он убийца. цисин не зря отказались от помощи адептов, ли юэ не устоит, если во главе будут стоять безжалостные предатели, так почему ты продолжаешь молить его о помощи, неужто я не мил тебе? однажды услышав зов, сяо уже не мог перестать искать. он поднимался по заснеженным склонам, мёрз, сражался, но продолжал идти туда, откуда его звал тихий, продрогший до нитки, шёпот. алхимик боялся потерять блондина: он точно знал, что адепт уже знает о всём и что он сможет пробудить чувства итера даже в мутном состоянии. альбедо не хотел понимать, что путешественник может любить кого-то другого, поэтому посчитал, что будет легче убить, чем делить с кем-то своё сокровище. вознеся меч над головой возлюбленного, юноша не мог сохранять былое спокойствие, выражение лица алхимика сменилось на гримасу сильнейшей душевной боли и он в последний раз увидел, как глаза итера сверкнули, наливаясь слезами, а затем алая, обжигающая, будто кипящая жидкость брызнула в лицо альбедо. путешественник уронил голову на плечо, даже не вскрикнув перед смертью, лишь едва слышно, в последний раз, просипев имя, что не принадлежало его убийце. на лице светловолосого блистала счастливая улыбка: перед самой смертью он понял, что теперь будет свободен от мирской грубости, но давно потухшие глаза свидетельствовали о том, что горести в его мыслях было больше. итер хотел в первую очередь извиниться перед люмин. заблудившись в чужом мире, парень совсем забыл, что должен продолжать путешествие во что бы то ни стало. пылающее сердце юноши в последние секунды продиктовало «к звёзднам и к безднам», а душа, ещё тогда, когда клинок едва был вознесён, пообещала породнившемуся адепту, найти его в следующей жизни. возможно, итер и был глуп, но его детские надежды не покидали голову до последнего: так не хотелось сейчас расставаться со всеми, кто был дорог и близок всё это время. алхимик упал на колени, перед бездыханным телом и последнее, что успел увидеть адепт, наконец нашедший своего возлюбленного это сверкающий край оружия, пронизывающий тело альбедо. эксперемент может считаться успешным.