Почему?

Проснулась она от тихого, даже робкого, постукивания в дверь. Резко вскочив, уже собралась было рвануть к ближайшему окну — прочь из комнаты, в которую намеревался зайти очередной монстр, как ноги ее подкосились, слабость, словно огромный камень, упала на нее, придавив к полу. Живот протяжно заурчал, все тело ныло от голода, что, словно какой-то мерзкий паразит, проникал в каждую частичку ее тела, в каждый мускул, отравляя все бессилием. «А зачем я вообще вскочила?» — недоуменно, с легким укором спросила себя Шестая, когда первый, буквально инстинктивный страх отступил, и в голове прояснились воспоминания последних дней. Она была на Чреве — в безопасности, под охраной Хозяйки, а стучался, наверное, какой-то из ее слуг, дабы принести еду. Дверь слегка скрипнула, отворяясь. В комнату вошел карлик: он был весь серым, с маленькими худенькими ручками и ножками. Лица его было не видно — оно скрывалось под большим грязно-белым колпаком, натянутым по самые плечи. Посмотрев на девочку, он подскочил к ней и протянул руку. Та слабо улыбнулась — любые ее опасения за собственную жизнь отступили сразу же, как только она увидела столь милое и безобидное существо. Действительно, ну что плохого ей мог сделать этот кроха, так дружелюбно протягивающий к ней свою тонкую ручку? Она взялась за нее, после чего карлик с неожиданной для Шестой силой дернул на себя, поднимая ее с пола. В следующую секунду, когда она уже стояла на ногах, опираясь о край кровати руками — голодная слабость никуда не ушла, дверь распахнулась окончательно и в комнату вкатился небольшой столик с тарелками на нем. Катили его такие же маленькие существа, с детским любопытством, которое было видно даже сквозь их колпаки, глядя на Шестую. «Такие крохи, а толкают целый стол, — промелькнула у нее в голове мысль, прежде чем все сознание девочки переключилось на то, что на этом столе было. Она вдруг почувствовала сильный аромат еды, глаза забегали по тарелкам. Обед на самом деле был довольно скромным: уха, несколько ломтиков белого хлеба, тарелка с копченым мясом и какой-то крупой да кружка с чаем. Но для Шестой, удушаемой голодом, это был целый пир. Она, не дождавшись, когда слуги Хозяйки докатят стол до кровати, чтобы ей было удобно сидеть, набросилась на еду. Карлики в каком-то непонятном страхе отпрянули от нее и бесшумно скрылись из комнаты — этот милый, понравившийся им в первую минуту ребенок, вдруг напомнил тех огромных монстров, что приезжали на корабль каждый год в поисках пищи, пожирая все, что видят. И зазевавшиеся малыши часто оказывались одним из блюд на их столе. Шестая же этой перемены в поведении новых знакомых даже не заметила — она жадно впивалась зубами в мясо, с причмокиванием отхлебывала чай из чашки. Все мысли, эмоции — все ушло, печали и переживания забылись, ушли на второй план, будто бы само естество Шестой уступило этому всепоглощающему дикому голоду. Но вскоре все закончилось. Последняя крошка исчезла со стола, попав во все еще жаждущий большего желудок девочки. Она, вдруг почувствовав слабость и усталость по всему телу, с трудом оперлась руками о стол. Сознание медленно прояснялось, животная дымка, что застилала зрение все это время, рассеивалась. Мысли вновь текли по ее сознанию, мир вокруг обрел былую четкость. Глубоко, до боли в легких, вдохнув, Шестая закрыла глаза. Пошатнувшись, выпрямилась и, сделав несколько неуверенных шагов, осела на кровать. Ее разрывало между желанием поспать и любопытством — хотелось исследовать ближайшие помещения корабля, изучить каждый их закоулок. «Нет, так не пойдет, — вдруг разозлившись на собственную лень, Шестая вскочила с кровати и принялась осматривать свое новое жилье, — а то я всю жизнь просплю.» Слуги хозяйки незаметно исчезли, пока она ела, оставив за собой лишь небольшой столик. Обои в комнате, посеревшие от пыли, лишь слегка отдавали своим родным ярко-алым цветом с золотистым, ныне потускневшим совсем узором. Деревянный пол рассохся, доски под ногами постоянно скрипели, стоило только сделать шаг. Окон не было — лишь небольшая старинная лампа под потолком. Из мебели в комнате были кровать, обветшалый письменный стол со стулом и большая книжная полка. Книги редко интересовали Шестую, да и слишком уж больно было читать о прекрасных и спокойных мирах, когда вокруг творился сущий кошмар. Так что вместо того, чтобы исследовать содержимое обветшалых корешков, она, переборов невесть откуда взявшийся страх, тихонько вышла из своей комнаты и направилась вглубь покоев Хозяйки.

