***
Женщина в длинном, до пола, платье, с прекрасными черными волосами и фарфоровой маской на лице, стояла, оперевшись о пыльное стекло, напротив одного из немногих окон корабля. Шум непогоды снаружи сильно контрастировал с тишиной этого странного судна — казалось, будто снаружи происходит что-то грандиозное, и только обитателей Чрева никто об этом не оповестил. Хотя, конечно, даже если бы вне корабля случилось что-то важное, вряд ли хоть кто-то поспешил бы на это посмотреть — все равно, ничего, кроме лишь еще больших кошмаров, найти было невозможно. Внезапная вспышка ярко-белой молнии, ударившую в очередную волну, заставила Хозяйку вздрогнуть — в стекле вдруг появилась бледная маска. Она провела дрожащей рукой по лицу — лишь холод фарфора остался на ее пальцах. Ни тепла человеческой кожи, ни мягкой, приятной на ощупь плоти — ничего этого не было. Лишь мертвый, пускай и красивый, камень, навечно ставший ее лицом. К горлу женщины, отошедшей подальше от злосчастного стекла, подкатил ком. Где-то далеко в коридорах корабля завыл ветер — частый, пусть и не очень желанный гость Чрева. Хозяйка, неслышно ступая по деревянному полу, медленно подошла к единственному неразбитому в ее покоях зеркалу. Сквозь две небольшие прорези в маске на нее смотрели карие, с холодным блеском, глаза. В них уже давно ничего не читалось — даже усталость уже ушла, иссякнув, как и любое другое чувство. Теперь, словно фарфор, скрывающий ее лицо, они были лишь безжизненными отголосками того огня, что когда-то горел в душе этой женщины. В ее последующем судорожном, словно она еле сдерживала слезы, вздохе лишь на миг проскочила та печаль и тот страх, что десятилетиями надежно хранились в закромах ее сознания. Словно огромная волна, слегка подтачивавшая плотину, медленно, капля за каплей, боль Хозяйки проходила в мир. Ее руки, сбросив ненавистную маску с лица, буквально впились в дряблую, обоженную много лет назад кожу. Несколько слезинок с громким в такой тишине стуком упали на деревянные половицы. -Господи, почему же именно я? — ее дрожащий, необычайно мелодичный и звонкий голос был словно последний лучик света, пробивающийся сквозь грозовые облака.— Чем я заслужила это проклятье? Дверь внезапно, противно скрипнув, отворилась. Вой ветра, до этого едва слышимый, стал буквально давить на уши. Хозяйка, тихо вскрикнув, начала судорожно закрывать лицо руками, взглядом ища так глупо отброшенную маску. За ее спиной, так и не определившись со своим обликом, облокотившись о стену, стояла Тень. Ее невозможно было разглядеть, как ни старайся — сквозь черную дымку виднелся лишь взгляд, темный, полный ядовитой радости и злобы. -Ничем, подруга, — высоким, скрипучим голосом проговорила она, подходя ближе к женщине, вдруг затихшей, — просто в нашем мире нет справедливости, и хорошие люди часто терпят незаслуженные муки. Разум Хозяйки на несколько мгновений охватила паника: мысли, словно ошпаренные, метались туда-сюда, по всему телу бегала мелкая дрожь. Женщина, прикрыв глаза, набрала в грудь воздух. Все звуки стихли, оставив ее одну. Она досчитала до десяти, глубоко дыша, медленно убрала руки от лица и приосанилась. Открыла глаза. Обернулась. -Приветствую вас, моя госпожа, — голос Хозяйки стал холодным, скрывая ее волнение, — что привело вас сюда? -Прекрати, — Тень закатила глаза, медленно подходя к женщине, — мы оба знаем, что твоя маска, — на черном силуэте явственно проскочила ехидная ухмылка, — не скроет твои мысли. Ты боишься меня. Почему? Хозяйка сглотнула, стараясь подавить начинающий подниматься по горлу гнев. Она уже давно не видела Тень, но забыть ее чересчур фамильярную и ядовитую манеру общения было невозможно — раздражала она и тогда, и сейчас одинаково. Женщина, стараясь не смотреть на собеседницу, подошла к окну. -Зачем ты пришла? — голос ее слегка подрагивал от страха и волнения. -А мне разве нужна причина, чтобы проведать тебя? — Тень, вновь став черной дымкой, подлетела к своей старой подруге, смотря из-за ее плеча на все продолжающее бушевать море. Повисло молчание. Хозяйка, наблюдая за волнами, разбивающимися о борт корабля, вспоминала прошлое, с каждой секундой погружаясь в него все больше и больше. Тень же просто наблюдала за ее мыслями, ожидая чего-то. «Неужто конец?» — женщина, невесело улыбнувшись, опустила голову.***