***

Тьма. Тьма окружила его, обволокла холодом. Всюду, куда не глянь — вода. Зеленая, мутная жижа, дна совсем не видно. Он в панике задергал ногами, загреб куда-то. Грудь жгло, тело слабело. Руки отказывались двигаться, отказывались тянуть его вперед, к жизни. Мозг перестал работать, сдался, погружаясь вместе с телом на дно. Он стиснул зубы. «Выживу», — короткая мысль, словно призыв — боль притупилась, сознание медленно вернулось к нему. С новой силой двинулся вперед, не останавливаясь. Он уже видел берег, видел странные очертания леса впереди. И вдруг — что-то костлявое до боли сжало его ногу. Резко потянуло вниз, не обращая внимание ни на какое сопротивление. В нос ударила вода, побежавшая сразу по горлу в легкие. Инстинктивный кашель — все тело болезненно сжалось. Перед глазами, уже погруженными во тьму, вдруг мелькнула фигура мальчика с пакетом на голове. Седьмой дернулся, выныривая из воспоминаний о недавнем сне. Рядом с ним стоял Моно, ожидая, когда новый знакомый проводит его к долгожданной свободе. «Наивный, — усмехнулся про себя мальчик, смотря на новенького, — и не подозревает, что там не шибко лучше, чем в этой спальне. Но что же это все-таки был за человек?» Седьмой глубоко вздохнул, стараясь успокоится. Этот кошмар не был первым — ему, на самом деле, часто они снились, как и всем детям на этом корабле. Но этот был каким-то чересчур ярким, слишком долго не выветривался из головы. И та фигура… «Я точно ее где-то видел» — подумал он, тихо шагая по спальне в сторону соседней комнаты — там находилась открытая вентиляция, о которой не знал Роджер. Самый простой путь к свободе, которым, тем не менее, мало какой ребенок отважился воспользоваться. Большинство из тех, кто сюда попадали, мирились со своей участью, становясь покорными рабами Хозяйки и ее слуг. Быстро забравшись на шкаф, над которым чернела дыра вентиляции, Седьмой полез туда. Моно все так же молчаливо следовал за ним, давая своему новому знакомому обдумать сон и свое последующее пробуждение. И оно тоже было странным — проснувшись, он первым делом хотел вскочить, как делал из-за других кошмаров, но тело его вдруг словно парализовало. Перед глазами маячила черная дымка, в голове шептал чей-то сиплый голос. Слов было не разобрать, но просто тех звуков было достаточно, чтобы спутать его собственные мысли. В следующую секунду он посмотрел в сторону Моно и привстал, неожиданно для самого себя обращаясь к новенькому. «Да уж, странно это все, — Седьмой нахмурился, подбираясь к концу шахты. Там он заученным уже движением спрыгнул на покосившийся слегка от времени стол и посмотрел на своего спутника. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре стоял перед Седьмым, глядя холодным и будто бы пустым взглядом. -Спасибо, — тихо прошептал Моно, осматриваясь, — дальше я сам. Седьмой хмыкнул. Долго такие «самостоятельные» здесь не выживали — обычно через пару дней их ловил Роджер или они сами возвращались: голодные, исхудавшие, не сумевшие найти себе ни корки хлеба. -Уверен? — скептически произнес Седьмой, оценивая новенького. Тот держался неплохо — за все время, сколько они шли, парень ни разу не оступился. Но, все же Чрево слишком опасное место, чтобы бродить здесь одному, не зная его секретов. Моно слегка поколебался. Он осмотрелся, несколько раз глубоко вздохнул, переступил с ноги на ногу и лишь после этого проговорил: -И куда же ты собираешься меня отвести, — в голосе мальчика проскочила боль и яд, — в лапы к еще одному монстру? Или в очередную клетку, из которой я уже не выберусь? Седьмой нахмурился. Испытывающий, полный ненависти на кого-то из прошлого взгляд тусклых глаз сверлил его. Мальчик не знал, что стало причиной этой внезапной вспышки злости, да разбираться не очень-то и хотелось. Но все-таки какая-то часть Седьмого заставила его не нагрубить в ответ, не развернуться, молча уйдя по своим делам, оставив новенького умирать в одиночестве, а спокойно сказать: -Нет, я собирался отвести тебя к тем, кто смог сбежать из плена Роджера, — Седьмой отвернулся от Моно, вспоминая в голове путь к самым нижним уровням Чрева — путь неблизкий и довольно опасный. И на кой черт он решил таскаться с этим зазнавшимся новичком? -Это место находится на самых глубоких коридорах корабля, там нет никого, кроме разве что парочки крыс, — продолжил Седьмой, посмотрев на своего спутника, так и не ответившего, — и детей, которые решили сбежать от Роджера. На нижние ярусы он не заходит, так что там можно отдохнуть после приключений на кухнях или обеденных залах. -И зачем мне туда? — во внезапном вопросе Моно было столько напускной отрешенности, столько холодности и медлительности, что любой понял бы — за этим всем скрыто недюжее любопытство. -Там ты найдешь еду, знакомых. Может быть, кто-то даже покажет тебе путь наверх, чтобы ты мог безопасно таскать пропитание и не навернуться по пути с какой-нибудь развалившейся лестницы, — Седьмой уже начал терять терпение и какой-либо интерес от разговора, из-за чего голос его вдруг стал резче и раздраженнее. Но Моно этого как будто и не замети: только вздохнул, вымученно улыбнулся чему-то своему и проговорил тихо:"Ну, что же, веди."