Корабль, покачиваясь под ударами волн, плыл все дальше и дальше в море. Где-то далеко впереди, у самого горизонта, виднелось небольшое черное пятно, растущее тем сильнее, чем ближе приближалось к нему судно. Жители, до этого либо поедавшие собственные запасы, либо бесцельно бродившие по кораблю, вдруг оживились: многие из них стали с урчанием и стонами подходить к самому его краю, от чего тонкие перегородки, скрипя, чуть пошатывались. Шестая же, забившаяся в угол между какими-то ящиками, наблюдала за погодой. Она слышала, как сотни толстяков снуют туда-сюда, нетерпеливо вопя что-то нечленораздельное. В ее сознании, только, казалось, успокоившемся, вновь начали появляться невеселые мысли. Голод, все так же не дающий ей покоя, раздражал все сильнее, заставляя девочку медленно закипать от бессильной злобы: сделать она ничего не могла, а томительное ожидание возможной помощи какой-то Хозяйки казалось хуже смерти. И все чаще девочка спорила сама с собой. В ее голове, буквально разрывая сознание на части, спорили два противоположных желания. Первое твердило Шестой, что одиночество — это ужасно, что все ее беды именно из-за отсутствия кого-то рядом, что ей надо наконец найти тех, с кем она сможет почувствовать себя нужной и любимой. А с другой стороны, презрительно смотря на всех вокруг, существовало второе желание — закрыться в себе, никогда более не говорить с людьми и стать полностью самостоятельной. «В конце концов, что тебе принесли люди, кроме страданий и бед?» — грустно говорило оно в ее голове, когда буквально в ту же секунду душа Шестой выла от одиночества и того груза мыслей, которыми не с кем поделиться, и слов, которые некому сказать. В этот раз все было ровно так же: уткнувшись носом в собственное колено, девочка, стараясь держать веки открытыми, слушала споры собственных мыслей в голове. Сама же Шестая, не слушая шум непогоды и жителей, представляла себе чистое небо над головой, солнце, приветливо светящее ей, и большой корабль с белоснежными парусами. Ей вдруг вспомнился один из тех вечеров, когда она вместе с Моно просматривала картинки кораблей, на каких ходили в море люди раньше, когда мир еще не поглотили кошмары. В голове вновь что-то болезненно щелкнуло: Шестая представила бледное лицо мальчика с грустными, но очень светлыми глазами. Он смотрел на нее, слабо улыбаясь, застенчиво наблюдая, когда та не видит. Сколько же времени они провели вместе, сидя в потрепанных квартирах домов, укрываясь от непогоды, от монстров, рыщущих по их следам? И он всегда был рядом, готовый спасти, когда ей грозила опасность, и готовый выслушать, когда грозила истерика. «Он исчез, — девочка грустно шмыгнула носом, прикрыв глаза: исчез, и я больше никогда его не увижу.» И теперь она совсем одна, брошенная Тенью, бросившая Моно, на этом чертовом корабле, среди десятков уродливых монстров, только и думающих о том, как набить свой желудок. Корабль вдруг резко качнуло. Толстяки снаружи завыли еще громче, гремя по палубе своими ботинками. Шестая, на секунду вжавшись в стенку от страха, через некоторое время решила все-таки проверить, что же там произошло. Быстро дойдя до приоткрытой двери, через которую она и попала в эту небольшую комнату, девочка вышла на палубу. На улице была странная тишина. Нет, монстры все так же сновали по судну туда сюда, громыхая своими чемоданами и ботинками, но Шестой все равно казалось, что чего-то не хватало. Будто бы звук, все время сопровождавший ее, куда-то пропал. Она подняла голову к небу. Глаза сразу заболели от яркого света — большой желтовато-белый глаз Солнца смотрел на нее, одиноко восседая на небесном своде. И тогда Шестая поняла причину своего беспокойства — дождь закончился. Девочка, слабо улыбнувшись, шмыгнула носом. Вдруг неподалеку раздался корабельный гудок. Шестая, медленно повернув голову, ахнула. Монструозно-огромное черное судно возвышалось над ней и над всем миром вокруг. Раздался еще один протяжный гудок. Жители со всех концов корабля, медленно переставляя свои заплывшие жиром конечности, шли куда-то вперед. Шестая заволновалась — Тень так и не вернулась и теперь она была совсем одна, без возможности попросить у кого-нибудь совета. «Но ведь эти толстяки тоже ехали сюда, на Чрево, — рассудила девочка у себя в голове: значит, можно пойти за ними, а там уж как-нибудь разберемся, куда идти. Может и Тень найдем…» Взволнованно вздохнув и сжав кулачки, Шестая сделала шаг навстречу Чреву.***
-То есть, все что от меня требуется — это оберегать эту девочку? — холодный голос Хозяйки стал гораздо спокойнее и умиротвореннее. -Да, это все, — Тень, стоявшая рядом, кивнула. Они смотрели на длинный деревянный трап, по которому, с трудом передвигая ноги, шагали гости. Шестая стояла на барже, с которой на Чрево и прибывают жители Бледного Города, не решаясь двинуться дальше. Где-то в черных тучах вновь мелькнула молния. Гром, прогремевший в небе, казалось, напугал всех гостей, сразу же начавших, скуля, озираться по сторонам, но девочка в желтом дождевике даже не вздрогнула, словно перестав замечать непогоды вокруг. -Думаю, вы с ней поладите, — слабо усмехнувшись, проговорила Тень, медленно отходя от окна, — в конце концов, она чем-то напоминает тебя в детстве. Хозяйка, все продолжая смотреть на девочку, слабо кивнула.